Снаружи домики были белыми и имели несколько дешевый вид. Изнутри они тоже не сошли бы за номер для новобрачных, но оказались на удивление просторными. В том, который достался мне, стояла полуторная кровать, стол у стены и бра над ним. Возле венецианского окна стояло синее плюшевое и удобное кресло. Под ним постелили коврик, вроде бы домотканый, из различных оттенков синего. Деревянные части кресла были отполированы до медового блеска; стеганое одеяло на кровати ярко-синее. На прикроватном столике находились лампа и телефон. Стены бледно-голубые, а над кроватью даже картина висела — репродукция «Звездной ночи» Ван Гога. Вообще-то от всех работ Ван Гога, написанных, когда у него уже крыша серьезно поехала, у меня мурашки по коже, но к синей комнате эта картина подходила. Насколько мне было известно, в других комнатах красовались матадоры на бархате, но против них я ничего не имела.
Ванная комната была стандартно-белого цвета с узким высоким окошечком над самой ванной. Совершенно типичные удобства любого мотеля, если не считать чаши с ароматической смесью, благоухавшей мускусом и гардениями.
Верн сообщил мне, что из свободных коттеджей это самый большой, а мне нужна была площадь. Два гроба занимают много места. Я сомневалась, что меня устроило бы постоянное присутствие Ашера и Дамиана у меня в комнате, но не было времени это обсуждать. Я хотела как можно скорее увидеться с Ричардом. А кто будет делить койку с вампирами — решим потом.
До поездки в тюрьму я сделала три телефонных звонка. Первый — по номеру, который дал мне Дэниел, чтобы сообщить о своем приезде. Никто не снял трубку. Потом я позвонила Кэтрин сообщить, что долетела нормально, и попала на автоответчик. Третий звонок был адвокату, которого рекомендовала Кэтрин, Карлу Белизариусу. Ответила женщина с великолепным телефонным голосом. Узнав, кто я, она отреагировала как-то бурно, что меня озадачило, и соединила меня с сотовым телефоном Белизариуса. Что-то тут происходило, и, наверное, не слишком хорошее.
Послышался глубокий, сочный мужской голос:
— Белизариус слушает.
— Анита Блейк. Я полагаю, Кэтрин Мэнсон-Жиллет вам сказала, кто я.
— Минутку, миз Блейк.
Он нажал кнопку, и наступила тишина. Когда он появился на проводе снова, слышался шум ветра и машин. Белизариус вышел на улицу.
— Миз Блейк, я чертовски рад вас слышать. Что за фигня творится с вашим делом?
— Простите? — переспросила я тоном совсем не дружелюбным.
— Он отказался меня видеть. По словам Кэтрин, ему нужен был адвокат. Я приехал в эту богом забытую глушь, но он отказывается со мной встречаться. Говорит, что он меня не нанимал.
— Блин! — тихо сказала я. — Простите, мистер Белизариус. — Тут мне пришла в голову мысль. — Вы ему не сказали, что я наняла вас от его имени?
— Это различие существенно?
— Честно говоря, не знаю. Либо это поможет, либо он пошлет вас к черту.
— Это он уже сделал. Мои услуги не дешевы, миз Блейк. Даже если он от них откажется, кто-то должен мне оплатить этот день.
— Не беспокойтесь, мистер Белизариус, я это обеспечу.
— У вас есть такие деньги?
— А о каких суммах мы говорим? — спросила я.
Он назвал цифру гонорара. Я изо всех сил постаралась не присвистнуть в трубку. Медленно посчитав до пяти, я ответила:
— Вы свои деньги получите.
— У вас есть такие деньги? Я здесь почти во всем полагаюсь на слова Кэтрин, так что извините мое недоверие.
— Нет, я вас понимаю. Ричард создал вам проблемы, вы отыгрываетесь на мне.
Он резко засмеялся.
— Ладно, миз Блейк, ладно. Я не буду злобствовать, но мне нужны какие-то гарантии. Вы можете оплатить мой гонорар?
— Я зарабатываю на жизнь поднятием мертвых, мистер Белизариус. Это редкий дар, и я смогу уплатить ваш гонорар.
Я действительно расплатилась бы, однако не без напряга. Я не выросла в бедности, но в моей семье знали цену трудового бакса, а запросы Белизариуса были несколько... неожиданными.
— Сообщите Ричарду, что вас наняла я, и дайте мне знать, изменит ли это его отношение. Он может отказаться видеть нас обоих.
— Вы платите большие деньги, миз Блейк, особенно в том случае, если я возьму это дело. Должно быть, вас с мистером Зееманом что-то связывает.
— Долгая история, — сказала я. — Сейчас мы вроде как ненавидим друг друга.
— Куча денег — ради человека, которого вы ненавидите.
— Не будем это обсуждать, — попросила я.
Он снова засмеялся. Смех у него был нормальнее речи — почти лающий. Наверное, он не отрабатывал его для выступлений в суде. То, что этот богатый и сочный голос был тренирован, сомневаться не приходилось.
— Я пошлю сообщение, миз Блейк. И надеюсь, что смогу вам перезвонить.
— Перезвоните, даже если он скажет «нет». Я хотя бы буду знать, чего ожидать, когда поеду в тюрьму.
— Вы поедете, даже если он откажется вас видеть? — спросил Белизариус.
— Ага.
— Я с нетерпением жду встречи с вами, миз Блейк. Вы меня заинтриговали.
— Ручаюсь, вы это говорите всем девушкам.
— Очень немногим, миз Блейк.
Он повесил трубку.
Из ванной вышел Джейсон. Он был одет в костюм — никогда раньше не видела его ни в чем, кроме футболки и кожаных джинсов, или и того меньше. Странный у него был вид в темно-синем костюме, в белой рубашке и тонком белом галстуке, по которому бежал со вкусом подобранный узор. Если присмотреться, то галстук был шелковый, а узор составлен из миниатюрных геральдических лилий. Я знала, кто выбирал этот галстук. Костюм был сшит лучше, чем бывает купленный готовым. Жан-Клод отучил меня покупать готовое, как бы хорошо оно на мне ни сидело. Джейсон застегнул пуговицу на пиджаке и огладил светлые волосы.
— Как я выгляжу?
Я покачала головой:
— Как вполне нормальная личность.
— Ты вроде удивляешься? — осклабился он.
Я улыбнулась:
— Никогда не замечала, чтобы ты выглядел бы по-взрослому.
Он шутливо надул губы, будто обиделся:
— Ты меня видела почти голым и еще считаешь, что я не был похож на взрослого?
Я покачала головой, но не могла не улыбнуться.
Пока он переодевался в ванной, я тоже переоделась. На красной блузке оказалось несколько темных пятен крови. Высохнув, они почернели и стали выглядеть еще хуже, вот почему блузка валялась сейчас в раковине. Кровь и на красном выступает, что бы люди ни говорили.
На черных джинсах пятен вроде бы не было. Несколько капелек крови на них вряд ли бросались бы в глаза. Черный или темно-синий цвет лучше всего маскирует кровь. Наверное, темно-коричневый тоже, но у меня мало вещей такого цвета, поэтому я не берусь сказать.
Новая блузка была бледной, почти снежной голубизны — подарок моей мачехи Джудит. Когда я открыла на Рождество эту коробку, то сразу решила, что она опять купила мне вещь, которая куда больше подошла бы к ее блондинистой белизне, чем к моей смуглости. Но чистый и ясный цвет придавал вещи очень шикарный вид. Мне даже хватило воспитанности сообщить Джудит, что я эту блузку ношу. Наверное, первый подарок за десять лет, который я не обменяла.
Черные брюки с ремнем несколько шире, чем полагается по моде, чтобы можно было привесить браунинг, черные туфли без каблуков — и я была готова. Еще я добавила чуть-чуть косметики: тени, тушь, капелька румян и помада, при этом старалась не думать, для кого я прихорашиваюсь. Уж точно не для копов — для них и я, и Джейсон были одеты даже слишком хорошо. Конечно, явиться в джинсах и футболке — не очень хорошо. В полицию лучше всего ходить в мундире и с удостоверением. Все остальное уставу клуба не отвечает.
В Вашингтоне как раз сейчас обсуждался закон, чтобы истребителям вампиров дать статус федеральных маршалов. Его проталкивал сенатор Брюстер, у которого дочку сжевал вампир. Еще он, конечно, проталкивал закон о лишении вампиров гражданских прав. Федеральный статус для истребителей — возможно. Отзыв гражданских прав — вряд ли. Для этого вампиры должны сильно помочь правому лобби, сделав что-нибудь уж очень мерзкое.
В марте истребители вампиров получили официальные лицензии. Лицензии штата, разумеется, поскольку убийство есть преступление против законов штата, а не федерального закона.
Но мне понятна была необходимость для истребителей федерального статуса. Мы же не просто убиваем, мы охотимся. А когда пересечешь границу территории, где действует твоя лицензия, оказываешься на очень зыбкой почве. Судебный ордер действителен там только в случае, когда штат, где ты оказался, согласен дать ордер на экстрадицию. Получив этот ордер, следует подтвердить ордер на ликвидацию. Я лично, пересекая границу штатов, предпочитаю получать второй ордер на ликвидацию. Но это требует времени, а вампир, бывает, успевает перебраться в следующий штат, и начинай все сначала.
Один предприимчивый вампир сумел сменить семнадцать штатов, пока его наконец удалось поймать и убить. Обычно если вампир ударится в бега, то путешествует по двум-трем штатам, и вот почему истребители предпочитают получать лицензии в нескольких штатах сразу. Выходит, у нас тоже есть свои охотничьи территории, как и у вампиров. На своей территории мы убиваем, за их пределами пусть работают другие. Но нас всего десять, и это не ахти как много для страны с самым большим вампирским населением в мире. Нам все время хватает работы, иногда на круглые сутки. Если бы вампиры были на самом деле такими плохими, они бы никогда не получили легального положения, но тут как с обычными преступниками: чем выше плотность вампирского населения в регионе, тем выше вампирская преступность. Совсем как у людей.
Необходимость прекращать преследование каждый раз, когда выходишь за пределы территории, где действует твоя лицензия, очень усложняет нам работу. Отсутствие статуса сотрудника полиции не дает вмешаться в расследование, пока тебя не пригласят. Иногда нас не приглашают до тех пор, пока число трупов не подскочит достаточно высоко. На моей памяти количество трупов у вампира зашкалило до двадцати трех. Двадцать три убитых, пока мы его не поймали. А бывало и больше. В пятидесятых Джеральд Мэллори, в каком-то смысле дедушка нашего бизнеса, убил поцелуй вампиров, за которым было больше сотни. «Поцелуй вампиров» — это как «прайд львов», название группы. Правда, поэтично? Зазвонил телефон. Это был Белизариус.
— Он согласен принять нас вместе. Постараюсь, чтобы к вашему приезду у меня было, что рассказывать.
Он повесил трубку.
Я медленно вдохнула носом и резко выдохнула ртом.
— Что случилось? — спросил Джейсон.
— Ничего.
— Нервничаешь перед свиданием с Ричардом?
— Не лезь в душу, проницательный!
— Смущаюсь и умолкаю, — ухмыльнулся он.
— Как же, дождешься от тебя. Ладно, поехали.
И мы поехали.