Железный Лорд. Герой Периферии

Глава 23 Наведение порядка

Размышлять над словами Сакурона, думать, что он имел в виду, а главное — кого считал столь опасным, что это угрожало империи, мне было некогда.

Дело в том, что после его смерти новость эта совершенно неведомым способом облетела все баронства, и орденцы отлично знали о том, что случилось с их магистром. Согласно его приказу многие из них отступали, однако часть оказалась то ли слишком упрямой, то ли слишком тупой, то ли наоборот — слишком умной. Они решили, что продолжая террор в моем баронстве, смогут не только уйти, но еще и заработать на этом.

Короче говоря, «крестовый поход», под видом которого все это происходило, начал обретать явные очертания бандитского налета или даже нападения террористов.

Особенно после того, как захватившие и удерживающие один из стратегических складов баронства орденцы решили выйти в город и устроить там кровавую вакханалию, обозвав ее «чистой от грязных внешников». Причем эти тупые ублюдки даже не потрудились отключить планетарную сеть. Благодаря этому их преступления, тот беспредел, что они устроили, увидели во всем баронстве.

Да чего баронстве? Во всей империи.

И, естественно, после такого молчать ни церковь, ни чинуши из столицы не смогли.

Так сразу несколько кардиналов выступило и заявило, что орден перешел всякие границы. Один из них пытался юлить, утверждая, что, мол, выдворение с территории внешников — дело угодное, равно как и наказание тех граждан империи, кто с ними ведет дела. Однако он старательно обходил резкие высказывания вроде «еретик», «предатель», «анафема» и так далее. Вся его речь строилась на идее, что орденцы перегнули палку и их нужно «наказать». Однако как именно — он не сказал.

Двое других не стеснялись в выражениях, назвали орден «бандитами», «подонками» и «террористами», которым «нужно воздать в полной мере за их злодеяния». Было много красивых слов, вот только конкретики я так и не услышал.

Впрочем, тут ничего иного быть и не могло. Суть совершенно в ином.

Буквально, думая что эти «деятели» перейдут от громких слов к действий думали рядовых обыватели, для которых цветистые речевки и готовили, однако я и многие, кто знал о подковерных играх церкви, ее орденов, ее высокопоставленных лиц уже поняли — грядет большая разборка. В свое время Сакурон выбил себе неплохое место, подвинув другие ордены, и теперь они, увидев, как пал конкурент, устроят грызню за место у престола. Естественно, и кардиналы учинят войны, ведь у каждого из них имеется собственные протеже или опекаемый орден. И если удастся посадить его на внезапно освободившееся место — само духовное лицо, его продвигающее, получит больше власти и возможностей.

Ну а последователей Сакурона сейчас будут топить по полной программе. Они — уже отыгранная карта, превратившаяся из козырей в самую неудобную и мелкую масть.

Что ж, и пускай. Быть может пока внутри церкви будут идти все эти разборки, они отстанут от меня? Это было бы здорово. Пока они будут заняты грызней друг с другом, я попробую провести собственное расследование и выяснить, с кем же церковь спелась.

А кстати, помимо духовников дали свою оценку происходящему и официальные лица.

Один из адмиралов призывал отправить войска в баронство (вот уж чего мне точно не нужно), многие ораторы его в этом поддерживали. Другой предлагал оказать мне всяческую помощь, чтобы я сам перебил бывших орденцев, которых, к слову, все ораторы обзывали террористами и убийцами.

К сожалению, кроме громких заявлений никаких официальных предложений мне не поступало.

Но я не расстраивался и занимался тем, что от меня и требовалось — выбивал остатки орденцев, которые пытались вредить моему баронству.

Буквально вчера мы разгромили два мех-кулака этих фанатиков.

Кретины решили, что им под силу взять планетарный аванпост, где располагались мои бойцы.

Мало того, что вражеские мехи были потрепаны прошлой схваткой (из которой, к слову, сбежали и долго блуждали по лесам, пытаясь скрыться), так еще и вместо того, чтобы просто свалить, они зачем-то полезли на аванпост.

На их беду мои корабли как раз были на орбите, так что пока фанатики завязли на подходах к аванпосту, мы высадились у них в тылу и ударили в самый неожиданный для противника момент.

Бой завершился уже ближе к вечеру. Из двух мех-кулаков удалось взять четырех пленников живыми. Остальные либо были убиты во время боя, либо сгорели заживо в своих машинах, сражаясь до последнего.

Сакурон, как я помню, просил выпустить его людей. Будь он сговорчивее и расскажи все, что меня интересовало, скорее всего так и было бы, но он оказался тем еще упрямцем, и потому цацкаться с его «ручными крысами» я не собирался.

Орденцев уничтожали во время их отступления. Бомбили, когда они пытались добраться до своих кораблей. Корабли уничтожали на взлете, подлавливали на орбите, перехватывали во время полета, когда они пытались удрать с территории баронства.

Считаю, что эта мразь не должна существовать вовсе. Быть может, во мне говорит моя ненависть к фанатикам (которая передается по наследству, но об этом позже), быть может, я хотел всем заинтересованным лицам наглядно показать, что будет, если лезть ко мне. А может, мной руководила самая обычная месть, однако уничтоженные корабли, разбомбленные мехи — это все прекрасно, но недостаточно. Да, наши победы регулярно показывали по голоканалам, причем как местным, так и всеимперским, столичным. Но мне этого было слишком мало.

Поэтому на сегодня была назначена казнь. Журналисты уже собрались и ждали начала этой «процедуры».

За ночь мои люди успели соорудить «эшафот», на котором четверо плененных террористов и должны были распрощаться с жизнью.

Когда я взошел на него, все четверо уже были на месте. Стояли на коленях со связанными за спиной руками, склонив головы.

Рядом с ними высились мои гвардейцы, отыгрывающие роль церемониальных помощников палачей, но на деле следящие за пленниками, чтобы те не попытались сбежать (что глупо) и чтобы не сорвали мне предстоящее «представление».

Наверняка многие осудят меня за то, что здесь сейчас произойдет, но я надеялся, что моя речь, которую я собирался произнести перед началом казни, должна была расставить все на свои места и если уж не оправдать меня, то как минимум вызвать солидарность у зрителей.

— Еще вчера эти люди убивали моих подданных, громили города, без всяких зазрений совести стреляли в женщин и детей. Они прикрываются громкими словами, оправдывают свои злодеяния верой, но на деле являются обычными бандитами, — начал я свою не особенно-то и длинную речь, — мое баронство появилось недавно и я несу ответственно за каждого гражданина империи, который решил жить и работать в пределах моего баронства. Я обеспечиваю его безопасность и спокойствие. Эти люди… — я указал на пленников, — посмели поднять руку на подданных императора, на жителей моего баронства. Это недопустимо.

Я указал рукой в сторону родственников погибших во время атаки орденцев. Журналисты мигом развернулись туда, взяли крупные планы. Мужчины стояли насупленные, дети и женщины плакали.

— Эти люди поверили мне, они думали, что находятся в безопасности, и я их подвел… — продолжил я. — Я не могу вернуть погибших, но могу позаботиться о выживших. Каждая пострадавшая от атаки террористов семья будет обеспечена необходимым. Все, кто потерял родственника, получат компенсацию. Клянусь, что дети погибших получат лучшее образование, будут обеспечены жильем и работой. Я позабочусь о них. Однако это не вернет им родных. Они сейчас хотят справедливого воздаяния тем, на чьих руках кровь невинных, и я в силах им это дать.

Сделав паузу, я продолжил:

— Сегодня я, барон Лэнгрин Азолай Тирр, приговариваю террористов к… — тут я сделал паузу, — … усечению.

С этими словами я медленно, демонстративно извлек шапру из ножен.

Стоящие на коленях пленники, до которых дошло, что произошло, побледнели так, будто уже умерли — они хорошо представляли, что их ждало дальше, какая «жизнь» им предстояла.

Меж тем толпа журналистов взорвалась криками.

Ну еще бы, если бы я приговорил четверых подонков просто к смертной казни, то все бы это восприняли как должное. Но то, что объявил я, было куда страшнее, и участь прошедших через эту процедуру была куда более жестокой.

Я ступил к первой жертве, поднял шапру над головой и резко ее опустил. Поднял вновь и опять уронил. И так еще два раза.

Многие называли этот вид казни чрезмерно кровожадным и не соответствующим современному обществу, но…мне нужна была показательная казнь, нужна была демонстрация. Пусть на тех, кто отдает приказы, она не возымеет должного эффекта, зато на тех, кто эти приказы получает…

Рядовые бойцы, кем бы они ни были — гвардейцы какого-нибудь дворянина, наемники, орденцы, внешники (которые тоже смотрели прямой эфир, я был в этом уверен) дважды подумают, а стоит ли идти в это треклятое баронство? Что будет, если попадут в плен? А тут, здесь и сейчас, я наглядно демонстрировал, что их ждет…

Я отступил на шаг, осматривая голосившего во все горло первого казненного. Гвардейцы тут же подхватили его, потащили прочь, где уже ждала команда врачей. Они должны были стабилизировать состояние казненного через усечение. Он должен был жить.

Я ступил к следующему стоящему на коленях орденцу.

— Прошу… — проблеял он, но я уже поднял шапру.

Суть этой казни заключалась в том, что казненному отрубали руки и ноги, но он ни в коем случае не должен был умереть после этого. Как раз наоборот, он должен был жить как можно дольше. Его внешний вид должен был сказать любому, кто на него взглянет, что человек этот совершил страшное злодеяние, был пойман и осужден.

И его вид должен был быть напоминанием для тех, кто сам задумал совершить преступление, что его тоже ждет наказание…

Позже эти трое (один из четверки все же умер — врачи ничего не смогли сделать) были отправлены на мои станции и в крупные города, где в портах просили милостыню и сами по себе являлись профилактической рекламой против преступности.

Точно такие же казни прошли и в других частях моего баронства. Пленных орденцев хватало — думаю, на многих станциях и во многих городах теперь появятся эти обрубки.

Также в ближайшие несколько дней проскочил с десяток репортажей о том, что орденцев, которых удалось схватить, мои вояки пожалели, не отправили на усечение, а разобрались сразу, на месте — пойманные фанатики «грели ноги» мехам.

И такое украшение теперь было у многих. Что ж, мои воители отлично поняли мою задумку и дополнили ее…

Кари выглядела сердито, как никогда.

— А тебе не кажется, что ты перегнул палку? — спросила она.

— Нет, не кажется, — пожал я плечами.

— Мы вообще-то в цивилизованном обществе живем, — напомнила Кари, — а тут такое выкидываешь… Что о тебе скажут другие лорды?

— Вспомнят, кто такие Тирры, — ответил я, — вот, кстати, и ты должна вспомнить, благодаря чему твои предки получили свой титул. Не помнишь?

— Не-е-ет, — протянула она, но я по глазам вижу — она прекрасно поняла, о чем я говорю, просто пытается избежать неприятной темы.

Ну уж нет, дорогая! Решила мне тут нравоучения читать, так будь любезна их же в ответ получить.

— Ну тогда я напомню, — сказал я, — давным-давно, когда наши предки покинули праматерь, они прилетели в холодный и чуждый мир. Ресурсов у них было мало, множество проблем в пути лишь добавили сложностей. Наши предки, покорившие Тирр, буквально боролись за свое существование. Все понимали, что их работа, их упрямство — это единственный путь к выживанию. В единстве сила, в том, что мы вместе, что мы стая. Но некоторые считали, что их жизни важнее, что они должны выжить, даже если все остальные умрут, даже если колонию не удастся построить и подготовиться к дальнейшему проживанию, эти считали, что они должны остаться и просуществовать сколько им там осталось…. Короче говоря, они крали припасы.

— Каждый выживает как может, — пожала плечами Кари, — как винить человека за то, что он голоден и просто хочет есть?

— В сытые времена и спокойное время — нельзя, согласен, — кивнул я, — но когда ты знаешь, что остальные получают крохи, когда ты, сожрав чужой паек, даже не задумался, что он должен был достаться ребенку, больному, человеку, который отпахал две смены, что тогда?

Кари молчала.

— Такое нужно было пресекать, и жестко. Кража — тяжкое преступление, в то время сопоставимое с убийством.

— Скажешь тоже, — фыркнула Кари, — ну и убивали бы тогда воров. Зачем издеваться?

— Убийство на тот момент — непростительное расточительство. Когда на счету каждая жизнь, когда судьба колонии буквально в руках ребенка, сеющего зерна, потерять работника — тупость.

— Поэтому лучше сделать его калекой, ни на что не способным, — проворчала Кари, — ничего делать не будет, только корми его…

— Ты забываешь, что в то время ИИ еще не изобрели, но зато активно использовали «человеческие комплектующие»…

— Уж не хочешь ли ты сказать, — ужаснулась Кари, — что таких калек использовали в качестве операторов колонизаторской техники?

— Не калек, а их мозги, — поправил я ее. — Его подключали к системе, давали положенную дозу питательных веществ, которая значительно меньше одного человеческого рациона, и вор трудился на благо колонии. Ну и, соответственно, уже не мог воровать.

— Варварские времена, — передернула плечами Кари.

— В варварские времена нужны и соответствующие методы, — хмыкнул я.

— А сейчас варварские времена? — решила упрекнуть меня Кари. — Сейчас зачем ты вернул эту казнь? Это…это…

Она была не в состоянии подобрать слова, поэтому я решил напомнить ей еще кое-что.

— А ты помнишь легенды о Стае? — спросил я. — О временах, когда к нам еще не пришла империя?

— Няня рассказывала страшные сказки про то время.

— И оно действительно было страшным. Было тяжело, дела шли плохо — мы вынуждены были воевать на два фронта — с «Кабанами» и «Медведями». Причем у первых был просто огромный флот, а у вторых вошли в моду модификации, и их солдаты были просто монстрами…

— И что? К чему ты это?

— К тому, что помимо внешних врагов появились внутренние. Всякие сектанты, революционеры, еще и миссионеры империи начали подстрекать людей…

Кари нахмурилась, а я сообразил, что ляпнул лишнего. О таких подробностях ей в детстве в отличие от меня явно не рассказывали.

— Короче, — перевел я тему, — лорд Тирр, что правил в те времена, быстро понял, что если не будет держать всех в ежовых рукавицах, то нам конец. Нужно было всех объединить, собрать в стаю, а паршивых овец найти и выгнать прочь.

— А-а-а…это ты к тому, что тогда тоже «усечение» практиковалось?

— Да, и вообще, вон, внешники считают нашу добрую традицию «греть ноги» мехам редкостным варварством.

— Но это же для дисциплины, и мера эта применяется крайне редко. На моей памяти такого не было…

— Я помню, — вспомнив свой первый гарнизон, перебил я, — один из офицеров «грел ноги» патрульного меха.

— Я не удивлюсь, что к этому ты приложил руку… — проворчала Кари.

— Отнюдь, — покачал я головой, — как раз я тут ни при чем. Командир базы отдал приказ, и как по мне — вполне справедливый.

— Интересно даже, что нужно было сделать, чтобы заслужить такое?

— Напомни мне — я продиктую тебе фамилию того идиота, и ты сама обо всем прочитаешь.

— Нет уж, спасибо, — отказалась Кари.

— Вот видишь, — грустно усмехнулся я, — ты даже разбираться не хочешь, почему человек заслужил такое наказание. Но зато судишь, насколько оно жестокое.