Гасконец. Том 2. Париж

Глава 21

Когда де Порто говорил про то, что мятежники сложили оружие, при появлении королевского кортежа, я отчего-то подумал, что восстание закончилось. Король явился, все разошлись по домам. Я был мягко скажем не прав, всё ещё пленённым представлениями своего родного времени.

Конечно же, большая часть — самые умные с одной стороны и самые трусливые с другой — тут же сдались или перешли на сторону мушкетёров. Но оставались и все прочие — от тупиц и фанатиков, до провокаторов и откровенных бандитов, которым Мазарини в общем-то и не слишком мешал. От последних проблем было больше всего. Еще пару дней мы провели в уличных боях и штурмах подозрительных домов.

Мушкетеры и лично де Тревиль хорошо запомнили всех дворян, что, разъезжая на своих лошадях перед толпой, подначивали бунтовщиков. Дважды де Порто и д'Атосу приходилось принимать участие в атаках на богатые особняки и дважды мушкетёры выволакивали оттуда проклинающих Мазарини дворянчиков. И все же, приговор зачинщикам был не таким уж и строгим. Большинство из них отделалось ссылкой, по какой причине, я не совсем понимаю. Правосудие Людовика Справедливого было мне совершенно непонятно.

С Его Величеством мы встретились лишь после того, как в Париже был восстановлен относительный порядок. Всё это время, связанный Принц без имени гостил у меня. Я просто не мог передать его никому, и лишь послал Королю весточку:

«Зачинщик беспорядков у меня, и мы обсудили его личность с Вашим Величеством на кладбище Сорбонны.»

На удивление, Генрих вёл себя прилично. Я привел его в гостиную и усадил за стол. Миледи бросилась ко мне, но вовремя заметила рану. Наверное, я мог бы потерпеть боль ради этих объятий, но Анна де Бейл всё же остановилась.

— Что с вами? — спросила она, хотя прекрасно видела наложенную де Порто повязку. — И кто это с вами?

Пленный поклонился, насколько позволяли ему путы. Шляпы на нем не было.

— Большую часть жизни у меня не было имени, мадемуазель, — сказал человек в маске. Миледи повернулась ко мне.

— Пленник Его Величества, с которым мы должны обращаться бережно, — только и сказал я.

Анна усадила нас за стол, а Планше отправила за цирюльником. Слуга перед этим сам осмотрел мою рану, пощёлкал языком, и только после этого удалился.

— Джульетту ещё не приводили? — спросил я.

Миледи покачала головой. Тогда снова заговорил мой пленник:

— У вас много друзей, шевалье.

— Благодаря им и живой, — ответил я. Миледи улыбнулась. Через час пришёл цирюльник. Пока он вытаскивал пулю и накладывал швы и повязки, Планше не сводил глаз с пленника. Слуга зарядил пистолет, но я строго настрого запретил ему стрелять в нашего гостя. Планше пообещал стрелять в ногу, но тут уж куда Господь пулю пошлёт.

После того, как ушел цирюльник и я немного пришёл в себя, Миледи подала к столу. Я вежливо попросил Планше покормить гостя, и Принц без имени не стал спорить. Вечер, несмотря на всю свою странность, прошёл спокойно. Но я прекрасно понимал, что Генрих ещё не сдался. Он лишь ждал удачного момента. Меня начинало клонить в сон, а Его Величество так и не явился. Солнце уже почти опустилось, когда в дверь постучали. Я взялся за шпагу, взглядом попросил Планше приглядеть за пленником.

Я подошёл к двери и пнул её. Она открылась, чуть не сбив с ног молодого слугу. Тот испуганно отшатнулся в сторону, поглядел на шпагу у меня в руке, побледнел.

— Шевалье, мне велено доставить вас и вашего пленника в Лувр, — пролепетал слуга. Я заметил, что за его спиной, на улице, уже стоит карета. Только тогда я позволил себе убрать оружие в ножны.

— Собирайтесь, Ваша… месье герцог? — вовремя поправился я. «Светлость» было весьма специфичным обращением, благодаря которому особенно проницательный человек мог бы сделать ненужные Его Величеству выводы.

Человек в бархатной маске с достоинством поднялся. Поклонился Миледи и сказал:

— Для меня было честью познакомиться с хозяйкой этого дома.

Анне де Бейл на прощание подала руку. Бархатная маска скользнула по тыльной стороне ладони Миледи, а затем пленник прошёл со мной на улицу.

В карете нас уже ждал Рошфор. Он тоже был ранен, однако перевязанными у человека в черном были шея, грудь и плечо. При виде меня он улыбнулся и хрипло произнёс:

— Это небольшое восстание всех пометило, не так ли, шевалье?

Я улыбнулся и кивнул, а затем залез в карету. Рошфор протянул мне руку. Обменявшись рукопожатиями, мы посмотрели на человека в бархатной маске. Тот тоже залез к нам, правда не без помощи слуги. Руки я связал бедному Принцу без имени за спиной.

— Этот тот, о ком я думаю? — спросил Рошфор.

— Зависит от того, что сказали вам Его Величество, — ответил я. Человек в бархатной маске только сухо рассмеялся и откинулся на спинку кареты. Кучер послал лошадей вперёд и мы не спеша поехали в Лувр.

— Кто вас так? — спросил я.

— Гугеноты, — вздохнул Рошфор. — Но теперь они удивительным образом присмирели, не знаете почему?

— Поняли, что оказались не на той стороне, — улыбнулся я, внутренне радуясь тому, что Конде смог всё-таки использовать своё влияние на протестантов. Слава его деда всё ещё много стоила в этом мире.

— А вас? — спросил Рошфор. — Неужто ваш пленник такой умелый боец?

Человек в бархатной маске снова рассмеялся, но не сказал ни слова. Я кивнул.

— Действительно так, но ранил меня Ларошфуко. Вы не знаете, где он сейчас?

— Давненько его не видел, — ответил Рошфор. — Но бьюсь об заклад, Её Величество смогли вымолить прощения для своего лакея.

— Прошу простить герцога, — вдруг подал голос человек в бархатной маске. — Он и не знал, кого пришёл спасать. Для него, я был всего лишь противником Мазарини.

— Каждый второй теперь мнит себе противником или соперником Мазарини, — устало протянул Рошфор. — Ничего не меняется, людишки никак не поумнеют.

Принц без имени тихо рассмеялся. После этого мы не разговаривали. Въехав в Лувр, мы первым делом увидели красные мундиры гвардейцев кардинала. Среди них были дез Эссар с де Монлезеном. Увидев меня, гвардейцы заулыбались. Мы вылезли из кареты, и поскольку рядом не было ни Короля, ни кардинала, я подошёл к встречающим нам солдатам.

— Неужели Мазарини повелел восстановить гвардейский корпус? — спросил я прямо, после того, как мы обменялись рукопожатиями.

Друзьями нас было не назвать, всё же, друзья друг друга не связывают. В большинстве своём. И тем не менее, я был очень рад видеть гвардейцев в добром здравии.

— Нужно благодарить за это графа Рошфора, — склонил голову дез Эссар. — Он просил у Его Преосвященства об этом, и кардинал не остался глух.

— Я рад, что вы снова при деле, — улыбнулся я.

— Боюсь нас ждут, — сказал Рошфор. — Месье, доброй службы.

Всё это время наш пленник тихо стоял у кареты, никак не привлекая к себе внимания и не пытаясь сбежать. Смирился ли он со своей судьбой или хотя бы малая часть его хотела увидеть и обнять родного брата? Я надеялся на второе, но подозревал, что просто оставался слишком мягким для этой эпохи.

Втроем мы вошли в Лувр и, в сопровождении лакея, быстрым шагом направились в сторону кабинета Людовика XIII. В это раз, помимо Его и Её Величеств, в кабинете находились и Их Преосвященство. Находясь в столь благородном обществу, мы с Рошфором склонили колени. Принц без имени остался стоять.

— Снимите с него маску, — повелительным голосом сказал Людовик. Рошфор оставил это право мне, видимо потому, что и пленник был мой.

Я поднялся на ноги и стянул с Генриха V бархатную маску. Анна Австрийская ахнула и отступила на шаг, схватившись рукой за спинку стула. Людовик ничего не сказал, только вглядывался в лицо брата. Мазарини едва заметно улыбнулся и сказал:

— Кажется, ваша матушка очень была расстроена ссылкой.

Король не обратил на эти слова внимания.

— Почему ты выступил против меня, брат? — спросил он.

— Почему ты выступил против нашей матери, брат? — улыбнулся Принц без имени.

— Она хотела отобрать мой трон, — спокойно ответил Людовик.

— И я хотел отобрать твой, — пожал плечами пленник. — Но не вышло.

— Где… сейчас скрывается наша уважаемая матушка? — по лицу Людовика было видно, что ему больших трудов стоило не назвать Марию Медичи как минимум «старой гадюкой».

— Не могу знать, уважаемый брат, — рассмеялся Принц без имени. — Мы поссорились с ней перед тем, как я отправился в Париж.

— Она знала о том, что ты хотел сделать?

— И не поддержала, — ответил Генрих V.

— Зато теперь я знаю, — вдруг прошептала Анна Австрийская. — От кого пришло то письмо.

Людовик кивнул. Мы с Рошфором не понимающе переглянулись. Тогда Мазарини сказал:

— Мы думали, что это вы, Рошфор. Доставили инкогнито последнюю волю моего уважаемого предшественника. Но и вы ничего не знали.

— Мог только догадываться, Ваше Преосвященство.

— Значит, мама выбрала тебя, — вздохнул Генрих V. Эта новость, казалось, была для него куда страшнее пленения и возможных последствий мятежа. Былая улыбка сползла с молодого и красивого лица. Взгляд потускнел.

— Она выбрала Францию, наконец-то, — ответил Людовик и подошёл к брату. Секунду он смотрел на мятежника, а затем заключил его в объятия.

Я снова поглядел на графа Рошфора. Тот качнул шляпой в сторону двери, но нас жестом остановил Мазарини. Несколько мгновений, Людовик обнимал брата, которого видел в самом раннем детстве. Увы, сам Принце без имени, стоял ровно и даже не пытался вернуть объятия. Его руки висели плетьми, а на лице не было ни одной эмоции. Наконец, Его Величество отступил от него.

— Ты платил Бувару? — спросил он.

— Нет, я не настолько бесчестен, — усмехнулся Генрих V.

— Под пытками наш лекарь назвал имя де Шеврёз, но с покойницы уже ничего не спросишь, — шепнул мне Рошфор. Я кивнул.

— Что ты со мной сделаешь? — холодно спросил Безымянный Принц.

— Отправлю в заточение, — устало произнёс Людовик XIII. А потом указал на нас с Рошфором. — Эти месье доставят тебя в Бастилию.

— В бархатной маске? — усмехнулся брат короля. Людовик пожал плечами.

— Предпочитаешь железную?

— Нет, пожалуй, бархатная меня устроит.

— Я буду тебя навещать, — сказал Людовик. Генрих V только покачал головой.

— Слишком много чести для проигравшего, Ваше Величество. Не волнуйтесь, я умею проигрывать с честью.

Я снова надел на него маску. Мазарини передал нам необходимые документы. Путь до Бастилии, проделанный разумеется в карете, был лёгким. Каждый думал о своём, и мы молчали. Ровно в полночь, в старой учётной книге, появилась запись о поступлении узника номер 64489001. На этом, наши пути с Генрихом V разошлись на долгих десять лет.

Рошфор проводил меня до дома, где мы обменялись рукопожатиями. Из окон гостиной лился неровный свет нескольких свечей. Меня ждали. Рошфор с завистью поглядел на окна, а потом сказал на прощание:

— Его Величество призовёт тебя на север, как и всех мушкетёров. Лучше бы тебе успеть проститься с семьей.

— Думаешь, угроза серьёзная?

— Испанцы бросят всё, что у них есть. После поражений во Фландрии и Каталонии, это их последняя надежда.

— Мы справимся, — усмехнулся я. Человек в чёрном отправился в глубину ночи, я же вошёл к себе.

Джульетта и Сирано де Бержерак уже были дома. Девушка сидела с перевязанной головой, но сидела сама и даже улыбалась. Миледи стояла на ногах, в метре от входной двери. Как только я вошёл в дом, она тут же бросилась ко мне. Я заключил девушку в объятия.

— Мы слышали, как вы разговаривали с кем-то на пороге, — сказала Анна де Бейл. Я позволил себе вдохнуть запах её волос, а потом осторожно отстранился.

— Это был Рошфор, — сказал я. — Скоро снова на войну.

— Испания готова к последней битве, — тихо рассмеялся де Бержерак.

Вместе с Миледи мы прошли к столу. Девушка налила мне вина и подвинула поближе блюдо с уже остывшим бульоном. Затем Анна де Бейл поставила на стол корзину с хлебом, сыром и овощами. Через мгновение, словно из ниоткуда, появился заспанный Планше. В его руках была железная чашка полная лука. На все вкусы: зелёный, варёный, свежий. Он с улыбкой поставил чашу передо мной.

— А вы сытые? — спросил я у домочадцев. Те закивали. Джульетта коснулась рукой ладони Сирано де Бержерака. Носатый улыбался.

— Анна, — сказал я, после паузы. — Д'Арамитц обещал нас женить, как только встанет на ноги.

— Он ранен? — спросила девушка. Я кивнул. — Что ж, я буду с нетерпением ждать его выздоровления.

Девушка наконец-то уселась за стол. Её рука также коснулась моей. Планше перевёл взгляд с меня на де Бержерака и обратно. Наверное, ему было неловко, потому что слуга пожал плечами, взял из чашки здоровенную варенную луковицу и жадно впился в неё зубами. Сок брызнул во все стороны, не пощадив ни дам, ни кавалеров.

Испанцы перешли в наступление, что во Фландрии, что в Шампани. С первым проблем не было — мои отряды регулярно направлялись в Нидерланды, уже без моего участия и отлично там себя показывали. За пару недель до моего прибытия в Париж, парни захватили крепость Ла-Бассе. Но сейчас, на западе орудовал немец Иоганн фон Бек, весьма хитрый и опытный вояка. А с севера двигался испанец Франсиско де Мело. Губернатор Южных Нидерландов, и та ещё заноза в заднице. Прямо сейчас де Мело разорял Шампань и нам нужно было его любой ценой остановить.

Его Величество наотрез отказалось возвращаться в Гасконь, пока угроза не минует. Так что я настоял на том, чтобы привезти несколько поваров. Последние уже вызубрили написанную мною диету. Король без кровопусканий и жирной пищи расцветал на глазах. Он, конечно, жаловался на то, что вареная курица по вкусу не отличается от его сапога, но и сам замечал результаты «лечения».

Я понимал, что этот этап войны с Испанией может стать последним, поэтому Гасконь покинули все мои войска. Остались только гвардейцы, приглядывающие за многочисленными мастеровыми и оружейниками. Гвардейцы не были им тюремщиками — они скорее следили за тем, чтобы какой-нибудь фламандец не прервал случайно свою жизнь посредством идиотской дуэли. Гасконцы хватались за шпаги и требовали сатисфакции от мимо проходящих, как по часам, в полдень каждого буднего дня.

Половина моей частной армии, под командованием Пьера, отправилась во Фландрию, на подмогу Антуану III де Грамону. Я вооружил их также, как вооружались королевские мушкетёры, и даже ещё более роскошно. Во-первых, благодарный Людовик XIII несколько раз прилюдно упоминал гасконские облигации, чем значительно повысил ценность этих бумаг при дворе. Так что, я мог себе позволить посадить своих солдат на лошадей. Может быть не самым лучших в мире, и уж точно они бы не превратили моих стрелков в настоящую кавалерию. Но мы как минимум решили проблему долгих переходов.

Во-вторых, стрелки были вооружены шпагой, парой пистолетов, тяжелым мушкетом и охотничьей аркебузой с нарезным стволом. Аркебузу, впрочем, всё время носил с собой слуга (которых в Гаскони набрать было не сложно). К тому дню, как испанцы снова показали зубы, мои оружейники наконец-то решили проблему пистолетных прикладов. Так что один пистолет стрелок хранил за поясом, а второй, с прикладом, лежал в седельной сумке. Наконец, мы сами начали лить пули, и в отличие от того кошмара, что ходил по всему миру, наши пули были ровными, кругленькими и почти одинаковыми.

Ну, без возможности штамповать пули, большего я бы всё равно не добился. «Прицельное» оружие полагалось использовать лишь в случаях редких и конкретных — например, когда нужно пристрелить лошадь под важным вражеским офицером. Собственно, главный приказ Пьера звучал именно так: «Вывести фон Бека из игры. Живым он дороже, но мёртвым полезнее, на твоё усмотрение».

Другая половина моих стрелков двинулась в Шампань. Я выдвинулся вместе с королевскими мушкетёрами из Парижа и соединился со своими солдатиками через пару дней. Вёл их Диего, но лишь до встречи со мной. Как я и предполагал, он передал мне командование и попросил об отпуске. Я выплатил ему двойное жалование и отправил гулять по Парижу вместе с невестой (которую испанец не забыл взять с собой).

Д'Арамитц, несмотря на ранение, даже не подумал отсидеться в стороне. Все пять мушкетёров — включая меня и Сирано де Бержерака — сидели в седлах и были готовы к новым сражениям. Джульетта и Анна де Бейл остались в Париже, под охраной бдительного Планше. Между нами и испанцами была лишь крепость Рокруа.

— Знаете уже, кто будет поставлен командовать нашими силами? — с улыбкой произнёс д'Арамитц, обращаясь ко всем.

Сирано де Бержерак тихо рассмеялся. Пусть и с трудом принятый в мушкетёры, он имел в свете множество если не покровителей, то почитателей. Так что, был посвящён во многие тайны. Де Порто, как приближённый к де Тревилю тоже кивнул. В неведении из нашей группы были только я и д'Атос. Последний глубокомысленно заметил:

— Кого бы не поставили, лишь бы не мешал нам добыть славы.

— Анри, меня в куда большей степени смущает нежность в твоем голосе. У нас что, завелся генерал-гугенот? — спросил я. Тогда де Порто уже засмеялся в голос. Анри д'Арамитц бросил на меня насмешливый взгляд.

— Да ты прав, Шарль, — усмехнулся д'Атос. — Неужто наша ледышка начала оттаивать?

— Просто приятно для разнообразия довериться людям, которые тебя не предадут, — ответил Анри. Я подъехал ближе и потрепал его по плечу.

— Так значит, Конде? — наконец сообразил я.

— Ублюдок моложе меня! — вскрикнул д'Атос. — Это несправедливо.

— За него говорит его кровь, — пожал плечами де Порто. Я скривился.

— Никогда не верил в эту чушь, месье. Но Конде определенно достойный человек. Я думаю, что под его командованием мы будем гнать испанцев до самого Мадрида.

— Повторюсь, — уже не так задорно сказал д'Атос. — Лишь бы не мешал нам добывать славу.

Мы рассмеялись и пришпорили лошадей. Остальные мушкетёры, гасконские стрелки и королевская армия и так уже отошли слишком далеко, пока мы болтали. Я бросил прощальный взгляд на Париж. Казалось, что я сделал для Франции всё, что мог. Осталось вернуть последний долг на поле брани. Знаменитая битва при Рокруа поражала мое воображение еще в прошлой жизни. Пришло время увидеть всё собственными глазами.

КОНЕЦ ВТОРОГО ТОМА. Продолжение здесь: https://author.today/work/516195