— Черт! — сказала я с чувством.
Дамиан протягивал ко мне руки как ребенок, обжегший пальцы. Даже не понятно, что было хуже — ужас на его лице или почти безнадежный взгляд.
Я замотала головой.
— Нет, — сказала я тихо. И повторила громче, тверже: — Нет.
— Тебе это не остановить, — сказал Ашер.
А Дамиан смотрел на свои чернеющие руки, пораженный тихим ужасом.
— Помогите. — Он посмотрел на меня.
А я глядела на него, малейшего понятия не имея, что делать.
— Что мы можем сделать? — спросила я.
— Анита, ты привыкла врываться на белом коне и обращать поражение в победу, — сказал Ашер, — но есть битвы, которые нельзя выиграть.
Дамиан упал на колени, не отрывая взгляда от собственных рук. Он разодрал на себе рубашку, отбросил лохмотья рукавов. Гниение прошло половину пути до локтей. Отвалился и упал на пол ноготь, хлынуло что-то черное и мерзкое. Снова вернулся запах, сладковатый и липкий.
— Однажды я залечила Дамиану порез на лице, — вспомнила я.
Он вроде как рассмеялся — очень горьким звуком.
— Анита, это не порез от бритья. — Он поднял на меня глаза. — Это даже ты не залечишь.
Я встала перед ним на колени, потянулась взять его за руки. Он отдернулся:
— Не трогай!
Я положила ладони на его руки. Кожа была почти горячей на ощупь, будто порча кипела внутри и выступала наружу. И еще эта кожа была мягкой; если нажать, останется ямка, как на гнилом яблоке.
У меня перехватило горло.
— Дамиан, я... мне очень жаль. — Видит Бог, это слово не могло передать моих чувств. Тысяча лет «жизни», и он отдал их ради меня. Он бы не взял на себя такой риск без моей просьбы. Здесь моя вина.
Взгляд его был полон благодарности — и боли. Он осторожно высвободил руки, стараясь не слишком на них давить. Кажется, мы оба опасались, что мои руки провалятся в его плоть сквозь кожу.
Лицо его исказилось страданием, тихий стон вырвался из губ. Я вспомнила крики Натэниела, как это больно.
Концы пальцев Дамиана лопнули как перезрелые плоды, на пол хлынуло что-то черное и зеленое, брызнув мне на рукав. Запах усиливался тошнотворными волнами.
Я не стала стирать капли с руки, хотя и хотела. Хотела прихлопнуть их с визгом, как пауков. В голосе у меня прорвалось напряжение, которое я пыталась не выразить на лице.
— Я должна хоть попробовать тебя исцелить.
— Как? — спросил Ашер. — Даже ты, как, с чего ты можешь начать?
Дамиан испустил тихое хныканье. Тело его содрогнулось, лицо опустилось вниз, шея задергалась, и он завопил — без слов, без надежды.
— Как? — снова спросил Ашер.
— Не знаю! — Я тоже начала вопить.
— Только его мастер, который поднял его из могилы, имел бы шансы его вылечить.
Я посмотрела на Ашера:
— Однажды я подняла его из гроба. Это было случайно, но он ответил на мой зов. Я удержала его... душу или что оно там было, не дала покинуть тело. Мы связаны — как-то связаны.
— А как ты вызвала его из могилы? — спросил Ашер.
— Некромантией, — ответила я. — Я некромант, Ашер.
— О некромантии я ничего не знаю.
Запах накатывал сильнее. Я уже дышала ртом, но от этого запах только жег горло. На Дамиана я почти боялась смотреть. Я повернулась медленно, будто персонаж фильма ужасов, когда у него за спиной стоит чудовище и боишься смотреть, потому как знаешь, что навек лишишься рассудка. Но есть вещи похуже любого кошмара. Гниль поднялась выше локтей. На кистях рук выступили обнаженные кости. Вонь отогнала прочь всех, кроме нас троих. Я осталась стоять на коленях в эманации гниения от тела Дамиана. Ашер стоял близко, но лишь я была на расстоянии прикосновения.
— Если бы я была его мастером, что мне надо было бы делать?
— Ты бы стала пить его кровь, забирая в себя порчу, как сделали мы для Натэниела.
— Я не знала, что вампиры питаются друг от друга.
— Не для еды, — сказал Ашер. — Есть много причин делиться кровью. Еда — это лишь одна из них.
Я глядела на Дамиана, на черноту, разливающуюся по его телу, как тушь. Просто видно было, как она плывет под кожей.
— Все равно я не могу выпить его порчу, — сказала я.
— Но мог бы я, — выдохнул Дамиан сквозь стон боли.
— Нет! — выкрикнул Ашер и угрожающе шагнул к нам. Его сила хлестнула наружу как бич.
Дамиан вздрогнул, но не отвел глаз от второго вампира и протянул к нему руки умоляющим жестом.
— В чем дело? — спросила я, глядя то на одного, то на другого.
Ашер замотал головой, на лице его читался гнев, но ничего иного. На моих глазах лицо его стало гладким и непроницаемым. Он что-то скрывал.
— Ну нет, — произнесла я, вставая. — Ты мне скажешь, что имел в виду Дамиан.
Все молчали.
— Говори! — крикнула я в лицо Ашеру.
Он лишь глядел на меня, и лицо его было бесстрастным и пустым, как кукольное.
— Черт вас всех побери, кто-нибудь мне скажет, как он может выпить порчу из самого себя?
— Если... — начал Дамиан.
— Нет! — прервал его Ашер, выставив палец в его сторону.
— Ты мне не мастер, — возразил Дамиан.
Я должен ответить.
— Ашер, заткнись. Заткнись к такой матери и дай ему сказать.
— Ты хочешь, чтобы она всем рискнула ради тебя?
— Это не обязательно должна быть она, — выдохнул Дамиан. — Просто кто-то, в ком не только человеческая кровь.
— Говори быстрее, — приказала я.
Дамиан заговорил лихорадочным шепотом, полным страдания:
— Если я бы попил крови кого-то достаточно... сильного, я мог бы... — Он вздрогнул, борясь с болью, потом закончил вдруг ослабевшим голосом: — Мог бы вкусить достаточно силы, чтобы... исцелиться.
— Но если тот, кто даст кровь, не будет достаточно силен, чтобы мистически принять порчу в себя, он умрет, как умирает сейчас Дамиан, — предупредил Ашер.
— Извините, — заявил Джейсон, — но меня не считайте.
— И меня, — добавил Зейн.
Джемиль в углу лишь покачал головой. Черри упала на колени возле кровати. Она ничего не сказала, только смотрела огромными глазами. Я повернулась к Ашеру.
— Это буду я. Я не могу никого просить взять на себя такой риск.
Ашер схватил меня сзади за волосы движением таким быстрым, что я даже не успела его заметить, и повернул лицом к Дамиану.
— Вот такой смертью ты хочешь умереть, Анита? Вот такой? Вот такой?
Сжав зубы, я сказала:
— Ашер, отпусти. Немедленно!
— Он прав. — Голос Дамиана превратился в еле слышный шепот, я даже удивилась, что его услышала. — Ты можешь вылечить меня, но сама... погибнуть.
Гниль разошлась по его рукам и ползла под ключицы враждебной силой. Бледная грудь пылала, и видно было, как трудно колотится сердце — я его слышала у себя в голове, как второй пульс. У вампиров не всегда бьется сердце, но сейчас оно билось.
Мне было так страшно, что противный металлический вкус стоял во рту. Пальцы ныли от желания броситься наутек. Не могла я стоять и смотреть, как Дамиан превращается в вонючую лужу, и какая-то часть сознания вопила, призывая бежать без оглядки. Бежать туда, где не надо будет смотреть, и уж тем более не надо будет терпеть прикосновение этих гниющих рук.
Я мотнула головой и посмотрела на Дамиана — не на гниющую плоть, а на его глаза, в его лицо. В эти сверкающие зеленые глаза, искры изумрудного огня. Какая-то злая ирония была в том, что он гнил заживо, и то, что оставалось от него, становилось самым красивым. Кожа у него была как слоновая кость с глубинным светом, будто у драгоценного камня. Волосы стали светиться, как шлифованные рубины, а глаза, эти изумрудные глаза... Я смотрела на него, заставляла себя на него смотреть, заставляла себя его видеть.
Убрав в сторону волосы, я подставила шею.
— Давай.
Я уронила руку, и волосы снова скрыли шею.
— Анита...
— Давай, Дамиан. И быстрее, пока у меня духу хватает.
Он подполз ко мне, убрал волосы обугленной рукой, из которой торчали кости. На плече у меня остался густой и тяжелый след; я почувствовала, как что-то сползает по спине, скользкое, как улитка. Тогда я сосредоточилась на слабом сиянии его кожи, чуть искаженном изгибе носа, там, где сотни лет назад перелом нарушил совершенство профиля.
Но этого было мало. Я отвернула голову в сторону, чтобы он не трогал меня больше необходимого. Увидев, как напряглась его голова перед ударом, я закрыла глаза. Остро вонзились иглы, и лучше не стало. Дамиан не был настолько силен, чтобы подчинить меня глазами. Магии, чтобы снять боль, не было.
Губы Дамиана сомкнулись на ране, и он стал сосать. Я подумала, что стоит, быть может, попытаться и вдвинуть в него свою силу или опустить заслоны и впустить его в эту силу, дать ему выпить ее. Но почти сразу, как его зубы прокололи мне кожу, что-то между нами вспыхнуло — сила, связь, магия. От нее у меня все волоски на теле встали дыбом.
Дамиан свернулся в клубок передо мной, наши груди прижались друг к другу, и сила накрыла нас волной, от которой по комнате прошел вздох. Я отстранение поняла, что это ветер и что он исходит от нас. Ветер, созданный холодным прикосновением вампира и морозным дыханием некромантии. Ветер, возникший из нас.
Дамиан присосался к моему горлу, как младенец. Сила унесла боль, превратила ее во что-то иное. Я чувствовала губы Дамиана у себя на горле, чувствовала, как он глотает мою кровь, мою жизнь, мою силу. Я собрала ее всю и вдвинула в него, залила в него вместе со своей кровью.
Я представила себе его кожу, нетронутую и безупречную. Я ощущала силу, текущую по его телу вниз. Я чувствовала, как мы отталкиваем чужое, как оно уходит из нас, не на пол, а сквозь пол, вниз, в землю. Мы его изгоняли, избавляли себя от него. Его больше не было.
Мы двое, стоя на коленях, купались в силе. Ветер бросал волосы Дамиана мне в лицо, и я знала, что этот ветер — мы.
Первый отпрянул Дамиан, расплескав между нами обрывки силы, как осколки сна.
Он стоял передо мной на коленях, подняв руки к моему лицу. Они зажили, и под остатками этой черной слизи была здоровая кожа. И выше тоже, до локтей, до плеч. Он взял мое лицо в ладони и поцеловал меня. Сила еще была с нами. Она заливала нас, выливалась изо рта Дамиана струёй обжигающей энергии. Я отодвинулась от поцелуя и сумела сесть.
— Анита.
Я посмотрела на Дамиана.
— Спасибо тебе.
— Всегда пожалуйста.
— А теперь, — сказал Ашер, — кажется, время всем идти в душ.
Он встал. Брюки у него были покрыты черной слизью. И на руках у него она была, хотя я не помнила, чтобы он трогал лежащего на полу Дамиана.
Я ощущала эту дрянь у себя на спине, там, где дотрагивался до меня Дамиан. Штаны тоже ею пропитались снизу до колен. Надо будет сжечь эту одежду или хотя бы выбросить. Вот поэтому-то я и возила с собой в джипе комбинезон — чтобы надевать при осмотре места преступления и при подъеме зомби иногда. Конечно, я не ожидала влипнуть в такую грязь, даже не выходя из домика.
— Душ — это прекрасно, — ответила я. — Давай ты первый.
— Я бы предложил, чтобы первой пошла ты. Горячий душ — это потрясающая роскошь, но для нас с Дамианом это именно роскошь, а не необходимость.
— Верно замечено.
У меня волосы слиплись от этой слизи, но до головы она не дошла.
Я все говорила про себя «она», «слизь», отталкивая от себя факт, что это разложившееся тело Дамиана заляпало пол. Иногда от таких ужасов невозможно не дистанцироваться. Точно так же жертвы называются «труп» или «тело», но не «он» или «она». Когда отскребаешь от рук куски кого-то, кого ты любила, нельзя об этом думать в иных словах. Иначе с воплем побежишь куда глаза глядят. Так что я была покрыта черно-зеленой «дрянью».
Тщательно вымыв руки, чтобы можно было покопаться в чемодане, не пачкая вещи, я выбрала джинсы и тенниску. За мной появился Ашер, и я оглянулась на него.
— Что еще? — спросила я и сама услышала, насколько это было грубо. — То есть что еще случилось?
Ашер вознаградил меня улыбкой:
— Сегодня ночью мы должны встретиться с Колином.
— О да, — кивнула я. — Он у меня точно на сегодня записан в балльной карточке.
Ашер снова улыбнулся и покачал головой:
— Мы не можем его сегодня убить, Анита.
— То есть как? — уставилась я на него. — Не можем, потому что это трудно, или не можем, потому что не имеем права?
— И то, и другое скорее всего, но второе — точно.
Я встала.
— Он прислал Натэниела к нам подыхать.
Я уставилась в чемодан, не видя, просто не желая поднимать глаза. Вокруг ногтей у меня остались черные полоски, которые не удалось отмыть. Был момент, когда между нами прорвалась сила, и тогда я поняла, что все получится, но до того... Я старалась, очень старалась не думать, что могло бы быть. И только когда я пошла отмывать руки, меня затрясло. Пришлось посидеть в ванной, пока руки не успокоились. Страх удалось обуздать, и остался только гнев.
— Я думаю, Анита, никто не должен был умирать. Я считаю, это был тест.
— Тест на что?
— Насколько у нас много силы на самом деле. Это даже был своего рода комплимент. Он бы ни за что не заразил Натэниела, если бы считал, что у нас не будет надежды его спасти.
— Почему ты так уверен?
— Потому что убить pomme de sang другого мастера вампиров — смертельное оскорбление. Войны начинались из-за меньшего.
— Но он знает, что, если мы начнем войну, Совет откроет на нас охоту.
— И вот почему мы не можем его убить. — Ашер поднял руку, предупреждая мое возражение. Я закрыла рот. — Последний мастер, которого ты убила, непосредственно угрожал твоей жизни. Ты его убила, чтобы спастись. Самооборона разрешена. Но Колин не применял насилия против нас лично.
— То, что он сделал, чертовски к этому близко, Ашер.
Он грациозно кивнул:
— Oui.
— Значит, если мы его убьем, Совет ворвется в город и нас замочит начисто.
Едва заметная морщинка легла у него между глаз.
Кажется, он этого сленга не понял.
— Они нас убьют.
Я встречала некоторых членов Совета, и знала, что Ашер прав. У Жан-Клода есть в Совете враги, и у меня тоже. Нет, не стоит давать кошмару рода вампиров повод приезжать в Сент-Луис и нас давить.
— А что мы можем сделать? Учти, Ашер, они должны заплатить за то, что сделали с Натэниелом.
— Согласен. Если мы ничего не сделаем, чтобы отомстить за оскорбление, это будет сочтено признаком слабости, и Колин может выступить против нас и нас убить.
— Ох, ребята, почему с вами все так сложно? — вздохнула я. — Почему этот Колин не может поверить, что мы приехали просто выручать Ричарда?
— Потому что мы не уехали из города.
Голос Натэниела был тих, но ровен. Он моргал сиреневыми глазами. Черри перевязала ему грудь, а шея была покрыта большим куском марли. Я предположила, что рана на бедре обработана тем же способом, но ниже пояса он был закрыт покрывалом.
— Когда Ричарда освободили, Колин ожидал, что мы покинем город. Мы не уехали, и он решил, что мы посягаем на его территорию.
Я подошла к кровати.
— Зейн сказал, что ты ушел с одной из вервольфиц Верна. Как ты попал к вампирам?
— Майра, — ответил он.
— Извини?
— Эту вервольфицу зовут Майра. — Он отвернулся, будто ему трудно было глядеть мне в лицо. — Она отвела меня к себе. Мы потрахались. Потом она вышла, а когда вернулась, с ней были эти вампиры.
Он снова посмотрел на меня. В его вопрошающих глазах я увидела настолько острую боль, что чуть вздрогнула.
— Их было слишком много, чтобы драться, Натэниел, — сказала я. — Ничего страшного.
— Драться? — Он засмеялся так горько, что слышать было неприятно. — Какая там драка, если я был уже прикован цепями.
— Как это? — нахмурилась я.
Он долго и тяжело вздохнул.
— О Господи, Анита! — И закрыл глаза сгибом руки.
Зейн вроде как пришел к нему на выручку:
— Ты же знаешь, что Натэниел — подчиненный?
— Ну да, — кивнула я, — он любит, чтобы его связывали... — У меня прояснилось в голове. — А, черт! Поняла. Майра тебя пригласила на садомазохистский секс.
— Доминантно-подчиненный, — поправил меня Зейн, — но в общем так.
Я глубоко вздохнула — и это была ошибка. Комната все еще была пропитана запахом телесных жидкостей — не самых ароматных.
— И она тебя завернула как подарок и отдала им?
— Да, — тихо сказал он. — Но секс был хорош. Она отличная верхушка.
— Верхушка? — не поняла я.
— Доминант, — пояснил Зейн.
Ага.
Натэниел повернулся набок, подтянул ноги, заворачиваясь в одеяло.
— Мастер, Колин, ей заплатил, чтобы привела одного из нас. Любого, не важно, кого. Мог быть Джейсон, или Зейн, или Черри. Он велел — «одного из их зверей».
Натэниел завернулся потуже, закрытые веки трепетали, открылись и закрылись снова.
— Как он? — спросила я у Черри.
— Я ему дала снотворного. Долго оно действовать не будет, у нас слишком быстрый обмен, но полчаса или час, если повезет, у нас есть.
— Если ты не идешь в душ, я с удовольствием пойду, — предложил Дамиан.
— Нет, уже иду.
— Но то, что ты выбрала, надевать нельзя, — сказал Ашер.
— О чем ты? — повернулась я к нему.
— Жан-Клод прислал кофр с одеждой на такой случай.
— Ну уж нет, — возмутилась я. — Больше я этого кожано-кружевного дерьма надевать не стану.
— Я тебя понимаю, Анита, — сказал Ашер. — Если бы мы просто собирались их убить, тогда не важно, что мы надели бы. Но мы будем еще и устраивать шоу. Внешний вид будет очень важен.
— А, черт! Ладно, я наряжусь, мы никого не будем убивать, но Ты лучше придумай что-нибудь, что мы с ними можем сделать. Нельзя, чтобы они вот так пользовались нашими ребятами и это им сходило с рук.
— Они будут ждать возмездия, Анита. Они к нему готовы.
Я поглядела на Натэниела, так глубоко забившегося под одеяло, что торчала только макушка.
— И придумай возмездие получше, Ашер.
— Напрягу все свои способности.
— Да уж.
Я пошла в душ, не взяв с собой одежды, потому что кофр был в другом домике. Я решила, что двух гробов в комнате с меня хватит — куда еще и кофр тащить. Искренне надеялась, что эту заразу даже открывать не придется. Я и обычную-то нарядную одежду не любила, а уж то, что Жан-Клод считал нарядной одеждой, — это куда хуже.