Глазами Странника

Глава одиннадцатая. Мир имен

До начала прописных лет бессмертные сущности сражались за право обладания Яраилом. Победителями тех битв вышли рошъяра. Они сотворили людей, которые стали величать их богами. Но прежде людей появились в Яраиле и другие существа. Из цветов Яргулварда, опавших в Яраил в бессмертных битвах, родились первые альвы. Их души миновали реку времени Абаканадис, и тела получили долгую молодость. Но из бессмертного ихора и костей павших в приснопамятном бою глубоко в земле родились цверги. Маленькие несуразные они не обращали на себя внимания богов и сами богами не интересовались. Они поддержали альмандов в последующем сражении с рошъяра и даровали им оружие и доспехи из адариона. Альвы же остались к тем распрям безучастны. Рошъяра победили, а цверги заперлись в домах адарионовыми вратами. Рошъяра не смогли разрушить адариона и прокляли цвергов на вечную жизнь под землей. Ни солнце, ни луна отныне не должны светить для цверга, но будут выжигать жизни из тел. Цверги и не стремились на поверхность. Они ненавидели рошъяра за то, что те истребили альмандов, и презирали альвов, поскольку считали братьями, а братья должны помогать друг другу. Но старое старится и быльем порастает. Прошли тысячелетия и цверги, в которых была капля любознательности, поднялись к солнцу. Под его лучами они превратились в камни и застыли кромлехом[29] Искупления, что и поныне стоит на южной оконечности Алианы. Тогда рошъяра сочли, что грехи отцов смыты, но в напоминание о них оставили цвергам боязнь света. Но и теперь: нелюдимые, ненавидящие солнце цверги продолжают жить вдали от иных рас, и лишь один из тысячи поднимается на поверхность. Одним из их числа мог стать Граниш.

— Покинешь нас сейчас, и врата Баркхааша навеки закроются за твоей спиной. — Говоривший был отцом Граниша, Орнишом. С темными вьющимися волосами, длинным носом и густыми бровями он стоял, сцепив руки на груди, и угольными глазами пронзал сына.

— Почему ты желаешь уйти от нас? — произнес дед Граниша, Горниш. У него были редкого цвета медные волосы, короткая медовая борода и огненные глаза. В его словах не было неприязни или злости, только удивление.

— Дед, отец, — почтительно начал Граниш. — Как я и говорил вам раньше, я предвозвестник. Я могу слышать землю и видеть тех, кто ходил по ней. Вам все это известно. Не знаю, куда приведут меня стопы, но место мне не здесь.

— Где же тебе место, как не со своим народом? — возразил Орниш. — Я скажу, где ты нужен. Ты нужен здесь, в Баркхааше, нужен отцу, деду и всему нашему роду. Просыпаются тролли, что-то зовет, что-то ведет их. Наши ворота им не сломить, но тролли ищут другие пути, другие города. Твой дар — благо всем нам, он призван помочь нам в эти тревожные времена. Идем же домой, забудем обо всем, что нас стремится разделить.

Граниш посмотрел за спину отцу. Там, в темноте, среди слабого света кристаллов сильгиса, огненных и туманных грибов, ютились десятки тысяч невзрачных базальтовых домиков. Без ветра, солнца и дождя они почти не испытывали разрушительной силы времени, и многие нынешние обитатели города занимали все те же дома, которые некогда возвели первые цверги.

— Не только тролли просыпаются, но собираются и другие злые создания по всему миру. Мне до́лжно подняться к солнцу, меня ждут…

— Альв! — хмыкнул Орниш. — Они оставили наших предков во времена падения альмандов, а ты посмел якшаться с одной из них.

— Миридис не в ответе за поступки пращуров.

— Не смей перечить мне и оправдывать ее.

— Во всем этом я усматриваю возможность благого исхода, — выразил мысль Горниш. — Кто знает, быть может, ваша дружба положит начало возрождению общности наших народов.

— Оте-е-ец, — протянул Орниш. — Ты вновь за свое. Уж ты-то пожил достаточно, чтобы оставить эту нелепую надежду. Нам не нужны альвы, до сих пор мы прекрасно жили и без них.

— До сих пор, да, — согласился Горниш, но не стал продолжать.

— Граниш, так ты возвращаешься домой? Наши горны простаивают, я хочу вновь их зажечь, выковать клинки и прогнать троллей от наших домов. Ты со мной?

— Я должен идти к Миридис. Вместе мы поможем миру больше, чем поодиночке…

— Довольно! Посмотри на своего отца и на своего деда. Ты видишь нас в последний раз. — Граниш выполнил, что было велено. — Теперь повернись к нам спиной.

Над ним возвышались ворота из адариона. Они поднимались на десять саженей вверх и имели вдвое большую ширину. В толщину врата раздувались на целую сажень. Этот черный металл с огненными прожилками являлся самым крепким материалом в Яраиле, и вероятно в мире не было места надежней Баркхааша. По другую сторону ворот Граниша ожидали бесконечные опасности мира.

— Открывай врата! — крикнул Орниш в темноту. С раскатистым гулом ворота поползли вверх. — Иди и не оборачивайся до тех пор, пока ворота за твоей спиной не опустятся, — обратился он уже к сыну. — Теперь у тебя нет дома. Нет родных. Нет отца.

Горниш ничего не сказал внуку вслед, он смотрел на камень под ногами и в задумчивости покачивал головой.

Как только Граниш обеими ногами переступил черту ворот, темнота рассеялась. Он стоял в цилиндрическом белом помещении. По стенам полу и потолку скользили письмена на разных языках.

— Намару, — вспомнил он.

Ватным одеялом раскинулся Альвакрис. Невесомые круглые башни возносились к звездам. Но еще выше башен возвышались могучие деревья. Многие из них являлись живыми молниями. Они вспыхивали и гасли и каждый раз принимали новые формы. Иной раз вспышки были так сильны, что воздух вокруг дрожал и грохот разносился на весь город. Большую составляющую в архитектуре городов альвов имел лед. Льдом укрепляли облачные дома, возводили ледяные скульптуры. Ледяные дорожки вели в сады, где ледяные травы и деревья росли у ручьев и озер. Со льдом часто соседствовали камни нежных тонов: хрусталь, берилл, аквамарин, топаз. Одно из таких мест, роща Пророчеств, была священна для альвов. Ожидавшая дитя альва прикасалась к Радужному древу и через три дня в его кроне рождался крошечный сотканный из облаков и света младенец с драгоценными камнями вместо глаз.

Возле Радужного древа стоял высокий, как и все мужчины его расы, выше среднего человека альв, с длинными прямыми белыми волосами и аметистовыми глазами, четко очерченными скулами и тонкими чертами лица. На нем было нарядное белое платье изо льда и хрусталя. Оно не закрывало рук, но поднималось в плечах и опускалось до самых стоп.

— Миридис! — радостно позвал он. — Припади же скорее к Радужному древу! Я так хочу увидеть нашего ребенка.

— Рамилис? — друга детства альва узнала мгновенно.

— Конечно я, дорогая моя, — Рамилис нежно обнял ее. — Рад, что ты вернулась.

— Вернулась, — глупо повторила она, не помня, как здесь оказалась. — Но почему я вернулась? — воспоминания были туманны как сновидения. — Ведь я уходила на поиски… других предвозвестников. На поиски судьбы и своего предназначения.

— И ты нашла свою судьбу. Она здесь, со мной.

— Но другие предвозвестники?..

— Миридис, — грустно произнес альв. — Нет никаких предвозвестников.

— Нет, есть. Граниш и Дъёрхтард и…

— Послушай, — прервал Рамилис. — Никого из них никогда не было. Тебе все это приснилось.

— Нет…

— Пожалуйста! — в голосе Рамилиса звучала нескрываемая боль. — Миридис, не надо больше говорить о предвозвестниках и своем сне. Я устал, — его глаза увлажнились. — Устал повторять тебе одно и то же. Не думай о них, прошу тебя. Я так долго ждал, когда ты очнешься.

— Но тогда… что со мной произошло? — Миридис начали посещать обрывочные воспоминания. Она просыпается на руках у Рамилиса. Их союз благословляют старейшины. Она снова просыпается, на этот раз посреди рощи Пророчеств. — Я начинаю вспоминать…

— Ты не смогла увидеть своей судьбы и посчитала себя мессией, которому долженствует спасать мир. Ты покинула нас и отправилась на поиски других подобных тебе «предвозвестников» как ты их назвала. Но в путешествиях тебе встретился один маг — сомур. Его как раз и звали Дъёрхтардом. Погрузив в глубокий сон, он внушал тебе ложные воспоминания, чтобы с твоим сном проникнуть в Альвакрис и завладеть секретами старших альвов. Мы полагали, что развеяли злую магию окончательно, но теперь вижу, что ошибались. Дъёрхтард пытался заслужить твое доверие, должно быть и во сне ты видела симпатию с его стороны.

— Да…

— Миридис! — позвал раскатистый голос.

Альва обернулась. Перед ней стоял альв с густыми серыми волосами и бородой, спускающимися ниже пояса. На нем было одеяние старшего альва — серая облачная ряса, поблескивающая крошечными молниями.

— Папа! — Миридис зарылась лицом в его бороде.

— Девочка моя, вернулась, — бормотал Онурис. — Больше никаких магов.

Но при этих словах Миридис вспомнился высокий старец тоже с длинными волосами и бородой, но в белых шкурах и перьях. Альва нерешительно отстранилась от отца.

— Она вновь чуть не уснула, — произнес Рамилис.

— Вот как? — приподнял бровь Онурис, но в его голосе не было страха. — Миридис, ты должна прикоснуться к Радужному древу, и злые чары навек оставят тебя.

Миридис подошла к дереву и протянула вперед руку. В этот момент все казалось таким простым и правильным. Счастье здесь, впереди, нужно только прикоснуться. Смутные тревоги останутся позади, ее ждет беззаботная жизнь с Рамилисом. Проведенные с ним дни прорисовывались в памяти все отчетливей, но заглядывая в прошлое, она видела в их отношениях только дружбу. Рамилис ей нравился, но он никогда не предлагал большего, чем дружбу. Она опустила руку.

— Нет.

— Почему ты так поступаешь со мной? — разочаровался Рамилис.

— Ты всегда была упрямицей, — вздохнул Онурис.

— Я не помню, как здесь оказалась, но знаю одно: вы не те, за кого себя выдаете.

— Тогда мне придется заставить тебя это сделать, — из грозовых ножен, которые раньше Миридис не видела, Рамилис обнажил клинок молний.

— Рамилис никогда не стал бы угрожать мне.

Альв посмотрел на клинок, опустил взгляд ниже, согнулся и растаял туманной дымкой.

— Миридис! — строго крикнул «отец». — Немедленно прикоснись к Древу!

— Не указывай мне, что делать, пограничный страж имен.

Онурис в изумлении разомкнул губы. Его рот раскрывался все шире, терял очертания, закрывал и поглощал ненастоящее лицо, оставив одно только кольцо дыма. Тело альва исчезло, растаяло и кольцо рта. Вместе с ним пропал и Альвакрис.

Он брел ледяными пещерами стамухи Шамана. За каждым углом белые как снег могли скрываться вендиго, но медвежий нюх улавливал присутствие врага за многие коридоры прежде, чем уши и тем более глаза его обнаруживали. У развилки Белый Охотник помедлил. С правой стороны доносились запахи мяса, шкур и боли. Несомненно, они принадлежат его родичам. С левой стороны ощущалось только присутствие вендиго. Передняя правая лапа сделала шаг в свою сторону. Внезапно беродлак замер — ловушка. Запах старый, здесь нет его народа, больше нет, теперь только трупы. Он повернул налево.

Несколькими поворотами позже на него бросилось трое вендиго. Первого беродлак подмял с прыжка, но двое других глубоко всадили серповидные когти в его бока. Он взревел и мощным ударом перебил позвонок одному вендиго, второму перекусил шею. Раненный он продолжал путь. Цель была близка, он уже не мог ошибиться.

В следующей комнате его встретила мать с двухлетним ребенком на руках.

— Здравствуй, муж мой, — улыбнулась женщина.

Белый Охотник принял человеческий облик.

— Семара… — женщина выглядела так же, как в тот раз, когда вендиго выкрали ее из Медвежьего Рева: длинные, аккуратно расчесанные волосы обрамляют круглое лицо. Полные губы улыбаются, глаза игриво блестят. Беродлак заключил жену и ребенка в объятия.

— Осторожней, — нестрого укорила Семара. — Раздавишь Трию.

— Трия Охотница, — гордый дочкой отец поиграл с ней рукой. Девочка, смеясь, пыталась поймать палец. Суровое лицо Белого Охотника разрядила нежная улыбка.

— Она все время тянет медвежонка в рот, так что мне пришлось забрать у нее игрушку, — Семара раскрыла кулак, показав мужу маленького каменного медведя. Одними пальцами Белый Охотник легко накрыл ладонь и, не переставая улыбаться, вновь собрал ее в кулак.

— Ей хочется мяса, — заключил он и вдруг почувствовал боль в обоих боках. Он напрочь забыл о ранах. — Надо скорее выбираться.

— Идем, — согласилась Семара. И только сейчас заметив раны мужа, вручила ему дочь, неожиданно легко оторвала часть своих шкур и туго стянула на его поясе. — Я буду с тобой.

Беродлак оборотился медведем и вновь шел на запах. Один раз ему все же не удалось избежать столкновения с вендиго и даже эта короткая встреча отняла у него множество сил. Один зал сменялся другим, петляли бесконечные коридоры, но выход по-прежнему оставался от него все так же далеко. Обессилев, он принял облик человека и привалился к стене.

— Мне нужен целитель.

— Потерпи, муж мой, — Семара не переставала улыбаться, словно ничего плохого не могло теперь произойти. — Уверена, мы скоро выберемся.

— Нет. Я заблудился. Я не помню этого места, выход как будто совсем рядом, но он не становится ближе. Я потерял слишком много крови, мне нужна помощь.

— Мы можем рассчитывать лишь друг на друга. Кроме нас здесь только вендиго.

И в опровержение ее слов из темноты вышли пятеро: огромный черный волк, белый волк поменьше, мужчина в синей мантии, женщина в голубом платье и цверг.

— Это борут! — узнал сына снегов в облике волка Белый Охотник. — Эй, сюда! — позвал он.

— Не надо, не зови! — почему-то воспротивилась Семара. — Мы их не знаем. — Но было уже поздно. Путники приблизились к ним.

— Не шевелись, — предупредила Миридис. — Я помогу.

— Не трогай моего мужа! Убирайся! — вскипела Семара.

Белый Охотник удивленно посмотрел на нее. Жена больше не улыбалась. Уголки губ опустились, из глаз текли слезы.

— Что случилось? — он хотел подняться, но Миридис остановила его.

— Не шевелись, — повторила она и положила руки поверх ран.

— Не надо, не трогай его, — причитала Семара, но не вмешивалась. — Муж мой, Белый Охотник, пожалуйста, будь со мной, отвергни чужаков.

Секунду беродлак пребывал в замешательстве, но, когда раны затянулись, память вернулась к нему.

— Ты умерла, — ответил он. Семара заплакала сильнее. Слезы превращались в кровь, окрашивали красным шкуры и падали на ребенка. Девочка зарыдала.

— Да, — призналась мать. — Я умерла. И Трия Охотница тоже умерла. Но ведь это неважно. Мы можем быть с тобой вечно. Ты, я, и малышка.

Обстановка изменилась. Исчезла ледяная пещера, теперь только они втроем находились среди заснеженных елей.

— Это все ложь, — покачал головой Белый Охотник.

— Вся наша жизнь ложь и самообман. Из праха мы пришли, в прах обратимся. Я же предлагаю тебе вечную жизнь. Это мир мечты, здесь возможно все, чего ты хочешь.

— Я не останусь здесь.

— Но почему нет? Думаешь, ты нужен этим искателям приключений? Думаешь, мир нуждается в тебе? Думаешь, он не переживет расставание с тобой? Ответь, я хочу знать, на что ты готов променять свое счастье.

— Не так я представляю свой конец. В нем не будет позора и предательства. Когда придет мой час, дух мой гордо вознесется к бескрайним полям Думурьи.

— У нас будут быть свои поля. Мы придумаем их вместе…

— Нет, — перебил Белый Охотник. — Ты не понимаешь. Но больше я не собираюсь спорить. Как мне отсюда уйти? — Семара молчала. Борут стал озираться по сторонам. Он повернулся вполоборота.

— Ты готов отказаться от меня? Если отвернешься, никогда больше не увидишь меня и не услышишь.

Белый Охотник молча развернулся к ней спиной.

Нет стен, земли и неба, пола и потолка. Кругом лишь белая пустота. Словно чистый лист, который кто-то еще не заполнил чернилами. Этот кто-то — летописец Имурья. Подобно иным айинъяра он обретается внутри и снаружи своего тела Намару одновременно. Эманация Имурьи есть слово. Оно пронзает все внешние миры и всякая материя, что имеет название, несет в себе частицу Имурьи. Все слова, когда-либо сказанные во внешних мирах, запечатлеваются в его летописях. Если где-то и сохранились упоминания о предвозвестниках, то только здесь.

Дъёрхтард неподвижно висел в пустоте. На нем не было никакой одежды и это первый вопрос, который он решил.

— Одежда Дъёрхтарда, в которую сейчас облачено его тело, — позвал маг.

Синяя мантия, высокие сапоги, теплый плащ, подаренный борутами — привычный наряд укрыл его. Простая часть закончена, дальше — сложнее. Маг представил, как вокруг него вырастают набитые книгами шкапы, чьих вершин не может достичь взор. Пространство окрест наполнилось книжными рядами. Из ореха и дуба, красного дерева и стали, различных форм и размеров они уходили вверх и вниз, расползались в стороны, образуя лабиринты, которым не было конца и края. Шкапы и книжные стойки полнились мириадами мыслей и не только людей. В черных, красных, зеленых переплетах, скрученные в свитки, потрепанные или еще не оконченные, написанные чернилами или кровью здесь были отдельные заметки на листочках, многотомные философские фолианты, литературные изборники, священные минеи и запретные гримуары. Обилие книг восхищало и кружило голову.

Под ногами мага не было опоры, однако он не падал, свободно паря в пространстве без верха и низа. Он поворачивался в горизонтальной и вертикальной плоскостях, перемещался вдоль и поперек книжных рядов, в раздумчивости садился на полки с заинтересовавшей его книгой в руках. Одной из таких книг стал многотрудный научный трактат Умаруса Красного «О подготовке к применению заклинаний, базовых принципах волшебства, систематизации и классификации заклинаний». Именно последняя часть названия трактата заинтересовала Дъёрхтарда. Пролистав пять сотен страниц многословия Умаруса, он остановился на шкале Градца-Умаруса. Таблица распределяла заклинания согласно силе по пятнадцатибалльной шкале. Здесь перечислялись наиболее актуальные во время написания книги заклинания, а также им давалась весьма подробная характеристика. Каждому заклинанию отводилась отельная страница. Щепетильный Умарус рассказывал о достоинствах и сложностях заклинаний, о фактах и результатах применения колдовства в своей практике и скрытых опасностях, которые это колдовство сопровождали. Но первоосновную роль рассказчик отводил коэффициенту полезности заклинаний, который складывался из отношения затраченных сил к результативности заклинания. В силу влияния энтропии магические затраты всегда превосходили получаемый результат, и чем ниже было числовое значение коэффициента полезности, тем выше оценивалось заклинание. Так, соображениями Умаруса обычный огненный шар признавался наиболее результативным заклинанием. Этот лейтмотив своих трудов он восхвалял осаннами и призывал служить ему всякого адепта магии. Подобные размышления показались Дъёрхтарду несусветной глупостью, достойной внимания разве что слабого заклинателя, дорожившего каждой крупицей своей энергии. Огненному шару шкала Градца-Умаруса присваивала шесть баллов, тогда как излюбленному Дъёрхтардом призрачному копью — семь. Заклинаний сильнее предвестник не знал, чему сейчас в очередной раз устыдился. Умарус же рассказывал о заклинаниях гораздо более могущественных. Среди них восстание теней — заклинание школы Темурьи, ополчающее тени врагов против них же самих, или бесплотность, обеспечивающая невосприимчивость заклинателя к простому оружию и колдовству силой ниже шести баллов. Первому шкала присваивала одиннадцать баллов, второму — тринадцать. Дъёрхтард прочитал их без всякого энтузиазма, понимая, Имурья не позволит унести знание сверх того, за которым он пришел. Свою мысль Умарус завершал упоминанием, что первоначальная шкала Градца имела двадцать пять баллов, но заклинания, оцениваемые выше пятнадцатого балла, превышают возможности большинства даже сильных магов и применение таковых Умарус, исходя из все того же пресловутого коэффициента полезности считал нецелесообразным.

Дъёрхтард закрыл книгу и поставил обратно на полку между «Сводом законов Нагинара» и «Легендами юга» безымянного автора. По соседству он обнаружил упитанный «Молитвослов пантеиста», хранящий известные и не очень формулы обращений ко всевозможным божественным сущностям, но открывать не стал, — такое же точно издание он не раз перелистывал в Келье Покоя.

— «Труды Градца», — позвал Дъёрхтард. Ничего не произошло. Если упомянутый маг древности и написал некую книгу, назвалась она иначе. Но довольно праздной любопытности, не для того предвестник прибыл в Намару. — «Биография Рогдевера», — предпринял он новую попытку. — Ничего. — «О предвозвестниках», — и снова неудача.

Дъёрхтард в задумчивости скрестил ноги, продолжая парить в невесомости. Очевидно, здесь не найти ответов. Это хранилище слов, но ему нужны не простые слова — имена, точнее имя Рогдевера. Маг поплыл вдоль книжных рядов.

Проходили часы, а быть может только секунды, ведь в этом мире время текло иначе. Шкапы и полки тянулись, как и прежде, сколько хватало глаз, и книгам не было конца. Маг снова остановился — нужен другой способ перемещения.

— Книга заклинаний Рогдевера, — произнес он. И книга появилась, повиснув в пространстве перед ним. Она весьма удивила мага.

В синем переплете, круглая, словно срез дерева, которым она, по сути, и была, около двух пядей диаметром и пяди толщины. На обложке значились два неизвестных Дъёрхтарду символа. С торца книгу стягивал переплет, но почти весь гурт был обнажен и не скрывал страниц таких толстых, что их можно было бы пересчитать, даже не открывая книги. Маг не почувствовал ее веса, но этим миром законы физики не распоряжались. Он раскрыл книгу в случайном месте. На обеих страницах разворота бесчисленные графемы, сплетаясь в цельный рисунок, раскручивались спиралями против часовой стрелки. В том, что книга писалась альгаром, маг не сомневался, ибо содержимое ее невозможно было ни постичь, ни срисовать. Это письмо или картину нельзя разделить на отельные элементы, чтобы понять хотя бы частично, как не способен слепой избирательно видеть. Но даже первые люди, постигавшие альгар под водительством создателей языка, видели его каждый по-своему, ибо образы, передаваемые им альмандами, воспринимались и неизменно ограничивались скудным человеческим разумом. Дъёрхтард продолжал вглядываться в письмена и в мыслях стали возникать беспорядочные картины: огненная воронка, разорванное вдоль дерево, вырывающиеся из земли черные молнии, кровавое солнце, существо со змеиным телом, крыльями и шестнадцатью руками. Маг явственно ощутил запах гари, услышал крики полные страдания, грохот, шипение и почувствовал страх. Дъёрхтард резко захлопнул книгу. Вот он альгар, язык образов. Его можно увидеть и услышать, ощутить недосказанное автором, но нельзя пересказать другим, ибо попытка озвучения превратит альгар в язык говорящего. Дъёрхтард не знал слов, которые обозначают только что виденные образы. Одно он понял без сомнений, как истину: книга содержит древние ужасающие мощью заклинания. Таким не учат в Кзар-Кханаре. Умарус не признавал существование таковых, и сложно было вообразить, каких бед принес миру Рогдевер. Неудивительно, что имя его маги так старательно вычеркивали из истории Яраила.

Какое-то время Дъёрхтард пребывал в нерешительности. Ему хотелось оставить книгу себе и вместе с тем избавиться от нее. Наконец он подвинул книгу в сторону, и она так и осталась парить. Цвет переплета книги наталкивал на другую мысль.

— Синяя книга, — позвал он. Маг почти не сомневался — перед ним возникнет большая книга в синей коже, или обтянутая синей тканью. Этого не произошло. Быть может, простонародное название книги не соответствует истине? Или все дело именно в ее необъятности? Ведь в ней содержалось бесчисленное множество историй произошедших от сотворения миров и по настоящее время. — Синяя книга: том первый, — изменил он запрос. — Голубая книга, — все безрезультатно. Дъёрхтард перепробовал еще дюжину наименований, и все что получил — маленькую книжонку, явившуюся на громкий возглас «Летопись миров». В ней оказались заметки путешественника давних времен. Сакральная Синяя книга оставалась недосягаемой. Однако Дъёрхтард испытал лишь незначительное разочарование. В конце концов, это всего лишь поэтический изборник, большого значения книга для него не представляла.

— Книга заклинаний Луазарда, — пожелал маг.

Перед ним появилась привычной прямоугольной формы толстая книга в черной коже. Обложку инкрустировал серебряный месяц. Страницы, несомненно, защищенные от тления магией, сохранились в первоначальном состоянии. К облегчению Дъёрхтарда они оказались исписаны рошъянтисом. Найдя нужное заклинание, он прочитал:

— Жа-за-ка-ад-да-за-ва-ба-да-жа-ва-бо-жо-ва-даз.

Перед ним появилась призрачная открытая дверь. В Яраиле это заклинание позволяет мгновенно перемещаться в пространстве на расстояние до десяти саженей. В Намару, как рассчитывал Дъёрхтард, внепространственная дверь выведет в хранилище имен. Место, в котором он находился сейчас, по сути, являлось холлом, возведенным его собственными именем и воображением. Он уже поднял ногу, чтобы оказаться по другую сторону двери, когда в проеме появился молодой человек.

В черной мантии с серебряными звездами, что говорило о его принадлежности к ордену Ирилиарда, пришелец выглядел не старше Дъёрхтарда.

— Мастер Луазард! — благоговейно выдохнул он и опустился на колено.

— Кто ты? — удивился предвестник.

— Я ваш ученик, Кейлан. Я знал, вы найдете меня!

— Поднимись, Кейлан, — тот послушался. — Напомни, как ты очутился в Намару?

— Вы послали меня за… за чем-то. Я не помню, — он расстроено опустил голову.

— И ты не можешь вернуться, пока это что-то не найдешь? — догадался Дъёрхтард.

— Да. Но теперь… скажите же, мастер Лаузард, что я искал?

— Вот, — Дъёрхтард вырвал страницу, которую только что читал и протянул книгу. — Возьми это и ступай.

— Спасибо… Наверное, я долго отсутствовал. Родители волнуются… — он переступил незримый порог и пропал.

Луазард жил около пятисот лет назад. Тело Кейлана, должно быть, давно обратилось в прах. Родители его не дождались. Теперь их духи встретятся в Думурье.

Дъёрхтард шагнул следом.

Белые стены и потолок необъятной цилиндрической комнаты спускались разноцветными символами к полу. Большие и маленькие, закрученные и штриховые, они еще не рассказывали историй, но являли собой языки, ныне живущие и стародавние забытые во времени. Символы огибалии огромную, двадцать саженей в диаметре круглую дверь и стекались к полу, где брали кольцом изображение серой семечки. Трое ожидали мага.

— Давно вы здесь? — спросила Миридис.

— Только появился, — отозвался Граниш.

— Также, — подтвердил Дъёрхтард. Белый Охотник кивнул.

— А где Легкие Ноги? — снова поинтересовалась альва. Никто не знал.

— Предлагаю для начала осмотреться, — рассудил Граниш.

У стен оказалось великое множество книг: квадратных, круглых, причудливых многоугольных форм, некоторые из них были столь велики, что их невозможно было даже открыть. Одна на другой они лежали высокими рядами, но на них не было и пылинки. Имелись здесь и другие хранилища слов: таблички с иероглифами, свитки, клубки узелковой письменности и даже камни слов. Последние в силу сложности изготовления редко используются волшебниками, принцип их действия аналогичен свиткам, но в отличие от них, камни в прочтении не нуждаются, маг разламывает пальцами кусочек ломкого мела или графита, и заклинание высвобождается.

Дъёрхтард развернул первый попавшийся свиток, им оказался скрученный лоскут тонкой кожи. Красные буквы родного языка рассказывали:

«Вне жизни и вне смерти, вездесущий и несуществующий, отец отцов, и сын сынов, над собою король и свой собственный раб. Много позже родилось имя: Аяра…»

— Что нужно искать? — отвлек его Белый Охотник.

Только сейчас предвозвестники вспомнили, что борут не имеет представления, где и для чего здесь оказался.

— Мы в Намару — мире имен, — начал объяснение Дъёрхтард. — Мы ищем знания о тех, кого называют предвозвестниками и человеке по имени Рогдевер.

Белый Охотник размышлял всего секунду.

— Вы обхитрили хримтурса? — полувопросительно сказал он.

— Да.

Беродлак удовлетворенно кивнул. Но, даже не приступив к поискам, заметил:

— Потребуются годы, чтобы пересмотреть все эти книги.

— Орун-Хад позаботился об этом, — Дъёрхтард вытащил из-за пояса каменную табличку. — Ан-мо-ко-си-ва ра-ва-да-го-ра-ми, — прочитал он.

Раздался звук шелеста тысяч страниц, стены покачнулись. В центре помещения возник человек в белой робе. Нет, не человек, просто белая роба, потому как никого она не укрывала.

— Было сотворено заклинание призыва имени, — прозвучал высокий громкий голос из-под робы. — Упомянутое имя не может быть прочитано.

— Почему упомянутое имя не может быть прочитано? — спросил маг.

— Упомянутое имя под запретом. — Вновь раздался звук шелеста страниц, роба сложилась и исчезла.

— Кто это был? — спросила Миридис.

— Смотритель имен, — ответил маг. — Они следят за порядком в Намару.

— Взглянете сюда, — крикнул Белый Охотник. Он отошел саженей на сто к стене.

— Что там? — одновременно спросили Миридис и Граниш.

— Черная полоса, втрое меня длиннее. Других подобных я не вижу. Похожа на цифру один.

— Первая страница, — озвучил мысль остальных Граниш. Миридис посмотрела на рисунок в центре пола.

— Мир только родился. Нам нужно идти дальше.

— Но как далеко? — поинтересовался цверг.

— Подождите, — остановил их Дъёрхтард. — Я приведу Легкие Ноги.

— Нам нельзя разделяться, — твердо возразил Граниш.

— Идем вместе, — согласилась Миридис.

— Нет, я могу взять с собой только одного, — маг посмотрел на Белого Охотника. Он не знал, где задержался Легкие Ноги, но в случае непредвиденной опасности хотел иметь подле себя сильное плечо.

— Я пойду, — без раздумий заявил борут, подходя ближе.

Дъёрхтард развернул вырванный лист из книги заклинаний Луазарда и вызвал внепространственную дверь, затем взял руку Белого Охотника и вдвоем они шагнули в неизвестность.

Горний ветер приятно холодил легкие. Шевеля иголками, укрытые снегом незыблемо стояли древние сосны, суровые боруты умиротворенно прогуливались меж каменных домов. На пришельцев они не обращали внимания.

Поначалу Дъёрхард испугался, что действие заклинания Орун-Хада закончилось, и они вернулись в Яраил, хотя по какой-то причине и оказались в Волчьей Пасти. Но частые ряды острых столбов окружали поселение, не было огромных занесенных снегом тролльих туш, обломков бревен, осколков камней, следов крови — этот город не принимал памятного боя. Дъёрхтард узнавал людей: одних вспоминал победителями, других — застывшими мертвецами, влачимыми на санях. Он подошел к случайному жителю.

— Мы ищем Легкие Ноги.

— Хёвдинг устраивает пир на площади. — Маг нахмурился, Белый Охотник, как всегда остался бесстрастным.

Легкие Ноги восседал во главе длинного стола, возле которого сновали женщины и дети, расставляя яства. Его глаза были закрыты, лицо выражало полное умиротворение. По обе руки от него устраивались боруты. Многие лица маг узнал. Приблизившись почти вплотную, он негромко позвал хёвдинга.

— Вы? — удивился Легкие Ноги. — Не помню, чтобы звал вас. Но присаживайтесь, места есть, только не трогайте ближайшие десять, я жду родных.

— Ты знаешь, где находишься? — продолжал маг.

— Вы настоящие, — добродушие мгновенно пропало из голоса хёвдинга. — Оставьте меня здесь. Уходите.

— Это иллюзия, сладкий сон. Но всякий сон рано или поздно заканчивается.

— Возможно, Яраил такая же иллюзия. Его нет, и нет всего Яргулварда. Может, мы всегда спим, а пробуждение лишь обман? Или мир есть сон какого-нибудь злого бога? И тот бог тоже иллюзия, потому что он снится другому богу, и так до бесконечности. Или нет, вполне возможно, что единственный, кто существует, это я, а все вы лишь мое воображение.

— Я не знаю, кого ты потерял в битве с троллями, но это, — маг обвел руками город, — не твой народ. Твой народ ждет тебя в Яраиле, и ты должен жить, чтобы помочь ему оправиться.

— А здесь я спорить не стану. Ты не знаешь, кого я потерял. Кого? — всех! В бою пали все мои братья, а одна белая тварь проломила мой дом и похоронила мою мать и моих сестер. Уверен, вы об этом ничего не слышали.

— Я не скажу, что мне жаль. Это верно. Но подобные слова приносят больше вреда, нежели пользы. Но в одном ты ошибаешься: в Волчьей Пасти сотни людей по древнему праву крови зовутся твоими братьями и сестрами.

— Они мне никто.

— Слова недостойные борута, — вмешался Белый Охотник.

— Здесь я решаю, что достойно, а что нет. Уходите, — повторил Легкие Ноги, на этот раз строже.

Дъёрхтард разочарованно развел руками. Украдкой он сделал знак Белому Охотнику.

— Колун Красного Короля!

Перед ним появился огромный красный топор. Одно топорище имело два аршина длины, а широкое обоюдоострое лезвие могло бы одним ударом надвое разрезать человека средней комплекции. В оружии не было стали и дерева, все оно казалось цельным куском красного камня.

— Схватить их! — тут же приказал Легкие Ноги.

Все зашевелились. Люди вскакивали из-за столов, оборачивались волками. Опрокидывалась попавшая под руку посуда, расплескивалась брага. Белый Охотник обхватил топорище правой рукой, выше разместил левую, которой лучше владел.

— Ударь по земле, — посоветовал Дъёрхтард, а сам быстро упал на колено.

Бесшумно поднялся и опустился топор. Раздался грохот. Трещина разорвала землю. Раскололся и обрушился каменный стол хёвдинга, разбились чаши и ендовы. Сметаемые древней силой люди посыпались как соломинки на ветру. Оглушенные, они продолжали лежать. Дъёрхтард поднялся.

— Король не бьет коленопреклонного, — ответил он вопросительному взгляду Белого Охотника и призвал внепространственную дверь.

— С ним все хорошо? — спросила Миридис, когда троица появилась в хранилище имен.

— Да, — ответил коротко Дъёрхтард.

Через минуту Легкие Ноги пришел в себя. Он осмотрелся, ничего не сказал, лишь удрученно уставился в пол.

— Могу я оставить топор себе? — негромко спросил Белый Охотник у мага. Дъёрхтард покачал головой.

— Из Намару можно унести только знания, и то лишь те, что позволит Имурья. Но и сами по себе они многое значат. — Белый Охотник кивнул.

— Кем был этот король?

— Он и был и есть воплощение ярости всех миров Яргулварда. По одной версии топор лишь оружие Оръярота, частицы айинъяра Семурьи, по другой, — яростный король и его оружие суть одно и то же.

Они продолжили путь и теперь пересекали одну комнату за другой. Круглые двери нельзя было отворить, но с приближением гостей они становились прозрачными и, пропустив их, снова принимали плотную структуру. В новом помещении Дъёрхтард неизменно звал имя Рогдевера, но также неизменно на заклинание отзывался смотритель хранилища имен и заявлял, что упомянутое имя не может быть прочитано. И хотя наполнением комнаты отличались, на полу в центре все также изображалась семя.

— Мы слишком далеко, — убежденно заявила Миридис, когда они миновали третью комнату. — Нужно назвать другое имя, которое выведет нас к Рогдеверу. Мы знаем, что его смерть завершила лето Двух солнц. Что еще произошло в это время? Кто принимал в тех событиях участие?

— Это был кровавый период, — отозвался Дъёрхтард. — В обрывке летописи, который ты нашла, упоминаются многие хронологические соседи Рогдевера: король детей Ойкона — Тургос Холодный, фавн Эвилард…

— Нет, — перебила Миридис. — Они жили в одно лето и только. Может, призвать книгу, в которой события описаны подробней?

— Я такой не знаю, — признал маг.

— А Синяя книга? — предположил Белый Охотник.

— Пробовал. Синюю книгу саму не получается позвать.

Все погрузились в размышления.

— В четыре тысячи сто восемьдесят втором году, то есть за год до окончания эпохи, — прервал тишину Граниш. — Моему предку Халригу Златорукому довелось сразиться с чудовищем, именуемым Арктощаром.

— Надо пробовать, — Миридис ожидающе посмотрела на мага.

— Чье имя лучше назвать: Халрига или Арктощара?

— Лучше зверя. При встрече с ним Халриг был уже стар.

Дъёрхтард достал табличку и быстро переведя имя Арктощара на весьма отличный от диалектов других магических школ рошъянтис Намару, произнес:

— Ан-мо-ко-си-ва ра-шо-то-ко-ра.

Уже привычные шелест страниц и появление смотрителя.

— Было сотворено заклинание призыва имени. Имя Арктощара: страница двадцать три тысячи сто пятьдесят восемь.

Смотритель исчез, на его месте возникла поставленная стоймя раскрытая огромная призрачная книга. Бесцветная словно туман, она была, вероятно, рассчитана на возможность прохода через нее существа, превышающего размерами даже недавно встреченного путниками хримтурса.

И снова зала неотличимая от предыдущих. Но теперь на полу распростерлось раскидистое древо. Корни его, расползаясь, ограничивали Думурью. Они питались неисходными водами Абаканадис, стремящимися круг ствола. И не было у реки истока, время, кружась, торопило само себя. У подножья древа совершал бессрочный обход первый страж мироздания, могучий Мурс. Он собирает опавшие листья и цветы и отправляет в реку, чтобы где-то во внешних мирах обрела воплощение новая идея, тело или душа. А выше, среди переплетения ветвей, что цеплялись за основания стен, дремал обманчивый спокойствием Раваз. Но отверзая глаза, леопард бродил меж ветвей, выискивая и беспощадно пожирая заблудшие души, кои не нашли покоя в мирах. На вершине древа возвышался величественный Аситип. У орла четыре лика, но слепы глаза. Взор его пронзает миры, и ничто не остается сокрыто. Он видит истину, но о ней невозможно сказать, ибо никто кроме него той истины не ведает.

Разноцветными листьями пестрел Яргулвард, разноликими цветами и причудливыми плодами. Среди старых могучих ветвей громоздились внутренние миры. Всех ниже свисал серый плод Имурьи. А в вышине древа зрели внешние миры, и выше прочих еще зеленое яблоко Яраила. Подле него высился белый постамент, на котором лежала тонкая книга в красном переплете. На ней было написано только одно слово: «Арктощар».

— На языке альвов, — удивленно заметила Миридис, которая первой оказалась у книги.

— На моем родном, — отозвался Белый Охотник. Легкие Ноги согласно кивнул. Граниш забрал книгу из рук Миридис.

— Похоже, каждый видит ее на родном для себя языке, — заключил он и принялся читать:

«Скрываясь в трещинах Яргулварда, Ашидуш достиг Яраила и отравил плод. Много чудовищ породил его яд, многих существ искалечил. Среди прочих в недрах гор Рохмон появился на свет Арктощар, зверь подобный ужасному медведю и псу одновременно. Страх пропитал горы. Цверги заперлись вратами Реликвера, пещерные тролли скрылись в темных норах. На помощь цвергам пришли мусоты. Люди загнали зверя к обрыву подземной реки Мшистой и, обрушив свод, похоронили тысячью пудов земли и камня. Миновало двадцать три лета. В поисках месторождений адариона цверги спустились по Мшистой. Им не удалось найти легендарного металла, но они раскопали Арктощара, которого давно считали поверженным. Изголодавшийся зверь пожрал их целиком, с костями и одеждой. Никто не вернулся в город. Король Реликвера Корхин, следуя примерам предков, вызвался лично встретить зверя. Но когда его приближенный отряд воинов постигла участь рудокопов, бежал опрометью, как не бегал еще ни один цверг, за что получил прозвание Белые Пятки. Вновь цвергов укрыли адарионовые ворота. Но люди в этот раз не пришли на помощь. Зверь не мог пробить адариона, но каждый день жители Реликвера ждали, что он подкопается и вырвется из земли. Корхин Белые Пятки был единственным цвергом, которому удалось пережить встречу с Арктощаром. Раскормленное цвергами и троллями чудовище достигало двух саженей в холке и весило триста пудов. Ужас лишил Белые Пятки рассудка, король бездействовал. Тогда однорукий кузнец Халриг переплавил адарионовую корону Корхина в искусный меч. Четыре ночи простоял он у горна, не отрываясь на еду и сон. Он взывал к Ахабо и просил благословить меч. На пятую ночь Халриг тайно покинул город, а еще через ночь его голос заставил часовых раскрыть ворота. Когда врата отворились, цверги увидели Халрига и огромный клык, который не помещался на его ладони. Смертоносный клинок цверги назвали в честь Халрига, а самого кузнеца Златоруким».

Граниш дочитал книгу и вернул на постамент. Дъёрхтард недоуменно взирал на обложку. На ней значился один, но состоящий из множества штрихов витиеватый символ. Маг раскрыл книгу и перед его глазами символ распался графемами и закрутился спиралями. Он крепко зажмурился, а когда посмотрел еще раз, текст оказался написан на сиридейском, а на последней странице нарисован и сам Арктощар.

— Что-то увидел? — догадался Граниш.

— Показалось.

Маг позвал имя Рогдевера. Последовало появление Смотрителя и очередное повторение слов о запрете озвученного имени.

— Может, запрет снимется, если ударить его этим топором? — предложил Белый Охотник.

Идею не поддержали, но Граниш рассудил, раз уж они собираются нарушить порядки Имурьи и все-таки отыскать табуированную книгу, топор весьма вероятно пригодится. Осмотрелись тщательней. У стены Дъёрхтард обнаружил номер страницы, тот, который назвал Смотритель. Мысленно маг обругал себя, ему следовало поворошить свои знания о Намару раньше.

— Нам нужно повернуть назад, — сказал он и объяснил. — Считается, что непрописные лета, или век альмандов длились восемнадцать тысяч девятьсот девяносто девять лет. Предположение это сделано именно на основании соотнесения номеров страниц Намару и дат рождения людей, чьи имена в них были обнаружены. Получается, от конца эпохи нас отделяют двадцать четыре страницы, но едва ли Рогдевер прожил так мало.

Вопрос возраста великого древнего мага заставил всех приуныть. Ему могло быть пятьдесят или пятьсот лет. Но другого пути они не видели.

Вновь и вновь маг произносил заклинание, появлялся Смотритель, повторял одну и ту же фразу и ничего не менялось.

— Доступ к книге ограничен, нам ее не прочитать, — убежденно заявлял Легкие Ноги. — Пора бы выбираться отсюда.

Его просили повременить с выводами. О том, что его слова могут быть правдой, предпочитали не думать. На двадцать три тысячи сто тридцать восьмой странице очередной раз появился Смотритель, но исчезнув, оставил после себя постамент в точности такой же, на котором их ждало имя Арктощара. Книга, или имя Рогдевера, оказалась также в красном переплете, но гораздо толще. С нее стекала вода, обложку крест-накрест перетягивали толстые цепи. Под ними лежала маленькая промокшая записка. Дъёрхтард озвучил ее:

— «Слова этой книги не для смертных ушей. Ежели раскроете ее, жизни ваши постигнут неизбежные утраты».

Маг обвел взглядом присутствующих. Никого предупреждение не встревожило. Он повертел книгу в руках, внимательно осматривая цепи. Никакого замка не нашлось. Одно звено цепляло другие два, перпендикулярные цепи соединялись в пересечениях и облегали книгу так плотно, что невозможно было хотя бы немного их пошевелить.

— Адарион, — заключил Граниш, осмотрев черные кольца с красными ручейками.

— Хранимый сильнейшей магией, — добавил Дъёрхтард.

— Проверим на прочность, — заявил Белый Охотник, обхватывая колун покрепче.

Предвозвестники опустились на колени, Миридис увлекла за собой Легкие Ноги. Борут, на себе испытав силу топора, не стал противиться.

Раздался грохот, воздух дрогнул, книги у стен взметнулись и рассыпались. Цепи остались невредимы.

— Еще раз, — предостерег беродлак.

В первый раз топор скользнул по цепям с краю. Теперь, не обременяясь судьбой книги, он метил в центр. Громыхнуло еще раз — топор угодил точно в сочленение цепей. Но и вторая попытка не принесла результатов. Белый Охотник выглядел расстроенным.

— Должно быть, сила оружия здесь ограничена, — предположил Дъёрхтард.

Граниш позвал Халрига, но и мечу из адариона не удалось разбить цепей.

— Наследие Стихий, — произнес маг.

Перед ним возникла свитая из четырех корней в четыре локтя длины коряга. Один корень был источен огнем, другой прел от влаги, третий оказался тонок и сух, и только четвертый полнился жизнью. Некогда корни эти принадлежали Яргулварду и, погружаясь в Думурью с четырех сторон, напитывались силой анияра. У концов посоха вращались четыре небольших не имеющих постоянных очертаний дымных сферы: красная, черная, синяя и белая. С другого края дерево заострялось, будто кто-то отломил корни, но не сумел обтесать. Кто это мог сделать? Прежде Дъёрхтард об этом не задумывался. Кажется, артефакт существовал всегда. Многократно увеличивая колдовскую силу обладателя, он являлся одним из самых желанных сокровищ колдуна. Когда Дъёрхтард взял посох в руки, его голову наполнили древние знания прежних владельцев Наследия Стихий, а тело налилось пьянящей силой. Приказав посторониться, он направил посох на книгу:

— Ип-ас-ат-ан-ас. — Простое бытовое заклинание предназначалось как раз для снятия цепей. Звякнули кольца, но цепи остались на месте. — Попробуем по-другому, — не отчаялся маг: — Ет-ер-иф-шах.

Громыхнуло. Мощнейшее заклинание распыление из школы Темурьи заволокло пьедестал черным дымом. Но когда дым рассеялся, книгу продолжали сдерживать цепи, словно и не было никакого колдовства.

«Не того мага вы взяли с собой, — сокрушенно подумал Дъёрхтард. — Рогдевер уж конечно смог бы разрушить эти цепи, и Луазард, и многие другие маги. И, возможно, без помощи посоха».

Наступила пора призадуматься над дальнейшими действиями. Проходили минуты томительного молчания, все погрузились в себя. Первым не выдержал Легкие Ноги.

— Так есть какое-нибудь оружие сильнее или нет?

— Есть, — медленно ответил Граниш. Предвестники обеспокоенно переглянулись.

— Тогда в чем сложность?

— Оружие это, — продолжил Дъёрхтард. — Не должно касаться смертных рук.

Легкие Ноги только усмехнулся.

— Записка то же самое говорит о книге. Разве вас это остановило?

— Это другое, — упорствовал цверг. — Проклятый клинок. О нем ничего неизвестно, но древние тексты переводят его имя как «Несуществующий».

— Вы боитесь, — поразился Легкие Ноги. — Тролли, вендиго, усталость, голод, боль и смерть. А теперь еще этот бесконечный треклятый сон. После всего, что нам удалось пройти, вы испугались какого-то древнего меча? Озвучьте его имя, и я разобью цепи, чтобы, наконец, покончить с этим делом.

Некоторое время предвозвестники колебались. Миридис произнесла:

— Аштагор.

В воздухе повис необычный меч: длинный ассиметричный и очевидно несбалансированный, по виду каменный и тяжеловесный. Все лезвие, рукоять и гарда словно состояли из осколков кристаллов всех оттенков синего. При его появлении в помещении вдруг потемнело, но через мгновение свет вернул свои права. Аштагор неподвижно висел в воздухе, ожидая, пока кто-нибудь возьмет его.

Легкие Ноги поднял меч одной рукой и совершил вращательное движение кистью.

— Ничего не чувствую, — насмешливо произнес он.

— Не повреди книгу, — предостерег Дъёрхтард.

Молодой борут ухмыльнулся. Кончиком меча он прикоснулся к цепям, намечая удар, но едва подняв меч, остановился в растерянности — цепи распались, с глухим лязгом ударившись о пьедестал.

— Сразу бы так, — сказал Легкие Ноги. Зачарованно глядя на меч, он протянул к лезвию свободную руку. Дъёрхтард перехватил ее.

— Даже не думай. Одно прикосновение убьет тебя.

— Неужели? — Легкие Ноги направил лезвие на мага. Его глаза похолодели, рот застыл прямой линией. На миг Дъёрхтард пожалел, что позволил ему завладеть таким грозным оружием. Борут усмехнулся и опустил меч.

— Некогда шутки шутить, — отчитал Граниш. Раскрыв книгу, он принялся за чтение: «На берег Франганера Тревожный океан выбросил обломок корабельной мачты. Мачту обнимал новорожденный ребенок. Родители его погибли в шторме на пути к Сиридею, и для их имен в жизни мальчика места не нашлось. Ребенка подобрали анияристы и нарекли Рогдевером. Все детство Рогдевер провел с ними на Франганере: слушал изустные предания, молился анияра, дышал природой и жил в гармонии с миром и собой, пока однажды к ним не явились воинственные островитяне Улара. Они вознамерились вернуть некогда принадлежавшие предкам земли. Ни один аниярист не пережил нападения, и только Рогдевер уцелел — в тот день он покойно слушал океан. Еще день провел мальчик среди трупов, а затем ринулся в океан, намереваясь отыскать кровный дом. Четыре дня океан качал Рогдевера, а на пятый выбросил к берегу Имъядея. Истощенного лежащего под палящим светом на песке мальчика нашел караван, идущий в Берхаим. Его доставили в город. Но Рогдевер отказался бродяжничать или кому-то служить. Скитаясь по улицам, он забрел в библиотеку Питама, где встретил ученого, тщетно пытающегося расшифровать книгу альмандов. Рогдевер помог ему и ученый, который оказался визирем шахиншаха, привел мальчика к правителю Берхаима, Виршане». — Граниш пролистал несколько страниц, пробегая содержимое быстрым взглядом. Своими словами он объяснил: — далее рассказывается, как жил Рогдевер в Берхаиме. Он заменил внезапно почившего Мерхане, так звали визиря, и занял его место. Но жизнь в роскоши была ему чужда. Рогдевера тревожила судьба нищих и юродивых. Он подавал милостыню, но они просили еще. Он лечил народ, но люди снова предавались чревоугодию и похоти и заболевали снова. — Граниш вернулся к чтению. — «В тридцать шесть лет оставил Рогдевер Берхаим, дабы сыскать истину за его пределами. Три года блуждал он по континенту, нигде подолгу не задерживаясь. По другую сторону стены Безмолвия средь песков Аунвархат Рогдевер остановился испить вод у оазиса. Наклонившись, в глади воды узрел он отражение двух солнц, что неслись по небу. Тогда познал Рогдевер свое предначертание, и картины будущего открылись ему. Соломинкой на песке Рогдевер начертал пророчество: «Соберутся четверо, облачится плотью клинок и возвестит рог гласом Падшего о приходе красного солнца»». — Пальцы цверга перевернули два листа. — «…изрек Рогдевер, что в слабости человека повинны новые боги. Они человека породили: слабосильного и жалкого. И человек поклонился могуществу рошъяра, ибо слаб был и раболепие в крови его. Призывал Рогдевер люд Берхаима отринуть ложных богов, подняться с колен и обратиться к старой вере. Он говорил о переменах в мире и страшных бедах, которые постигнут Яраил в скором времени, если люди не внемлют ему. Его пламенные речи зажигали сердца людей и многие из них предпочли следовать верою предков. Слова эти не укрылись и от первосвященника четырех Иемата Восьмого. Храм объявил Рогдевера крамольником и предал анафеме. Ему запрещено было проповедовать. Рогдевер не внял Иемату и вскоре оказался под стражей. Но сталь не могла удержать пламенного духа. Оковы пали. Рогдевер покинул город, никто не преграждал ему пути. Пророк знал, что не одинок верой. Улары уничтожили последних анияристов, но откровение в пустыне показало ему троих: цверга Раглуша Каменную Браду, альва Бельниса Танцующего-на-семи-ветрах и последнего живущего альманда Бха-Син-Джалу. Рогдевер собрал их всех». — Граниш покачал головой, глядя на объем книги — он едва преодолел двадцатую часть. Он стал читать между строк, озвучивая отдельные предложения. — «Разноликий квартет Рогдевер назвал «вестниками нового мира» или «предвозвестниками». Назвавшись предвозвестником огня, себе, подобно Авачиму, он отвел роль первой искры, что затеплит свечу забытой веры и осветит в ночи новую жизнь». «Бесконечно преданные Рогдеверу, предвозвестники внимали каждому его слову. Но особый отклик слова нашли в сердце Бха-Син-Джалы. Подолгу они сидели вдвоем на берегу Альмир-Азор-Агадора среди развалин великой цивилизации и с надеждой смотрели далеко за горизонт в будущее. Бха-Син-Джала подарил Рогдеверу чистую книгу альмандов, в которую пророк стал записывать размышления, а позже и заклинания». «Предвозвестники представились Берхаиму аватарами анияра, как напоминание миру о порядке вселенной. Пуще прежнего взъярился Иемат, а присутствие альманда обратило против предвозвестников всех магов города. Рогдевер говорил о новых порядках и новом солнце. Но если погаснут светила, маги лишатся сил. Стремления Виршане пропали втуне, никто из четверки не отказался от своих слов. Тогда их настигла расправа. Раглуша ингумировали живьем, Бельниса бросили со скалы. Но Бха-Син-Джала сражался яростно. Сила альманда распыляла дворцы и сотрясала небеса. Сам светлоликий Аланар сошел на землю, чтобы повергнуть его. С тех пор даже люди, прежде внимавшие словам Рогдевера, отвернулись от пророка. Его приговорили к аутодафе. Но пламя костра не взяло тела предвозвестника огня. Тогда исполосованного плетьми изувеченного и нагого Рогдевера выбросили за городские врата, ибо даже смерть, по мнению Иемата, еще не могла искупить боль, причиненную Берхаиму Бха-Син-Джалой. Здесь заканчивается история Рогдевера и начинается история Рогдевера Грома Огня. Ни зной, ни жажда не умертвили плоти пророка, так силен был его дух. Долго скитался Рогдевер по миру, но теперь он постигал искусство магии и желал вернуть друга к жизни». — Граниш пропустил часть текста. — «…и в библиотеках Кзар-Кханара не нашел ответа. Тогда Рогдевер достиг Смятенного Ветра. Хьердхано согласился помочь пророку, но для воскрешения альманда его сил недоставало. Рогдевера ждала многолетняя дорога. Он пересек Яраил вдоль и поперек, он проходил испытания словом ли, или мечом, но заручился помощью всех заяра». — Граниш пролистал подробное описание каждого испытания. — «Двенадцать собрались круг Опалового стола. Заяра вернули к жизни не только Бха-Син-Джала, но и Раглуша, и Бельниса. И распорядились так, что отныне каждое тысячелетие в Яраил должны приходить предвозвестники, дабы возвещать миру о забытом старом и грядущем новом и уравновешивать силы богов старых и новых. Мудрый Улерон сказал, что в мире нет равновесия. Он чувствует, как смерть Бха-Син-Джалы пошатнула плод под его ногами, и если движение не замедлится, Яраил оторвется и рухнет к корням Яргулварда. Заяра даровали предвозвестникам частицы своих сил, чтобы противостоять миру, когда потребуется. Хьердхано шепнул Рогдеверу, что готов станцевать еще раз». «Предвозвестники вернулись на Альмир-Азор-Агадор, где Бха-Син-Джала делился секретами магии анияра. Когда их силы расцвели, они разорвали пространство и впустили в Яраил обитателей Ядгеоса и Канафгеоса. Великаны и драконы залили мир кровью, но такую плату за день грядущий заплатил Рогдевер. Не было сил у смертных, отвратить невиданную угрозу. В Яраил явились рошъяра, дабы отстоять то, что по праву могущества они завоевали на заре времен». «В той битве Рогдевер сошелся с Аланаром. Сила пророка раскалывала небо и взметала ураганы огня. Рогдевер победил, но в последний миг, от смертельного удара брата спас Ирилиард. В тот же момент Аланар лишил жизни человека, что бросил вызов богам». «Мир поднимали из праха. Многие города оказались стерты, реки осушены, горы рассыпаны. Предвозвестников постигла участь Рогдевера. Но пророк все же добился своего — Яраил пришел в равновесие. Ирилиард, приняв предначертанный брату удар на себя обезображенный ликом, больше не поднимался с бывшим близнецом в небо новой зарей. Он облачился в черное и отныне появлялся только ночью. Одинокий Аланар возвестил Яраилу о начале нового лета. Тело Рогдевера сковали цепями и бросили в Тревожный океан, некогда сохранивший ему жизнь. Его душа не нашла пристанища в Рошгеосе. Но даже вечное забвение в утробе Раваза показалось рошъяра слишком легким концом. Душу Рогдевера бросили в Думурью на бесконечное терзание ракшасов и джиннов». — Граниш так увлекся чтением, что не заметил, как добрался до последней страницы. Здесь, завершая историю, был нарисован и сам Рогдевер — мужчина с медной кожей, по виду уроженец Имъядея, с длинным носом, густыми бровями и тяжелым проницательным взглядом, который, казалось, смотрел на цверга из картины. Даже от одного его облика, одного только пронизывающего властного взгляда веяло несгибаемой твердостью, нескончаемой энергией способной и самого безучастного, безвольного наблюдателя поднять на крепостную стену, пойти на верную смерть. На пророке была красная мантия, в руках синяя книга. Граниш хотел уже закрыть книгу, но внезапно замер — за рисунком появилась новый лист. На нем лишь несколько слов: — «Спустя две тысячи сто тридцать лет в Яраил явилось третье поколение предвозвестников. Поиски своего предназначения привели Граниша, Миридис и Дъёрхтарда к Орун-Хаду. За разгадкой старый шаман направил их в Намару, вместе с борутом Белым Охотником. Здесь Дъёрхтард прочитал книгу заклинаний Рогдевера, а затем, с помощью призыва имени, которому его научил Орун-Хад, позвал имя Рогдевера. Имя прочитал Граниш. Когда заклинание Орун-Хада прекратило действие, четверо вернулись в Яраил». — Это были последние слова книги. Лица путников выражали растерянность.

— Почему я не упомянут в книге? — нарушил молчание Легкие Ноги.

— Возможно, твое присутствие здесь не имеет исторического значения, — предположил маг.

— Не имеет значения для имени Рогдевера, — закончил его мысль Граниш.

— Без меня вы и книгу не открыли бы!

— Но какое значение наше присутствие здесь может иметь для истории Рогдевера и событий, минувших две тысячи лет назад? — спросила Миридис.

Никто не успел ответить. Граниш закрыл книгу, и мир вдруг начал рушиться. Раскололся и посыпался потолок, поднялся ветер и взметнул тысячи страниц. Имя Рогдевера исчезло, расплылись на полу очертания Яргулварда. Возникла призрачная дверь в форме книги. Путники поспешили к ней. Но только четверо, Легкие Ноги продолжал стоять на месте.

— Идем же! — крикнула Миридис сквозь нарастающие ветер и грохот.

— Не могу! — Легкие Ноги посмотрел на Аштагор. — Я не могу выпустить меча!

Белый Охотник стал пробиваться ему на помощь. Он уже схватил его за плечо, когда глаза молодого воина вдруг округлились, рот раскрылся. Не выпуская меча, Легкие Ноги стал заваливаться на бок. Его тело лишилось плотности, и усилившийся ветер развеял борута словно туман. Аштагор, выпав из его рук, исчез.

Дъёрхтард мысленно обругал себя. Он уберег Легкие Ноги от прикосновения к лезвию меча. Но ведь тело борута пребывало в дремоте, когда клинок в руку взяла душа. У души нет руки, это лишь разум пытается охарактеризовать и увидеть все в привычном свете. Лезвию Аштагора не нужно было касаться плоти Легких Ног, чтобы убить его. Борут принял его в свою душу, и едва сделав это, он принял смерть.

Четверо вернулись в Яраил.

Над ними стремительно проносились разорванные ветром обрывки курчавых облаков, перед ними неподвижно раскинулись облака земные — льдины, торчащие остриями из холодного моря.

Карх сидел на берегу, опустив ноги в море. Мерзлые воды его не тревожили, ибо хримтурс вышел изо льда и холода не ведал. Его взгляд уходил далеко за горизонт. Неподвижный и задумчивый гигант вызывал обманчивое впечатление умиротворенности и спокойствия. В любое мгновение он мог подняться и кровавым маршем пронестись по миру, но до тех пор являл собой живое воплощение сопричастности с природой. Быть может, он скорбел об Аеси, чья смерть дала начало этому морю? Или смиренно ждал часа, когда весь мир, а с ним и он сам, покинет свадьбу след за белою невестой? Вот что говорит Синяя книга о тех событиях:

За пробуждением четверки наблюдали Орун-Хад и Люперо. В то время как волк вильнул хвостом и лизнул Миридис, шаман хмурился и бился над разгадкой одному ему известного вопроса.

— Как долго мы проспали? — поинтересовалась Миридис. Орун-Хад равнодушно пожал плечами.

— Минут пять.

— Всего-то?

— Что делает Карх? — спросил теперь Граниш. Орун-Хад нехотя посмотрел в сторону хримтурса.

— О чем-то размышляет. Или просто наслаждается картиной. Как только вы отправились в Намару, он потерял ко всем нам интерес и с тех пор так и сидит.

— Странно, — протянул Дъёрхтард.

— Стало быть, мы можем просто взять и уйти? — спросил Белый Охотник.

— Да, мы так и сделаем, — по отдельности, думая в это время о другом, выговорил слова Орун-Хад.

— Что вас тревожит? — поинтересовался маг.

— Да, это странно, — шаман встряхнул головой и теперь говорил в своем обычном темпе. — Ведь я отправлял в Намару пятерых. Но где же пятый?

Четверка переглянулась.

— Нет, не было никакого пятого, — уверил Граниш. Остальные подтвердили его слова.

— А ведь должен быть. — Он пояснил: — плата за одно имя — другое имя. Проверьте воспоминания о событиях, пережитых в Намару. Нет ли в них изъяна?

Общими усилиями они воспроизвели картину. Получалось, что каждый из них прошел свое испытание, после чего они встретились и вместе добрались до имени Рогдевера. Используя Наследие Стихий, Дъёрхтард открыл, а Граниш его прочитал. Никаких противоречий в словах друг друга они не нашли.

— Мы прочитали два имени, и я отчетливо помню слова этих книг. Но никакой платы мы не понесли, — заметил маг.

— И это вдвойне странно, — заключил Орун-Хад. — Как бы то ни было, нам надлежит отправиться в путь. Вы нашли ответы? — Все задумались.

— Да, — произнес Граниш. — Но больше вопросов.

— Так всегда и происходит. Чем больше круг наших знаний, тем большее количество вопросов его окружают.

— Рогдевер изрек пророчество, — вспомнил Дъёрхтард и процитировал: — «Соберутся четверо, облачится плотью клинок и возвестит рог гласом Падшего о приходе красного солнца». Вы можете его истолковать?

— Пророчества часто иносказательны, — размышлял шаман. — Положим, речь о том, как под началом предвозвестников начнется война, столь опустошительная, что солнце осветит залитый кровью мир, или само заплачет кровавыми слезами.

— Дъёрхтард, — вмешался Граниш, — мне кажется, Рогдевер исполнил пророчество.

— А «рог гласом Падшего»?

— Возможно, Рогдевер так назвал себя. Или говорил о падших богах — занавъяра, или о своем друге, последнем альманде, чей род пал.

— Нет, — возразил Орун-Хад. — Это не метафора. Существует артефакт устрашающей силы — рог Вологама.

— Кто такой Вологам? — спросила Миридис.

— Некогда могущественнейший среди айинъяра. Его сразил Адояс в век Белого солнца и трофеем взял рог павшего. Если хотите обезопасить мир — уничтожьте рог. Однако прежде вам предстоит его разыскать. Я не знаю, где он, и едва ли кто-то из смертных укажет вам направление.

Задумчивость предвозвестников прервал Белый Охотник.

— Я не верю ему, — сказал он, имея в виду хримтурса. — Великан что-то замышляет.

— Весьма вероятно, — согласился шаман. — Мы не в силах остановить течение мыслей Карха, но зная их направление, должны сделать все возможное, чтобы они не излились реальность.

Раздался птичий крик, к ним приближались грифоны. Пять величественных зверей шумно приземлились, вонзив длинные орлиные когти глубоко в лед.

Миридис попрощалась с Люперо и ловко забралась на спину грифону. Альвы нередко используют этих причудливых существ для передвижения в небе и над ним, и за ее плечами имелась почти сорокалетняя практика подобных полетов. Дъёрхтард помог Гранишу, а после и сам оседлал птицу. Не промедлил и Орун-Хад. Только Белый Охотник не решался уйти на щите.

— Неправильно это. Герои не уходят, поворачиваясь к угрозе спиной.

— Белый Охотник, — сказала Миридис. — Здесь мы бессильны.

— Нужно уметь отличать мужество от безрассудства, — поддержал Граниш.

— Я многое слышал о вашей избранности. Но пока только слышал. Что-то происходит. Не знаю, что, но мир меняется. Уверен, вам еще только предстоит встретиться с настоящей опасностью. И что тогда, тоже убежите?

— Отступим, — поправил Граниш. — Коль в том будет смысл.

— Летим, — поторопил Орун-Хад. — Белый Охотник, садись. Грифон довезет тебя до Медвежьего Рева. — Борут повиновался, но еще больше обычного погрузился в себя. — У свиристящего древа наши пути разделятся.