Глазами Странника

Глава семнадцатая. Таур

Светоч севера, город-легенда, чудесный град, где нет места вражде и злобе, где рождаются со счастьем на устах и умирают без боли в душе и теле. Не копошится в ночи облезлое страдание, украдкой не плачет костлявый голод, милостью трех цветет, как и прежде, народ Таура. Славен Таур. Славой своею он пересекает моря и океаны, достигает других континентов и остается в сердцах людей. Многие жаждут узреть благословенный град, но узнав близко, лишь малая их часть назовет его домом. Здесь нет величественных храмов и дворцов, роскошных пиров и искусных музыкантов. Здесь нет могущественных магов, нет оружейных мастеров, людей ученых и богатых. Девять веков назад на месте Таура существовала старинная деревня под названием Ур — так, по мнению древних людей, журчала протекающая неподалеку одноименная река, переименованная позже в Белый Ихор. Приснопамятные события прибавили к названию деревни первые буквы имени Тавелиана, с кем ныне город и отождествляется. Эти строки Синей книги известны каждому жителю Таура:

Городом Таур называли из вежливости. Смена имени деревни не повлияла на образ жизни ее обитателей. За девятьсот лет Ур почти не изменился: люди здесь все также держали скот, засеивали поля. Они жили в маленьких бревенчатых домиках семьями, в гармонии с природой, окружающим миром не интересовались. Чужестранцы не понимали их, лишь единицы приобщались к тому загадочному счастью, которым лучились глаза таурцев. Таур располагался неподалеку от Великого пасарского тракта, который протянулся от Арнохара на северо-западе Сиридея, до Сафинона на юго-востоке, и порою сюда все же наведывались купцы. Однако жители Таура потребляли только то, что производили сами, у них не было денег для торговли, они могли обменяться вещами, или принять товары даром.

Но кое-чем Таур бесспорно отличался от Ура — верой. Прежние его жители не обладали набожностью, но, когда воочию видишь, как боги вдруг встают на защиту твоего дома, нельзя их не благодарить. Словом ли добрым, мыслью, или возведением храма — детали не так важны. Хранители Таура одновременно являлись местами поклонения и обращения к трем, но для Тавелиана соорудили отдельный храм в центре деревни. Деревянный одноэтажный, как и все постройки в городе, он лишь немного превосходил размерами жилые дома, но во всем мире именно этот храм Тавелиану считался главным. Его соорудили на месте гибели рошъяра, и за девять веков дерево храма не потемнело, не обомшело, не обветшало. Здесь хранятся две реликвии: Гонитель Тьмы и Кровь Праведника. Обе, как считается в городе, сотворил крылатый бог, и именно для того, чтобы посмотреть и, быть может, прикоснуться к ним, сюда приходили паломники.

Идя меж покосившихся домиков, мимо стариков в затертых суконных рубахах, слыша собачий лай и коровье мычание, Миридис не могла быть уверена, что пришла именно в Таур, а не в какую-то другую деревню, столь обычно выглядел легендарный город.

Занималось утро, кричали первые петухи, а женщины в первый раз отправлялись доить коров. В храме оказался только один человек — высокая крепкая теург с зеленоватой кожей, длинным лицом, иззелено-черными волосами и карими глазами.

Согласно верованиям анияристов запад принадлежал Ахабо. Власть анияра земли выражалась в том, что растительность на западе была самой пышной, горы самыми высокими, там же обители огромных размеров живые создания. Не составляли исключения и люди, и хотя они как никакие другие существа перемешивались по миру и нередко вырождали свой род, общие расовые признаки сохранялись, особенно в диких обособленных краях. Глядя на незнакомку, Миридис не сомневалась в ее происхождении. Когда мореходы Имъядея увидели огромные как деревья цветы неизвестной земли, они нарекли ее Велианой. Причалив, матросы спустились не на песок, но берег, усыпанный тысячами маленьких и больших чешуек. Днем они поражались красотами новой земли, однако ночью восторг сменился ужасом, моряки бежали от чудовищной змеи, чтобы предупредить остальной мир об опасности этих загадочных мест. И сейчас, когда почти не осталось неизведанных уголков в Яраиле, Велиана остается, вероятно, самым красивым и одновременно самым опасным его местом.

Уроженку Велианы окутывала тонкая древесная кора, частью зеленого, частью карего цвета. Эта кора или верхний слой стебля принадлежала вилорожнику — спирально закручивающемуся растению, которое росло на землях Велианы. Из коры молодых деревцев туземцы изготавливали одежду, обтачивали чешуей, смачивали соками жуков-лесорубов, предохраняя от засыхания, и просто обматывали вокруг тела. Женщина представилась теургом Тавелиана Оламисварой. Миридис попросила показать артефакты и немного рассказать о них.

В центре комнаты опустился на одно колено высокий крепкий мужчина, чью обнаженную каменную фигуру прикрывала только схенти[34]. Он смотрел вниз, из его спины вырастали объемные птичьи крылья и накрывали маленького человечка с распростертыми вверх руками и поднятой головой. С телом ребенка, но лицом взрослого человека во второй скульптуре легко угадывался лучший земной друг Тавелиана, Мирволан. В одной руке он держал обугленную длиной в две пяди палку, в другой деревянную чарку, в которой, к удивлению, Миридис различила очертания черепа.

— Гонитель Тьмы, — почтительно представила Оламисвара артефакт. Она взяла палку, закрыла глаза и глубоко вздохнула. Неказистая головешка изменилась, теперь это был жезл искусной работы. Дерево выбросило луч белого света, в его неровных очертаниях виделись контуры меча. — Он показывает нашу светлую сторону, — продолжила теург. — Чем добрее ты, тем ярче разгорается клинок. Доброго человека его свет согреет, но злого обожжет. Говорят, в руках Мирволана Гонитель Тьмы полыхал так ярко, что свет выжигал глаза видевших его лиходеев. Возьми его, — предложила она Миридис.

Альва послушалась. Она испытывала пиетет, держа в руках легендарную вещь. Клинок погас. Миридис сосредоточилась на внутреннем свете, подумала о том, что скоро закончится война с тальиндами, восстановится равновесие в мире и потом… что будет потом, она не могла представить, все ее мысли вот уже многие годы стремились к поиску смысла своей жизни, своего предназначения. Исполнив его, она окажется в конце коридора, в тупике. Но вероятно то, что сейчас ей мнится тупиком, окажется поворотом в бесконечных изгибах лабиринта жизни.

Гонитель Тьмы вспыхнул снова. Мягкий свет наделял силой и уверенностью в себе. И все же Миридис показалось, что у нее жезл-меч сияет не так ярко, как в руках Оламисвары.

— В тебе много добра, — признала теург.

— Но ведь нельзя разделить все на добро и зло, — возразила Миридис.

— Артефакт определяет соотношение этих начал в живом существе.

— А если существо нейтрально, чаши его света и тьмы равны? Или вовсе нет обоих начал?

— Оно не сможет воспользоваться Гонителем Тьмы, но и само оружие не причинит ему вреда.

— А почему Гонитель Тьмы ныне не избирает королей из числа следующих путем четырех королевств?

— Это решение самих королей. Не трудно понять, почему. И все же я надеюсь застать те времена, когда правители вновь отворят душу Тавелиану, и лишь достойные трона будут на нем восседать.

Миридис вернула жезл теургу, Оламисвара бережно вложила его Мирволану в ладонь.

— Кровь Праведника, — с неослабевающим благоговением продолжила теург — Подержи ее в руках.

Миридис приняла чашу. Она почувствовала теплоту дерева, а внутри увидела густую синюю жидкость.

— Выкушай.

Но тут альва растерялась. Это не ее религия. Не лицемерным ли будет приобщиться к святая святых, испив кровь чужого бога?

— Боги одни для всех, — словно прочитав мысли, ответила Оламисвара. — Мы можем почитать их или отвергать, но наши духовные предпочтения не умоляют их значения.

— Но ведь это… кровь, — неуверенно возразила Миридис.

— Кровь бога, не человека или альва. Мысля смертными понятиями, невозможно постичь бессмертную сущность. Разве испив воды, мы думаем, что поглотили частицу Анадис? А с каждым вдохом наше тело питается Аларьят?

— Все так, и анияра внутри нас, — заметила альва. Она заглянула в теплые карие глаза. Оламисвара провела такие параллели из соображений, что альвы больше почитают старых богов. Таким же образом теург могла сказать, что в ней всегда доблесть Эри-Киласа, свет Аланара, милость Нилиасэль и праведный гнев Тавелиана. Храм четырех не признавал анияра. Хотя с этой позицией, захлестнувшей большую часть Яраила, Миридис не была согласна, в этот момент она считала неэтичным обсуждать вопросы веры.

Она сделала глоток. Тепло и сила разлились по телу, достигли сердца, кончиков пальцев рук и ног, вырвались из глаз и высвободились дыханием. Она прикоснулась к Небесному оберегу. На миг ей что-то показалось, но чувство исчезло так быстро, что она не успела его осознать.

— Кровь Праведника возникла одновременно с Гонителем Тьмы? — спросила она.

— Гораздо раньше. Вознесшись, Тавелиан разыскал артефакт и вручил Мирволану. Люди знали о нем задолго до основания Таура. Есть множество предположений его природы, но истина, полагаю, затерялась уже на заре человечества.

— Альвы не поклоняются рошъяра, — осторожно начала Миридис. — Мой народ горд в одиночестве. Но я пришла в эту святыню не как альв, и даже не как паломник. Но цель моя, быть может, откроет истину, о которой вы говорите.

— Какова же твоя цель? — голос Оламисвары оставался доброжелательным, но в нем звенели нотки неясных догадок и опасений.

— Я пришла за Кровью Праведника.

Теург молчала. Ей удалось сохранить спокойное выражение лица, хотя это известие, несомненно, не могло ее радовать.

— Тавелиан даровал Кровь Праведника Тауру девять веков назад. Эта реликвия — достояние храма и всего селения. Она не принадлежит мне одной, она принадлежит всем жителям Таура, его истории и самому Тавелиану. Я не могу распоряжаться ею.

— Это важно не для меня одной, но для всего мира. Я шла через Снежные горы и лес Нескончаемого Дождя, спасалась от троллей и вендиго, стояла перед хримтурсом и блуждала по страницам Намару. Но это лишь незначительная часть моего путешествия, которое началось двадцать лет назад. Я бы не просила, не будь необходимости.

— Ты просишь о многом и многое не досказываешь. Для чего тебе нужна Кровь Праведника?

Миридис тяжело вздохнула. Туманный ответ не понравится теургу, а говорить правду было рискованно. Что если Оламисвара откажется помогать? Миридис нащупала статуэтку в мешочке на поясе и понадеялась на лучшее.

— Последние недели в мире происходят странные вещи: природные бедствия, появление существ из других миров. Вероятно, вы знаете об этом, — Оламисвара кивнула. Миридис повела речь дальше, стараясь обходиться короткими словами. Теург слушала внимательно и не прерывала собеседницу. — Черенок надломлен, — подытоживала Миридис. — Если не вмешаться, Яраил обрушится и разобьется у корней Яргулварда. Чтобы вернуть равновесие миру, нужно привлечь силу, которая подавит и покроет собой все раздоры в Яраиле. — Миридис помедлила, Оламисвара продолжала молчать. — Я говорю об Аштагоре.

Теург выдохнула с придыханием, глаза ее округлились, рот слегка изогнулся наигранной улыбкой.

— Я не могу вам поверить.

— Мои друзья должны найти Опору Хромого и Счастье Богатея. Вместе с Кровью Праведника артефакты откроют врата Ветхого Плаща, в глубинах которого хранится Аштагор.

— Клинок Горя, клинок Несчастья, сколько эпитетов у этого оружия? И ни одного, указывающего на присутствие светлого начала.

— Они звучат пугающе, но ведь все что мы знаем об Аштагоре — отзвуки старинных историй. Представляй он угрозу для всего сущего на самом деле, едва ли боги оставили бы нам даже крошечную возможность завладеть им.

— Я должна услышать Тавелиана, — завершила Оламисвара диалог, и вся ее одухотворенность сменилась полным разочарованием.

Весь следующий день Миридис провела в ожидании, вечером ответ был дан.

— Тавелиан разрешил доставить чашу с его кровью к руинам храма мертвого бога. — С плеч альвы как будто сняли мешок, но по голосу теурга она догадалась, что это еще не все. — В храм поскачет один из жителей Таура, мой ученик, а вы со мной будете ожидать возвращения артефакта и до тех пор не сможете выйти за пределы щита Эри-Киласа.

Такого условия Миридис не предвидела. Она ждала, затем ждала и еще раз ждала. Она больше не желала ждать, оставаться в стороне и не участвовать в судьбе мира, в том, что, по мнению самой, ей надлежало творить. Ее захлестнули злость, гнев, обида. После всего, что она сделала для мира, как смеет теург лишать ее возможности увидеть результат ее трудов? Ее трудов — ни Граниша, ни Дъёрхтарда или кого-либо еще. Без нее они никогда бы не встретились, не узнали своего предначертания, и некому было бы остановить падение мира. Пусть рошъяра считают себя богами Яраила, пусть маги Кзар-Кханара называют себя его защитниками, никто из них до сих пор не потрудился прийти ему на помощь, — только она, откликнулась одна лишь она. Молчание затягивалось, но Миридис все еще не готова была дать ответ. Она собрала всю свою выдержку и отбросила личные предпочтения. Как будет лучше для Яраила? Стоит ли забрать артефакт силой, чтобы иметь возможность помочь остальным в храме Нигдарабо или даже в бою с тальиндами, если таковой все же состоится? Или все-таки лучше сохранить доверительные отношения с Тауром, Оламисварой, а значит и с Тавелианом? Вдруг ей вновь потребуется помощь рошъяра?

— Я согласна, — наконец решилась Миридис. Теург кивнула, она видела происходящую в ней борьбу и осталась довольна ее исходом.

— Время пролетит незаметно, — пообещала она. Миридис в этом сильно сомневалась.

Оказавшись в гостевом доме, маленькой уютной избе, которую ей отрядили под жилье, Миридис призвала Люперо.

— Слушайся Граниша, — и обняла на прощание косматую волчью морду.

Адорант остался спокоен, и альва в очередной раз подумала: скольких хозяев сменил бессмертный дух в облике волка? Пятьдесят? Пятьсот? Только сейчас она осознала, что забыла спросить Олинаура о первом хозяине Люперо. Заяра мог и не знать ответа, а мог знать, и хотя знание, скорее всего, не принесло бы никому пользы, свою забывчивость она посчитала предательством дружбы.

Миридис передала статуэтку гонцу, снабдив его описанием Граниша и на всякий случай Дъёрхтарда. Она стояла и смотрела в след удаляющегося всадника, а когда потревоженная копытами пыль осела, и удаляющийся силуэт не мог рассмотреть даже острый взор альвы, Миридис по-прежнему продолжала стоять.

Тянулись вязкие дни. Жители Таура, никогда не видев альвов, дивились бледности гостьи, постоянно справлялись о ее здоровье, заботливо предлагая еду, а узнав, что Миридис не употребляет мяса, единогласно обвинили эту «причуду» виновником ее тщедушия. Селяне всегда были заняты бесчисленным количеством дел, но для альвы праздные дни не отличались один от другого. Но одно событие все же развеяло скуку и вызвало ее искреннюю улыбку.

В Таур пришла женщина в плаще подобном тому, от которого не так давно отказалась сама Миридис. Ей не позволили зайти домой, чтобы одеться и сразу набросились с вопросами. Родные убитых происками Гайдорана и Абоминара приуныли, узнав, что остальным спутникам Айри выжить не удалось, и вдруг воспламенившаяся с новой силой надежда отозвалась почти забытой болью в сердцах. Но и они, как и другие селяне радовались счастливому возвращению женщины. Первыми Айри увидели ее маленькие дети: сын и дочь. Они подбежали и уткнулись ей в ноги. Выступившие слезы радости еще долго не позволяли им высказаться, но и сами по себе они говорили лучше любых слов.