Гасконец. Том 2. Париж

Глава 13

Мужчина сделал шаг мне навстречу, и я в последний раз, волевым усилием, сжал мысль в голове. Именно так, я не сжал пальцами виски, я попытался поймать и удержать одну единственную мысль. Мне пришлось сконцентрировать всю свою ментальную силу для того, чтобы вспомнить то, чего сам Шарль Ожье де Батс помнить никак не мог.

Подняв взгляд на мужчину на чистом английском, я сказал:

— Сэр, просим прощения, но мои друзья дали обед молчания, а я не расслышал вас сразу.

— Как так? Что значит, не расслышал меня сразу?

Я только покачал головой и поклонился мужчине, а затем отступил на шаг назад.

— Я звонарь. Не всегда слышу хорошо. Простите еще раз мою дерзость, профессор?

Профессор, это как «доктор» у гугенотов. Или пенсионер у фламандцев. Слово, означающее совершенно не то, чем кажется. Я догадывался, что сейчас передо мной не просто какой-то странный мужчина в черном, а скорее всего пуританин.

Сами бенедиктинцы, под которых мы замаскировались, и которым принадлежало аббатство, были католиками. А вот пуритане, что наши (уже ставшие мне родными) гугеноты — протестантами. Профессор, если я правильно его определил, кивнул, и всё-таки соизволил убрать шпагу в ножны.

Он повернулся к тому бенедиктинцу, с которым разговаривал до этого де Порто, и спросил его:

— Так что же получается? Четыре неучтённых монаха бродят чёрт знает где, посреди ночи. А вы с ними болтаете?

— Простите, сэр, — снова залепетал монашек.

Это было странно, с точки зрения церковной иерархии, эти люди были друг другу никем. Значит дело было не в религии. Пуританин занимал некое видное место в Лондоне.

— Это наша вина, профессор, — вновь подал голос я, отвлекая пуританина от несчастного монашка.

— Что значит, ваша вина? — уставился на меня мужчина в черном.

— Дело в том, что я и мои друзья хотели видеть новый корабль.

— С чего бы вам смотреть новый корабль? Да ещё и посреди ночи⁈

— Мы потеряли семьи в войне с Испанией.

Профессор, скорее, хмыкнул, а потом сказал:

— Что-то вы забываете о том, что монахи должны оставить всё мирское.

— Мы виноваты, — ответил я, — И готовы понести наказание…

Мужчина только махнул рукой:

— В конце концов, мне без разницы, ходили ли вы позорить свои рясы по кабакам или правда хотели посмотреть на корабли, и то и другое не достойно настоящего христианина.

Он смерил нас презрительным взглядом, а потом просто сказал:

— Заходите.

Мы вошли. Проблема в том, что мы не понимали, куда идти дальше. К счастью, монашек зашел следом, и тогда пуританин тихо произнес:

— Что ж, я останусь в часовне до утра. Надеюсь, у вас не будет проблем и надеюсь, что ночь пройдёт спокойно.

Монашек вывел нас из часовни: она примыкала к остальному циклопическому комплексу аббатства, так что покинув одно здание, мы тут же очутились в другом. Мы вошли в гигантский собор, в который выходила часовня. Людей внутри, по счастью, не было. Мы прошли через просторный зал со множеством деревянных скамей и невероятно высокими потолками. Монашек, порадовавшись, что здесь больше никого нет, зажег небольшую свечу и перекрестился.

— Господи, спасибо тебе, что отвел беду, — прошептал он.

Мы лишь согласно кивнули. Я обратился к де Порто:

— Как так вышло, чёрт возьми, что мы прибыли в Англию и при этом, никто из нас не знает английского?

Де Порто только округлил глаза:

— Ну, вообще-то, месье, ты потащил нас в Англию.

Я рассмеялся:

— Да, справедливо. Но ты умудрялся договориться с каждым вторым жителем Лондона, и что, говорил со всеми по-французски⁈

— Другое дело, откуда ты, Шарль, знаешь этот язык⁈ Ты же гасконец, черти тебя дери, ты недавно даже писать не умел.

Я лишь махнул рукой. Разговор зашёл в тупик. Но тут монашек, слушавший нас, вдруг спросил:

— Шарль? Вы тот самый Шарль Ожье де Батс, шевалье д'Артаньян⁈

Я немало удивился такому признанию.

— Ого, а меня знают даже в Англии?

— Да, вы же… о вас же столько… — монашек скинул капюшон, и я увидел его огненно-рыжие волосы. — Все мои дядья о вас столько хорошего рассказывали!

— Погодите, у вас и здесь ирландцы? Сколько вообще вас? — не поверил я своим глазам и ушам. Исаак де Порто уже открыто хихикал. Арман и Анри ещё проявляли какие-то чудеса такта и смотрели себе под ноги, пытаясь скрыть улыбки.

— Ну, у нас очень большая семья, — смутился монашек. А потом, не без гордости добавил. — И весьма известный клан.

— И вы что, решили расселиться по всему миру, чтобы везде, где можно, портить кровь англичанам?

Монашек рассмеялся.

— Ну, если честно, да…

Анри д'Арамитц не сдержался и всё же тихо хмыкнул в кулак. Я мог только беспомощно посмотреть на друга и развести руками. Тогда гугенот сказал:

— Может быть, не будем задерживаться и болтать попусту? Определённо, у нас ещё есть дела.

Мы с Анри переглянулись, но монашек всё равно схватил меня за руку и взмолился:

— Шевалье Д'Артаньян, если у вас найдётся капля веры в человеческую свободу! Мои братья сейчас воюют в Ирландии! Да, и мой троюродный дядя, вы знаете его, Эоган…

Я кивнул. Конечно же я знал Оуэна О'Нила, я брал его в плен.

— Так вот, мой троюродный дядя Эоган отзывался о вас очень хорошо. И если вы вдруг случайно окажетесь рядом… я слышал про ваше небольшое мероприятие, про вашу организацию в Гаскони, кажется…

Я мог только кивнуть:

— Да, я тренирую и снаряжаю войска в Гаскони.

— Может быть, мы сможем вас нанять?

— Кто мы? Орден Бенедиктинцев?

— Нет, нет, моя семья, — от волнения, монашек уже начал откровенно лепетать. — У нас есть деньги.

— По крайней мере сейчас, у меня есть дело неотложное и очень важное. Но я с большой радостью пришлю вашему троюродному дяде пару сотен отборных стрелков.

Монашенок покачал головой:

— Я думаю, нужны вы и ваш талант. Если вдруг во Франции для вас станет опасно, клянусь, Эоган будет очень рад вам.

Я кивнул. На самом деле, эти новости меня не особенно радовали. Я только-только начал налаживать свою жизнь в Париже. Мое небольшое предприятие стало приносить доход, и, в целом, я мог рассчитывать на какую-то безбедную старость. И вот уж точно, безбедная старость не грозит мне, если я отправлюсь воевать в Ирландию против британцев.

И всё же, слова монашенка задели какие-то струны в моей попаданческой душе, и я пообещал хотя бы подумать над его предложением. В конце концов, мало ли как может повернуться судьба?

Монашек провел нас по длинным коридорам, и наконец выпустил в пустой открытый дворик. Впервые за полчаса над нами не было давящего церковного свода. Только такой же давящий колодец, да затянутое тёмными тяжелыми облаками небо.

— Крипта, о которой говорил ваш друг Исаак, находится дальше, но я не посмею туда идти, иначе меня могут хватиться. Мне нужно быть этой ночью, молиться в часовне вместе с Оливером.

— Так зовут вашего пуританина?

— Да, да. У него есть отряд кавалерии, он собрал его на свои деньги, чтобы хорошенько наподдать войскам Карла, — улыбнулся монашек.

— Вам он нравится? — вдруг понял я.

— И пугает до чёртиков, — виновато сказал самый младший из виденных мною О'Нилов. — Но он храбрый, умный и ненавидит Короля.

— А чего ради пуританину молиться в часовне? — спросил Анри. Младшенький О'Нил только развёл руками.

— Может вынюхивает чего. Может уважает Генриха VII.

Монашек ушел. Я скинул капюшон, чтобы насладиться ночной прохладой во внутреннем дворе. Тогда Анри д'Арамитц уставился на меня и вздохнул:

— Шарль…

— Что не так?

— У тебя седина.

— Что это за чушь? — начало было я, но все три мушкетёра стояли и смотрели на меня с большим удивлением.

Арман даже коснулся рукой моих кудрей на голове. Он сказал:

— Нет, правда, у тебя несколько седых прядей! Их не было несколько часов назад.

Я вздохнул. Кажется, мое внезапное умение разговаривать на английском стоило мне нескольких тысяч нервных клеток. В конце концов, поделать с этим уже ничего было нельзя. Я только усмехнулся.

— Ну, седина такая же часть мужской красоты, как и шрамы. Так что, надеюсь, меня просто будут крепче любить Анна.

Мушкетёры рассмеялись, и мы двинулись дальше. Найти крипту было несложно, сложно было ее вскрыть. Впрочем, с нами был Арман. Мы, с Анри, как обычно, встали поодаль — осматриваясь по сторонам. Де Порто подстраховывал младшего из мушкетёров, видимо на случай, если придётся всё же вышибать двери. Арман достал свои отмычки. Прошла, наверное, минута или две. Вокруг не было ни души, так что, когда замок щелкнул, и мужчина отворил двери крипты, мы не успели даже заволноваться. Уж чем-чем, а в навыках Армана д'Атоса я не сомневался никогда.

Мы спустились вниз. Крипта представляла собой действительно красивое сооружение. Наверное, это было самое красивое, что я видел в Англии за всё время нашего пребывания там. Не хочу сказать, что мне не понравилось Вестминстерское аббатство, но по очевидным причинам, у меня не было времени его рассматривать.

В крипте же мы зажгли по паре свечей, и брели по холодным залам достаточно долго, чтобы насладиться мрачным, но искусным видом. Мы понятия не имели, куда идём и как нам найти гробницу Бэкингема. Вокруг нас множество саркофагов и склепов были украшены искуснейшими каменными фигурами. В особо богатых залах — судя по всему, там были похоронены короли — саркофаги были украшены золотом и камнями.

— Как мы найдем здесь нужного нам дворянина? — спросил Арман д'Атос. Я только пожал плечами. Де Порто покачал головой.

— Шарль, Его Величество тебе сказали, где именно похоронили Бекингема?

Я усмехнулся:

— Ах, если бы. Все, что я знаю, так это то, что он похоронен где-то здесь, в Вестминстерском аббатстве. Да и то, узнал я это только на постоялом дворе.

Мы принялись внимательно осматривать каменные саркофаги, оглядывая надписи и портреты. Прошло не меньше получаса, когда во внутреннем дворе снова раздались шаги. Мы, при этом, были уже на более чем приличном расстоянии от входа, внутри бесконечных каменных коридоров. Но тихая молитва всё разносилась по этим коридорам, и мы могли безошибочно определить направление, с которого шла молитва.

— Тихо, — сказал я, и мы затаились.

— Дверь осталась открытой…. — прорычал д'Атос и задул свечу.

Каждый из нас последовал его примеру и каждый задул свою свечу. Судя по звукам голосов, сразу несколько человек прошло по внутреннему дворику, но, к счастью, никто из них не обратил внимания на открытые двери крипты. Кроме одного. Через несколько секунд, до нас донёсся глухой топот по каменным ступеням.

Незнакомец нас словно почуял. Именно в тот коридор, где мы сейчас находились, с лестницы, упала длинная тень. Это был человек в высокой шляпе. Он несколько секунд смотрел в темноту, затем вытащил шпагу, положил ее в правую руку, а левой запалил фонарь.

— Кто здесь? — тихо спросил он, выглядывая в пустые коридоры.

Мы молчали. Со стороны, видимо были похожи на мышей, затаившихся за надгробиями. К счастью, мы спрятались достаточно хорошо и несколько лучей света скользнули по каменным плитам, за которыми мы скрывались.

Мужчина постоял в коридоре минуту, наверное, а затем, в сердцах плюнув на землю и отправился по своим делам. Через несколько минут дверь крипты захлопнулась. Мы выдохнули. Каждый из нас понимал, что «плохими парням» в деле ограбление чужого аббатства являемся мы. Поэтому, никому бы и в голове не пришло нападать на профессора и, тем более, пытаться его тихо прирезать.

— Иронично, что мы всю дорогу тащили за собой лопаты, а они нам так и не пригодились, — устало сказал я и мы вернулись к поискам. Через несколько минут, мы были вознаграждены нужным нам саркофагом.

Благодаря де Порто, сдвинуть крышку оказалось не так уж и сложно. Куда сложнее было положить её, так, чтобы не прогрохотало на всё Вестминстерское аббатство. Мы обнаружили Бекингема, уже в состоянии скелета, что было вполне логично. Прошло не меньше пятнадцати лет.

Я ожидал волны скверного запаха или какой-то густой пыли, что поднимется в воздух, после вскрытия каменного гроба. Но ничего такого не было. Скелет мирно лежал, в своей давно истлевшей одежде. При нём была шпага, а на голове осталось что-то напоминающее шляпу. Но что важнее всего, скелет был усыпан украшениями, и прямо на его шее висели подвески.

Но они не были бриллиантовыми или какими бы их не показывали в советском фильме. Нет, это было очень простое украшение из янтаря. Признаюсь, я и не представлял, чтобы благородные люди носили янтарь в этом времени. Обычно я видел у них настоящие драгоценные камни, а вот янтарь…

Правда, не знаю. Был ли он не востребованным, или наоборот, слишком редким во Франции 17-го века. Так или иначе, но я осторожно снял подвески с шеи покойного Бекингема.

Д'Атос поднёс свечу. В её свете отчетливо было видно, что центральный, самый крупный кусок янтаря, скрывает в себе маленький ключик.

— Вот зачем нужны были подвески, — выдохнул д'Атос. Де Порто покачал головой:

— Тогда почему их не искали пятнадцать лет?

— Видимо, все эти пятнадцать лет они были не так уж и нужны, — я пожал плечами.

— Может быть ключ скрывает то, к чему раньше всегда был доступ у Ришелье? — Анри д'Арамитц понял первым.

— Да, и теперь, когда Красного нет, они снова понадобится Королю, — я вздохнул. — Всё равно нужно было заняться тем раньше.

— Но ведь раньше у Его Величества не было ещё таких достойных доверия людей, как мы, — рассмеялся Исаак де Порто, и мы осторожно положили крышку саркофага на место.

Покинуть Вестминстерское аббатство оказалось проще, чем войти в него. Мы проследовали тем же путем, но двигались тихо и быстро, и никто не преградил нам дорогу.

Ещё до того, как Лондона коснулись первые рассветные лучи, мы снова были в таверне. Переодетые в обычных лондонских джентри, пусть и явно уставших и перевозбуждённых. Миледи не спала. Услышав, как мы идем, она открыла дверь своей комнаты и выглянула в коридор. Я увидел глубокие мешки под её глазами, и печальную улыбку на лице девушки. Она сказала:

— Я так переживала. Все ли в порядке?

Я ответил:

— Да, Анна. Все хорошо, не беспокойтесь. Скоро мы будем дома.

Не похоже, чтобы она мне поверила. Она завела меня в свою комнату, посадила на старый деревянный стул, села рядом. Мы взяли за руки. А в это время мушкетеры спокойно собирали вещи в своих комнатах.

Кто-то из них смеялся, кто-то подначивал друг друга. Д'Атос в очередной раз снова пытался разгорячить Исаака и вызвать его на шуточную дуэль. Анри д'Арамитц что-то тихо и печально напевал.

Анна посмотрела на меня и сказала:

— Я видела ужасный сон.

Я только усмехнулся:

— Странные ночи и странные дни. Далеко от дома, нам всем снятся странные сны, Миледи.

Она покачала головой:

— Нет, вы не понимаете, я видела! Видела, что мы все умрем. Что человек в черном убьет нас.

Я снова рассмеялся, в этот раз уже не так весело:

— Анна, мы видели уже двух людей в черном. Рошфор нам не враг. Еще одного встретили где-то в Вестминстерском аббатстве. Не думаю, что он даже знает, кто мы такие. Конечно же у вас дурные сны. Вы напуганы, вы устали. Но в этом мире нет ни капли мистики, мой друг. И уж точно не бывает вещих снов или волшебных предсказаний.

— Вы проехали за много туазов от дома, выкопали могилу человека, умершего четырнадцать или пятнадцать лет назад, для того чтобы найти что-то? — вдруг решила Миледи сменить тему разговора. Я ответил:

— Подвески, Анна. Просто подвески, но это не моего ума дело.

Девушка протянула в ответ:

— Да, да, вы правы, Шарль, чем меньше я знаю, тем и я сама крепче сплю.

Я потрепал ее за руку и сказал:

— Вам не стоит беспокоиться, Анна. Никакой человек в черном нас не убьет. В конце концов, это же просто зловещий образ, а не живой человек. Детей пугают незнакомцами в черных одеждах, просто обычная культурная рефлексия.

— Культурная что? — захлопала ресницами Анна де Бейл. Я мрачно выругался себе под нос.

— Не волнуйтесь, это я уже видимо засыпаю… сами понимаете, мы почти не спали. Вы не должны переживать по этому поводу, — заулыбался я. Миледи недоверчиво смотрела на меня, но пока соглашалась. — Давайте я соберу вещи, нам нужно будет отправляться как можно скорее, пока вдруг нами не заинтересовались люди в черном.

Я посмеялся своей шутке, которую Анна просто не могла понять. Мы правда собрали вещи очень быстро и отправились в путь.

Солнце едва-едва вставало над Лондоном, когда мы покинули это печальное и дурно пахнущее место. Путь был омрачён сильнейшим, почти шквалистым ветром. Он налетел внезапно, с глубины острова, и чуть не унёс наши шляпу к восточному берегу Англии. Сколько бы мы не скакали вперёд, ветер и не думал ослабевать.

Мы провели в пути около получаса, без всяких приключений. Однако затем, д'Атос словно затылком что-то заметил. Он обернулся назад и тихо прошептал себе что-то под нос. Ветер проглотил всё им сказанное, и тогда молодой мушкетёр уже закричал:

— Вот проклятие!

Я тоже обернулся, и первым делом увидел отставшую, побледневшую от ужаса Миледи. За ней, метрах в трехстах, скакали люди в чёрных одеждах. Я тряхнул головой и закричал:

— Какого дьявола⁈ Тут не может быть гугенотов!

— Посмотри на шляпы, Шарль! — в ответ крикнул мне Анри д'Арамитц. — Это совсем не гугеноты!

И хотя, преследовавшие нас люди, тоже были протестантами, по их высоким шляпам я понял: это представителями той же ветви христианства, что и виденный нами в Вестминстерском аббатстве мужчина. Более того, он вёл за собой группу из семи всадников.

Ни у кого из них не было огнестрельного оружия, что, возможно, придало нам смелости. Однако у каждого была сабля, да и лошади явно были быстрее наших. Поскольку мы-то наняли коней на дрянном постоялом дворе, ещё в Дувре. Клячи с тех пор так и не отдохнули, да и не были они породистыми скакунами.

А вот лошади пуритан, напротив, были явно боевыми и хорошо выученными. К тому же весьма резвыми, так что они только начали ускоряться. Я понимал, что пуритане схватят, если не нас, то точно миледи. Тогда я выхватил пистолет, начал заряжать его, прямо на ходу. Мужчина, скачущий впереди, размахивая шпагой, прокричал мне что-то, но я его так и не понял. Я обернулся к друзьям и, стараясь перекричать ветер, спросил:

— Как думаете, есть шанс, что они не хотят нас убивать⁈

Д'Атос тоже зарядил свой пистолет и уже готов был выстрелить, но вдруг уставился на меня и спросил:

— Погоди, мы что, сейчас будем об этом думать? Может, сначала мы их убьем, потом уже будем решать?

— А что, если они не настроены враждебно?

Тем временем, расстояние продолжало сокращаться. Между нами было уже метров двести, и тем не менее люди продолжали нам, что-то кричать. Но яростный ветер уносил их слова к побережью. Анри д'Арамитц задумался.

— Но тогда зачем? Почему они вынули шпаги?

Это можно было засчитать за голос разума. Мы решили остановиться. Миледи спрятались за нас. У каждого из мужчин был вытянут в руке пистолет. Мы были готовы стрелять, если люди скажут нам что-то не очень хорошее. Метрах в ста они перешли на шаг.

Они осторожно приблизились, ровно на расстояние выстрела. Мы уже могли слышать друг друга прекрасно, и уже знакомый нам профессор, выехал чуть вперед. Шпага все еще была в его руке, и он громко прокричал:

— Кто вы, черт возьми, такие, и зачем вы осквернили могилу Бекингема⁈

Я пожал плечами.

— Мы просто его не любим, — сказал я. Де Порто в голос засмеялся, а протестанты переглянулись, явно недовольны нашим ответом. Профессор повторил снова:

— Что вы там искали, и кто вы, черт возьми, такие⁈

Я вздохнул и сказал:

— Мы служим Людовику Тринадцатому, месье. Я известен как шевалье д'Артаньян, а это мои друзья. Дело, которому вы стали свидетелем, не имеет никакого отношения к Парламенту и Англии, клянусь вам в этом своей честью.

Пуританин как будто бы удивился. Он сделал несколько шагов назад на своей лошади, переглянулся со своими товарищами, и спросил:

— Так что же вы искали?

Я решил, что лучшее оружие, которое у меня сейчас есть, кроме пистолета, это честность. Так что, я ответил:

— Украшение, которое он украл у Анны Австрийской около пятнадцати лет назад.

— Что это за украшение такое? — не поверил пуританин.

— Обычные подвески, но они очень дороги Её Величеству. И раз уж сейчас Карл Первый не в Лондоне, мы подумали, что имеем право забрать то, что всегда принадлежало Королеве.

Воцарилось недолгое молчание. Пуритане не обсуждали ничего, лишь молча смотрели на своего лидера. Тот не говорил ничего, явно раздумывая над произошедшим.

— Что ж, — улыбнулся я. — Раз уж теперь мы все друг о друге знаем, пожалуй, как честным людям, которым нечего делить, нам можно мы разойтись, правильно?

Мужчина в чёрном только рассмеялся. Он все еще не убирал шпагу в ножны.

— Я боюсь, вы не понимаете, — сказал он.

— Знали бы вы, как часто я это слышал.

— Для вас-то может быть конфликт конкретных людей. Личностей. Бекингем, Анна, Людовик, Карл. Но мы здесь создаём историю, незнакомец. Так что это никак не вопрос между Людовиком и Карлом.

— А что же это за вопрос? — спросил я, понимая, что скорее придётся стрелять.

— Это уже вопрос между Францией и Англией, — ответил мужчина. — Прошу, передайте нам то, что вы вытащили из могилы.

— Вам оно без надобности. Это просто фамильное украшение, лишь сантимент, из-за которого не стоит проливать крови.

— Я не хотел бы устраивать здесь битву, — улыбнулся мужчина. — Но боюсь, мне придётся.