Мягкое и круглое иногда все-таки смешиваются. Но вот получается ли в итоге белое — вопрос вопросов.
Если иссякла одна дорога, оглянись: может, рядом найдется другая.
Хвост пояса гнулся в ладони. Напитанная от руки теплом и по́том кожа размякла, растянулась и стала липкой. К пальцем льнула, прикрывая бронзовыми пластинками костяшки. Вот только бить некого.
Жива Ласка, не демоны её забрали. И плевать, что плел многословный хан-харус Вайхе. Это как в бою: копейный удар разворачивает в седле, и случайная стрела проносится мимо. А ты, походя разрубив спасителя, бьешься дальше. И метишь лучше, чтоб твои-то удары не во спасенье были. Пока живой — идешь вперед.
И сейчас тоже.
Мысли отвлекали от желания бухнуться на колени. А ведь самое место для этого — личные покои кагана, где стены давят позолотой, с потолка глядят лица ушедших героев, и даже птицы не смеют нарушать тишину. Не забывай, табунарий, кто ты есть и куда попал, кланяйся.
Впрочем, поклон как раз наличествовал, глубокий и уважительный. Именно он не позволял рассмотреть ширму, скрывающую… ясноокого Ырхыза? Бродягу Орина? Неизвестно, что сейчас лучше.
— Мне жаль Ласку, — раздалось из-за синего шелка. — Но демоны рассудили по-своему. Недаром Всевидящий её пометил.
То же самое сказал хан-харус, только более витиевато. Утешать пытался. Пусть теперь засунет утешение в…
— Мой повелитель, могу я просить о странном подарке?
— Разумеется, табунарий.
Загородка легко отодвинулась к стене. И снова знакомое лицо скрывают повязки. Но вроде как меньше стало. А скоро и вовсе исчезнут: негоже кагану болеть, когда воздух войной пахнет.
— Подари мне склану, — произнес Бельт.
Главные глаза Наирата на мгновение скрыло веками. Удивление? Конечно, оно.
— Бельт, не дури. Я понимаю, что Ласка… Но склану на замену?!
— Все не так. И Ласку забрали не демоны.
Орин вздохнул нарочито протяжно. Также, как вздыхал Вайхе.
— Успокойся, Бельт. Отдохни. Сходи в бордель и надерись до усрачки. Более того, я приказываю тебе это сделать. А нет, так тебя прямо тут силком и напоят, и оттрахают первосортные бабы, которых и шлюхами-то назвать язык не поворачивается.
Такого Вайхе не говорил, но оно прекрасно читалось в его взгляде. Именно это и позволило подготовиться к разговору с Орином.
— Пока я трезв и в своем уме. Могу все объяснить.
— Попробуй.
— Ласку забрали не демоны. — Бельт запнулся лишь на мгновение, вспоминая уродливое лицо в подворотне. — Её похитили люди.
— Из подземелий хан-бурсы?! И ты убеждаешь меня, что не свихнулся?
— Я видел похитителя утром. Он передал браслет, который был на Ласке. И потребовал в обмен склану.
— С-с-суки! — Орин зашипел, брызгая слюной. — К тебе подбираются, гниды! И ко мне! Прав Урлак: давить, давить, давить! Я дам тебе вахтангаров…
— Не надо вахтангаров. Ласку убьют в кутерьме. А так — я тихо обменяю её.
— Слепые крысы! Бельт, ты не понимаешь! Это просто кто-то ловко использует произошедшее…
Все используют всех, до кого дотянутся. До Ласки вот дотянулись и уже не отпустят. Не одни, так другие. Бежать надо было, еще там, в Мельши. Погнался дурак за сказкою, полез в пруд чудо-рыбу тащить, чтоб всем хорошо стало. И тащил, пока не надорвался, а дальше, надорванному, только тонуть и осталось.
— Бельт, ты догадываешься, где ее держат?
— Нет.
А если бы и догадывался, то не сказал бы. Ибо плевать Орину на Ласку: он, как охотничий пес, встал в стойку и верхним нюхом пытается отыскать добычу. А что приманка погибнет на охоте, так это дело десятое.
Нет, не пойдет.
— Я не знаю, кто и зачем забрал Ласку, — сказал Бельт. — Но ее можно вытащить. А сквитаться потом. Позже.
Поправив сбившуюся к уху тряпицу, Орин уже спокойнее произнес:
— Бельт, где твои мозги? Ты лезешь в ловушку. А проклятая девка того не стоит…
— Я получу склану?
Ремень в руке натянулся, чуть не выскользнула из-под него золоченая плеть.
— Склана нужна здесь, — с неохотой сказал Орин. — Она — спасительница ясноокого кагана. Чудотворница, мать её. Кырым и Урлак так говорят. Но если они позволят — забирай серошкурую, меня от нее передергивает.
— Благодарю.
Пустое слово, как и весь разговор. Разрешение — это все, чем помог ясноокий каган. Большего или не может, или не хочет. Свою рыбу он уже вытащил и заветные желания на других тратить не станет.
Толкнув клетку с белыми пичугами, которые заметались, рассыпая оперение, Орин сказал:
— И еще одно, чтобы между нами все было честно: надеюсь, что Ласку — даже если она жива — все-таки придавят. И ты окончательно освободишься из плена этой наир.
— Главное, не пытайся помогать такому освобождению.
Белое перышко опустилось на плечо. Добрый знак? В знаки Бельт не верил, но стряхивать перо не стал.
— Угроза ясноокому кагану?
— Просьба к бывшему вахтангару.
— Я услышал, камчар.
Прощание завершил поклон, а в голове уже складывался путь в крыло хан-кама. Предстояло поплутать.
Золотистые лианы вытекали из чаши, но не касались пола. Четыре колонны торчали углами невидимой клетки, где вежливый помощник и оставил Бельта, попросив не трогать золотарницу.
Значит, золотарница. Не похожа что-то на рисунки. И на ласкином кубке, сгинувшем непонятно где, она по-другому выглядела. А в жизни — веревка веревкой, дернешь — наверняка порвется.
Но вместо лианы Бельт в очередной раз потянул ремень, перекрутил и смял его.
— Надеюсь, повод для разговора достаточно серьезен? — проворчал хан-кам, медленно приближаясь к чаше.
Вместе с неимоверной усталостью и раздражением он принес запах пота, столь резкий и необычный, что заметил даже привычный к армейской вони Бельт.
— Ясноокий каган позволил мне просить вас о подарке.
— Чего я и опасался: несвоевременная трата времени. Паршивый каламбур, особенно несмешной в эти дни.
Каждый шаг хан-кама отзывался в шраме болью, точно не по бело-черным плитам ступал Кырым-шад, а прямо по лицу. Проклятье, только на это не хватало отвлекаться.
— Это вопрос жизни и смерти.
Говорить надо быстро, а то выгонит.
— Сейчас всё — вопрос жизни и смерти. Агбай, Ырхыз, Лылах… — Хан-кам оперся на край каменной чаши и нежно провел ладонью по широкому листу. — Слишком много этих вопросов, я бы предпочел что-нибудь попроще.
— От вас не потребуется никаких усилий. Просто отдайте мне склану…
— Аудиенция окончена. Еще раз потревожишь меня по глупости — получишь запрет на вход во дворец.
— Дело в Ласке…
— Послушай, табунарий, — хан-кам говорил медленно, растягивая слова, как обычно разговаривают с детьми и слабоумными. — Если ты не заметил, то я усиленно занимаюсь тем, чтобы не дать взорваться Наирату. Параллельно решаю проблемы с Кхарном и Лигой. А довеском — морочу себе голову крылатыми тварями, которым именно сейчас вздумалось отгородиться от людей. Многовато замкнулось на старике Кырыме, не находишь? Видимо, не находишь, ибо добавляешь в эту кашу чушь вроде слепой дуры, которую милосердно прибрали железные демоны.
— Но каган сказал…
— Помни свое место, дезертир. И впредь никогда не смей разъяснять мне, что сказал каган! Уяснил?
Не дожидаясь ответа, Кырым развернулся и пошел в сторону внутренних комнат. А безымянный помощник, вынырнувший из ниши, поманил за собой к двери.
Перекрученный во влажной ладони ремень натянулся до предела. И лопнул.
Золоченая плеть табунария стукнулась о мраморный пол.
Провожатый развернулся полубоком, вежливо ожидая, пока Бельт поднимет символ воинской власти. Тем удобнее было бить: сперва в пах, а потом в переносицу и по горлу. Для уверенности приложить затылком об колонну. Все прошло без лишней суеты и шума: хан-кам даже не оглянулся, исчезая в соседней комнате. Тихо было и за входной черно-белой дверью.
На бегу Бельт вытянул кинжал. Рукоять совсем не скользила в сухой ладони.
Взять на нож, заставить…
Из-за широких деревянных створок, за которыми только что скрылся Кырым, донесся металлический звон и хруст бьющегося стекла. Бельт прижался к косяку, готовый встретить ударом любого… Кроме того, кто распахнул дверь. На пороге стояла склана с огромной костью-булавой в руках. Ею она и хлестнула замешкавшегося Бельта, скользнув тяжелым обухом по плечу. Будь крылана также быстра, как её родич, оставивший памятную отметину, пришлось бы совсем плохо. Но тягучие движения давали достаточно времени, чтобы двинуть рукоятью кинжала под дых. Склана подалась назад, смягчая удар, и только отступив обратно в лабораторию сложилась пополам. Но и тогда не замерла истуканом, а перекатилась через плечо, вскочила, отгораживаясь от Бельта углом стола. Тяжелое хриплое дыхание и мутные глаза, подрагивающая булава в руках. Чуть в стороне распластался среди склянок и плошек бездвижный Кырым. А над ним, будто вырастая из стены, навис голем.
Шипастый хребет, когтистые лапы, завернутая влево морда с пустыми глазницами. Внутри всё сжалось, но тут же отпустило: не работает. Иначе не сумела бы склана до кама дотянуться, и сам Бельт вряд ли успел бы столько всего сотворить. А голем, по всему, тот самый, из шестиколесной кареты. Да уж, Всевидящий кидает белые и черные кости поровну.
— Я друг, — выдавил Бельт. Совсем не тем тоном, который нужен в эту минуту.
Склана попыталась сплюнуть, но вышло сухо и мучительно даже на вид.
— Ты убила хан-кама. — Кивок на тело. — Теперь убьют тебя, если только ты не уйдешь со мной.
Можно оглушить и вынести. Она слабая. Но лучше, если сама.
— Он… жи-ив.
— Ага, всего лишь башка раскроена. Но я могу увести тебя отсюда.
— Куда?
— Есть люди, которым ты нужна.
— Для чего?
— Не знаю. Но уверен, они имеют мало отношения к Ханме, а значит — это отличный способ убраться из замка и города. Тем более, после покушения на хан-кама.
Время идет. Надо решать, а не разговоры говорить. Но склана не торопилась давать согласие.
— А ты кто?
— Уже никто. Снова дезертир.
— Неправда. Я помню тебя. Гаррах. Зима.
— Я тоже помню тебя, примиренная. Всевидящий знал, кого угощать лепешкой. Нет ничего хуже, чем противиться его воле.
Дернула плечами, но кость из руки не выпустила. Сказала:
— Веди.
Однако, сделав шаг, склана согнулась пополам, задышала часто и глубоко.
— Идти-то сможешь, Элы?
— Да. Сейчас. Только не Элы. Элья.
Пока склана приходила в себя — как есть больная, да еще этот удар — Бельт окинул лабораторию более внимательным взглядом: вдруг что полезное сыщется? Столы, шкафы, шкатулки, склянки. Мотки проволоки на железных вилах. Кривобокие ветряки с цветными стекольцами да живое сердце в банке. Стучит-колотится, гоняет желтую жижу.
— Может, тут есть другие выходы? — По уму, этот вопрос должна была задать склана-пленница, а вовсе не спаситель Бельт. Но она провела здесь намного больше времени, а потому…
— Наверняка есть. — Элы-Элья уже распрямилась и хоть еще дышала ртом, громко и натужно, но выглядела живее, чем минуту назад. — Где — не знаю. Возьми бутылки вон с той полки. И красную шкатулку.
— Нашел. Закрыта.
— Бери и…
Элья оборвала себя на полуслове, когда Бельт присел рядом с хан-камом.
— Прикончишь его? — спросила она после паузы. — Он предатель. Предателей нужно убивать.
Тогда Бельта первым и надо бы, а уж потом остальных. Хан-кама вот… Чего уж проще — чиркнуть по горлу, отомстить всем и сразу. А вот просто убрать кинжал в ножны куда сложнее… Ведь это Кырым сердце в банку посадил, заставив жижу взбалтывать; и пока его собственное бьется, еще не одно посадит.
Чего ради?
— Нет, — твердо произнес Бельт. — Пусть решает жизнь. Готова?
Склана кивнула.
— Получше завернись в плащ и молчи. Я веду тебя по личному приказу хан-кама. Выходим.
Деревянная дверь, ведущая в зал с золотарницей, открылась лишь на мгновение раньше, чем каменные черно-белые створки. Переступив порог, Ирджин уставился на лежащего у колонны помощника.
Полтора десятка шагов Бельт преодолел в три прыжка, но этого оказалось недостаточно. Или, наоборот чересчур: заметив несущего на него табунария, Ирджин нырнул обратно в проем. Створки за его спиной сомкнулись, до половины закусив летящий кинжал, и приняли на себя разогнавшегося Бельта. Им, каменным, ничего, а вот табунарий зашипел и принялся материться.
— Как открыть? — выдохнул он ковыляющей между колонн склане.
— Не знаю. Тут все хитро устроено. Эман, механика, секреты. А этот еще и снаружи запечатал. Уверена.
— Значит, быстро не выбраться?
— Не выбраться.
Чему она улыбается? Гладит плети золотарницы, мурлычет под нос на своем, а про Бельта будто и забыла.
— Скоро под дверями будет полсотни стражников. — Бельт потянул за рукоять кинжала, но поняв, что не вытащит, отпустил.
— Значит, будет цель — перебить всех и выбраться.
— Ты сумасшедшая, склана.
Крылана прикусила нижнюю губу, после чего озадаченно потрогала её пальцами и сказала:
— Ты себе даже не представляешь, насколько.
— В лоб не пройдем. Значит, либо окно, либо потайная дверь. Возвращаемся в лабораторию. Ну же, чего ты…
Золотистые лианы странно смотрелись на серой коже. Браслетами они обняли тонкую руку от запястья до локтя. И не разобрать сейчас, то ли это живое украшение, то ли драгоценное витьё.
— Золотарницу жалко. Мучается. Умирает. Как и все здесь.
— Будешь и дальше стоять — сдохнешь на пару с кустом.
Добавив несколько слов покрепче, Бельт направился в лабораторию. Крылана, высвободив руку из зарослей, двинулась следом. Ее предплечье золоченой спиралью обвивал тонкий стебель.
Пока Бельт двигал стол и громоздил поверху тяжелые кресла, изнутри подпирая дубовые створки, склана ходила вдоль стен. Пальцы, иногда замирая, скользили по обивке.
— Не чувствую. Много камня. Много эмана. Сбивает.
Бельт переступил через Кырыма и бросил:
— Встанет не скоро.
— Не скоро, — эхом отозвалась Элья. — Сильный удар, чужая рука.
— Через окна тоже не выбраться, слишком узкие, и высоко. Последний этаж, демон его дери.
— И язык чужой… — на этот раз показалось, что склана его вовсе не слушает.
— Ну это как раз мелочь, — сказал Бельт. — Что в тех помещениях?
— Лежанки. — Таки слушает. — Для особых случаев. Я там была. И Ырхыз.
Еще две абсолютно бесполезные комнаты. Разве что можно набрать заостренных прутов и мелких, хрупких на вид ножей. Только вот нахрена? Разве что себя по горлу полоснуть, чтоб к палачам не попасть.
— Долго они, — донесся голос скланы.
— Угу. Но сходу штурмовать покои хан-кама не посмеют. Ирджин вряд ли толком понимает, что тут творится. Чует, что дело дрянь, но на одной чуйке далеко не уедешь.
Третья комната — чисто зверинец: всяческих тварей по банкам понапихано. Найти секретную дверцу за полками будет сложно. Разве что разворотив все шкафы и расплескав по полу вонючую жижу и склизских уродцев. Ну что ж…
— Элья, что у тебя? — спросил Бельт напоследок, уже ухватившись за стеллаж. — Элья?!
Меч легко вышел из ножен.
Аккуратненько, по широкой дуге подойти к проему…
Никаких воинов с клинками наголо, арбалетами, веревками и кляпами в лаборатории не было. Склана просто сидела у ног голема и что-то сосредоточенно лепила. Под ее ловкими пальцами плавилось нечто, более всего напоминающее прозрачную семихвостную плеть. Если б не мягкость, с каковой гнулась рукоять, Бельт поручился бы, что она сделана из стекла. А так…
— Нашла время, — проворчал он. — Лучше помоги мне здесь.
Только сейчас он заметил, что поверх браслета из золотарницы легла прозрачная нить, такая же гибкая, как и плетка. Утолщаясь, она постепенно переходила в поводок, который терялся где-то в шейных сочленениях голема.
— Ты чего? — Теперь Бельт испугался не на шутку. — Сдурела?
Сдурела. Или не понимает, с чем вяжется. Не видела твари живьем, чтобы близко, чтобы ночное Око в глазницах плясало и кишки чужие с зубов свисали. Не летела, к конской спине прижимаясь, понимая, что не уйдет…
— Он пойдет первым. Сначала я и планировала так. Все, что нужно, у меня есть.
Коробка с песком, который для писем. Пара склянок. Свеча. Воск. Серебряное блюдо с чеканным узором.
— Рехнулась?! Хочешь растормошить голема?
— Проще разбудить его, чем Кырыма. К тому же, я скорее прирежу хан-кама, чем позволю ему произнести хоть слово. Он предатель, а я не такая добрая, как ты.
Глянула искоса, усмехнулась, совсем как Орин когда-то. Прежний Орин, шальной и сволочной, но более понятный, чем тот, чье лицо скрыто нынче повязками.
— Не бойся, не вырвется. Тут все странно. — Склана помахала комком, из которого торчало семихвостье. — Потоки замкнуты слишком… по-человечьи. А оно — не человек. Оно совсем странное.
— Мягко говоря. Ты видела, как атакует боевой голем?
— Это не боевой голем. Это вообще уже не голем. Оно…
Она высыпала песок на блюдо. Вылила на желтую кучку содержимое склянок и щедро посыпала белым порошком. Перемешала. Сунув остатки плети в кашицу, принялась перетирать, месить, слепляя в один ком. Как есть дитя, что строит крепость из песка в надежде, что мокрые стены защитят от разбойней конницы.
— Ты так хорошо разбираешься в големах?
— Я в них вообще не разбираюсь. Но я всю жизнь жила там, где эман — нечто большее, чем уголь в печи литейщика. Камы — близорукие портные, которые перекраивают уже однажды скроенное и сшитое. — Комок в руках скланы постепенно приобретал форму большого яйца. — Это все равно, что заставить слепого нарисовать лошадь. Доберется до холста, намалюет нечто с головой, туловом и четырьмя конечностями. Но разве оно будет похоже на лошадь?
Бельт слушал, похлопывая себя по бедру. Говорит-то она хорошо. Но голема словом не проймешь, на него пушка нужна, а лучше две. Еще лучше десяток, чтоб и к дверям, и к каждому окну приставить. И пушкарей к ним, и вахтагу крепкую… Этак и о чудо-рыбе всерьез возмечтать можно.
— Понимаешь, плеть… Это не то. — Серые пальцы скользили по новосотворенному яйцу — прозрачное, бледно-голубое и светится — намечая ногтями едва видимый рисунок. — Плеть — грубо, хотя иногда действенно. В плети — воля кама, воля Наирата. Характер и способ направления потока.
— Умные слова для камов и оставь. Скажи главное: ты сумеешь удержать эту тварь? А Ирджин, если вдруг захочет, сможет ее подчинить себе?
— Не знаю. Скорее всего, нет. Я замкну потоки по-новому. Другая основа, другая цель. Да и ящер — странный. Будто сломан, но работает… Не знаю. В нем живое прячется. Тепло и запахи. Негде, а оно прячется. Осталось? После смерти слишком много всего остается, чтобы исчезнуть. Струна? Нить? У него тоже?.. Нет, тут совсем другое… Тепло… Осколки скорлупы… и ящерки… и дышать… Дай дышать!.. Родительспасительрядом… Жить!
Теперь крылана лепила с закрытыми глазами. Ее движения сделались быстрее, резче и точнее. И в прозрачном яйце постепенно проступил силуэт ящерицы.
— Такая убила Ырхыза, — произнесла Элья, разглядывая собственное творенье.
— Ясноокий каган жив.
Склана не обратила внимания его на слова. Стояла, пожевывая нижнюю губу. Совсем как Орин, получивший серебряную серьгу.
Тихий скрип сочленений напугал сильнее пушечной канонады. Бельт попятился, отгораживаясь столом и крепче сжимая бесполезный меч. Нападет. Как пить дать нападет, разом прекратив все метания и сомнения. Ласку жаль…
Голем заворочался, осел, ударившись всей массой в стену. Та вздрогнула, и шкафы со склянками отозвались злым дребезжанием. Но вот тварь отряхнулась, мелко переступила, подбирая лапы под брюхо, и вытянула шею. Приоткрылись клапаны на носу, втягивая воздух, забулькало в патрубках. Бельт замер, почти перестав дышать. А крылана не суетилась, сидела сосредоточенная, поглаживала яйцо и прерывисто выдыхала приоткрытым ртом. Вот железный ящер повернулся к ней, наклонил голову набок и распахнул пасть. Не укусить, нет… Не покидало чувство, что в эти мгновения из горла должен вырываться то ли рык, то ли урчание. Но раздавался лишь скрип деталей да влажное хлюпанье в суставах.
— Слушает. Ищет нужный запах и лицо, — для чего-то сказала Элья. — Вскрой красную шкатулку, только аккуратно.
Быстро исполнив просьбу, Бельт протянул ящичек склане.
— Возьми несколько линг… кругляшей и положи ей в пасть.
— В пасть? Ей?!
— Это самка.
— Меня волнует её пасть, а вовсе не…
— Сейчас она откроет рот. Там наверняка должна быть специальная выемка.
Больших усилий стоило сунуть руку между челюстей и не рассыпать горсть разноцветных жемчужин, особенно, когда рукав предательски зацепился за клык. Выемка действительно нашлась, а голем, вопреки ожиданиям, не отхватил запястье. А может, все обойдется? Может, повезло, наконец?
— Отойди. — Указание слегка запоздало, ибо Бельт сам поспешил оказаться подальше от ящера.
Несколько минут ничего не происходило, стихло даже шуршание шестерней. А потом голем ожил по-настоящему. Бельт не сразу понял, в чем это выражалось. Наверное, в мелких ненужных движениях, на каковые скупы обычные механомы. Голем довольно ловко пошел между столами и попытался обнюхать Кырыма. Прозрачная нить поводка удлинилась и неравномерно окрасилась в бледно-серое и золотое. Не особо мешая, она все же чем-то беспокоила ящера.
— Теперь пойдет, — уверенно сказала Элья. — Но сперва…
Она сбросила с предплечья петлю поводка. Голем сразу же изогнулся самым неимоверным образом, перекусил истончившийся ремень и сжевал его, оставив болтаться на шее жалкий огрызок.
— Надеюсь, ты знаешь, что творишь, — пробурчал Бельт, унимая дрожь в коленях. — Прикажи ему разнести главную дверь!
Не было произнесено ни слова команды, но голем скользнул к выходу из лаборатории. Он уже смел часть завала, когда Бельт передумал:
— Останови! Не так!
Элья лишь прикусила губу. Ящер замер.
— Мы уйдем по-другому. В лабиринте коридоров наверняка ждут. А мы — туда!
Бельт ткнул пальцем вверх.
Целую минуту выбирали удобное место, после чего голем показал, на что способны его стальные когти. Он прочно утвердился на стене, использовав хвост как подпорку, и начал терзать крашенные доски потолка. Несколько раз ящер разбегался и всей тушей бился в намеченный разлом. Стоял громкий треск, сыпались щепки и штукатурка. После очередного удара голем чуть не на половину скрылся в дыре и, судя по звукам, отчаянно заработал передними лапами и челюстями. Совсем скоро он исчез полностью.
Пока ящер трудился над лазом, Бельт нашел моток веревки, больше походившей на проволоку, и соорудил из стола и полок лестницу. Вскарабкавшись, он сунулся в пролом, обдирая куртку и рискуя вывалиться назад. И выматерился, когда стальные челюсти аккуратно — даже нежно — сомкнулись на воротнике и потянули вверх.
— Отпусти на хрен, скотина!
Тварь отвернулась. Бельт готов был поклясться: чтобы скрыть ухмылку. К демонам камовские шуточки! Не до них сейчас.
Бескрылую пришлось поднимать. Ее трясло, а движения снова стали затяжными, вымученными. Неудачно. И времени на отдых нет. Выбрав направление, Бельт повел за собой склану — спотыкалась, но шла — и железного ящера, который ступал на удивление мягко.
Чердак был темен, полон пыли, мышиных гнезд и суетливой возни под ногами. Хрустели траченные древоточцами балки, нашлепками и ржавыми полосами-завесами выделялись люки. Первые несколько пропустили, решив спуститься через какой-нибудь из дальних. Тогда-то на глаза и попалась низенькая дверца.
— Должно быть, выход на стену, — тихо сказал Бельт. — Если повезет, сразу во двор пробьемся.
Элья кивнула, перебирая пальцами по поверхности яйца. Умница.
Заперто, как и предполагалось. И голоса снаружи доносятся. Слов не разобрать, сколько ни прислушивайся. А вот говорящих трое, причем один пищит почти по-женски. Но обманываться нельзя. Знавал Бельт таких пискунов, которые могли голыми руками цепь из подков сплести.
— Может, лучше все-таки люк? — Склана тоже имела хороший слух.
— Попадем в коридоры. Если там зажмут — крышка. Поэтому сделаем так…
Дверь словно ядром снесло, чудом не задев обломками толстозадого Кумича. Порох рванул! Хотя откуда там…
Что дело не в опасной смеси, Санж убедился, когда на него бросился самонастоящий демон. Сбил с ног, вмазал в стену, круша ребра, и рванул дальше, прямо на Аваля. Тот успел выхватить меч. А вот ударить — нет. Откатился, размахивая кровящей культей. А рядом с проемом уже убивали Кумича. Двое. И никакие не демоны. Но Кумича это не спасло — так и рухнул от удара палицы, прямо на меч.
А дышать-то совсем туго… Нету его, дыхания, вовсе.
Двое быстро прошли смотровую площадку, лишь высокий задержался, отбрасывая ногой авалев меч. А железный демон, дождавшись слуг, заскользил по лестнице.
Эх, чутка во́здушка-то (ударение?) нашлось… Будем жить!
С трудом подползая к скулящему Авалю, Санж разобрал:
— С-с-ссссааа! Руку! Сука! Руку! Тварь!!! Правая! Сука, меч теперь как?! Сука! Лук теперь как? Сука! Прирежь меня, Санж! Прирежь, меня!
Санж попробовал вдохнуть чуть глубже. Ругнулся. Стало только хуже.
Аваль продолжал подвывать, сжимая измочаленный рукав, лоскуты мяса и осколки костей.
— Добей! Добей, сука! Добей, брат! Куда мне теперь?!
Прав он. Рука — не палец какой. Хреново.
Нож было доставать тяжело — бока резало изнутри.
— Спасибо, брат, — Аваль заговорил спокойнее, словно вид острого лезвия был сам по себе лекарством.
Санж с трудом отрезал собственный рукав, скрутил жгут и перетянул покалеченную руку товарища.
— Сука ты, брат, — сказал Аваль, но сопротивляться не стал да и вообще притих.
— Угу, — проворчал Санж. Хотелось верить в скорую помощь Всевидящего и местных лекарей.
В голове все сильнее шумело. Или то не в голове, а на лестнице?
Бельт метался между големом, который живым тараном шел вперед, и скланой, что больше и больше отставала.
— Или быстрее топай, или придержи тварь! — Можно кричать, заметили. — Не туда его, к углу, к углу! Пройдем между зверинцем и амбарами! Перешейком!
Уже бежали наперерез. Дюжина воинов, но это лишь пока. Гораздо хуже — пушка, которую разворачивали в их сторону. Люди-то что… Хотя и здесь не повезло: вахтангары рассыпались, обтекая голема и вовсе не атакуя его. Опытные. Разумеется, тот, которого механом выбрал целью, погиб быстро и страшно, но остальные…
— Возвращай, возвращай! Не пускай его далеко! Они…
Мимо пронеслась стрела, и Элья сделала невозможное: при всей медлительности движений коротким шагом ушла от смертоносного выстрела. Бельт даже успел удивиться, что в её боку не торчит оперенная деревяшка. А потом удивляться стало некогда: он закрутился между алебардами, пытаясь хоть как-то сдержать нападавших. Десять вздохов и четыре раны. А на той стороне только одного достал.
Стальная туша голема врезалась в людской строй, разметав его, заработала челюстями, когтями, хвостом. Тварь кружилась, сминая броню, вырывая куски плоти, с одинаковым хрустом ломая кости и рукояти алебард. Скоро живых не осталось. А измазанный кровью голем застыл, закрывая Элью от стрел.
— Так и держи его. Теперь… — Бельт махнул рукой в сторону арки и тяжело затрусил туда рядом с механомом, следя, чтобы склана не споткнулась. — Это… Не голем. Это… демон… какой-то!
Узость коридора между сходившихся стен изрядно беспокоила. Вот если проскочить ее и проломить (?) заборчик, что будет по левую руку…
За спиной грохнуло, разнося угол. Острые камешки обожгли болью. И снова досталось только Бельту и голему. Это и к лучшему. Механом пошел шибче, смел загородку, раскрошив дубовые доски в щепу, проскочил под аркой и вывел в переход с широкой дверью в стене. Поспевать за ним пришлось бегом.
— Если это новые боевые… люди будут… не нужны.
Крылана мотнула головой.
— Нет. Не боевой. Живой. Она. Живая. Просто.
Тварь попятилась, закупоривая спиной проход. Вытянула шею в поисках врага. Дверь заперта. Сзади тихо. Хорошо. Есть пара мгновений, чтобы отдышаться.
— Там будет несколько стражников. — Бельт хорошо помнил, как окольными путями входила в замок его вахтага. — С этой дурой мы просто пройдем насквозь. Выйдем во внешний двор…
Дверь распахнулась, и наружу выглянул вахтангар. Он удивленно уставился на голема и прокричал:
— Что там творится?!
— Пушку разворотило по чьей-то дури, — тут же ответил Бельт, чуть высовываясь из-за стального бока.
— А с этим чего? — стражник, кивнул на окровавленного механома.
— Камы чего-то проверяли, на свиней натравливали. А теперь вот приказали доставить кое-куда, — Бельт вытянул из кошеля тамгу и помахал ею в воздухе.
— А чего не через главные?
— А ты не охренел столько спрашивать? Ну куда такое страховидло через главные ворота?
— Ладно, подходи ближе, не вижу я тамгу.
Стражник морщил брови, пытаясь получше разглядеть, кто приближается к нему.
— Эй, а какого…
Вместо тамги Бельт ткнул в лицо клинком и отступил, позволяя телу упасть. А механом ворвался в коридор, перемалывая засевших в узкой каменной горловине воинов. Дождавшись, когда все закончится, Бельт протолкнул внутрь Элью и вошел следом, стараясь не наступать на растерзанные тела. Запер дверь на засов и, протиснувшись мимо голема, приоткрыл другую, ведущую во внешний двор.
— Хреново. У внутренних ворот кутерьма. Отсюда толком не разобрать, но скорее всего про нашу честь.
— Првмся. — Крылана, зажав в кулаке крохотную бутылочку, тащила зубами пробку. Сплюнула под ноги, а содержимое осушила одним глотком. И скривилась, как от кислого.
— Вряд ли. Пара пушек разнесет голема к демонам. И все.
— А если через стену? Она нас спустит.
Бельт с сомнением посмотрел на шипастую спину. Оба варианта плохи.
— Ладно, попробуем через наблюдательные дворики.
Откуда у скланы взялись силы бежать вдоль стены? Пузырек? Почему раньше своей отравы не хлебанула? Бельту пришлось ухватиться за шею голема, чтобы не отстать. Длинная узкая лестница вывела на смотровую площадку.
— Пусто, — выдохнула склана, пригибаясь к самому полу. Голем распластался рядом с ней, как настоящая ящерица.
— Это ненадолго. — Бельт указал на отряд вахтангаров, бежавших в их сторону от внутренних ворот.
А между зубцами стены виднелся город: подпаленные бока дальних кварталов и пережеванная челюстями пушек середина. Где-то там спасительный колодец, отдаленный многими улицами.
— Надо добраться до тех домов. Потом отправим эту дуру шумом отвлекать, а сами дернем в противоположную сторону.
Элья кивнула. Сейчас она выглядела намного лучше, чем при встрече. Спокойная, насколько возможно, вполне уверенная в движениях. А вот израненный Бельт чувствовал себя отвратно. И еще хуже становилось от мысли, что двоим за раз на твари не удержаться.
— Садись, — он сдернул с пояса веревку и принялся привязывать склану к спине голема. — Руки в петли. Вторую. Вокруг пояса тоже. Готово!
И все-таки ненадежно и очень опасно.
— Пошла!
Голем перетек через зубцы и устремился вниз, выворачивая когтями куски стены. Вдруг он заскользил и с жутким скрежетом поехал по кладке. Сейчас перевернется и шлепнется на спину, раздавив бескрылую! Механом пробежал еще несколько шагов, а потом оттолкнулся и с грохотом рухнул прямо на лапы, подняв тучу пыли. В ее клубах мелькнуло серое пятно. Жива… Даст голему шпоры? Уйдет от погони одна? Проклятье, она же не знает, куда!
А вверх по лестнице уже бежали вахтангары. И Ирджин с ними. Не удивительно.
Да, не успелось. А ведь так и так кто-то бы погиб. Плохо, что нынче эти кто-то — он и Ласка. Ну да какова дорога, таков и её конец. Склана жива, и нет в том ее вины.
Бельт встал так, чтобы было сподручнее рубить с замаха. Пара вахтангаров взлетела на последние ступени, в четыре руки вышивая клинками.
Между каменных зубцов показались клыки и когти из железа.
— Как ушли?! — взревел каган. — Куда ушли?!
Докладывал один из кунгаев, уже почти готовый к свиданию с колом:
— По всему — в Дурдаши. Там в последний раз видели голема. Но облавы пущены по всему городу, ясноокий.
Ханма, казалось, уже поуспокоившаяся, снова гудела цокотом копыт и криками вахтангаров.
— Где Кырым?!
— В своих покоях. Головой мается. И ходит с трудом.
— Ко мне его! Быстро! Ирджин где?
— Там же. Сильно ранен. Голем ему съел щеку и нос. И глаза.
Кунгай сотворил отвращающий символ: спаси, Всевидящий, от подобной участи. Уж лучше по-честному помереть, чем выслепком жить.
— Идиоты! Мудаки! Не могли отдать серошкурую?! Не могли, я спрашиваю?! Этот самый… Лылах где?
— Переведен в Шестиконечную башню.
— Усилить стражу! И позвать мне подтабунария вахтаги Бельта Стошенского, Уленя-Усеня, как там его… Быстро!
Пришла пора Золотой Плети взвиться по-настоящему.
К колодцу у хан-бурсы подобрались лишь затемно. До того отсиживались в развалинах сожженного дома. Бельт успел сменить порванную куртку на вполне приличный халат, а склана еще и раны промыла, перетянула наскоро, попользовав пузырьки из лаборатории. Так что все было намного лучше, чем могло бы.
— Там глубоко? — спросила Элья. Она стояла и смотрела в дыру. Нехорошо так смотрела. Лишь бы не передумала спускаться, а то заставлять — силы нет.
— Не знаю, — сказал Бельт, проверяя крепость узла. — Запрещено уходить в землю больше, чем на десять локтей. Разве что по особому разрешению и с благословления.
— Под землей совсем плохо.
— Тебе-то что, пришлой. А вот меня демоны в лицо и по запаху знают
— Ясно. Со мной собираешься?
— Собираюсь.
— Не боишься, что твою женщину…
— Боюсь. Потому и иду. Куда они ее теперь вернут? В дом на Высотней? Так там наверняка засада. На улице слепую оставят? Еще хуже.
— Плохим людям меня отдаешь, примиренный.
— Я тебе честно все рассказал, склана. И кинжалом не принуждаю. Рядом буду.
— Потому и иду.
Элья перекинула ноги через бортик, хлопнула по нему ладонью и полезла в черное нутро. Через несколько минут веревка ослабла. Пришла очередь Бельта, которого внизу если и ждут, то навряд ли с подарками. Впрочем, как и наверху. Сразу продрало перевязанные раны: опять закровят, а пузырьков не осталось. Ноги упирались в неровные стены, и все сильнее пахло демонами. Сожрут. Уже свистят и шепчут чего-то…
Вот и дно.
— Осторожней…
Элья? Почему обнимает и хватает за руки?
В ухо зашипели:
— Зачем пришел?!
— Сам знаешь.
— Я ведь предупредил!
— Отпусти. Я привел склану.
Хватка исчезла. Зато пришло видение, пускай и плохое. Силуэт совсем рядом. И еще несколько… Или это изогнутые стены? А где тогда склана?
— Я здесь, примиренный, — раздался издали знакомый голос.
— Молчи! — Даже непонятно, сколько глоток слилось в возгласе.
— Ты притащил облаву! — Все тот же шепот, приправленный вонью. — Весь город гудит из-за Бельта Стошенского!
— Тем более ты знаешь, что я никого не приводил.
— Это уловка!
— Ты потерял не только лицо, Туран из Кхарна, — медленно произнес Бельт. — Ты потерял веру в людей. Но чего еще ждать от убийцы Ырхыза?
— Я не убийца!
— А я — не предатель.
— Как ты узнал меня?
— Я ел с тобой благословенную лепешку, кхарнец. Позабыл?
В лицо снова пахнуло вонью.
— Ты зря спустился. Это только помешает вернуть твою Ласку.
— Я хочу не только вернуть её, но и уйти вместе с тобой и скланой, — сказал Бельт.
— Уйти?! Ополоумел?
— Ну если ты не собираешься бежать из столицы — тогда ополоумел именно ты.
— Уйти с нами — об это не может быть и речи! Никак.
Сбоку задвигались тени.
— Ну почему, Туран? — произнес некто совсем новый, чуть визгливый. — Это может быть очень занятно. Уж если ак-найрум и наир выбирают бегство из Наирта, это что-то да значит.
Брызнули искры, и свет фонаря коснулся людей и нелюдей.