Без паники. Самое главное — без паники. Суета и излишняя впечатлительность погубили куда больше людей, чем прямая и явная угроза. Ситуация изменилась, но даже сейчас не тянула на по-настоящему крупные неприятности — особенно для того, кто побывал в сотнях передряг посерьезнее. Да, керосинка потухла, и света больше нет, зато дверь совсем близко, а до Упырей еще целый десяток шагов — или даже два.
Никаких поводов для беспокойства. Вообще никаких.
И все же оказаться в кромешной темноте со схарчившими дворника зубастыми тварями было, мягко говоря, не слишком приятно. Еще не привыкшее к подобным приключениям чужое тело выдало в кровь такую порцию адреналина, что я едва не потерял голову — и лишь немалым усилием все-таки взял себя в руки: одна или две секунды, глубокий вдох, выдох — и сознание снова заработало так, как ему и положено.
Я будто развернул перед собой карту — точнее, план подвала. И на нем тут же разметились все точки: ковыляющие в темноте Упыри впереди. Выход наружу где-то за спиной. И сам я — примерно посередине. Можно развернуться, отыскать глазами светлый прямоугольник двери и рвануть — но есть риск споткнуться и упасть.
Плохой вариант: слишком много шума, слишком дергано… и слишком много случайностей. Если хотя бы одна из тварей окажется достаточно проворной и цапнет меня за ляжку — мало точно не покажется. Лучше уж действовать наверняка.
Я не спеша попятился, нарочно подволакивая ноги, чтобы не упасть. В наполненной тяжелым дыханием и шорохом темноте щелчок взведенного курка прозвучал неожиданно громко — и Упыри тут же снова зарычали, а звуки шаркающих шагов раздались совсем близко.
Но я уже отступил чуть ли не к самой двери. Она оказалась прямо у меня за спиной, и теперь вокруг появлилось хотя бы немного света с улицы. Самая малость — и все же достаточно, чтобы разглядеть тварей звериным зрением. Пока еще не зубастые морды, даже не силуэты — только тускло мерцающие огоньки.
Если Упыри предпочитают охотиться ночью, неудивительно, что их глаза так сильно напоминают кошачьи: тоже круглые, способные поймать даже крохотные крупицы света — и поэтому сами будто светящиеся. Хищные оранжево-зеленые огоньки уже совсем рядом — буквально в нескольких шагах.
Одна пара, другая, третья, четвертая… Да сколько же их сюда набилось⁈
Я поднял «наган», наводя сгиб пальца на спуске туда, где у ближайшего Упыря должна была оказаться голова — и выстрелил. Раздался грохот, утробный визг — и за мгновение огненной вспышки из ствола я успел увидеть, как одна из тварей заваливается назад.
Попал! И, если анатомия гостей из Прорыва хоть немного напоминает человеческую — убил наповал. Минус один зубастый… Впрочем, радоваться рано — их еще как минимум трое, все прекрасно видят мой силуэт на фоне двери… и явно не против поужинать молодым гимназистским мяском.
Я выстрелил второй раз и, почти не целясь, третий. Обе пули наверняка попали, куда следует, но количество горящих в темноте глаз не убавилось: похоже, из глубины подвала к Упырям спешило подкрепление. Не самое многочисленное, но теперь я изрядно рисковал истратить все патроны раньше, чем закончится противники — а резервных дядька Степан не отсыпал.
Впрочем, какая разница? У меня все равно не будет времени возиться с барабаном.
Еще выстрел — и снова вой и звук падающего тела. Я спиной шагнул на лестницу, споткнулся, чудом удержался на ногах — и снова оттянул курок большим пальцам. Офицерский «наган» образца девяносто пятого года бил бы самовзводом, но дядька Степан забрал на дембель из армии обычный, солдатский, и мне приходилось каждый раз тратить драгоценные мгновения на перезарядку.
Последние три патрона я выпустил чуть ли не в упор, уже поднимаясь по ступенькам во двор. Шагавший первым Упырь рявкнул и послушно свалился с аккуратной круглой дыркой между глаз, но следующего только отбросило назад: я в спешке всадил сразу две пули не в голову, а в тело, между тянущихся ко мне когтистых лап.
Несмотря на какое-никакое внешнее сходство с человеком, устроен гость из Прорыва явно оказался сильно иначе: поджарый, но все равно медлительный и рыхлый. Тощая туша приняла свинец, разве что покачнувшись — будто пули даже не зацепили ребра… или их у Упыря не было вовсе.
Я на всякий случай взвел курок и нажал на спуск, и на этот раз барабан отозвался лишь тоскливым глухим щелчком. Патроны закончились, а вот Упырей осталось еще достаточно — точно не меньше трех. Зато я уже выбрался наружу, во двор. Отшвырнул опустевший «наган», сбросил с плеч китель и намотал его на левую руку. Так себе щит — но все же лучше, чем в случае чего встречать острые зубы или когти беззащитной плотью. Оружие тоже имелось: тот самый топор, заботливо оставленный кем-то в колоде у поленницы. Тяжелый, неудобный, явно туповатый, предназначенный исключительно для дров, а не для сражения…
Но в умелых руках сойдет и такой.
Упыри с ворчанием вылезали с лестницы во двор, и теперь я, наконец, мог как следует их рассмотреть.
Не знаю, кто придумал им такое название. С ожившими мертвецами из легенд или классики зомби-кинематографа зубастых объединяли разве что звуковое сопровождение, медлительность и желание жрать людей. В тощих и уродливо-непропорциональных телах не было почти ничего человеческого: слишком длинные конечности, ступни и кисти вытянутые, с когтями. Вроде бы худые — но кости не просматриваются. Живот и грудная клетка не разделены линией под ребрами, а будто наспех слеплены в один продолговатый кусок плоти, покрытый влажной и темной чешуей… или кожей — как у земноводного. Упыри скорее напоминали что-то среднее между отощавшей полуразложившейся обезьяной и здоровенной двуногой ящерицей. Даже башка оказалась отдаленно похожей на лягушачью: почти без шеи, с широкой зубастой мордой и чуть приплюснутая. Мощные челюсти, способные запросто перегрызть лучевую кость — зато сам череп крохотный и суженный кверху, едва ли способный вместить полноценный мозг. Неудивительно, что умственные способности тварей оставляли желать лучшего.
Впрочем, чтобы порвать меня на части, не обязательно иметь докторскую степень.
Я не стал дожидаться, пока Упыри подберутся поближе. Крутанул топор в руке, привыкая к весу, и первым вступил в бой. Чуть сместился влево, чтобы они никак не смогли навалиться все разом, и рубанул первого. С размаху, вложив в мощный удар чуть ли не весь собственный вес — и тупое лезвие все-таки справилось: разом отделило уродливую зубастую башку от тела и швырнуло куда-то в сторону поленницы. Рыхлая плоть поддалась железу почти без усилий, разве что едва слышно хрустнув сломанным позвоночником, и от неожиданности я завалился вбок, чуть не потеряв равновесие.
Второго Упыря пришлось рубить как попало, наотмашь. Снизу под отвалившуюся в визге челюсть — и сразу же во второй раз, провернув топор в воздухе. Удар расколол череп и с чавканьем ушел чуть ли не по самую середину морды, но высвободить лезвие я уже не успел: третья тварь навалилась сбоку и вцепилась зубами в руку. Намотанная на предплечье ткань кителя жалобно затрещала — и все-таки выдержала… пока еще.
Похоже, челюсти Упыря работали, как у бойцового пса: он не пытался отпустить и атаковать снова, даже не орудовал когтями — просто вцепился и держал, понемногу пережевывая и затягивая мою руку себе в пасть. Будь у меня оружие, я бы без особого труда пробил ему голову — но топор намертво застрял в поверженной туше и лишь тянул меня вниз неподъемной тяжестью.
Пришлось орудовать так: первый удар локтя лишь заставил Упыря сердито заворчать, пуская слюни, но второй, короткий и мощный, все-таки отбросил его в сторону. Лишив половины зубов, судя по влажному хрусту — наверняка они так и остались на мне, застряв в покрытой слюнями и жижей ткани кителя.
Прорывы умели делать своих созданий огромными, но на материале, похоже, все-таки экономили: и убитая вчера Жаба, и все до единого Упыри оказались каким-то хлипкими, непрочными… или Талант уже успел вкачать в мои мышцы достаточно силы. Третий удар я нанес ногой — и зубастая тварь с визгом рухнула, проехалась на спине, оставляя на асфальте влажный след, и подняться уже не успела: мой ботинок опустился прямо на морду с остатками зубов. Раз, другой — и череп хрустнул, а содержимое черепушки с чавканьем брызнуло во все стороны.
И во дворе стало тихо. Только где-то наверху негромко хлопнула створка окна. Выстрелы гремели на весь околоток, и кто-то из местных наверняка наблюдал за развернувшимся внизу сражением. Может, примеривался, как бы помочь угодившему Упырям в лапы бедняге. Или добраться до ближайшего городового…
Или просто втихаря радовался, что такое приключение случилось не с ним. И теперь, когда Упыри мне больше не угрожали, зрители исчезли. Двор снова погрузился в сонную тишину, и даже в еще светящихся под крышами окнах не маячило ни одного силуэта, словно жителей домов вокруг ничуть не интересовало, что я буду делать дальше.
Впрочем, стоит ли удивляться? Человек устроен так, что рано или поздно привыкает ко всему, а Прорывы и их кровожадные порождения за последние пару лет уже успели стать для Петербурга чем-то обыденным — конечно, если дядька Степан не слишком приукрашивал свои рассказы. В темноте меня вполне могли принять за городового, солдата или даже наделенного Талантом крутого георгиевского капеллана, для которого кучка Упырей вряд ли оказалась бы по-настоящему серьезной угрозой… Да и кому захочется без крайней надобности лезть в чужое дело? В том девятьсот девятом году, который я помнил, люди были точно такими же.
И за следующую сотню с лишним лет ничуть не изменились.
Так или иначе, моя работа тут явно закончилась — вместе с зубастыми. А вот вопросы остались, и немало: откуда здесь взялся чуть ли не десяток тварей, если покойный дворник видел всего одну? Как они могли забраться на километр от кладбища, не оставив следов? И если от Прорыва с Жабой шел только тот, из чьей плоти я слепил колдовской «клубок» — откуда вылезли другие? В конце концов — почему меня не предупредили, что Упыри обычно сбиваются в стаи?.. Не знаю, были ли ответы у дядьки Степана, но поинтересоваться я определенно собирался.
А заодно и занести обратно «наган» — раз уж обещал.