Железный Феникс 2

Глава 1 Почитай старших

От обгорелого дверного проёма, расталкивая плечистых родственников, пробивается мальчишка, встреченный мной перед советом клана. Его глаза пылают яростью, ноздри свирепо раздуваются, а хлипкие кулаки судорожно сжаты. Двигается он так быстро, что никто не успевает заступить ему дорогу.

Пацан подлетает к сидящему на полу Ангвару — и внезапно отвешивает ему звонкий подзатыльник!

— Чего молчишь, сопляк⁈ — ярится мелкий. — Язык проглотил⁈

На изуродованной физиономии Ангвара отражается сперва бешенство, затем изумление.

— Отец? — почти неслышно бормочет он. — Разве это вы?

Пацан нависает над взрослым, сложив на груди руки.

— А на кого похож? — спрашивает издевательски. — На тварь из Бездны? Или на идиота, который плевать хотел на отцовские заветы?

Родственники неуверенно перешёптываются. Ангвар хмурится. Точнее, пытается это делать. Орлина смело выступает вперёд.

— Приветствую, старейшина Олгаф, — женщина церемонно кланяется мальчишке. — Прошу прощения, что не узнала о вашем прибытии заранее. Иерарх будет оповещён немедленно.

Вежливость матриарха не производит на пацана ни малейшего впечатления. Он сурово зыркает на Орлину и неприветливо произносит:

— С тобой мы попозжа поговорим, девочка. Тоже есть к тебе пара вопросов.

Сердитый взгляд скользит по мне, но загадочный ребёнок, не говоря ни слова, поворачивается к приунывшему Ангвару.

— Ни на миг тебя оставить нельзя, — неласково выговаривает он. — Сразу свару устраиваешь на ровном месте. Я тебе что тогда про Сердия сказал?

— Так я же ничего против него… — мямлит Ангвар. Сейчас он жутко похож на нерадивого школьника, которого директор поймал в туалете с сигаретой.

— Что я тебе тогда сказал⁈ Отвечай как есть, не то получишь!

— Что Сердий подходит на эту роль лучше меня… — ещё более невнятно бормочет Ангвар.

Смотреть на этого великовозрастного обалдуя совсем неприятно. Особенно если вспомнить, сколько пафоса было при любой нашей встрече. Вот так всегда и бывает: сколько бы дрянь не дула щёки, пытаясь выглядеть важной, сущность всё равно не спрячешь. И однажды эта гнилая начинка станет очевидна всем, кто взглянет на дрянь хоть одним глазом.

— А ты что ответил? — наседает между тем мальчишка.

— Что буду во всём его поддерживать…

— Вот именно! — тычет ребёнок в Ангвара пальцем. — И двадцати лет не прошло, как я передал дела. Прихожу в родное поместье, а тут что творится?

Ангвар понуро опускает голову, но упрямо бормочет:

— Ничего не творится…

Физиономия пацана краснеет от ярости. Он замахивается, чтобы отвесить заместителю Иерарха очередной подзатыльник. Но опускает руку.

— Прибил бы, право слово! — в сердцах произносит он. — Скажи спасибо, что тебя заранее так отделали, что бить уже не к чему.

Мальчик с минуту разглядывает Ангвара, будто размышляет, что такого ужасного с ним сотворить, кроем побоев. Затем устало трёт лоб, виски и просто продолжает:

— Ничего не творится, говоришь? Пока Сердий выполняет обязанности перед государством, ты и твои подпевалы, — он неласково зыркает на окружающих Ангвара сородичей, — устроили тут судилище. Раз! — Олгаф загибает указательный палец. — Приплели к внутренним делам клана постороннего. Два! Всем показали, что клан Воскресенских на грани раскола. Три! Другие Иерархи с кайзером во главе со смеху покатываются, на вас, идиотов, глядючи… Нестабильного ребёнка до нервного срыва довели. Четыре!

«Нестабильный ребёнок» — это он про меня что ли? На себя посмотрел бы для разнообразия.

— Не было никакого срыва, — хмуро произношу я. — Было справедливое наказание.

Орлина шикает и дёргает за рукав, но я не обращаю на неё внимание. Мальчик шустро поворачивается ко мне и прожигает взглядом:

— Справедливость наказания определяет суд. Почему ты решил, что знаешь, как справедливо, а как — нет?

Пожимаю плечами:

— А суд откуда знает?

— Любой суд действует в рамках закона, — объясняет, будто я и правда маленький.

— И что же, — усмехаюсь я. — все законы справедливы? Все судьи неподкупны и непогрешимы? Ты точно в этом уверен? Тогда ты наивнее любого малыша.

Олгаф хмурится и неодобрительно поджимает губы.

— Вредные ты рассуждения глаголишь, — говорит он. — И откуда только набрался?

— Впитал с молоком матери, — язвлю я. — Странно, что больше никто не сподобился.

— Законы, конечно, разные бывают, — медленно произносит мальчик. — И судьи тоже. Но если каждый желающий понесëт свою справедливость в мир, начнëтся хаос. Соблюдение законов и правил — вот основа благополучия общества.

О, да, обычное нытьё тех, кому не хватает смелости. Или скорее — тех, кому выгодно текущее положение вещей.

— Ваше благополучное общество класть хотело на обычного человека, — насмешливо фыркаю. — Зато с удовольствием приветит мерзавца, которого кто-то из вышестоящих посчитает полезным. И ваши прекрасные законы и суды будут прекрасно работать на этого мерзавца, никуда не денутся. А справедливость идëт нахрен.

Мальчик отрицательно качает головой:

— Абсолютной справедливости не существует. То, что справедливо для меня, ты посчитаешь неприемлемым. И наоборот. Когда каждый тянет одеяло к себе, получается хаос.

— Поэтому одеяло должно быть только на строго конкретных людях, понимаю, — произношу с внезапной горечью.

— Ничего ты не понимаешь, сопляк, — в сердцах отмахивается Олгаф. — Нечего сейчас рассусоливать, потом поговорим.

И поворачивается к Ангвару:

— Как бы то ни было, твои прегрешения велики, сын мой. Лечись пока как следует, а после возвращения Сердия мы определим твоё наказание.

Пока пострадавшего заместителя поднимают и выводят из помещения, на моё плечо опускается мягкая ладонь Фати.

— Так сильно хочется изменить мир, малыш? — мурлыкает она мне в ухо. — Тогда береги крылышки.

Девушка ласково треплет меня по щеке и уходит вслед за стонущим Ангваром. Остальные присутствующие тоже постепенно выметаются из выжженой комнаты. Остаёмся только мы с Орлиной да странный старейшина.

Олгаф задумчиво смотрит на нас с матерью, будто выбирает, какой вопрос задать первым. Наконец серьёзно спрашивает:

— Так какое же злодеяние потребовало твоей справедливости в этот раз?

Усаживаюсь поудобнее, вытягивая ноги. Наконец-то рана совсем перестала болеть.

— Наличие большой силы, — неохотно объясняю, — неважно чего — власти, денег или магии — всегда идёт рука об руку с большой ответственностью. И если ты принимаешь на себя это бремя, то принимаешь его полностью. Если нет, то любой имеет право указать тебе на твою ошибку. В зависимости от степени твоих злодеяний, разумеется.

— То есть, потомки Августейшего Пати по определению должны больше, чем все прочие? — кивает Олгаф.

— Да. И не только в плане своих обязанностей, а вообще.

Пацан переводит взгляд на Орлину и хмурится:

— А скажи-ка мне, невестка, почему у твоего сына такие провалы в памяти, что он основ не помнит, а?

Женщина чуть заметно вздрагивает, опускает взгляд и принимается разглаживать ткань юбки.

— Видно, прикосновение к Источнику так повлияло, — неуверенно произносит она.

— И каким же образом произошло это прикосновение? — издевательски прищуривается мальчишка. А я понимаю: всë он уже и так знает. Может, даже побольше того, что было написано в дневнике Максина.

— Я сам инициировал подключение к Источнику, — перевожу внимание на себя. — Риск был велик, но у меня получилось.

Орлина неверяще вскидывается: она явно была абсолютно уверена, что сама всë это придумала и организовала. А мелкий старейшина с осуждающим видом качает головой.

Ну да, конечно. Судя по реакции окружающих, бывшему хозяину моего тела надо было вообще ничего со своей магической ущербностью не делать. Чтобы не создавать проблем уважаемым людям. Желательно вообще сидеть на месте, не отсвечивать и дожидаться, пока о тебе вспомнят, чтобы прикончить.

Не дождëтесь!

С трудом поднимаюсь на ноги, подхожу к пацану и нависаю сверху.

— А я твоего мнения не спрашивал, старейшина-как-тебя там. В своих делах я сам разберусь. Бывай.

Физиономия мальчишки раздражённо морщится. А я отправляюсь на выход. Кажется, мне всё-таки лучше заглянуть в лазарет. Фати меня, конечно, успела слегка подлатать, но надо бы получить полноценное лечение. Заодно присмотрю за Ангваром с Эмой. И пусть даже не надеются, что теперь я оставлю их в покое.

За спиной слышу шелест юбки. Орлина тоже решила за мной последовать. Более того — она торопливо меня догоняет и хватает под локоть, старательно приноравливаясь к моим шагам.

— Зачем ты так со старейшиной? — негромко выговаривает женщина. — Ещё и сам признался, что нарочно это устроил. Теперь наверняка накажут ведь.

Вот только долбёжки в мозг мне сейчас не хватает.

— Пусть знает, что не все его боятся, как Ангвар, — отрезаю я. — Не понимаю, что такого страшного в маленьком ребëнке.

— Это ты зря, — слышится сзади. Настырный малец, оказывается, увязался следом. — Немало было тех, кто серьёзно жалел, что со мной связался. Как бы ты не побывал на их месте.

— О сделанном жалеть привычки не имею, — не оборачиваясь, сообщаю пацану. — А что, кайзер тоже в число пожалевших входит?

Судя по голосу, Олгаф усмехается:

— Так ты знаешь эту древнюю байку. На самом деле там всë было совсем по-другому.

— Откуда ты знаешь, что именно я слышал? — возвращаю усмешку. — Может, именно то, что там было.

А мы наконец добираемся до точки входа в пространственный туннель и все вместе перемещаемся к лазарету. Понятия не имею зачем Орлина с Олгафом увязываются за мной. Впрочем, дело их.

— … поэтому его надо поскорей убить, — слышу первым делом, стоит мне материализоваться на точке выхода. Ого! Кого это там уже линчуют?

Перед зданием лазарета толпится народ. Тут же на скамейке со скорбным видом восседает Ангвар. В митинге он участия не принимает, но, по всему видно, поддерживает. Выступает же какой-то невзрачный мужик, которого я уже не раз видел в свите Ангвара.

Точнее, выступать он уже закончил, потому что толпа разразилась криками поддержки.

— А я вам говорю, никаких убийств на моей территории! — звонко чеканит обозлëнная Фати. — Вот выздоровеет — делайте тогда с ним, что хотите!

— Защищаешь порченного? — верещит мужик. — Может, ты и сама уже…

— А ты проверь, — язвительно хихикает девушка. — Только за достояние своë потом не обессудь. Если оно у тебя ещё осталось.

Широким, насколько это возможно в моëм состоянии, шагом подхожу поближе и расталкиваю толпу. Увидев меня, Фати радостно улыбается.

— Что это вы тут делаете? — интересуюсь напористо, обводя взглядом собравшихся. — Улики уничтожаете?

— Там порченный! — ябедничает мужик, тыкая пальцем в сторону лазарета. — А эта ведьма…

— Эфирное заражение у Эмы отсутствует, — прерывает его Фати. — Для нас он совершенно не опасен.

— А ещё он может рассказать Иерарху кое-что неудобное про твоего господина, — поддакиваю я. — Поэтому его надо поскорее прикончить, правда?

Мужик морщится, как от зубной боли. Но ни соглашаться, ни отрицать не торопится. Наверное, потому что к нашей тëплой компании подходит Олгаф. Ну и Орлина, конечно. Только против обыкновения женщина тиха и задумчива. Будто пытается что-то осмыслить.

— Мальчик прав, — кивает старейшина в мою сторону. — Сначала пострадавшего необходимо допросить, а уж потом решать, что с ним делать.

Олгаф бросает острый взгляд на поджавшего хвост сына, но тот ничего не произносит.

— Между тем, — продолжает юный старейшина, — я кое-что понял. Принять решение, дабы разобраться в вашей склоке, нужно немедленно. Сначала ты, Ангвар.

Заместитель Иерарха резко вскидывает голову, чтобы хоть наказание принять достойно. Но нервно подёргивающаяся здоровая щека его выдаёт. Впрочем, это может быть последствие травмы — располосовал его Эма знатно, ничего не скажешь.

— Знаешь, Ангвар, какая добродетель лежит в основе любого крепкого объединения? — задушевно вопрошает старейшина. И сам же отвечает. — Наверняка ты сейчас подумал, что подчинение. Почти. Не подчинение, но смирение — вот что важно для любого человеческого объединения. И что же значит это смирение, Ангвар? А то, что каждый человек занимает ровно то место, которое ему принадлежит. Или которое, — Олгаф бросает косой взгляд на меня. — Способен взять и удержать силой. Ты понял, в чём была твоя главная ошибка, Ангвар?

— Да, отец, — смиренно склоняется повеселевший мерзавец. — Я пронесу ваши слова через отмеренный мне срок.

— Отлично! — хлопает в ладоши старейшина. — Тогда собирайся.

— Куда⁈ — мигом вскидывается Ангвар.

Мальчишка-старейшина кровожадно улыбается:

— Церковь Второго пришествия, монастырь Служения. Ну ты знаешь, тот самый, который на юго-западе, на границе с тролльей республикой.

Судя по вытянувшейся роже Агнвара — и правда знает, причём исключительно недоброе. Но спорить он даже не начинает — по всему видно, что тут как старейшина скажет, так и будет.

— Что касается пострадавшего, — продолжает Олгаф, — то до полного выздоровления он находится под моей защитой и ответственностью. Решение по нему я приму позже. Негоже оставлять парня без права голоса.

Над толпой повисает молчание, но спорить со старейшиной никто не решается. Я тоже не собираюсь: пусть эти двое голубчиков подуспокоятся, тогда-то я их и прищучу. Справедливость не терпит суеты.

— А теперь насчёт тебя, Макс, — поворачивается ребёнок ко мне. В его глазах мне чудится злорадство. — Я выслушал твои соображения и согласен, что в них есть рациональное зерно. То, что ты говоришь про силу и ответственность — так вообще хоть в учебник вноси.

Настораживаюсь. Если сейчас он меня хвалит, значит гадость приберёг напоследок, так? И Олгаф не разочаровывает.

— Только ты, Макс, — говорит резко, будто гвозди вбивает, — превратно понимаешь нашу и свою ответственность перед этой страной. И лучше будет, если ты познаешь груз ответственности на собственной шкуре. Поэтому ты…

— Что здесь происходит? — врывается в оглашение приговора голос Иерарха. Сам он появляется тоже, вместе с Игором и Рах Шаном. Сердий видит малыша Олгафа и замирает, неверяще на него глядя. — Старейшина?

— Да, это я, — скромно кивает пацан.

Следующие несколько минут идёт торопливый обмен новостями. Сердий рассказывает, что донжон успешно разрушен и прорыв ликвидирован. А способ борьбы с этой напастью уже нарекли методом Макса.

Наверное, я должен радоваться такой чести. Но сейчас перед моими глазами — тонкая фигурка Вирры, исчезающая в огненной вспышке. Первое имя в моей новой памяти, взывающее к возмездию. И вряд ли последнее.

Олгаф в общих словах пересказывает произошедшее в покоях Ангвара и решения, которые он уже озвучил. Иерарх недовольно хмурится, но спорить со старшим почему-то не спешит.

— Так что же вы решили насчёт Макса? — вкрадчиво спрашивает молчавший до сих пор Рах Шан.

— Отправлю его в какой-нибудь форт, пусть остынет, — отвечает Олгаф. — На дальнем севере есть парочка подходящих…

— У меня есть предложение получше, — радостно потирает руки советник, сверкая красными глазами. — Пусть поработает на благо Великой Росии в отряде вечных.

— Не имеете права! — тут же возмущается Орлина. — Только по решению суда! Там же сплошные преступники!

Рах Шан мило улыбается:

— Зато среди них он сможет многому научиться и применит свои способности по назначению.

— Кто такие эти вечные? — вклиниваюсь я. — Вроде раньше что-то про них слышал.

— Вечные — это специальный отряд для решения особых задач, — тоном заправского продавца говорит Рах Шан. — Подчиняются лично кайзеру, и никому кроме него.

— Вы забыли сказать, — неприветливо бурчит Орлина, — что туда попадают не просто так, а по приговору. Но мой сын — не преступник.

— Я согласен, — мгновенно взвешиваю все «за» и «против». Если я собираюсь стать по-настоящему сильным, мне кровь из носу нужно оказаться среди лучших. А не киснуть среди вечно ноющих стариканов вроде Ангвара.

— Макс! — Орлина возмущённо топает ножкой.

— Что ж, — задумчиво произносит Сердий. — В этом действительно есть смысл. Только пойдёт он туда официально в качестве наёмного помощника, а не осуждённого преступника.

— Как вам будет угодно, Иерарх, — чуть кланяется довольный Рах Шан.

— Я тоже пойду, — ожидаемо встревает Игор.

— Мал ещё, — отмахивается Иерарх.

Парень подскакивает к названному папаше и встаёт перед ним, нахально уперев руки в боки:

— Тогда я вызываю вас на поединок, Иерарх.

Физиономия Сердия забавно вытягивается. Он явно не знает, что на это ответить. На помощь тут же приходит многомудрый кхелот.

— Ничего страшного с мальчиком не случится, — говорит он так, что сразу ясно: врёт. — А чуть что не понравится — его сразу же домой отправят.

Иерарх хмурится, играет желваками, но в конце концов соглашается.

Мы отправляемся в тот же день, как только мой потрёпанный организм приводят в порядок. Отправляемся налегке, не взяв с собой ничего, кроме надетых на нас гиров. «Вам там всё равно ничего не понадобится,» — обнадёживающе скалился Рах Шан. Даже верный рюкзак, вернувшийся с ликвидации в целости и сохранности, взять не дали, сволочи.

А так ловлю себя на мысли, что испытываю скорее предвкушение, нежели волнение. И даже компания Игора меня не слишком напрягает. Он, к слову, до сих пор прощается с рыдающей Весенией. Хорошо, что Орлина до такого не опустилась. Поэтому киваю ей довольно почтительно. Чуть более небрежно — Иерарху и Олгафу. Шлю воздушный поцелуй Фати — и ступаю в телепортационный круг.

И тут же ловлю крепкий удар по физиономии!

Ничего себе, как тут жарко гостей встречают!