Прошло полчаса, и гнэльф, опамятовавшись, вновь уселся перед зеркалом. Растерянно вглядывался он в незнакомые черты, и забавное его лицо было сейчас очень грустным.
– Неужели это я? – вопрошал он свое отражение и смахивал носовым платочком крупные слезинки с румяных щек. – А где я настоящий? Уже схоронили?
– Нет, вы еще в реанимации… Но в очень тяжелом состоянии! – торопливо добавил профессор.
– Все равно я хочу посмотреть на себя…
– Увы, это невозможно.
– Невозможно смотреть на это, – гнэльф ткнул кулачком в зеркало. – Но я смотрю… у меня железные нервы…
– Мы в этом убедились.
– Минутная слабость… – Гнэльф жалостливо посмотрел на Ирочку, ища в ней союзницу. – Неужели я даже не смогу проводить себя в последний путь? Это будет слишком жестоко…
– Мы вытащим Глеба Кудашева, – пообещала Ирочка.
– Благодарю вас, дорогая, у меня столько незавершенных дел… – Гнэльф снова смахнул платочком слезинку.
Аркадий Борисович понял, что пора сообщить пациенту главную информацию.
– Вам придется запомнить две вещи, – сказал он. – Первое: настоящий Глеб Кудашев лежит в реанимации, и его дела можно расценивать как фифти-фифти. Второе: вы – Михаил Катенев, сирота.
– Я привык к тому, что у меня нет родных… Но у меня полно друзей!
– Придется этих забыть и завести новых.
– Никогда! – надул с негодованием пухлые щеки новоиспеченный Михаил Катенев.
– Что ж, отлично. – Гейзеровский обернулся к ассистентке: – Ирина Михайловна, Михаил Васильевич переутомился. Дайте ему снотворное и уложите спать.
– Спать?! В такой момент?! – Гнэльф в гневе отшвырнул зеркало и попытался спрыгнуть с дивана. Но было высоко, и он испугался. – Черт! Идиотская мебель! Хоть бы приставили лестницу!
Ирочка протянула гнэльфу руки:
– Давайте я вам помогу.
– Господи!.. До чего я дожил!.. Благодарю, но я как-нибудь сам спущусь!
Гнэльф разбежался и прыгнул… на Аркадия Борисовича. Вцепился в одну из пуговиц его халата и по пуговицам ловко спустился вниз.
– Вы куда? – удивился профессор, глядя как его «творение» торопливо обувает на ноги сапожки эльфа.
– Пойду прошвырнусь. Топик, наверное, с голода умирает, а у Эда шоу горит…
– Какой Топик?! Какое шоу?! – ахнул профессор. – А ну-ка, марш в постель! И – приятных снов!
– Ни за что. Чао, крошка! – помахал на прощанье гнэльф рукою Ирочке и двинулся к дверям.
– Его нужно остановить… – Гейзеровский выдвинул один из ящиков письменного стола и достал револьвер довольно причудливой формы.
– Нет! – бросилась к профессору Ирочка. – Вы этого не сделаете!
– Уйдите! – прошипел Аркадий Борисович. – Это – снотворное!
И он, прицелившись в гнэльфа, тщетно пытающегося открыть тяжеленную дверь, нажал на спусковой крючок.
– Вау-у!.. – вскрикнул бедняга гнэльф и, схватившись обеими руками за раненную задницу, подпрыгнул на месте. Потом постоял, согнувшись в дугу, возле дверей и медленно повалился на коврик.
– Я чувствую, что у нас с ним будут проблемы, – сказал Гейзеровский и положил револьвер обратно в ящик письменного стола.
– А раньше вы об этом даже не догадывались? – спросила Ирина.
Но ответа она, конечно, не получила.