Глава 10

После короткой прогулки вокруг площади день до обеда пролетел как-то незаметно — хоть за это время я успел присмотреться и к однокашникам, и к учителям, и даже к собственным познаниям. И выводы в целом оказались какие-то… тусклые.

Ни приятелей, ни активно пышущих злобой недругов у Володи Волкова, похоже, не было. Во всякому случае, в его седьмом классе, почти самом старшем. Как раз перед выпускным — меня окружали в основном пацаны лет пятнадцати-семнадцати, среди которых попадались и здоровые усатые лбы — видимо, второгодники. А поступали в гимназию здесь, как и в моем мире до революции — где-то в десять.

Оценки в дневнике выглядели средне — ни хорошо, ни то, чтобы совсем уж плохо. Порадовали только собственные познания — на математике и физике их хватало даже с избытком, да и латынь, как выяснилось, я еще более-менее помнил — хоть в две тысячи двадцать восьмом она уже давно стала уделом ученых-естествоиспытателей, врачей, филологов и лишь самых яростных почитателей античной культуры.

И я уже успел подумать, что сегодняшний день закончится без приключений, но стоило мне переступить порог столовой — как они не заставили себя ждать.

Один из вчерашних горе-воителей — тот самый толстяк, который пытался огреть меня портфелем — вынырнул из разномастной толпы гимназистов. Так резво, что мы едва не столкнулись лбами. И тут же ретировался — вытаращился, открыл рот, развернулся на каблуках ботинок — и помчался в другой конец зала — к крайнему ряду столов и деревянных лавок. То ли рванул за подкреплением, то ли испугался, что я снова ему врежу, то ли…

Нет, похоже, все-таки за подкреплением — его друзья как раз рассаживались с подносами у дальней стены. И выглядели, надо сказать, куда основательнее моих однокашников. Мелкоты в столовой не было вообще — видимо, младшие гимназисты обедали в другое время — но эти выделялись даже среди старших. И не только ростом, усиками и щетиной на лицах у самых крупных, но и каким-то особенно независимым и наглым видом. Они держались кучей и поглядывали на остальных не то, чтобы вызывающе — но как-то снисходительно и недобро.

Видимо, Володе Волкову «посчастливилось» испортить отношения с без пяти минут выпускниками — восьмиклассниками.

Я без особого труда отыскал глазами тех, по кому вчера прошелся кулаками. И долговязого с неприятной крысиной физиономией, и второго — круглолицего здоровяка без шеи… Кудеярова, кажется. К нему то и подскочил толстый — и сразу же принялся что-то суетливо вещать, то и дело тыча пальцем в мою сторону. И тот реагировал — и еще как. Бестолково таращиться с распахнутым ртом Кудеяров, конечно, не стал — но явно удивился, заметив меня среди однокашников.

И я почему-то сразу понял в чем дело — мозаика сложилась. Разумеется, никаких доказательств у меня не было и быть не могло — но что-то подсказывало: шпана под аркой у входа в гимназию околачивалась там не просто так. Ждали — не любого подходящего для избиения и грабежа беднягу в синем кителе и фуражке, а именно меня. Видимо, Кудеяров сотоварищи все-таки опасался гнева грозного Ивана Павловича — и решил расквитаться со мной чужими руками. Уболтал каких-нибудь местных гоблинов… или даже сунул каждому по пятьдесят копеек — вряд ли они стали бы отказываться от столь незамысловатой работы.

И я вообще не должен был добраться до порога гимназии. Или по меньшей мере явиться на обед с лицом, похожим на сливовый пирог. Но силенок у наемной армии не хватило, и выглядел я подозрительно здоровым и даже свежим.

Вот так сюрприз, господин Кудеяров, не так ли?

Впрочем, неприятель то ли не придавал моей персоне такого уж большого значения, то ли просто не любил утруждать себя лишними размышлениями — уже через пару минут вся банда восьмиклассников дружно орудовала ложками, уплетая за обе щеки суп. Я не стал отставать: отыскал свободное место, пристроил поднос с обедом на стол и принялся воздавать должное умению местных поваров. Надо сказать, достойному — оба блюда получились весьма и весьма недурственными.

Вероятно, дело было в продуктах — вряд ли этот мир в девятьсот девятом году уже дошел до глутаматов, генно-модифицированных помидоров и прочей сомнительной мути… Или ночная перестройка организма сожрала все внутренние резервы, и теперь я точно так же набросился бы даже на самую непритязательную снедь.

Пожалуй, скорее — второе: суп исчез буквально за какие-то пару минут, да и поре с увесистой котлетой из фарша на тарелке не залежались. И я уже всерьез начал примериваться к добавке, когда где-то в самой середине столовой раздался шум.

Звон упавшей посуды — то ли металлической ложки, то ли вилки, то ли ножа. И сразу за ним грохот, с которым обычно бьется тарелка… или несколько тарелок сразу.

Господа гимназисты тут же прекратили галдеть и чавкать — и дружно повернулись туда, где вдруг нарисовалось то, что любой народ испокон веков ценил немногим меньше насущного хлеба.

Зрелище.

— Ой, горе-то какое. — Мой старый знакомый с крысиной мордой картинно схватился за голову. — Никак, любезный Фурсов у нас без второго остался.

Восьмиклассники у дальней стены хором захихикали, а за ними общее веселье подхватили и чуть ли не все вокруг: пюре и котлета действительно свалились со стола и теперь валялись на паркете вперемежку с осколками тарелки. И вряд ли это могло случиться само собой — особенно когда мимо проходил Крысиная Морда.

— А впрочем, судари, если разобраться — так никакой беды и вовсе нет. Кухаркиному сыну брезгливым быть не положено. Надо — и с пола поест, так ведь?.. Угощайся, любезный!

Крысиная Морда коснулся котлеты лакированным носком ботинка — и пододвинул Фурсову.

Где-то на этом месте мой однокашник просто обязан был встать и как следует врезать обнаглевшему восьмикласснику. Здоровье наверняка позволяло: даже сидя Фурсов изрядно возвышался над остальными гимназистами, а уж шириной спины дал бы фору многим взрослым. Но вместо того, чтобы лезть в драку, он лишь отодвинулся на лавке и даже чуть втянул голову в крепкие плечи.

Испугался? И если так, то чего именно — кулаков восьмиклассников или сурового наказания за драку в столовой?..

Да, похоже, дело обстояло именно так: бритый затылок Фурсова понемногу становился пунцовым. Я почти физически ощущал исходивший от здоровяка праведный гнев, но тот изо всех сил сдерживал его внутри. На этот раз гнилая компания Кудеярова выбрала себе жертву, которая не могла ответить.

И ни грозного Ивана Павловича, ни кого-то из учителей, как назло, рядом не оказалось.

— Да ты, никак не голодный? — ехидно поинтересовался Крысиная Морда, нависая над Фурсовым. — Ежели так — тебе, любезный, и компот без надобности.

Бедняга попытался спасти хотя бы остатки своего обеда, дернулся, но не успел: длинная загребущая лапа подхватила стакан со стола — и сразу же выплеснула сладкую жижу с ягодами прямо ему в лицо.

И тут терпение закончилось. Только не у Фурсова — у меня.

Я уже давным-давно научился держать себя в руках, но сейчас сработало что-то другое. Чуть ли не постороннее, на уровне чужой памяти, засевшей не в разуме, а где-то в мышцах или позвоночнике. Похоже, желание разобраться с Кудеяровской бандой имелось еще у Володи Волкова — а теперь к нему прибавилось еще и мое собственное.

Веселая ярость буквально подбросила меня с лавки и, толкнув в спину, швырнула навстречу Крысиной Морде.

— А ну отойди! — рявкнул я на всю столовую. — Или руки пообрываю!

Восьмиклассники будто этого и ждали: тут же повскакивали со своих мест и бросились вперед, на ходу расстегивая пуговицы на воротах кителей — чтобы одежда не мешала. Их было человек семь, не меньше, но сейчас я без особых раздумий сцепился бы хоть с дюжиной. Злость бурлила внутри, разливаясь по мускулам увесистой и недоброй силой. Рвалась наружу — и в какой-то момент я почти перестал ее контролировать.

Крысиная Морда, похоже, даже успел заметить что-то… Не иной облик, конечно — на такое моих нынешних способностей пока еще не хватало. Взгляд, боевую стойку, уверенность… а может, и тот самый местный Талант — то, что позволило на мгновение увидеть на месте тощего парня в форме гимназиста другого меня, настоящего.

Того, кого следовало бояться.

Крысиная Морда сообразил, что дело пахнет керосином. Отступил на шаг и даже попытался дернуться куда-то в сторону — но восьмиклассники врезались ему в спину и буквально бросили прямо на меня.

И я ударил. Без изысков — левым прямым на подшаге, разве что в самый момент чуть оттянув плечо назад, чтобы ненароком не сломать дураку шею. Мой кулак с хрустом промял противную физиономию, но свалиться Крысиная Морда не успел — двое товарищей тут же подхватили его под руки. Втроем они почти загородили проход, но остальных это не задержало: восьмиклассники лихо сигали через столы и лавки, расталкивая младших гимназистов, снося на пол посуду и ботинками превращая чужие обеды в продуктовое месиво.

Парни явно были настроены серьезно — и я тоже не миндальничал. Пользоваться ножом и вилкой в школьной драке, пожалуй, все же не стоило, но в умелых руках в оружие можно обратить что угодно… К примеру — самый обычный поднос. Я подхватил с ближайшего стола металлический прямоугольник с загнутыми кверху краями и швырнул кому-то в лицо его содержимое: котлету, картофельное пюре и кружку с компотом. Особенно действенным оказался еще не успевший остыть суп — восьмиклассник тут же с воплем закрылся руками и поспешил убраться в сторону.

Впрочем, легче мне не стало. Еще одного здоровяка с тонкими усиками я опрокинул на стол пинком в живот, но потом на меня налетели сразу то ли трое, то ли вообще пятеро. Первый сдуру отбил костяшки об поднос и свалился, со звоном получив по лбу, но остальные явно оказались половчее — бросились в драку вместе, успев еще и разойтись в стороны.

Я крутился волчком, раздавая удары направо и налево и стараясь не дать опрокинуть себя на пол и забить ногами, и в какой-то момент заметил, что сражаюсь уже не в одиночку: то ли кто-то из однокашников все-таки решил прийти на помощь, то ли местная братия просто под шумок сводила счеты — столовая понемногу превращалась в самое настоящее поле боя. Или скорее в бесформенную и дикую свалку, в которой все дрались со всеми. Даже младшие классы — пацаны лет по двенадцать-тринадцать — не остались в стороне и с визгом швыряли друг в друга котлеты, хлебные корки, вилки, ложки…

Краем глаза я разглядел и Фурсова: здоровяк, наконец, поднялся с лавки, отшвырнул вяло трепыхавшегося Крысиную Морду, сдернул повисшего у меня на плече восьмиклассника, повалил, уселся сверху — и принялся деловито вбивать беднягу в пол пудовыми кулачищами.

Красота да и только.

Побоище вряд ли продолжалось дольше минуты, но для меня и она показалась вечностью. И я перестал орудовать смятым подносом, только когда чуть ли не прямо над ухом заверещал свисток, и гимназисты тут же брызнули в разные стороны.

Блюстители порядка прибыли — и, похоже, даже чуть раньше, чем кому-то пробили голову или свернули шею.

— А ну — прекратить! — заревел Иван Павлович, оттаскивая под руки озверевшего Фурсова. — Или всех в карцер запру!!!

Загрузка...