— Ты точно уверен, что не хочешь хотя бы попробовать принять участие в Турнире? У тебя еще есть время до заката, — произнес Макото, наверное, в сотый раз за сегодняшний вечер.
Кенджи в ответ только лениво помотал головой. Разговаривать у него не было ни сил, ни желания и сейчас его куда больше интересовала кисть сочнейшего винограда, чья кожица чуть ли не лопалась от сока, чем новый виток бессмысленного спора. Получив очередной отказ, Макото тяжело вздохнул, закатил глаза и одним глотком осушил бокал. «Ну что за глупый упрямый осел», — так и читалось на его лице. Вылив в стакан последние капли из стоявшего прямо на полу кувшина, он крикнул гейш — и через несколько мгновений вокруг них уже хлопотали миниатюрные девушки в ярких разноцветных халатах, делавшие их похожими на птичек. Лица их были выкрашены белой краской, глаза подведены углем, а блестевшие под лампами волосы, обильно смазанные не то воском, не то жиром, каждая из них разделила на два «крыла» и большой пучок на затылке, из которого торчали длинные иглы.
— Одна к одной прямо, верно? — подмигнул другу Макото, когда за последней девицей хлопнула дверью; но пред тем они успели наполнить пустые тарелки, принести еще вина и подлить кипятка на угли в жаровнях, пар от которых немедля наполнил весь зал, словно туман. — К слову, вон та рыженькая к тебе чуть ли не на коленки прыгала. И так к тебе прижмется и эдак, а уж попкой крутила — у меня просто чуть башка не закружилась. Видать ей твой шрам понравился.
— Который из? — усмехнулся Кенджи, наполнил кубок и с наслаждением растянулся на мягчайших подушках; за последний месяц он уделял столько времени тренировкам, что старался насладиться каждым выпавшим мигом отдыха, который превратился в недосягаемую мечту.
— Тот, что посвежее. Ты б присмотрелся, чего клювом хлопать — сюда, между прочим, работать устроиться не легче, чем стрелу мечом отбить. Девицы-то все как на подбор — воспитанные, умные, красивые. А уж муштруют их перед тем, как к гостям выпустить… Это тебе не дешевый бордель какой-нибудь, где пиво в лучшем случае дождевой водой разбавляют, а разносят его уличные замухрышки, которые разве что не в шторы при гостях сморкаются. Нет, брат, здесь каждый себя королем может почувствовать.
— Естественно, за такие-то деньги, — заметил Кенджи.
И это была сущей правдой. Сейчас они проводил время в одной из самых дорогих купален столицы под названием «Алмазная цапля» и за половину вечера уже успели спустить целое состояние, на которое, наверное, какая-нибудь деревушка могли питаться целый месяц. Притом не особо стесняя себя в рационе. Говаривают, что сюда не брезгуют заходить богатейшие купцы, чиновники самого высшего звена и даже главы Великих Домов — немудрено.
Заведение это буквально кричало о своей роскоши каждым своим уголком. Целых пять этажей здания из белого кирпича могли похвастаться как просторными светлыми залами, так и уютными комнатушками, в которых клубился полумрак; бассейны с холодной и чистой словно слеза водицей соседствовали с парными банями, а между ними располагалась оранжерея с живыми растениями, в лабиринтах которой нетрудно было заплутать на несколько часов.
То тут, то там стояли статуи различных зверей и диковинных созданий, выполненные с таким мастерством, что на первый взгляд их можно было принять за живых, миниатюрные фонтаны, искусные гобелены и картины в резных рамах. Под ногами — мягчайшие ковры и пушистые шкуры, над головами — светильники и люстры всех мыслимых форм и размеров. Вино здесь подавали исключительно в серебряных и золотых кубках на украшенных драгоценными камнями подносах, охрана могла сдержать натиск небольшой армии, а каждому гостю дарили столько поклонов и улыбок, что ты поневоле начинал ощущать себя чуть ли не самим императором. Впрочем, и монет за подобное великолепие владельцы брали соответствующе…
— Но оно стоит каждого потраченного медяка, тут даже ты спорить не будешь. К тому же, думаю, в последнее время мы славно потрудились и заслужили возможность хоть немного себя побаловать, верно? Тем более на деньги моего отца, — Макото ухмыльнулся и с шумом отхлебнул из бокала. — Однако давай все же вернемся к куда более интересным вещам — спорим, что у тебя духу не хватит хотя бы разговор завести с той рыжулей?
— Пока мы платим — она вся внимание, — пожал плечами Кенджи. — Какую бы чушь не городил любой из нас.
— Проклятье, твоя правда… — задумчиво произнес Макото, закидывая ноги прямо на ближайший пуфик. — Служебная этика и все такое… Тогда предлагаю кое-что получше: ты отправишь ей завтра корзину с цветами и предложением встретиться как-нибудь вечерком. Если она откажет — ты выкинешь эту проклятую крестьянскую шляпу в ближайшую канаву. Ну, а если проиграю я…
— Дай угадаю — ты улучишь момент и все равно выбросишь ее сам, верно? — со смешком перебил его Кенджи.
Он искренне недоумевал, чем Макото так взъелся на его касу из бамбука. Тот все твердил, что такое убожество дескать пристало носить лишь пастухам и свинопасам. Однако Кенджи, если честно, было совершенно на то плевать — от солнца шапка защищала отлично, а большего и не требовалось. К тому же за ней удобно было прятать лицо, что с каждым днем становилось все более кстати. После похорон Сато слухи о трех молодых воинах — сам Рю предпочел остаться в тени и Кенджи, сперва не понимавший причину подобной скромности, впоследствии успел сотни раз пожалеть о том, что не последовал его примеру — которые спасли императорского мэцукэ, наголову разбили банду Черепов и вернулись живыми и невредимыми из Одиннадцати Звезд мигом разлетелись по всему Каноку.
Теперь в любом мало-мальски многолюдном месте их сопровождали десятки, если не сотни любопытных взглядов. Шуноморо к внезапно нахлынувшей славе остался предельно равнодушен, обращая на шепот за спиной не более внимания, чем на шорох листьев под ногами. Макото же напротив подобной популярностью явно наслаждался, с удовольствием рассказывая каждому желающему о том, как они ловко пробрались в логово Черепов, расправились с коварной колдуньей, пытавшейся их отравить или же перебили целую стаю цутигумо — причем с каждым рассказом число павших демонов неуклонно росло.
Самому Кенджи хоть поначалу и немного льстил всеобщий интерес, однако довольно скоро он понял, что у этой медали есть и обратная сторона. Довольно сложно сохранять спокойствие, когда толпа шушукающих незнакомцев следит за каждым твоим шагом и чуть ли не в кружку заглядывает, коль ты решил зайти в ближайшую харчевню промочить горло. Именно поэтому Кенджи старался как можно реже покидать квартал, который занимали члена Дома Змея, а в город выбирался либо по ночам, либо выбирал самые тихие улочки, старательно избегая столпотворений.
— Слушай, так если тебя эта барышня так сильно в душу запала, может сам к ней и подойдешь? — произнес Кенджи и с усмешкой добавил. — Или ты все воздыхаешь по своей Маи?
Макото в ответ только густо покраснел, пробормотал что-то невразумительное и с носом уткнулся в бокал, точно бы его вдруг резко замучила жажда. Маи Мицу из Дома Паука — девушка лет двадцати с хрупкой талией, длинной косой, большими грустными глазами и, если верить слухам, довольно холодным характером — была давней зазнобой Макото. Не так давно он и Кенджи столкнулись с ней и ее семьей, прибывшими на Турнир — Маи едва ли удостоила их коротким взглядом, тогда как Макото едва не свернул голову глядя в след своей ненаглядной, за что и поплатился здоровенной шишкой на лбу, столкнувшись с так некстати подвернувшимся на его пути столбом. И нет, не то, чтобы Кенджи хотел задеть своего друга или посмеяться над его чувствами — просто это было единственным, что могло заставить того замолчать хотя бы на пару лишних мгновений.
— Вот как значит, да? — проворчал Макото. — Я уже начинаю жалеть, что вообще тебе тогда душу открыл… Ладно, ладно, намек понял. Отстану я от твоей дурацкой шапки, а ты перестанешь тыкать мне пальцем в незажившую рану, идет? — дождавшись кивка Кенджи, которого вполне устраивала подобная сделка, Макото снова затянул старую песню: — Слушай, ну назови мне хотя бы одну вразумительную причину, по которой ты не можешь принять участие в Турнире? Ты же с этой своей демонической штукой… прошу прощения, со своими внезапно открывшимися талантами, — быстро поправил он сам себя, поймав взгляд Кенджи, — легко можешь добрую половину участников обойти, а то и вообще в победители вырваться. Ты хоть вообще представляешь, от чего отказываешься? Во-первых…
Кенджи только вздохнул и откинулся на подушку, слушая его болтовню. Сам-то Макото в отличие от друга внес свое имя в списки претендентов одним из первых — и, признаться, это стоило ему немалых усилий. Решив схитрить, в первый день начала записи на Турнир Макото поднялся задолго до восхода солнца, надеясь избежать толкучки — но подобных умников оказалось куда больше, чем он рассчитывал. Некоторые занимали места чуть ли не со вчерашнего вечера! Самураи победнее мужественно ночевали прямо под открытым небом, кутаясь в плащи и шерстяные одеяла — несмотря на то, что осень еще даже не подступила и к половине, ночью уже становилось довольно прохладно. Воины и маги побогаче отряжали на это дело слуг, а то и вовсе нанимали крестьян или уличных бродяг, которые с радостью бы переминались с ноги на ногу хоть круглый год за пару лишних медяков. Еще до полудня очередь растянулась чуть ли не на полгорода, а едва солнце стало в зените, как следить за порядком явилась практически вся императорская гвардия.
Шутка ли — такое количество скучающих бойцов в одном месте, не знающих, чем себя занять и убить время. Кто-то достал кувшин сакэ, кто-то прикатил из ближайшей таверны бочонок эля, прямо на земле застучали игральные кости и зашелестели карты, парочка юнцов решила померяться силами на потеху всем прочим, тут же особо пронырливые начали принимать ставки на исход драки, и чем меньше становилось выпивки, тем чаще средь толпы начинали вспоминаться старые обиды… В общем, тот день обошелся городу как минимум в семь разгромленных таверн, пять закрытых купален, одиннадцать разрушенных фонтанов и упряжкой испуганных коней, невесть каким образом оказавшейся на крыше ближайшего храма. Снимали их практически до полуночи, а то, каким образом они вообще туда попали, на следующее утро не смогли объяснить даже протрезвевшие виновники сего хулиганства. Удивительно, но будущие участники отделались разве что сломанными ребрами или разбитым носом; хотя ранее первые жертвы Турнира могли появиться задолго до его начала.
Все это Кенджи поведал лично сам Макото который вернулся глубокой ночью — вымотанный до нитки, уставший, лишившийся куска рукава и одного сапога, с ног до головы пропахший потом, вином и луком; но лицо его, несмотря на пару свежих синяков и похожую на лопнувшую сливу губу, просто светилось счастьем.
— Ты представляешь — приперся даже этот засранец Хияно! — фыркнул Макото, прикладывая к лицу смоченную в холодной воде тряпку; заметив недоуменный взгляд Кенджи, он пояснил: — Это хлыщ из правящей семьи Дома Тигра. Ты наверняка видал его на совете — худой как каланча, плюгавый такой и вечно на всех зыркает, словно бы в дерьмо вляпался. Еле-еле в прошлом году четвертую ступень одолел — подозреваю, не без помощи казны своего семейства — а уж гонору… Ты представляешь — стою я рядом с ним, а он башку поворачивает к своим дружкам и говорит будто бы меня тут и нет: «Не знал, что в этому году дети тоже соревноваться будут». Дети, ха! Да он меня старше на пару лет, не больше! Ох, попадись он мне — не то, что меч больше держать не сможет, ходить будет с палочкой…
Последнее время мысли Макото — впрочем, как и всех остальных жителей столицы — целиком и полностью занимал только Турнир. Воины и заклинатели тренировались до последнего пота, оружейники, бронники, портные, держатели борделей, владельцы гостиниц и им подобная братия подсчитывали барыши, просто купаясь в деньгах, и даже уличные мальчишки ругались до хрипоты и лезли друг на друга с кулаками, защищая честь любимого Дома. Который, впрочем, утром мог быть совершенно другим, нежели вечером, а к полудню поменяться еще пару раз.
Самого же Кенджи Турнир волновал не больше, чем ежегодное соревнование по поеданию риса — да, в Каноку проводилось и подобное увеселение, к слову, имеющее немало поклонников. Нет, сейчас его тревожили куда более серьезные вещи. Пускай Жнец потерял большую часть своих союзников и едва не погиб сам — но, тем не менее, он все еще был могучим противником. Быть может, самым опасным человеком, с которым можно было скрестить мечи… но человеком ли?.. Кенджи своими глазами видел, как в него дважды вонзали кинжал почти по рукоять. Ни один воин, пускай даже самый стойкий, не смог бы оправиться от подобной раны даже если бы выжил — а Жнец не только не шелохнулся, но и смог продолжить бой, будто бы и вовсе не испытывал боли.
Не было сомнений, что его феноменальная живучесть была каким-то образом связана со сферами, что он разыскивал; как он там их называл — частицы Творцов? Чем бы они не являлись на самом деле — клочьями души Пепельного Короля или же просто могучими артефактами — Кенджи чувствовал, что у мощи, которую он поглотил, есть свой разум. Холодный, яростный, не знающий жалости и пощады. В тот краткий миг, когда неведомая сила захватила над ним контроль, он ощутил такую концентрированную волну ненависти, что еще чуть-чуть — и он бы обрушил ее на собственных же друзей.
Хоть с той поры голос молчал, но эхо его злобы до сих пор звучало у него в голове. И даже сейчас Кенджи нутром чуял, что сила эта не ушла и не спит, а лишь притаилась на время; точно бы поняв, что не сможет побороть Волю своего носителя, просто выжидает удобного момента. Сможет ли он одержать вверх над паразитом, вцепившимся не в тело — душу? Кто знает. Но если он поможет ему свершить свою месть…
— … к слову у тебя есть мысли, куда запропастился этот брюзгливый старикашка? — спросил Макото.
Кенджи в ответ только пожал плечами. От Рю не было ни слуху ни духу уже несколько дней. Видимо, он отправился на поиски того самого человека, который, по его словам, знаk что-то про эти таинственные сферы. Впрочем, ни Кенджи, ни Макото не сильно расстроились его внезапным исчезновением, решив сполна воспользоваться кратким шансом перевести дух. Ведь с момента их возвращения они с самого раннего утра до позднего вечера проводили за тренировками под неусыпным и строгим взглядом Рю.
Бой с мечом. Бой с двумя клинками. Удары копьем, посохом и топором. Стрельба из лука. На своих двоих, лежа на земле, сидя на верхушке высоченного дерева, чья ветвь того и гляди надломится под его весом и даже вниз головой. Метание дротиков и камней из пращи. Рукопашная — до сбитых в кровь кулаков. Все вышеперечисленное, но с завязанными глазами. Лазанье по практически отвесной стене, прыжки на одной ноге по врытым в землю столбам, и бесконечное заучивание правильной группировки тела при падении. «Плюхаетесь на задницы как мешки с дерьмом», — с неумолимой прямотой заявлял Рю, когда они в очередной раз демонстрировали ему свои навыки.
Бесконечные маятники, подъемы в гору с мешком песка на плечах и бег, бег, бег. Кенджи уже не помнил, когда передвигался по городу неспешным шагом, так как за малейшую задержку Рю выдумывал им все более изощренное наказание. Наконец-то они узнали, что такое Камень Болтуна, который тот вспоминал по делу и без — правда, лучше бы им было оставаться в блаженном неведении. Когда Макото в очередной раз что-то брякнул прямо посреди речи старика, тот не стал как обычно осыпать его бранью и лупить палкой, а вместо этого окинул взглядом тренировочный двор, выбрал самый тяжелый валун и сказал, что до самого заката Макото будет обязан таскать его в сумке за спиной — разумеется, прочие упражнения тоже никто не отменял.
Тот, конечно же, поначалу дико возмутился и заявил, что не собирается заниматься подобной ерундой. После этого Рю удивил их уже второй раз за утро — все тем же спокойным тоном он объяснил, что из семи последних чемпионов Турнира Домов трое ходили у него в учениках, двух он по несколько раз лупил на дуэлях — при этом будучи в стельку пьяным — а оставшиеся были слишком бездарны даже для этого. Так что, если он, Макото, в случае попадания в список участников, желает получить хотя бы шанс не вылететь в первом же бою — пусть он закрывает свой поганый рот, берет этот проклятый камень и дует на противоположный конец города за горячими рисовыми шариками в меду, ибо у Рю с самого утра во рту не было и крошки. Что тот после короткого раздумья и поспешил сделать, покуда Кенджи под присмотром Рю продолжил практиковаться в вызове фантомов. Надо сказать, весьма успешно — если поначалу он мог сотворить лишь неясную дымку, то теперь уверенно «лепил» небольших зверюг и даже заставлял их двигаться по его команде.
Помимо физических нагрузок Рю не забывал и о занятиях умственных, ведь «Сначала бьет мысль, а уже потом за ней следует рука». Окинуть оживленную площадь одним взглядом, закрыть глаза и без запинки перечислить количество людей и животных. Зайти в незнакомую харчевню и за пять ударов сердца назвать лучшие места для засады и все пути возможного отступления. Рю, вслух считая до десяти, показывал их подробную карту какого-нибудь городского квартала — а потом заставлял чертить ее на память, безжалостно рвя пергамент в клочья за малейшую кривую черточку.
А еще Рю обучал их вещам, которые были скорее присущи наемным убийцам и шпионам, чем воинам. Старик не только рассказывал о том, как действуют различные яды, но и научил Кенджи и Макото распознавать их запах и даже изготавливать противоядия из трав, растущих буквально под ногами. Рю показал, как скрытно проносить оружие мимо самой глазастой стражи и пускать его в ход за считанные мгновения. Как убить человека простой бамбуковой палочкой или замаскировать смерть под несчастный случай? Как правильно с помощью миски воды и хлебного мякиша прикинуться калечным бродягой, да так умело, что все прохожие будут шарахаться в сторону, только завидев фальшивые язвы? Как изготовить трубочку для дыхания под водой, писать замысловатым шифром и подражать крикам птиц? Как…
— Знаешь, старик, я даже стесняюсь спросить, откуда ты всем этим штукам понабрался, — с подозрением протянул Макото, наблюдая за тем, как тот ловко вскрывает замок простой рыбьей костью.
— Ты бы лучше тупые вопросы задавать стеснялся! — только рявкнул тот и Макото мигом закрыл рот, клацнув зубами; после прошлого знакомства с Камнем Болтуна он еле-еле дополз до своей постели, рухнул на нее и уснул прямо в сапогах. — Однажды одна из этих «штук» тебе шкуру спасет — если ты, конечно, перестанешь языком трепать и начнешь слушать, что тебе умные люди говорят. Вот тогда тебе совершенно наплевать будет, где и когда я чему обучался… Каге хитроумный, ты так скорее дверь сломаешь! Не дергай, а поддевай язычок как крючком и плавно, аккуратно, без лишних движений…
Дело уже близилось к полуночи, когда Кенджи и Макото, расставшись с последним содержимым своих кошельков, покинули купальню и ушли спать. А рано утром, едва только солнце выступило из-за горизонта, они уже направлялись в сторону главной площади вместе со всеми остальными членами Дома Змея. Покуда простые воины шли пешком, они в компании Каташи и его телохранителей ехали впереди всей процессии на вороных скакунах, в чьи гривы были заплетены зеленые ленты, а седла украшало серебро и позолота. Ичиро — старший брат Макото — уже должен был ждать на месте, так как именно он помогал в организации Турнира от Дома Змея и даже входил в коллегию, которая будет следить за его проведением.
Что и говорить — площадь, ровно как и все улицы вокруг нее, были забиты настолько, что яблоку негде было упасть. Люди забирались на крыши домов, верхушки деревьев — чьи ветви при каждому дуновении ветра угрожающе стонали, рискуя обломиться и рухнуть вниз — и даже на плечи друг друга. Свободен был лишь небольшой пятачок вокруг высокого помоста — по-видимому, именно отсюда будут объявлять имена счастливчиков, которым выпадет честь сражаться за звание лучшего; да и то — толпу сдерживало лишь плотное кольцо стражи, в любой момент готовых пустить в ход длинные древки своих нагинат.
Семьи попроще топтались среди прочих зевак. Богатые же рода и их приближенные заняли высокие деревянные галереи — выстроенные специально для сегодняшнего дня — расположенные по кругу. Каждая из них была украшена знаменами цвета Дома, для которого предназначалась, укрыта от солнца плотным брезентом и наполнена длинными скамьями с мягкими подушками. Не успел Кенджи занять свое место рядом с Макото, как возле них буквально из ниоткуда появилось несколько молчаливых слуг — и вот они уже потягивали прохладное вино, щедро сбавленное специями.
Заприметив на другой стороне площади Шуноморо, Кенджи помахал ему рукой — но вряд ли здоровяк смог разглядеть его приветственный жест с такого расстояния. Самого же Шу проморгать было трудно — впрочем, как и его родичей. Даже стоявшая рядом с ним девушка — быть может, сестра — возвышалась над окружающими мужчинами минимум на полголовы; вместе же семейство Ямо напоминало невозмутимые скалы, обтекаемые людским потоком.
Почти пробил полдень, народ все прибывал и прибывал, а гвалт в воздухе стоял такой, что Кенджи едва мог расслышать голос Макото, который, не умолкая ни на миг, комментировал всех замеченных им знакомых, абсолютно не стесняясь в выражениях. Но вот наконец загремели горны, забили барабаны, воздух заполнил стрекот трещоток — и к помосту направился главный императорский советник Чикара Хицу вместе с представителями Великих Домов, которые должны были следить за тем, чтобы правила Турнира выполнялись до последней буквы. От Дома Паука присутствовала госпожа Кумо, Дом Змея представлял Ичиро, чуть позади него шел пузатый господин с длинными тонкими усиками, точно нарисованными углем — глава Дома Тигра, Кенджи помнил его еще с совета — остальных же он знал разве что понаслышке. Не хватало только членов Дома Волка, которые все до одного покинули столицу сразу после похорон Сато.
Впереди процессии шла когорта стражников, которые, бранясь и ругаясь, бесцеремонно расталкивали переминающихся с ноги на ногу людей, а особо медлительных награждали пинками или ударами плеток. Взобравшись на помост и подождав какой-никакой тишины — признаться, времени для этого потребовалось немало — Чикара достал из-за пазухи запечатанный продолговатый футляр, предназначавшийся для свитков, и прочистил горло.
— Рад поприветствовать вас всех в этот знаменательный день! Пусть дети ваши никогда не знают голода, а предки улыбаются, глядя на достижения своих потомков. Увы, наш всеми любимый владыка, Ставленник Богов, Мудрейший из ныне живущих, Хозяин земли и воздуха… — выслушивая все титулы императора, Кенджи не торопясь успел опустошить полный стакан — … его светлость господин Симада не смог сегодня поприсутствовать на церемонии лично, но просил передать всем и каждому его самые искренние благословления.
Со всех сторон послышались жиденькие аплодисменты; и хоть некоторые хлопали словам Хицу весьма искренне, остальные даже не отвлеклись от разговоров или же в открытую позевывали.
— Не буду тянуть время и рассказывать вам, по какой причине мы все здесь собрались. Хочу лишь напомнить, что этот Турнир целиком и полностью будет посвящен имени слишком рано покинувшего нас Юмы Сато — императорского мэцукэ, отдавшего жизнь на благо своей страны. Господин Сато был похищен и убит одним вероломным мерзавцем, чье имя я брезгую произносить даже про себя — но к счастью, нашлось несколько смельчаков, сумевших отомстить за смерть Юмы и вернуть его тело для погребения…
Кенджи буквально кожей почувствовал на себе сотни заинтересованных взглядов и надвинул шляпу пониже на глаза; Макото напротив надулся от гордости и выпятил грудь, нисколечко не стесняясь всеобщего внимания. Чикара же тем временем одним движением вскрыл футляр, вытащил на свет свернутый в трубочку свиток и развернул его.
— Настала пора узнать, кому посчастливится сразиться за право называться лучшим из лучших и навсегда увековечить свое имя в истории. Сато был настоящим воином и, я уверен, он счел бы честью стать рядом с любым из этого списка. Итак, первое имя — Кента Ива из Дома Цапли!
Соседняя галерея буквально взорвалась овациями и радостными воплями; лишь мельком Кенджи успел увидеть невысокого парня с длинными волосами, стянутыми в пучок на затылке, а после он скрылся за друзьями и близкими, спешащими поздравить счастливца.
— Пересекался с ним пару раз, — прошептал Макото. — Очень скрытный парняга — ни с кем близко не общается, вечно себе на уме. Но вроде как неплохой боец. Я слышал, он как-то на спор подбросил в воздух три яблока и прострелил их одной стрелой.
— Нэн Хисару из Дома Паука!
На противоположной трибуне Кенджи увидел девушку, которую они вместе с Сато как-то встретили на пути в замок Такэга. Казалось, это было так давно, будто бы в прошлой жизни, но Нэн опять была одета в длинное мешковатое платье и также скрывала лицо за широкой шляпой; разве что теперь ее наряд был песочного цвета.
— Гляди-ка, даже глазом не повела, — завистливо протянул Макото. — Правду говорят, наверное, что характер у нее как у гадюки… Один паренек как-то раз ей вслед неудачную шутку отпустил — что-то там про то, что самые сочные дыньки всегда в тени прячутся — так она его часа три по воздуху своими элементалями туда-сюда гоняла, бедняга чуть кишки на землю после не выблевал.
— Сузуму Хака из Дома Кошки!
Первый участник не из Великого Дома и поэтому находящийся среди толпы издал громкий вопль и поднял ввысь руки. То был невысокий коренастый мужчина лет так сорока с обритой налысо головой и окладистой бородой.
— Мерзкий тип, — поморщился Макото. — Не зря его за глаза Стервятником кличут. Ты, наверное, не знаешь, но он уже принимал участие в Турнире, когда еще совсем молодой был, лет пятнадцать назад. Он в какой-то темной истории был замешан — говорят, встретился как-то ночью с другим участником в темном переулке, так тот там и остался в грязи лежать с перерезанным горлом. Стервятник потом утверждал, что просто защищался — но власти решили расследование прикрыть и дельце замять, чтобы прямо во время Турнира грызня не началась, списали смерть бедолаги на несчастный случай, а от семьи откупились. Сузуму же на следующий день сам отказался от дальнейшего участия — дескать здоровье не позволяет. Ага, как же, у Стервятника его на десятерых хватит — ты гляди, шея как у быка, только что ворот не лопается…
— Шуноморо Ямо из Дома Плюща!
Кенджи аплодировал так сильно, что едва не отбил себе ладони, искренне радуясь за друга, Макото безуспешно пытался докричаться до здоровяка, чуть не сорвав голос, сам же Шу хоть и сиял как начищенный пятак, но с виду сохранял привычную невозмутимость. Чикара произносил одно имя за другим и каждого нового счастливчика толпа встречала ликующим ревом. Но вот неизвестен остался лишь последний участник, главный советник сделал паузу, чтобы промочить горло — а может и нагнать интриги — Макото же закрыл глаза и беззвучно зашевелил губами, наверное, взывая к судьбе, удаче, богам и всем, кому только можно.
— И имя последнего претендента на звание чемпиона, который будет биться не только за себя, но и за честь своих семьи и Дома…
Первое время Кенджи просто глупо моргал глазами, услышав собственное имя. А после чуть не рухнул на пол под лавиной Змеев, кинувшихся поздравлять собрата.