Голубая Луна

28

Теплый. Он такой теплый. Он?! У меня распахнулись глаза, а сон слетел мгновенно, со звоном разбитого стекла. Обнаружилось, что я лежу на кровати, у меня оглушительно бухает сердце, а на моем животе покоится смуглая рука. Проследив по этой руке взглядом, я увидела Ричарда. Он лежал на животе, его лицо занавесью скрывали волосы. Я проснулась на спине, попав в плен руки Ричарда, простыни сбились на талию.

Подняв голову, я увидела, что над кроватью висят «Подсолнухи» Ван Гога. Коттедж Ричарда. Мой мы чуть не сровняли с землей.

У меня появилось непреодолимое желание натянуть простыни и прикрыть грудь. Ну, да, да, прошедшей ночью Ричард уже видел все шоу целиком, но этим утром мне было просто необходимо прикрыться. Я стеснялась. Стеснялась не мучительно и нестерпимо, конечно, но так, слегка и смущенно стеснялась.

Через секунду я сообразила, что и так лежу, скрестив руки на груди, словно прячусь. На фоне моей бледной белой кожи рука Ричарда казалась совсем темной. Жан-Клод часто говорил, что кожа у меня почти такая же бледная, как у него. У меня и так было достаточно моральных проблем из-за секса с немертвым вне брака. Единственным утешением было то, что я оставалась моногамной. Теперь я лишилась и этого слабого оправдания перед собой. И меня поглотила пучина порока, как всегда боялась моя бабуля Блейк. В каком-то смысле, она была права. Стоит заняться сексом с кем-нибудь одним, как распутство становится намного более вероятным и с другими.

Занавески были закрыты не до конца и, проходя сквозь белый тюль, лучи утреннего солнца падали на кровать. Раньше я никогда не видела рядом с собой мужское тело при свете утра. Я еще никогда не спала с мужчиной так, чтобы проснуться рядом с ним. Ну, вообще-то раз такое было, со Стивеном, но, учитывая, что тогда я была вооружена, а в дверь вот-вот должны были ворваться плохие парни, согласитесь, это не то же самое.

Я нерешительно потянулась к руке Ричарда. Вы могли бы подумать, что я стала храбрее после того, что у нас было ночью, но на самом деле я почти боялась к нему прикоснуться. У меня, конечно, были на его счет сексуальные фантазии, но это — это было почти слишком. Проснуться рядом с ним, таким теплым и живым. Прости меня, Господи, но я не могла этого не ценить.

Я легко коснулась его руки, точнее — крошечных золотистых волосков на ней. Потом провела рукой над ними по линии руки, пока под моими пальцами не осталось ничего, кроме гладкой кожи его плеча. Кончики пальцев омывало теплом его тела. Он был невероятно теплым. Температура была выше нормальной, у него был почти жар.

Почувствовав появившееся в его плечах и спине напряжение, я поняла, что он просыпается. Я повернула голову и встретила взгляд его карих глаз, которые смотрели на меня сквозь густую занавесь волос.

Поднявшись на локоть, другой рукой он убрал волосы с лица. Он улыбнулся, и это была та самая улыбка, от которой я не меньше сотни раз таяла и стекала в собственные носки.

— С добрым утром, — сказал он, не переставая улыбаться.

— Доброе утро, — ответила я, и чисто автоматически натянула на грудь простыню.

Он шевельнулся, подбираясь ближе ко мне, от чего простыня соскользнула с его талии вниз, открывая гладкую поверхность ягодиц. Он поцеловал меня — мягко, нежно, потом потерся щекой о мою щеку, так, что я почувствовала его теплое дыхание у себя на ухе, и зарылся лицом в мои волосы. Он приветствовал меня по-волчьи. Он легко поцеловал меня в шею, и остановился на плече, так как неприкрытые участки кожи на этом закончились.

— Похоже, ты напряжена, — заметил он.

— А ты — нет, — вздохнула я.

Он рассмеялся, и этот звук заставил меня задрожать и в то же время улыбнуться. Такого смеха я от Ричарда еще не слышала. Он был очень мужской, очень… какой-то такой — собственнический, удовлетворенный.

И я почувствовала, что лицо заливает краска. Такое смущение заставляло чувствовать себя глупо просто из-за того, что я смущаюсь.

— О, дьявол.

— Что? — спросил он, поглаживая меня по щеке.

— Прижмись ко мне, Ричард, — попросила я. — Секс — это, конечно, здорово, но когда я представляла себе этот момент, я думала, как ты обнимешь меня, ляжешь близко-близко.

Улыбка стала совсем нежной, довольной. Он перевернулся на бок, и даже натянул на себя простыню. Потом приглашающе поднял руку.

Я тоже повернулась на бок, прижавшись к нему спиной, свернувшись клубочком в его теплом теле. Для того, чтобы лежать ложечкой, он был, пожалуй, слишком большой, так что мы ерзали, хихикали и отпускали глупые шуточки, пока не нашли самое удобное положение. Я обернула вокруг себя его руку, ныряя в теплую линию его груди и всего остального, и глубоко вздохнула. Ощущение, что он обнажен и прижимается ко мне самыми интимными местами, было не столько возбуждающим, сколько казалось правильным. Я чувствовала себя обладательницей его тела, всего его. И хотела прижиматься к нему так вечно.

У него была почти обжигающая кожа.

— Такое ощущение, что у тебя температура, — не выдержала я.

— Полнолуние, — сказал он. — Завтра к вечеру, когда луна будет совсем полной, температура тела будет под сорок.

Он отвел мне волосы сзади и уткнулся носом в шею, от чего по мне тут же побежали мурашки.

— Щекотно! — пискнула я.

— Да, — я почувствовала, как он кивнул. — Определенно.

Я телом чувствовала, как он становится больше и еще горячее.

Я рассмеялась и перевернулась на спину.

— А вы, мистер Зееман, похоже, рады меня видеть.

— Как всегда, — шепнул он и приник ко мне поцелуем.

Поцелуй рос, превращался в большее. Я придвинулась ближе, скользнула ногой, обвивая его за талию, но он отстранился и поднялся на колени.

— В чем дело? — спросила я.

Прошлой ночью, когда на самом деле было бы уже слишком поздно, мы уже определились, что я пью таблетки. При мысли об этом он очень мило пришел в ужас. Так как вервольфы не могли быть носителями заболеваний, достаточно позаботиться о предохранении, и вы в безопасности. Это, кстати, объясняет и то, что прошедшей ночью я не особенно волновалась, когда слизывала кровь ликантропов. Вульгарно, конечно, но не опасно.

— Не могу, — глухо сказал Ричард.

Я оглядела его с ног до головы.

— О, а я бы сказала, что ты очень даже можешь.

Он покраснел за меня.

— Ты меня видела вчера, Анита. Сегодня еще ближе к полнолунию, и мой контроль стал еще слабее.

Я откинулась на кровать, издав неопределенное «О-о…». Я была разочарована. Еще минуту назад я волновалась, что мы поддались похоти, а теперь грущу, что мы не можем сделать этого снова. Вот и доверяй мне, что я руководствуюсь логикой, когда речь заходит о моих мужчинах.

— И я рад, что ты разочарована, — сказал он. — Я целую минуту думал, что ты вот-вот встанешь, скажешь, что все это ужасная ошибка, и вернешься к Жан-Клоду.

Я закрыла лицо руками, но когда начала говорить, заставила себя смотреть на Ричарда. Он сидел так близко, такой соблазнительно вкусный, но я не могла не уточнить. Если он думает, что все это приведет к тому, что я брошу Жан-Клода, я просто не могла не внести ясность. Но мне очень хотелось этого не делать.

— Как ты думаешь, Ричард, что означает прошлая ночь?

Улыбка чуть побледнела по краям, но не пропала.

— Для меня это кое-что значило, Анита. Я думал, что-то это значило и для тебя.

— Значило. И значит. Но…

— Но остается Жан-Клод, — сказал Ричард совсем тихо. Сказал только потому, что кто-то должен был это сказать.

Завернувшись в простыню, я кивнула.

— Ага.

— Ты сможешь вернуться и продолжать с ним встречаться после этой ночи?

Я села и потянулась, чтобы взять его руку. Он дал ее мне.

— Я так тосковала по тебе, Ричард. Секс — это мило, но…

У него взлетели брови.

— Мило, просто мило?

Я улыбнулась.

— Это было потрясающе, и ты это знаешь. И ты знаешь, что я не это имела в виду.

Он кивнул, и на глаза упали волосы. Он убрал их с лица и снова кивнул.

— Знаю. Я тоже тосковал по тебе. По выходным я без тебя просто теряюсь.

Я прижала его ладонь к своей щеке.

— Я тоже.

Он вздохнул.

— И что, ты собираешься быть с нами обоими?

Не выпуская его руки, я дала ей упасть мне на колени.

— Ты бы на это пошел?

— Может быть.

Он нагнулся и очень нежно поцеловал меня в лоб.

— И обрати внимание, что я не прошу тебя его бросить и встречаться только со мной.

Я коснулась его лица.

— Знаю, это для меня и облегчение, и неожиданность. Спасибо тебе за это.

Он откинулся так, чтобы рассмотреть мое лицо. Сам он стал очень серьезным.

— Тебе не нравятся ультиматумы, Анита. Если я буду на тебя давить, то проиграю.

— Почему ты хочешь выиграть, Ричард? Почему ты просто не бросишь меня?

— Ага, теперь она предоставляет мне выбор, — улыбнулся он.

— Я уже давала тебе выбор, — сказала я. — То есть я знаю, почему меня терпит Жан-Клод. Я укрепляю основу его силы. А тебе было бы лучше, если бы ты выбрал себе в лупы милую и надежную верволчицу. Я подрываю основу твоей силы.

Он ответил очень просто:

— Я тебя люблю.

— Почему я чувствую себя за это виноватой? — спросила я.

— Я много думал о том, почему я не могу тебя ненавидеть. Почему не могу тебя отпустить.

— И? — спросила я нетерпеливо, закутываясь в простыню, как в гнездо, чтобы не быть голой. Если в результате этого разговора Ричард все-таки меня бросит, я не хочу быть при этом обнажена. Глупо, но правда.

Отсутствие одежды Ричарда не волновало. Честно говоря, оно отвлекало меня.

— Мне нужен партнер-человек. Не монстр.

— Многие люди были бы до смерти счастливы стать твоим пушистым зайчиком, Ричард.

— Это я уже понял, — усмехнулся он. — Но ни с кем из них у меня не было секса.

— Это почему?

— Чем дальше от полнолуния, тем лучше у меня контроль. Ни глаза, ни руки не изменяются. Я вполне могу сойти за человека, но я не человек. Ты знаешь, кто я, и даже ты почти не можешь этого принять.

Ответить тут было нечего, так что я не стала даже пытаться.

Опустив взгляд на постель, он пальцами перебирал край простыни. Голос стал совсем тихим.

— В мой первый год в стае, у одного из других новых волков была подружка-человек. Когда они занимались любовью, он сломал ей таз.

У меня расширились глаза.

— Да уж, грубовато!

Ричард покачал головой, и когда лицо снова закрыли волосы, не стал их убирать.

— Ты не понимаешь, Анита. Сила есть сила. Мы можем поднять небольшую машину и бросить ее. А если не можешь правильно оценить свою силу, то не можешь ее контролировать.

Он резко взглянул на меня сквозь занавесь из волос. От такого жеста был без ума Габриель, видимо, волосы приносили им ощущение комфорта и напоминали мех.

— Ты первый человек, не ликантроп, с которым у меня был секс с тех пор, когда я сам стал волком.

— Полагаю, я польщена.

— И я боялся причинить тебе вред, как мой друг своей подружке, или тысячей других способов. Во время секса ты теряешь контроль. Это часть удовольствия. Я же не могу себе этого позволить, если только я не с другим ликантропом.

Я посмотрела на него.

— Что ты хочешь сказать, Ричард?

— Что ты можешь встречаться с нами обоими. И заниматься сексом с нами двоими. Я буду далеко не в восторге, но…

Я уставилась на него. То, что он не закончил фразу, мне не понравилось. Заставило меня нервничать.

— Но что, Ричард?

Он обеими руками убрал волосы назад, открыв окаменевшее лицо.

— Ты можешь встречаться с нами обоими, а я буду встречаться с другими ликантропами.

Я онемела и продолжала таращиться на него.

— Скажи что-нибудь, — попросил он.

Я открыла рот, закрыла, попробовала еще раз, и, наконец, у меня получилось.

— Хочешь сказать, что ты так и будешь спасть с Люси.

— Не с Люси, она… Ну, ты ее видела. Она никогда не сможет быть лупой в моей стае.

— Так значит, ты собираешься продолжить кастинг на лупу?

— Так или иначе, я знаю, что если ты спишь с Жан-Клодом, то я имею полное право спать с другими.

По идее спорить с ним я не могла, но мне ужасно хотелось.

— Так ты пытаешься заставить меня бросить Жан-Клода.

— Нет, — качнул он головой. — Я просто хочу сказать, что если ты не хранишь верность мне, то почему я должен хранить верность тебе?

— Видимо, ни почему. Кроме того, что… я думала, мы любим друг друга.

— Любим. Я люблю.

Поднявшись, он подобрал с пола джинсы.

— Но ты любишь меня недостаточно, чтобы бросить Жан-Клода. Почему я должен любить тебя так, чтобы отказаться ото всех остальных?

Я смотрела на него во все глаза, и чувствовала, как их заполняют слезы.

— Ну, ты и сволочь.

Он согласно кивнул, не надевая белья, скользнул в джинсы и осторожно их застегнул.

— И самое сволочное то, что я-то люблю тебя достаточно, чтобы отказаться от всех на свете. Но я просто не знаю, смогу ли делить тебя с Жан-Клодом. Просто не знаю, смогу ли перенести мысль о том, что ты у него в постели. Стоит мне представить, что ты с ним так, это выводит меня… — он покачал головой. — Пойду в душ. В конце концов, у меня еще остались мои тролли, которых надо изучать.

Я не могла даже начать думать о том, что он только что сказал. На один раз всего этого было слишком много. А когда теряешься, лучше сосредоточиться на деле.

— Мне надо поехать с тобой и поговорить с твоими биологами. Нужно узнать, покупает ли эту землю Фрэнклин Найли. Тот нападавший, который прошлой ночью потерял руку, его очень боялся. А тот, кто заставляет человека колебаться в окружении вервольфов, должен быть чертовски страшным. И обычные виды имущества такой ценности не имеют.

Ричард стремительно вернулся на кровать. Подхватил меня за талию и поцеловал. Он прижал меня к себе, ворвался в меня сквозь губы и закружил вокруг себя. Когда он опять посадил меня на кровать, я была чуть жива и еле дышала.

— Мне хочется все время к тебе прикасаться, Анита. Хочу держать тебя за руку и глупо улыбаться. Хочу, чтобы мы вели себя, как влюбленные.

— Мы и так влюбленные, — выдохнула я.

— Тогда, хотя бы на сегодня, давай отбросим все сомнения. Просто побудь со мной так, как мне всегда хотелось. Если мне захочется сегодня к тебе прикоснуться, я не хочу побояться это сделать. Хочу, чтобы то, что было прошлой ночью, все изменило.

— Хорошо, — кивнула я и улыбнулась.

— Не похоже, что ты уверена, — заметил он.

— Мне бы очень хотелось ходить и везде держать тебя за руку, Ричард. Но до меня только что дошло… О, дьявол, Ричард, что я скажу Жан-Клоду?!

— Я спрашивал у Жан-Клода, как тебя изменили метки, насколько труднее стало нанести тебе физический вред. Он тут же догадался, почему я спрашиваю. В результате он узнал всю грустную историю про моего друга и его покойную подружку.

Я пристально посмотрела на него.

— И что он сказал?

— Он сказал: «Будь в себе уверен, mon ami. Ты — не твой друг с его печальной историей. А Анита — не человек. С нами она больше, чем человек. Мы оба стремимся к ее человечности, как к последнему огоньку свечи в мире тьмы. И нашей же любовью мы делаем ее и менее человечной, и более».

— Ты запомнил все дословно? — удивленно спросила я.

Ричард долго и очень внимательно посмотрел на меня. Потом кивнул.

— Запомнил, потому что он прав. Прав. Мы оба любим тебя по-своему, но по одной и той же причине. Его к тебе привлекает не только сила. Ты видела в нем монстра. И то, что ты больше так не считаешь, заставляет его чувствовать себя больше человеком.

— Звучит так, будто вы немало поговорили на эту тему.

— Ага, настоящий мужской разговор, — ответил он горько и устало.

— А еще звучит так, будто ты обсуждал с Жан-Клодом то, что собираешься заняться со мной любовью, до того, как поговорить об этом со мной.

— Не прямо, — ответил он. — Не слово в слово.

— И все равно это звучит ну очень похоже на просьбу разрешения, — продолжала я.

Ричард был уже в дверях ванной.

— А что бы ты сделала, если бы мы занялись любовью, а Жан-Клод потом попытался бы меня убить? Ты бы убила его, защищая меня?

Секунду я просто смотрела на него.

— Не знаю… Я… Я бы не допустила, чтобы он тебя убил.

Ричард удовлетворенно кивнул.

— Вот именно. Если бы Жан-Клод убил меня, или я убил его, или ты убила бы одного из нас, и даже если мы пережили бы смерть, к которой сводили бы нас метки, даже если бы мы с тобой выжили, ты бы никогда не простила себя за то, что убила его. Ты бы никогда от этого не избавилась. У нас не было бы никакой жизни вдвоем. Даже мертвый, Жан-Клод преследовал бы нас.

— И ты решил сходить в разведку, — задумчиво протянула я.

— И сходил, — кивнул Ричард.

— Спросил у него разрешения, — все еще с непонятной интонацией продолжала я.

Он снова кивнул.

— Спросил у него разрешения.

— И он дал разрешение, — сказала я, так и не задавая вопроса. Голос почти звенел.

— Думаю, Жан-Клод знает, что если он меня убьет, ты убьешь его. Что ради одного из нас ты принесешь в жертву всех.

Это было так. В таком контексте звучало это, конечно, глупо, но все же было правдой.

— Думаю, да.

— Поэтому, если я смогу это вынести, и ты сама этого хочешь, то можешь встречаться с нами обоими. Можешь делить постель с каждым из нас, — его руки сжались в кулаки. — Но если я не могу получить от тебя верности, то ты не получишь этого от меня. Честно?

Я пристально посмотрела на него и еле заметно кивнула.

— Честно, но меня от этого тошнит. Сильно тошнит.

Ричард мгновенье не двигался, потом кивнул.

— Хорошо, — и закрыл за собой дверь.

Еще через секунду я услышала, как бежит вода.

А обнаженная я осталась сидеть на кровати, со всем, чего мне хотелось, преподнесенным на серебряном блюдечке. Так почему я сидела, прижимала коленки к груди, и изо всех сил старалась не заплакать?