Живые зомби

Глава 26

На автобусной остановке возле нашего дома стоит обычная скамейка без навеса. Весьма приятное место в теплую солнечную погоду. А промозглым ноябрьским днем от ожидания автобуса удовольствия не больше, чем от использованного подгузника. Хотя мне ли жаловаться: если бы власти округа не заставляли пассажиров общественного транспорта мокнуть под дождем, у меня, по-видимому, не было бы никаких шансов.

Ни один из троих человек на остановке не замечает стоящего неподалеку зомби в плащ-накидке. Большинство живых — разудалые молодцы, когда гуляют в толпе своих собратьев или проносятся мимо в автомобилях. Встреча с зомби лицом к лицу вызывает у них нервную дрожь. Особенно неожиданная.

К примеру, на автобусной остановке.

Или в очереди за билетами в театр.

Или в мясной лавке.

Поглядываю из-под капюшона, радуюсь дождю и маскирующему карандашу с тональником, которые купила для меня мама. На ярком солнце, наложи я хоть тонну грима, мне ни за что не зайти незамеченным так далеко. И пусть я все еще подволакиваю левую ногу, сегодня моя походка не так подозрительна.

Я даже представить себе не мог, как спокоен я буду. Организм просто напоминает: такое положение чревато большими неприятностями. Разум или сознание — или как это называется? — распознает угрозу, но поскольку мозг больше не передает сигналы опасности в надпочечники, — которые один черт не работают, — то тело и не в курсе, что сейчас ему надлежит быть в состоянии боевой тревоги. Пока никто не остановил на мне изучающий взгляд, со мной все отлично.

В подошедший автобус 71-го маршрута, следующий в Монтерей с заездом в Уотсонвилль, гуськом входят живые. Вслед за ними я встаю на подножку и вваливаюсь в салон последним, не успев оскандалиться, — чрезвычайно приятное начало дня.

Хотя мои органы чувств работают не так, как раньше, когда нервные окончания еще функционировали, а между клетками передавались импульсы, я взволнован. Чувствую себя отважным первопроходцем, отправившимся в края, где не ступала нога зомби. Типа воскресшего капитана Кирка[11].

Интересно, Роза Паркс[12] испытывала те же чувства?

Расплатившись за проезд, я разворачиваюсь, и вид наполовину заполненного автобуса вводит меня в ступор.

Я в окружении живых.

Если я поплетусь в конец салона, то привлеку внимание. Автобус не успеет и от остановки отойти, как меня выкинут или отправят в приют для животных. А если займу место впереди, то мимо будут ходить другие пассажиры, да еще того и гляди кто-нибудь усядется рядом.

— Сэр, займите место, — просит водитель.

Возможно, из-за того, что народ в автобусе не сводит с меня глаз, или потому, что живой обратился ко мне без тени злости, а может, от мысли, что я оскверняю память Розы Паркс, ступор отпускает, и я падаю на первое свободное сиденье, за два ряда от водителя. Раз уж я смог притвориться живым, то прикинуться спящим — если кому-нибудь приспичит сесть рядом — точно труда не составит, и я подвигаюсь к окну.

Удобно расположившись в кресле в окружении ничего не подозревающих живых, улыбаюсь и жду, когда мы тронемся в путь. Однако автобус все стоит и стоит, и я замечаю, как водитель наблюдает за мной в зеркало, а затем чувствую на себе и другие взгляды. Они понимают, со мной что-то неладно, но не улавливают, в чем дело, ведь лежащий на поверхности ответ отпадает сам собой. Зомби сроду не попытается сесть в автобус. И все же они чувствуют что-то необычное, хотя разобраться в происходящем не могут.

Так я думаю про себя.

Водитель включает передачу, и дверь с шипением закрывается. Автобус, громко пукнув гидравликой, отчаливает от остановки, и я еду к Энни.

В последний раз я видел дочь месяца четыре назад. Порой мне даже трудно припомнить, как она выглядит, и мысль, что я снова встречусь с ней — увижу ее улыбку, услышу смех, — очень волнует. Скорее бы уже приехать!

При жизни я не пользовался общественным транспортом округа Санта-Крус и теперь понимаю почему.

Сиденья здесь не намного мягче, чем стулья в средневековой камере пыток, автобус останавливается через каждые две минуты, от многих пассажиров разит покрепче моего. По запаху меня здесь точно не вычислят.

Подъезжаем к остановке в Соквел-виллидж напротив культурного центра, где собирается наша группа. Смотрю в окно на прохожих, на автомобили. Никто и не догадывается, что среди них зомби — вот он, расселся в автобусе и нагло попирает все законы своего существования.

Отвык я спокойно наслаждаться поездками по городу при дневном свете, и меня не покидает чувство нереальности происходящего — словно я совершаю внетелесное путешествие, а самого меня здесь и нет вовсе. Хотя с другой стороны, все мое бытие сейчас нечто вроде внетелесного путешествия.

На следующей остановке входит мать с ребенком. Женщина выглядит так, будто дня три не смыкала глаз и знает, что вряд ли скоро ей удастся поспать. Судя по всему, причина ее бессонницы — отпрыск лет восьми-девяти.

Мальчик вспрыгивает на ступени подножки, грузно приземляясь одновременно на обе ноги, как борец Всемирной федерации реслинга. Каждое такое приземление сопровождается оглушительными звуковыми эффектами.

— Ронни, прекрати, пожалуйста, — просит мать.

Ронни, добравшийся до верхней ступеньки, продолжает подпрыгивать и изображать взрывы.

Из-за таких, как Ронни, в школах и следует ввести предмет «контрацепция».

Женщина расплачивается за проезд, глядя на водителя усталым, извиняющимся взглядом, а Ронни в это время летит по проходу в конец салона.

— Ронни! — обернувшись, кричит ему мать.

Автобус трогается, и она идет вслед за сыном, а я тем временем гляжу в окно, думаю о том, куда еду, и не могу сдержать улыбку. Скорее бы увидеть Энни! Пожалуй, она не готова к тому, что папа накладывает на лицо грим, чтобы скрыть признаки разложения, но это ничего. Не хочу пугать ее. Возможно, она даже не узнает, что я приехал — ну и пусть. Только одним бы глазком взглянуть на Энни, на ее улыбку, убедиться, что с ней все нормально, что она здорова и счастлива. Вот и все.

Город остается позади, мысли об Энни успокаивают. И тут внизу начинается какая-то возня.

— Ронни, иди сюда!

Опускаю взгляд: на полу между моими ногами лежит Ронни с выражением злобного гремлина на лице, язык высунут, полные лукавства глаза устремлены прямо на меня. В это мгновение раздается истошный вопль.

Вот тебе и съездил в Монтерей.

Секунду спустя в проходе рядом со мной возникает мать Ронни, кричит и пытается вытащить своего ревущего сына, который извивается, как рыба в сети. Сидящий впереди мужчина оборачивается проверить, из-за чего сыр-бор. Его взгляд задерживается на мне, глаза лезут на лоб, и с криком: «Черт! Тут зомби!» он вскакивает с места.

Далее следует свистопляска. Все пассажиры срываются с мест и, расталкивая друг друга, рвутся к выходу. Ронни все еще в истерике на полу, а его мамаша в страхе пятится и кричит:

— Ронни! Ронни! Помогите моему ребенку!

Добрая доза риталина — вот что поможет твоему ребенку. Шоковая терапия тоже не помешала бы.

Автобус замедляет ход и останавливается у обочины, водитель по рации что-то лихорадочно объясняет диспетчеру. Все пялятся на меня, орут, визжат, чертыхаются, спеша выбраться наружу, либо стоят, остолбенев от страха. Толпа живых напугана одним-единственным беззащитным зомби.

Жаль, конечно, что поездка к Энни окончилась ничем, и все-таки я начинаю смеяться. Хотя вряд ли это можно назвать смехом — так тяжело и напряженно дышат в трубку хулиганы, когда звонят вам по телефону, — но все вокруг настолько шокированы, что смех разбирает меня еще больше.

Ронни перестал вопить, свернулся калачиком и скулит. Из автобуса выскочили все, включая водителя. Осталась только мать Ронни. Она стоит в начале прохода и смотрит то на меня, то на выход — никак не решит, что ей делать. Сейчас еще подумают, что маленький Ронни у меня в заложниках!.. Я встаю, отхожу на несколько рядов назад и снова усаживаюсь. Наконец, собравшись с духом, мамаша уводит своего сыночка, и я остаюсь в одиночестве.

Со всех сторон доносится вой сирен. Возможно, мне следовало бы выйти из автобуса и сдаться, не причиняя никому лишних хлопот, но этим я как бы признаю вину, а я всего-то хотел увидеться с дочерью.

Поэтому я прохожу вперед по салону и на первом ряду ожидаю прибытия службы отлова животных, глядя на мокнущих под дождем людей и размышляя об Энни и о том, как взбесится отец.