Путь до больницы на углу Княгининской и Большого проспекта действительно занял минут пять, не больше, но показался чуть ли не бесконечным — такой болтливый мне попался водитель. Конечно же, не сам околоточный надзиратель — слишком молодой, да и рангом не вышел: то ли ефрейтор, то ли младший унтер-офицер в отставке. Рассматривать лычки на погонах мне было откровенно лень.
Зато сам он оглядывался на меня чуть ли не всю дорогу — да так, что пару раз чуть не въехал в то и дело попадавшиеся на пути телеги. То ло опасался, что я потеряю сознание или вообще помру, то ли просто переживал за кожаную обивку сиденья. Зато когда убедился, что я не собираюсь перемазать кровью всю машину, принялся трепаться без умолку.
Впрочем, я не возражал — кое-что полезное в его болтовне все-таки имелось. Я узнал чуть больше о местных хулиганах, бандах каторжан и даже самом Прошке Рябом. Который, как и ожидалось, оказался если не королем местного преступного мира, то одним из князей — уж точно.
И, как обычно в таких случаях и бывало, полиция неизменно оказывалась бессильна: городовые то и дело «принимали» на ограблениях мелкую шушеру, понаехавшие в Петербург с каторги урки частенько гибли в перестрелках и поножовщине с себе подобными — или когда сдуру нарывались на того, кто не только носил в кармане заряженный револьвер, но и не стеснялся им пользоваться.
Но с улиц пропадала лишь мелкая шушера, а сам Прошка Рябой всякий раз ускользал от правосудия. Он то ли умел не пачкать руки, то ли потратился на ушлого адвоката, то ли завел нужные знакомства в высшем свете… А может, просто не лез, куда не следует: преступники любого калибра и «специальности» — от попрошаек до карточных шулеров — почти никогда не трогали Владеющих из родовитой аристократии. А если трогали — это обычно заканчивалось в высшей степени прискорбно.
Конечно же, не для Владеющих.
— А ты как думал, брат? — глубокомысленно подытожил водитель, выворачивая руль. — Так всегда и выходит: господам все нипочем, зато у простого люда эта сволочь уж сколько лет на шее сидит. И управу не найти, хоть чего ты делай…
— Угу, — отозвался я.
В общем, все почти как дома. И я бы даже сказал, что порядку при императоре Александре все-таки оказалось побольше, чем при его сыне: то же электричество, улицы почище, машины… Наверняка и здесь старшие полицейские чины не чурались положить в карман нечистые деньги — да и постовые с будочниками вряд ли совсем уж перестали выбивать гривенники из кучеров и таксистов. Зато они честно несли службу, и в этом Петербурге хотя бы обошлось без террористов, революции и всеобщего бардака — и даже с Упырями и Жабами местные власти кое-как управлялись. Порой даже без помощи георгиевских капелланов.
Может, и с реформами не затянули, и с манифестом Витте… Впрочем, с чего бы? Никогда не был царь Александр сторонником либерального курса, и вряд ли стал на старости лет — скорее уж в девятьсот пятом как следует вытряс мошну побежденного японского императора.
Впрочем, не моего это ума дело: никогда не лез в политику в той жизни — да и в этой не собирался.
Пока я предавался воспоминаниям, водитель уже успел разглядеть вдалеке красно-кирпичное здание Покровской больницы — и тут же перескочил на другую тему беседы… точнее — монолога. Рябой Прошка был забыт, и все внимание досталось той самой княжне Вяземской, которой слухи приписывали не то, что сверхчеловеческие, а, можно сказать, почти божественные знания и таланты.
И это не считая ангельской красоты.
На этот раз я слушал навострив уши. Не то, чтобы меня так уж интересовала особа княжеского рода — или прекрасная женщина. В конце концов, этого добра в Петербурге хватало во все времена — и в обоих известных мне мирах. А вот Владеющий-целитель, да еще и запредельного класса попался впервые, и я не отказался бы подробнее разузнать пределы возможностей этой… Катерины Петровны, ангела-хранителя.
Если народная молва не сильно приукрашивала действительность, юная княжна могла и умела куда больше, чем самый опытный знахарь из моего мира. Даже если бы тому в помощь отрядили бригаду хирургов — да еще и оснащенных оборудованием по самому последнему слову технологий двадцать первого века. Вяземская в одиночку могла залечить даже самые страшные раны. Исцеляла болезни, спасала тех, за кого не наделенные Талантом врачи не пытались даже браться… разве что не воскрешала мертвых.
Впрочем, я бы не сильно удивился, услышав даже такую историю. Городская молва уже давно превратила Вяземскую в легенду. И дело, конечно же, было не только в незаурядных способностях и привлекательной наружности — а в том, что в двадцать первом веке назвали бы «пиаром».
Большинство сильных Владеющих, а уж тем более из числа титулованных аристократов, нечасто появлялись среди рабочего люда. Наверняка среди столичной знати нашлись бы целители даже посильнее Вяземской — но они уж точно не спешили растрачивать родовой Талант на каких-то там городовых, извозчиков или заводчан. А легендарная княжна предпочла блестящей карьере при дворе, балам и всему высшему свету работе в больнице. И не в какой-то специальной клинике для дворян и почетных граждан Петербурга, даже не в военном госпитале — нет, в самой обычной, куда ходили все, вне зависимости от возраста, пола и сословия.
И попасть к Вяземской считалось немыслимой удачей. Я, в силу опыта и накопленного за сотни лет запаса цинизма изрядно подозревал во всем этом или финансовый интерес, или какой-то еще, но если ее сиятельство и прятала под маской милосердия что-то нелицеприятное — то делала это крайне умело. Даже зубоскал-водитель говорил о ней мечтательным тоном, чуть ли не с придыханием — так, что я, пожалуй, даже проникся.
В конце концов — бывают же хорошие люди. Даже среди князей.
— Хоть посмотришь на Катерину Петровну, красоту нашу. — Водитель свернул к широким металлическим воротам и остановил машину. — Давай, вылезай. Дальше сам, брат, а то мне машину обратно подать надо — или с меня околоточный голову снимет.
Я молча кивнул и выбрался наружу. Рука ничуть не беспокоила, так что возиться со мной уж точно не следовало. К тому же рядом со входом за ограду дежурил еще один городовой. В фуражке, белом кителе и при сабле на боку. Даже чем-то похожий на дядьку Степана — разве что помоложе и с бородой покороче.
— Тебе куда, гимназист? — поинтересовался он — и вдруг засуетился: — А, так ты, никак, подстреленный… Пойдем, сейчас у Катерины Петровны как раз посвободнее… Из благородных будешь, дворянского достоинства?
— Потомственный, хоть и без титула. — Я пожал плечами. — Такое уж себе… достоинство.
— Тогда — случай особый. Пойдемте, ваше благородие. — Городовой тут же посерьезнел. — Катерина Петровна без всякой очереди примет.
Видимо, даже не подкрепленное капиталами происхождение в этом мире кое-чего стоило — впрочем, как и в моем родном. Вряд ли кто-то бы стал всерьез возиться с нищим гимназистом, но статус дворянина хотя бы позволил мне попасть к чудо-целительнице, не просидев предварительно в коридоре. Час или два, в окружении младенцев, ворчливых старух…
Когда я вообще в последний раз был в больнице?
По всему выходило, что как раз лет сто с небольшим назад — к счастью, по служебной необходимости. В Тифлисе, то ли в двенадцатом, то ли в тринадцатом году. И тамошний госпиталь, конечно же, с местной больницей не стоял и рядом.
По вполне понятным причинам я не мог помнить, какой Покровская была в моем мире, но здесь она выглядела… скажем так, весьма впечатляюще. То ли ее изрядно финансировал род самой Вяземской, то ли популярность княжны привлекала меценатов со стороны — капиталы в больницу были вложены немалые. И хотелось надеяться, что потратили их не только на златоверхую часовню, отделанную белым камнем лестницу и прочую малополезную мишуру.
Впрочем, внутри все тоже выглядело более чем пристойно: ни бардака, ни грязи, ни коек в коридорах, ни километровых очередей в кабинеты. Ничего подобного — и помещений, и врачей, и обслуживающего персонала здесь, похоже, хватало. По пути городовой успел рассказать, что больницу еще в прошлом веке открыли при Общине сестер милосердия, так что обилию женщин в полумонашеских одеяниях я уже не удивлялся.
Интересно, княжна тоже надевает на службу что-то… этакое?
— Давайте сюда. — Городовой чуть ли не под руку провел меня мимо стайки сердито зыркающих старушек. — Прошу, ваше благородие.
Ничего похожего на сигнал вызова над дверью не имелось, а стучать мой спутник почему-то не стал — так что в кабинет я заходил не то, чтобы с опаской — и все же осторожно. На тот случай, если ее сиятельство была занята…
К примеру, осматривала какую-нибудь полуголую старушенцию.
К счастью, обошлось — внутри Вяземская оказалась одна. Сидела за изрядных размеров столом спиной к окошку, так что рассмотреть лицо я поначалу не смог. Пользоваться звериным зрением почему-то не хотелось — кто знает, что бы в таком случае учуяла сильная Владеющая.
Впрочем, хватало и фигуры — невысокой и хрупкой, явно принадлежащей девушке немногим старше меня. Облачена Вяземская была, похоже, в самый обычный халат с золотым шитьем на лацканах — никаких признаков монашеского одеяния я не разглядел.
— Доброго дня, сударь. Проходите, пожалуйста… Вы ранены⁈
— Просто царапина, ваше сиятельство. — Я махнул целой рукой. — Уж не знаю, чего городовые решили, что мне нужно…
— Это вообще-то серьезно!
Вяземская вскочила со своего места так быстро, будто от этого зависела моя жизнь. Хотя беспокоиться уж точно не стоило. на мгновение мне даже стало стыдно показывать легендарной и наверняка донельзя занятой целительнице крохотную дырку от пули из почти игрушечного «велодога».
Впрочем, моего мнения никто и не спрашивал — Вяземская уже была рядом и разве что не крутила меня на месте, разглядывая со всех сторон.
— Рука, пулевое ранение… — пробормотала она себе под нос. — Раздевайтесь, господин…
— Волков. — Я чуть склонил голову и послушно принялся стаскивать китель. — Владимир Волков. Гимназист… Одна тысяча восемьсот девяносто второго года рождения.
— Хорошо, Владимир Волков. И рубашку тоже снимайте. — Вяземская едва заметно улыбнулась. — Или придется срезать рукав.
Я вполне мог бы закатать его и по самое плечо — рана уже почти перестала болеть и ничуть не мешала. Но спорить с доктором, конечно, не стал. Если уж ей так хотелось избавить меня от одежды…
Впрочем, тут я себя, похоже, переоценил. Стоило мне начать возиться с завязками на шее, как Вяземская тут же вернулась обратно за стол — видимо, заполнить какие-то бумаги. И даже ни разу не посмотрела в мою сторону.
В самом деле — дался княжне какой-то там тощий гимназист-подранок?..
Зато я теперь мог разглядывать ее вволю. И фигурку под халатом, и темные, почти черные волосы, собранные в пучок, и лицо. Породистое, с аристократическими мелкими чертами — тонкий нос, изящные губы, скулы… Может, и не ангельски прекрасное, как в рассказах городовых — но весьма и весьма привлекательное. Настолько, что его ничуть не портили круглые очки в роговой оправе.
И знакомое. Тогда я видел Вяземскую всего несколько мгновений, но уж точно не мог ошибиться. Другая одежда, другая прическа… И все же мы с княжной определенно уже встречались раньше.
В тот самый день, когда я отбил ее у огромной плотоядной Жабы.