Глава 26

Руки у меня были мокрые от крови. Блузка впитала в себя всю кровь, которую могла впитать, но из раны все еще лило. Кровь пропитывала мне джинсы, заливала локти. Джемиль смотрел на меня желтыми глазами, раскрыв пасть, стараясь не переставать дышать. Руки с длинными когтями судорожно подергивались на лиственной подстилке. Колючее тепло пробежало под моими руками, кожа волка задвигалась под ними теплой мохнатой водой.

Из темноты выступили тени. Они были похожи на людей, но я знала, что это не так. Я стояла в вервольфах, возвышаясь над их головами.

— Нужен врач, — сказала я.

Темноволосый мужчина в круглых очках присел возле Джемиля с другой стороны. Он открыл коричневый саквояж и вытащил оттуда стетоскоп. Я не стала задавать вопросов. Почти во всех стаях есть врач. Всегда может понадобиться конфиденциальная медпомощь.

Он оттолкнул мои руки от раны:

— Заживает. Дробь не была серебряной. — Он посветил в рану фонариком. — Это что еще там такое?

— Моя блузка.

— Уберите ее, пока кожа вокруг не наросла.

Рана заживала. Рука у меня еле протиснулась в отверстие. Ухватив за пропитанную кровью ткань, я потянула. Вылезла длинная мокрая грязная масса. С нее струйкой текла кровь. Я бросила блузку на лесную подстилку. Сегодня я ее не надену. Мелькнула мысль, что выше пояса на мне из одежды только лифчик, но мне было все равно.

— Он выживет? — спросила я.

— Выживет.

— Обещайте, — потребовала я.

Он посмотрел на меня и кивнул. В случайном лучике луны очки блеснули серебряными зеркалами.

— Обещаю.

Я поглядела на волчью морду Джемиля, погладила мех на лбу. Он был и грубый на ощупь, и густой и мягкий одновременно.

— Сейчас вернусь.

Остальные были рядом с Джейсоном и Зейном. Черри держала Зейна на руках. Натэниел присел рядом с ними, но смотрел только на меня. И даже кто-то стоял над тем, у кого была винтовка, и перетягивал ремнем обрубок руки. Это хорошо, он мне нужен живой. Будут у меня к нему вопросы, но не сейчас.

Я склонилась над Джейсоном. Он лежал на боку, и какая-то женщина обрабатывала его раны. На ней были короткие шорты и высокий топ, черные волосы связаны в свободный пучок. Только когда она повернула голову, я узнала Люси. В зубах она держала фонарик и осматривала раны Джейсона уверенными и ловкими движениями.

На мой вопрос она ответила, не дожидаясь, пока я его задам:

— Поправится, но пара дней на это уйдет.

Значит, если бы Джейсон был человеком, побои были бы смертельны.

Тут она посмотрела на меня. Глаза наши встретились. Грим на ней уже не казался таким резким, но лицо все равно было красивым при луне.

Я отвернулась первая. Я не хотела видеть, что у нее в глазах. Не хотела знать.

Наклонившись над Джейсоном, я ощупала его лицо и остановилась, потому что руки у меня были в крови.

Он что-то очень тихо сказал. Мне пришлось наклониться, чтобы расслышать.

— Дай мне полизать кровь, — сказал он.

Я посмотрела на него дикими глазами.

— Ты же не умираешь, Джейсон. Не выпендривайся.

— Это свежая кровь, Анита, — сказал Верн. — Кровь стаи. Она поможет ему выздороветь.

Я оглянулась на него. Местный Ульфрик стоял чуть в стороне, высокий, прямой и худощавый, давая своим медикам делать их работу. Я хотела было спросить, где его черти носили, когда он был нужен, но Зейн издал какой-то звук.

Он вроде выздоравливал уже от пулевого ранения, которое человеку стоило бы руки. Но ему было больно, и он постанывал, пока врач с ним возился.

— Кровь помогает им исцеляться, — сказал Верн. — Особенно кровь кого-нибудь такого сильного, как ты. Членов нашей стаи иногда кормит Марианна.

— Это ему действительно поможет, — сказала Люси, сохраняя максимально бесстрастное выражение лица.

Я посмотрела на Джейсона — его лицо было кровавой маской. Один глаз заплыл полностью. Джейсон попытался улыбнуться, но губы так распухли, что улыбка не получилась. Кажется, ни одна часть лица вообще его не слушалась.

Я тронула окровавленными пальцами эти распухшие губы, провела свежей кровью по нижней губе. Джейсон приоткрыл рот, пробуя кровь, но от этого движения вздрогнул — было больно.

Приложив два пальца к его губам, я вдвинула их дальше, в рот. Он попытался сосать, но рот его не слушался. Джейсон стал лизать кровь, глотая почти судорожно. Когда я убрала пальцы, он схватился за мою руку. Я помогла ему отправить в рот следующие два пальца.

Ричард ворвался на поляну и рухнул на колени. Шанг-Да находился у него за спиной, как и положено телохранителю. Мы с Ричардом встретились взглядами, и даже от этого я сильнее открылась ему. В отсутствии Жан-Клода, действовавшего как буфер, метки связывали меня с Ричардом еще крепче. Он стоял посреди поляны, дыша почти болезненными вздохами; я чувствовала, как поднимается и опускается у него грудь, будто это я за него дышала, чувствовала, как он смотрит на женщину рядом со мной. Я видела, как выпирают ее груди из-под топа. Видела линию ее щеки, наполовину в тени, наполовину в лунном свете. Она подняла глаза мне навстречу, будто видела, как я на нее смотрю.

— Он по-прежнему тебя хочет, — сказала я.

Она чуть улыбнулась:

— Но не так сильно, как хочет тебя.

Метки, связывающие меня с Ричардом, успокоились. Я уже не чувствовала его дыхания или его мыслей. Он отрезал себя от меня. Наверное, испугался, что я увижу что-нибудь лишнее.

— В чем дело, Верн? — спросил Ричард. — На твоей земле им ничего не должно было грозить.

Ответила Черри:

— Джемиль послал нас троих за помощью. Он, — она ткнула рукой в темную фигуру на той стороне поляны, — нас не пропускал в лупанарий. Не хотел передать Верну нашу просьбу о помощи.

Мужчина выступил вперед, и пятно лунного света очертило его высокое мускулистое тело, черные волосы, бледное лицо.

— Они не из нашей стаи. У них не было права требовать входа.

Внезапно Верн оказался рядом, а высокий вервольф — на земле. Я не видела движения — быстрота была невероятной, сказочной. Но я его почти видела.

— Я Ульфрик, и я решаю, кто на что имеет право, а кто нет. Тебе понятно, Эрик? Ты всего лишь Фреки, третий в стае. Тебе еще одну битву надо выдержать, чтобы бросить мне вызов.

Эрик прикоснулся к своему лицу и отнял руку, измазанную темной жидкостью.

— Я не бросаю тебе вызов.

Лесная подстилка зашелестела у меня за спиной. Я обернулась — ко мне полз Зейн с рукой на импровизированной перевязи.

— Я вернулся на помощь, пока Черри и Натэниел спорили с ихним часовым. — Напряжение во взгляде Натэниела видно было даже в темноте. — Эта кровь высохнет, и он не успеет все слизать.

Зейн остался лежать, где лежал, не дотягиваясь до меня. Рубашка на груди была разорвана и висела лохмотьями на плече. Ему действительно это было нужно — я видела это не по его лицу, а по всему телу, по манере. Он просил больше, чем исцеления тела. Если бы не он, Джейсон сейчас был бы мертв. Даже для ликантропа есть пределы выносливости.

Джейсон держал мою руку возле своего рта и вылизывал мне ладонь.

— Вторая рука тебе нужна? — спросила я.

— Она высохнет раньше, чем он сможет ею заняться, — ответила Люси.

Я на нее уставилась с некоторой долей ненависти. Ненавидела я ее за то, что она была в постели Ричарда. Делала с ним такое, чего я никогда себе не позволяла.

— Леопард вполне обойдется без крови, — сказал Ричард. — Так выздоровеет.

Я посмотрела на него пристально и протянула Зейну вторую руку. Он подполз ко мне, пользуясь ногами и здоровой рукой, взял мои пальцы в рот, а я смотрела на Ричарда в упор. Зейн присосался, как голодный ребенок, слизывающий с ложки последние крошки пирога.

— Он мой, Ричард, не меньше, чем Джейсон. Я и лупа, и Нимир-ра.

— Я знаю, кто ты. — Ричард встал.

Я покачала головой:

— Ты понятия не имеешь, кто я.

И в этот момент я ощутила теплое и растущее присутствие. Из меня, как вода из колодца, поднимался мунин, проливаясь наружу. Похоже, что иногда метка Ричарда его призывает, а может, это из-за тех чувств, что пробуждает во мне Ричард: гнев или вожделение, либо оба эти чувства вместе.

Я не стала сопротивляться мунину: Марианна сказала, что если я не буду сопротивляться, то мунин утратит часть своей власти надо мной. Я даже толком не знала, могла бы я совсем его изгнать. Лучшее, что я могу сделать, — постараться его контролировать. И я позволила мунину заливать себя, протягивая руки двоим мужчинам.

Джейсон долизал уже до запястья, языком водил над венами. Его пугала такая близость свежей крови под кожей. Здоровый глаз смотрел на меня неуверенно.

Я улыбнулась ему и знала, что это не совсем моя улыбка. Нет, я еще была здесь, но уже не одна. На мои мысли вуалью наложились мысли Райны. Я смотрела своими глазами, но зрение Райны окрашивало все, что я вижу. Ее тело, наше тело, хотело такого, от чего я бы закрыла глаза и убежала с воем. Но если действовать осторожно, я смогу использовать ее, как она использовала меня. Похоже было на то, будто идешь по крутой лестнице с чашкой горячего кофе, полной до краев. Осторожно-осторожно, иначе руки обваришь.

Если не дать мунину немножко поразвлечься, будет так, как случилось раньше в лесу. Мне не нужно полнокровных воспоминаний, совместных с Зейном и Джейсоном. Ни сегодня, ни когда-нибудь еще. Джейсон не может с ними справиться, и я тоже не могу.

— Все нормально, Джейсон. Бери кровь, пока она идет. И вряд ли тебе надо повторять второй раз.

Он побежал языком по моей руке, работая усердно, как кот, вылизывающий свою шерсть. Зейн обсосал пальцы дочиста и поднял мою руку повыше, положив на свою здоровую. Он лизал очень медленно, очень тщательно и переходил к ладони.

За нами раздался звук. Я повернулась и увидела того, что был с винтовкой. Он пришел в сознание и стонал от боли, доктор в круглых очках собрался сделать ему укол.

— Принесите его сюда, — велела я.

Врач и помогавший ему вервольф поглядели в сторону Верна и Ричарда. Оба Ульфрика обсуждали, как это все могло произойти, и проговорили бы еще всю ночь. А мне нужны были ответы.

— Не на них смотрите, а на меня. И тащите его сюда, я сказала!

Мунин Райны рванулся наружу и хлестнул из меня, над Джейсоном, над Зейном. Прокатился над Люси, заставив ее ахнуть. Все на поляне почувствовали этот вкус — если хотите, предчувствие. Труднее стало держаться, труднее думать.

Человека с винтовкой подтащили ко мне. Я знала, на что я сейчас похожа. Одетая в черный лифчик, скрывающий, правда, больше, чем купальный костюм, но все же лифчик. И залита кровью. Джейсон и Зейн слизывают кровь с моей голой кожи. Странное зрелище и макабрическое, и отлично сработает как угроза.

Врач и его помощник бросили пленного передо мной. Джейсон и Зейн не обратили на него внимания, вылизывая меня. Зейн скользил вдоль руки, зубы у него тихо поскрипывали. Когда он мельком глянул на пленного, я поняла, что Зейн устраивает для него представление.

Мунин Райны ощущался как теплый свет. Он — или она хотели накрыть рот Зейна губами и ощутить вкус крови Джемиля. Хотели сорвать бинт с плеча Зейна и полизать кровь. С этой мыслью пришла и другая: что зализанная рана быстрее заживет. Да нет, вряд ли.

Тот, что был с винтовкой, смотрел на меня, и глаза его превратились почти в сплошные белки. Я слышала его дыхание, нюхом чуяла его страх, чуяла, как миазмы пота. Я по этому запаху знала, как сильно он ранен. Знала, что у него кожа будет холодной на ощупь от кровопотери. И все это я знала по запаху. Вот черт!

— Как тебя зовут?

Кажется, вопрос оказался для него слишком сложным.

— Можем посмотреть по твоим документам. Как твое имя?

Он сделал невольное движение к карману — той рукой, которой у него уже не было.

— Если его быстро доставить в больницу, — сказал врач, — там могут пришить руку на место.

— Если он честно ответит на вопросы, можете его везти. Как тебя зовут?

— Терри. Терри Флетчер.

— О'кей, Терри. Кто тебя послал нас убивать?

— Я хотел с тобой расквитаться за то, как ты с нами расправилась, вот и все. Никого убивать никто не собирался.

Джейсон перешел с моей руки на локоть. Язык его холодком проходил по моей коже снова и снова. Холодком — там, где уже ушел, а там, где касался, он был горячим.

— Вранье не приблизит тебя к больнице, Терри. И не спасет тебе руку. Кто тебе заплатил за нас?

— Он меня убьет.

Я поглядела на него и рассмеялась. Сочным, густым смехом, хоть ножом его режь. Он лился из моего рта, и это не был мой смех. От него у меня волосы на шее встали дыбом, а Джейсон остановился, прижимаясь ртом к моей руке.

— Неужели ты думаешь, что я тебя не убью?

Наконец подул ветерок, но горячий и душный. Даже рот Джейсона был прохладнее.

У него уже зажили губы настолько, чтобы присосаться к коже, но рот еще был распухшим. Я хотела поцеловать рану, полизать ее, узнать, правду ли мне говорили. Могу ли я его вылечить?

Я снова посмотрела на Терри:

— Говори, кто тебе нас заказал. Говори, кто тебе заплатил. Скажи все, что я хочу знать, и добрый доктор отвезет тебя в больницу, где тебе пришьют руку. Соври — и твоя рука станет просто мясом. Соври — и помрешь прямо здесь, на этой поляне. Подумай, Терри. У меня вся ночь впереди.

Я наклонилась к Джейсону, оторвала его рот от своей руки. Мы поцеловались, и я ощутила вкус крови Джемиля, своей кожи, еле заметный след духов на запястье и кровь Джейсона. У него рот раньше кровоточил, и это я тоже чувствовала. Но сейчас кровотечение прекратилось. Раны заживали, и я могла ускорить заживление. Все мое самообладание потребовалось, чтобы не прижаться к нему ртом как следует и не втолкнуть в него эту теплоту, чтобы не повалить раненое тело Джейсона на листья и не оседлать его.

Я отодвинулась, закрыв глаза. Потом открыла их и посмотрела на пленного. Джейсон перешел к моему животу, подлизывая выше пояса джинсов. Они пропитались кровью, и на мне они не высохнут. Зейн завернул ко мне за спину, вылизывая позвоночник. Там крови не было, и ему мешали ножны, но на нашего пленного это должно было произвести впечатление.

— Говори, Терри. Когда я начну с ними трахаться, мне уже не захочется прерываться.

Я чуть наклонилась к нему, и он вздрогнул. Отодвинувшись от Джейсона и Зейна, я поползла к Терри. Движение это было именно таким, как я и хотела: опасным, грациозным, сексуальным. Даже сейчас его глаза косили на мои груди, такие белые на фоне белья. Даже сейчас в нем играло мужское. Я ощутила поглощающее презрение Райны к мужчинам. Столько секса, а на самом деле почти все это — ненависть. Как странно.

Она наслаждалась, терроризируя этого мужчину. Наслаждалась его выпученными глазами, быстрым дыханием, лихорадочным биением сердца. Я тоже его слышала. Черт побери, я почти ощущала вкус его кожи на языке. Еда. От него пахло едой.

— Кто тебя послал, Терри? — Я шепнула это интимно, чтобы только он слышал. Я потянулась к нему, провела пальцами по щеке, и он заскулил. Придвинувшись ближе, я длинно лизнула его в щеку. — Терри, ты вкусный.

Спиной я ощущала остальных. Стая Верна ответила на зов Райны. На мой зов. Из-за Ричарда я больше была лупой, чем мне хотелось бы. Но сегодня в этом были свои преимущества. Вервольфы подходили, двигаясь бесшумно, как тени. Подтягивались, привлеченные моим желанием и ужасом этого мужчины.

Он вытаращенными глазами смотрел, как они сжимают кольцо, вертел головой, оглядываясь. Я его поцеловала, когда он отвернулся, и он завопил:

— Ради бога, не надо!

Смех Райны вырвался из моих губ:

— Кто тебя послал, Терри?

— Найли, Франклин Найли. Он нам заплатил, чтобы вас выгнать, сказал, что с копами проблем не будет. Потом он велел вас убить, особенно тебя. Сказал: «Убейте эту суку, пока она мне дело не сорвала».

— Какое дело? — шепнула я.

Фрэнк Найли был работодателем силовика Майло Харта, которого я после самолета больше не видела. Он приехал ради сделок с земельными участками. Он, что ли, и есть покупатель земли Грина?

Терри лихорадочно озирался, но всюду стояли в ожидании вервольфы.

— Не знаю, Богом клянусь, не знаю! Не знаю. Он нам заплатил по пять сотен каждому, чтобы вас отметелить. И мне с Чаком по пять штук, чтобы вас убить.

— Пять тысяч каждому? — спросила я.

Он кивнул.

— Маловато.

— Мы ж не знали, что ты вервольф. Не знали, кто ты такая. — Шерстистая морда обнюхивала его ногу. — Я не знал! — почти завизжал Терри.

Мунин Райны теплой волной пульсировал у меня позади глаз. Я наклонилась к пленному, будто хотела его поцеловать. Он подался назад, но уперся в доктора. А мои губы нависли над ним, и не поцелуя хотелось мне. Я так и застыла, подавляя желание опустить губы к его шее. Сдерживалась изо всех сил, чтобы не запустить зубы в это горло, не вырвать его. Не пустить первую кровь, чтобы стая начала жор.

И я стала отползать от него, будто это мне надо было бояться.

— Отвезите его в больницу.

— Его нельзя оставлять в живых, — возразил Зейн.

— Я ему обещала: если он заговорит, мы его отвезем. — Я потрепала Зейна по щеке. Мы стояли на коленях среди лесной подстилки совсем рядом, хотя я не помнила, чтобы мы сходились. — Возьмите его, и руку тоже. Да, кстати, Терри!

Он смотрел не на меня, на ждущих волков.

— Терри! — окликнула я его снова, продолжая гладить короткие белые волосы Зейна.

Он посмотрел на меня, глаза его заметались, будто он хотел видеть всех сразу.

— Что такое? Что еще тебе надо? Ты сказала, что меня отвезут в больницу.

— Если ты расскажешь Найли — расскажешь ему, кто я такая и что здесь было, — я тебя убью.

Притянув к себе голову Зейна, я нежно поцеловала его в лоб.

— Не скажу. Никому не скажу. Найли меня убьет, если узнает, что я его сдал. Убьет на хрен, и все.

— Вот и хорошо.

Я притянула Зейна к себе, он начал лизать мне шею, перешел на плечо, стал лизать чуть ниже ключицы. Еще ниже, и я его оттолкнула, да так резко, что он упал на раненое плечо. Мир мой сужался — я проигрывала битву с Райной.

— Быстро увозите его!

Я будто слепла. То есть я продолжала видеть, но как-то по-другому. Я дралась с Райной, и ей это не нравилось. Она просила насилия, а я отказывала. Она просила секса, и я снова отказывала. Даже мертвая, она была не из тех, кому легко сказать «нет».

Я закрыла глаза руками. Чьи-то шаги приблизились ко мне, и я предупредила:

— Не трогай меня!

— Дитя, это я, Марианна. Скажи, что происходит.

Я опустила руки так, чтобы видеть Марианну. Она была все в том же белом платье, с теми же длинными светлыми волосами.

— Ты с Райной не была знакома?

— Нет, дитя мое.

Я потянулась к ней, взяла ее за руку, и это была рука как рука. К ней не было прицеплено никакое воспоминание. Не было ужаса, который был бы знаком мунину.

— Помоги.

Она крепко взяла двумя руками мою кисть.

— Слишком поздно изгонять мунина силой. Надо заставить его захотеть уйти.

Я покачала головой:

— Она не уйдет.

— Раньше она от тебя уходила.

Я так замотала головой, что волосы захлопали по лицу.

— Ты не знаешь, чего она хочет. Не понимаешь, чего она хочет. Я не могу! Я не буду!

Возле нас оказался Ричард, потянулся взять меня за плечо, но я отшатнулась, упав на землю, и подняла руку, будто закрываясь от удара. Я не хотела знать, что он делал с Райной — или она с ним. Вот этот образ мне совершенно не нужен.

— В чем дело?

— Мунин не уйдет, пока Анита не сделает что-то, чего он хочет.

— Ты знал Райну, — сказала я. — Скажи ей, что Райна любила.

Из меня поднималась сила мунина, и я не могла ее остановить. Она росла и росла, и наконец вылетела у меня изо рта с визгом.

Ричард попытался коснуться меня, и я поползла прочь:

— Нет, нет, нет, нет!

Марианна меня поймала, прижала к себе. Пахла она душистым мылом и сиренью. Я знала, что вполне могу разорвать ее захват, но мне не хотелось. Мне хотелось, чтобы она меня держала, чтобы она мне помогла. Мне это было нужно.

Она погладила меня по волосам, укачивая, как младенца.

— Анита, ты должна отчасти уступить мунину. Ты это уже делала. Мы с Ричардом обсудили прошлые события. Когда на этот раз мунин тебя оставит, мы вместе постараемся сделать так, чтобы это не повторилось.

Я подняла голову, чтобы заглянуть ей в лицо:

— Ты действительно можешь это прекратить?

— Я могу научить тебя, как это сделать. Пару мгновений я смотрела в эти светлые глаза. Я слышала странное пощелкивание искусственного клапана. Мунин намекал, что еда вполне подойдет вместо секса. Не так хорошо, но сойдет.

Я осторожно отодвинулась от Марианны.

— Ты для нее просто мясо. — И поползла от нее прочь.

Марианна смотрела на меня, присев среди листьев в своем белом платье. Только она на этой поляне не смотрелась тенью. Вся эта белизна играла в лунном свете, и Марианна казалась мишенью.

Я встала, прерывисто дыша. Сердце торчало в глотке, как мяч, который можно взять и играть. Я огляделась, отчаянно ища выхода. Чего-то, чем удовлетворится Райна и с чем я смогу жить.

Зейн смотрел на меня, и Райна его хотела. Но то, чего она хотела, мало имело отношения к сексу. Я подошла к нему. Он стоял на коленях, глядя на меня серебряными в свете луны глазами.

Я упала перед ним на колени и сорвала перевязь у него с плеча. Он чуть ойкнул от боли, и Райне понравилось. Главная проблема была в том, что для изгнания этого мунина нужно было, чтобы он достаточно мной овладел, иначе я не сделаю того, что он хочет. А идея дать Райне больше власти над собой казалась не слишком удачной. Но сейчас она хотела прижаться нашим ртом к ране на плече Зейна, а это я в трезвом рассудке сделать не могла. Во мне было еще недостаточно Райны, чтобы сунуть язык в открытую рану.

Я отползла от Зейна и напоролась на Джейсона. Он был почти в зоне безопасности, когда мной владел мунин. Этому мунину он нравился, и я его тоже не боялась.

Я подошла к Джейсону, встала на четвереньки, но знала, что, если я его коснусь и буду при этом сопротивляться мунину, нас ждет еще один сеанс ужаса. Если я полезу к нему, это должно быть по-настоящему. Я должна искренне желать поддаться, по крайней мере хоть чуть-чуть.

Рот у Джейсона уже почти зажил. Опухоль у глаза спала. Кровь или мунин — но это помогло. Он выздоравливал. Я знала, что мунина можно использовать для лечения ликантропов. Когда-то я это делала, но не так. Это случилось в тот раз, когда Райна проявилась впервые, и я еще не поняла, что мне грозит. Сейчас я знала, а потому боялась ее и ненавидела. Райна была в восторге, что мертвая она пугает меня сильнее, чем при жизни.

Я ощущала ее радость как теплую нить, идущую сквозь тело. Эхо ее хохота преследовало мои мысли и покрывало руки гусиной кожей. Быть одержимой кем бы то ни было для меня невыносимо. Быть одержимой социопатической нимфоманкой и притом садомазохисткой, которую я убила своими руками, — слишком страшно, и в этом была невыразимая словами ирония.

Джейсон лежал навзничь, и я очень осторожно, не касаясь его, подкралась на четвереньках. Склонившись над ним, я стала его рассматривать, подальше убрав руки и ноги, чтобы не коснуться случайно.

Голос у Джейсона был хриплый, будто у него все еще болело горло:

— У тебя есть план?

— Марианна говорит, что, если я не стану сопротивляться мунину, не будет воспоминаний, будет только сила.

Он уставился на меня:

— Ты хочешь ее принять, и тогда станет лучше?

Я кивнула, рассыпав волосы по лицу:

— Лучше.

И приблизила к нему лицо, согнув руки, как будто собиралась отжиматься. Губы наши слились дрожащей линией, и то, что час назад было целомудренно и слегка неловко, вдруг переменилось. Я прервала поцелуй и нависла над его телом, опираясь на пальцы рук и ног. Подо мной ощущалась дрожащая энергия его ауры, отталкивающая силу моей ауры — ту силу, что была мунином. Я стояла над Джейсоном, не касаясь его, просто глядя ему в лицо. Когда мы снова поцеловались, сила теплого дыхания, горевшего в наших телах, полилась у меня изо рта прямо в рот Джейсона.

Я позволила себе резко и грубо упасть на него, так что Джейсон вскрикнул от боли. Крик попал мне в рот и был проглочен в волне жара и силы. Я вливала мунина в Джейсона. Я вливала в него себя. Я вливалась в Джейсона через рот, через собственные поры. Там, где кожа касалась кожи, я проливалась в него. Я уходила в него, как вода в сток.

Сначала Джейсон сдерживался, вытянув руки по швам, но сила овладела нами обоими. Руки его сомкнулись у меня за спиной. Губы Джейсона искали мои губы, будто он рвался внутрь. Я оседлала его тело и даже сквозь джинсы ощутила, какой он твердый и готовый.

Он внезапно перевернул меня и оказался сверху. Мое тело ничем не пыталось себя защитить. Я охватила ногами его талию, почувствовала, как он толкается в меня. От каждого толчка у меня в низу живота что-то дергалось и стягивалось.

Я поплыла вверх сквозь толщу силы и стала отталкивать Джейсона в грудь. Мы этого не будем делать. Я не буду.

— Слезь. Слезь с меня.

Я говорила придушенно, хрипло. Слишком много наглоталась мунина, чтобы бороться и внутри себя, и снаружи.

Джейсон надо мной застыл, потом свалился на меня мешком. Сердце его колотилось бешено, дыхание стало глубоким и хриплым. Сглотнув слюну, Джейсон смог произнести:

— Если бы я сказал, что останавливаться уже поздно, ты бы мне поверила?

Я стала выползать из-под него:

— Нет.

Он повалился на спину, освобождая меня. Я встала. Синяков на нем уже не было, лицо смотрело на меня чистое, нетронутое. Если бы я только умела заставить эту дрянь работать без секса!

— Моя очередь? — спросил Зейн.

Я повернулась, и он сидел передо мной на земле. Остатки рубашки он с себя сорвал. Я никогда не думала о Зейне как о мужчине — в этом смысле. Но вот он сидит передо мной при луне, и игра света и тени подчеркивает мускулы у него на груди и на животе — руки теряются в темноте. Лицо — сильное и чистое, сверкающе бледное, половина его скрыта тенями, как кусками мрака. Кольцо в соске сверкает серебром, будто подмигивает, приглашает. И этого мне хватило.

Я встала перед ним, поглядела вниз и сделала то, что хотел мунин. Схватив Зейна за раненую руку, я ее дернула вверх, растянув плечо до предела. Зейн вскрикнул. Кожа уже закрылась над раной, но сама рана еще не заросла. Прижавшись к ней губами, я ощутила, как рвутся мышцы, как ломается снова уже срастающаяся кость. Я укусила его, всадила зубы так, что останется след, и вдула в него силу. Я лечила его рану и боролась с Райной — она хотела выдрать из кожи кусок. Шутка такая — лечить его и одновременно ранить.

Я оттолкнулась раньше, чем успела бы ей поддаться. Спотыкаясь, я встала и поняла, что после каждого использования сила растет. Она заполняла меня как другая личность, растущая внутри меня, выпирающая из-под кожи.

Шатаясь, я подошла к Джемилю и рухнула возле него на колени. Он уже перекинулся обратно в человеческий вид, а это значит, что он был сильно ранен. Я смотрела на обнаженное тело и не давала Райне к нему притронуться. Не давала сделать, что она сейчас хотела. Ничего из того, что она хотела.

Проведя руками по груди Джемиля, я нащупала рану. Кожа закрылась над ней, но была еще мягкой, и я знала, что могу всунуть туда пальцы. Знала, что могу вырвать у него сердце. Но вместо этого я опустила лицо к ране и нежно поцеловала ее. Закрыв глаза, я вдохнула его запах, ощутила прикосновение гладкой кожи. Кожа, только что закрывшая рану, всегда такая мягкая, как у младенца, нежная, гладкая. Я положила руки на рану и вдвинула в нее теплую растущую силу, как меч.

Глаза у Джемиля широко раскрылись, спина выгнулась луком. Он попытался вскрикнуть, и я украла этот крик поцелуем. Я оседлала его тело, не пах, а вторую рану, что была пониже. Оторвавшись от его губ, я опустила руки пониже. Я исцеляла его и чувствовала, как это покидает мое тело теплой струёй. Руки скользнули ниже, я потрепала его и ощутила, как он твердеет. И тогда я резко с него соскочила. Я исцелила Джемиля, а Райна считала, что за исцеление ей кто-нибудь что-нибудь должен.

Я боролась с ней, пока не свалилась обратно на лесную подстилку с криком. Тело мое извивалось, и будто левая сторона перестала разговаривать с правой. Будто что-то во мне лопалось. Это огромное теплое присутствие, второе тело, рвалось на поверхность, рвалось вынырнуть. Зверь Райны рвался наружу, рвался сделать меня лупой на самом деле, но мое тело не могло этого выдержать, не могло дать ему пристанище. Я была человеком, и сколько бы силы в меня ни впихнуть, это никуда не денется.

Чьи-то руки придержали меня, и с неимоверной высоты раздался голос Ричарда:

— Что с ней?

— Она борется с мунином. — Голос Марианны. Он звучал совсем рядом с моим лицом, но я ее не видела. Будто весь мир исчез в темноте. — Не сопротивляйся, Анита. Что бы ни случилось сегодня, завтра я тебе смогу помочь. Уступи и живи или мунин тебя убьет.

— Прошу тебя, Анита! — Снова голос Ричарда.

— Она убьет тебя, если сможет. Она тебя убьет прямо из могилы. Перестань сопротивляться, Анита, поддайся или погибнешь.

— Нет! — завопила я и вдруг снова смогла видеть. Я смотрела в очерченную контурами деревьев тьму, и проблески лунного света играли в листьях. Они казались яркими, как солнце, только мягче. Я лежала неподвижно, мигая от света. Ричард прижимал меня к земле за плечи, Шанг-Да держал правую руку, Люси — левую, Верн держал ноги. У меня были судороги — это я помню.

Марианна склонилась ко мне, держа мое лицо между ладонями.

— Анита?

— Я здесь.

Голос у меня был тих, но ясен. Я ощущала легкость, пустоту, но не была одна — меня не удалось обмануть. Мунин не ушел. Он еще не закончил.

— Мунин оставил ее? — спросил Ричард.

Марианна покачала головой:

— Он еще здесь.

Мое мнение о ней еще повысилось — она тоже не была обманута.

— Отпустить ее? — спросил Верн.

— Анита? — обратилась ко мне Марианна.

— Отпустите.

Они медленно убрали руки, будто опасаясь. Опасаясь меня или за меня, я не знала точно. Потом отошли, только Ричард остался рядом. Я прильнула к нему головой, и он взял меня в объятия. Я закрыла глаза и отдалась этому чувству безопасности — на миг. Ни в чьих объятиях мне никогда не было так надежно. Ни в чьих.

За что-то я зацепила ногой среди листьев, отодвинулась от Ричарда и нашарила свой нож. Сунула в ножны.

С той стороны поляны Джейсон сказал:

— А второй здесь. — Он держал его за лезвие.

Я подошла к Джейсону, взяла у него нож, ощущая на себе взгляды всех собравшихся. Будто я только что появилась, и никто не знает, чего от меня ждать. Второй клинок я тоже вложила в ножны.

Джейсон улыбнулся мне:

— Не пойми меня неправильно, Анита, но хотелось бы мне когда-нибудь проделать это взаправду.

— Почему не сегодня? — спросила я.

Джейсон уставился на меня:

— Как ты сказала?

Я пошла обратно, чувствуя провожающие меня взгляды. Я чуяла кровь, силу и плоть, и ничего не было приятнее, чем возбуждать вервольфов.

Ричард стоял там же в джинсах и футболке. Волосы пеной лежали на плечах, мягкие, темно-каштановые при луне.

Схватив его за футболку, я смогла притянуть его настолько, чтобы поцеловать, долго и взасос, и он ощутил вкус всей крови, что пробовала я, всей кожи, что я сегодня касалась. Медленным движением я вытащила его футболку из штанов, погладила ладонями голый живот, прохладную крепкую грудь.

Он схватил меня за руки, отвел их.

— Что это с тобой?

— А тебе разве не нравится?

Это Люси шла к нам. Ее внушительные груди натягивали материю топа. Либо у нее были очень большие соски, либо они от холода очерчены так четко даже в этом тусклом свете.

Я подняла глаза на Ричарда. Я спала с Жан-Клодом, он — с Люси и Майрой — да, не забудем Майру. Это вполне честно, что у него есть любовницы. Нет, правда. Но мне это было поперек горла, и за это я себя ненавидела. И еще за то, что хочу его. За то, что сплю с Жан-Клодом и что это мне не нравится. И за то, что если бы это был Ричард, мне бы не хватало Жан-Клода. Что бы я ни делала, а для меня оборачивается хреново.

Глядя на Люси, я знала, что руки, которые так нежно держат мои, хватались за эти мощные, круглые груди. Я знала, что она его трогала — всюду. Что голым он входил в нее. И ревность была так сильна, что у нее могло быть одно лишь имя — ненависть.

Я отодвинулась от Ричарда и вынула нож из ножен. Шанг-Да шагнул вперед, будто чтобы стать между нами, но Ричард остановил его и отослал назад. Он просто смотрел на Шанг-Да, пока тот не отступил, но по лицу китайца можно было сказать, что он очень этим недоволен. Его можно было понять.

Ричард повернулся обратно ко мне, уставился на меня, но не шевельнулся себя защитить. Не знаю — то ли он верил, что я его не трону, то ли был уверен, что я не смогу. А я не сомневалась, что смогла бы.

Я сумела одернуть свою руку, но лезвие успело полоснуть через рубашку — хотя и неглубоко, однако кровь показалась.

Он вздрогнул, в глазах появилась растерянность, горе, боль.

Ну и хрен с ним.

Шанг-Да уже был рядом, и Ричард схватился с ним. Ричард не подпустил его обезоружить или ранить меня.

Я приложила острие ножа к груди и сделала надрез над сердцем. Боль появилась сразу, резкая, но неглубокая. Ничего страшного. Кровь потекла между грудями, как щекочущий палец. Очень она была темной на моей белой коже.

Ричард шагнул ко мне, и Верн остановил его:

— Это ее выбор.

— Не ее, Райны! — возразил Ричард.

Но он частично ошибался. Райна наконец нашла нечто, привлекавшее нас обеих. Мы обе хотели заставить его страдать. Мы обе чувствовали, что нас предали, и ни у одной из нас не было на это права. Мы обе предали его — каждая по-своему.

Слова, незнакомые мне, полились с моих губ:

— Твое сердце — моему, мое — твоему. Я, лупа, — тебе, Ульфрику. Но ни я на ложе твоем, ни ты на моем.

И я бросила нож в землю так, что он воткнулся, гудя. Лезвие в земле ощущалось так, будто я разбудила огромного спящего зверя. Сила хлестнула через меня из земли, из меня, и что-то во мне освободилось в этом потоке. У меня закружилась голова, я рухнула на колени.

Все еще борясь, я взглянула на Ричарда и сказала:

— Помоги!

Но было поздно. Мунин рванулся наружу как ветер, и все мужчины, которых он коснулся, уловили этот запах. Я почти ощутила, как реагировали их тела. Я поняла, что сделала Райна, и если бы даже это был ее последний вечер на месте водителя, она не могла придумать лучше. Если не считать убийства, это была самая совершенная месть.

Я упала на колени, стараясь не дать ей завершить ритуал, но они уже стояли в темноте, готовые, охочие. Я издавала запах, и не только крови. Слова будто клещами вытаскивали у меня из глотки, и они вылезали, причиняя боль.

— Возьми меня снова, если можешь, мой Ульфрик.

Я глядела ему в лицо и видела, насколько оно стало диким. Мне это было отчасти приятно. Да поможет мне Бог — моя собственная ревность дала Райне ключи ко мне.

Я огляделась на стоящие в тени фигуры. Они ощущались растущим предгрозовым напряжением воздуха, таким тяжелым, что трудно было дышать. Чувствовалось, как зреет в этом воздухе молния, приближается, но буря эта ждала меня. Ждала моего движения.

Рядом со мной стояла Марианна.

— Вставай.

Я попыталась подняться, Марианна мне помогла.

— Теперь беги, — сказала она.

Я уставилась на нее:

— О чем ты?

— Ты только что объявила себя Фрейей. Теперь беги, пока они не потеряли терпение и не взяли тебя прямо здесь.

Я знала, что она имеет в виду, но мне надо было услышать это в открытую:

— Взяли?

— Если мунин не вылезет наружу, это будет изнасилование, но это все равно случится. Иди!

Она подтолкнула меня в темноту. Я споткнулась и последний раз оглядела поляну. На лице Ричарда были мука и ужас. Шанг-Да стоял за плечом Ричарда, злой как черт. На меня. У Джейсона я еще ни разу не видела лица такого безразличного, будто он боялся проявить свои чувства. И лицо Роланда я тоже увидела. Час-другой назад я его уже видела, но сейчас лицо его не было безразличным — оно было голодным, ждущим. И я знала, что они это сделают. Кто-то и где-то поимеет меня, если я их не убью всех. Два серебряных клинка против стаи вервольфов — не слишком хорошие шансы. А Ричард сделает все, чтобы меня спасти. Все.

— Шанг-Да! — позвала я.

Высокий телохранитель посмотрел на меня. Даже в лунной темноте ощущалось, как тяжел его взгляд.

— Жизнь Ричарда значит для меня больше моей безопасности, Шанг-Да. Не дай ему погибнуть.

Он продолжал смотреть на меня, потом кивнул — коротко, резко.

Схватив меня за руку, Марианна приказала:

— Иди!

И я пошла. Я бросилась в лес, во тьму внешнюю, и побежала, побежала так, будто видела в темноте. Я почти угадывала прогалины, знала, что деревья расступятся передо мной беспрекословно. Я отдалась ночному лесу, как учили меня в детстве. Когда бежишь по лесу в темноте, зрением не пользуешься — работает та часть мозга, которая поднимает волоски на шее. Я бежала, ныряла и прыгала, и знала, что всего этого мало.

Загрузка...