Подтвержением сказанному Нахимом явилось сообщение, высветившееся на стенке рядом с моим матрасом.
«Арестованный Г. Ш. Куцевич — ожидание суда и экстрадиции: 11 суток».
Сложно рассказать что-то обычное, что произошло за следующие сутки.
Я уснул, проспал десять часов, съел вполне терпимый завтрак, снова лёги и подремал. Перед обедом играл с Нахимом и Энрицио в карты, Энрицио рассказывал что-то про свои похождения по окраинам Московского Сектора и работу на «Ночных Клоунов», потом между ним и Лысым завязалась лёгкая ссора, чуть не закончившаяся потасовкой, но Нахим из успокоил, пообещав всечь обоим.
Вечером одна из стенок открылась, за ней оказалась крохотная душевая, и голографические стрелки указали, в каком порядке кому туда идти. Сменным выдавался всего один элемент нижнего белья.
— Ты знаешь, что эта душевая — лифт, по которому нас привозят? — сказал Нахим, когда я вышел после своего раза.
— Предлагаешь сбежать?
— Хрен-то там. Не сбежишь. После неё ещё пара кордонов безопасности.
— А ты вообще помнишь, как тебя сюда вели? — спросил я.
— Не-а. Нам же вкалывают «забыватор».
— Чего? Я думал, меня вырубило шокером, а потом…
— Не. Ты с часами-то сверялся? Везли, я подозреваю, пару часов. А потом вкололи, ты забыл и отрубился. У имперцев спёрли технологию, а ту — у наших, у инспекции. Стирает короткую память напрочь.
— Вот же отстоище… Я думал, что я рядом с портом, а я, может…
— Угу. Возможно, мы за сотню километров от порта, где-нибудь в самом центре всей этой хреновины.
Окончательно приуныв и перекусив абсолютно отвратнейшим ужином, я лёг спать.
Не спалось — думал о разном, преимущественно о бате, корабле, свободе. Уже засыпая, подумал о рюкзаке — сразу нарисовался его образ, вид раскрывающейся пасти четырёхмерника-вывертуна. Вспомнилось, как меня схватила рука Порфирия Арчибальдовича, и вдруг пространство в камере взорвалось грохотом, заставившим меня мгновенно пробудиться и вжаться в матрас.
— А-а! — заорал Лысый. — Моя нога! Мне прострелили ногу!
— Вот же дерьмо! — пробормотал Энрицио. — Дайте поспать!
На стены, жёсткое пластиковое покрывало и пол с грохотом ударились непонятные осколки. Затем что-то увесистое больно свалилось на ноги, но тут же внезапно стало легче. Тут же включилось основное освещение, а парой секунд спустя завыла сирена.
«Разгерметизация модуля, срочная эвакуация!» «Разгерметизация модуля, срочная эвакуация».
— Живо, по стрелкам! — скомандовал Нахим, рванувший в открывшуюся дверь, где уже кто-то активно двигался.
Я тут же вскочил, дёрнулся к выходу, едва не столкнувшись с Энрицио, как вдруг что-то подсказало обернуться.
На покрывале лежал мой квантовый рюкзак — весь в обломках каких-то ящиков, ошмётков вещей, с порванными лямкой и раскрытой застёжкой, которая теперь не скрывала пасть четырёхмерника. У матраса Лысого валялся кусок стены — сверкающий покорёженным чугунием.
Я сообразил, что произошло, только через минуту. Когда уже бежал с закинутым за спину рюкзаком по лабиринту проходов с парой десятков других арестованных, подгоняемый дронами и бегущими вдоль строя по углам вояками, которые спешно пытались надеть наручники хотя б на кого-то.
Мой рюкзак-вывертун услышал меня. И он действительно вывернулся, погрузившись в подпространство. Как выяснилось, он умеет это делать как любой — или как практически любой — четырёхмерник, только, видимо, неохотно, и перемещается при этом на небольшие расстояния. Вероятнее всего, товарищ куратор все же либо бросил его, либо оставил где-то в укромном месте. В процессе погружения и выворачивания он откусил кусок стены и сделал что-то с герметичностью отсека — поэтому и началась заварушка.
— Эй! Что за хрень у тебя? — спросил очередной солдат, дёрнув меня за единственную целую лямку рюкзака.
Он был совсем молодой, почти как я, худющий, отчего гигантские голографические погоны на плечах казались ещё смешнее. Но держал меня он крепк. Я среагировал быстро — рука легла на запястье, нажав комбинацию на браслете, включающую последнюю капсулу волшебных ускорителей.
Заполнено заявление о списании 1 капсулы принтонов-ускорителей ТПУЗм-4, стоимость — 15000 трудочасов.
У меня успели скрутить руки за спиной, прежде чем принтоны подействовали. Ко мне подлетел дрон, ужалил слаборазрядным шокером. Я скрючился от боли, но через пару секунд почувствовал, как изменилась скорость течения времени. Отпихнул удерживавшего меня солдата, обернулся и увидел, как электронный ключ от наручников падает из его руки. Наклонился, успевая за падением, и подсунул руки.
Защёлка наручников щёлкнула, и я освободился. Дрон уже целился в меня, пинком я отправил его в потолок. Солдат падал, вызывая эффект домино в узком проходе — солдаты и заключённые валились друг на друга. Я поискал взглядом сокамерников, пытаясь убедиться, что с ними всё в порядке, но, увы, не нашёл и ринулся вперёд, к медленно закрывающимся дверям в конце коридора. Нас разделяло каких-то семь-восемь метров, но идти через тесный строй зэков даже с ускорителями было задачей не из простых. Я опоздал к закрытию дверей, но стоящий у входа солдат медленно опускал руку от датчика на стене, и я сообразил — схватил её и дёрнул обратно вверх. Датчик загорелся зелёным, двери достаточно быстро — по меркам ускоренного пространства — открылись, и я протиснулся вниз.
Передо мной открылся вид на приличных размеров купольник — десяток небоскрёбов по центру, пара скверов, многоэтажные фермы с зеленью, а также куча куполов и шпилей, стилизованных под дерево — подобную архитектуру новгородцы очень любили. Я оказался на узкой стоянке, расположенной на обрыве над гремящим потоком машин. Скоростные флаеры, неторопливые грави-поезда, грузовички неслись по трубе, которая впивалась в стенки купольника слева и справа.
Но долго любоваться было некогда. Три фургончика, которые в одном из старых сериалов почему-то назывались «бобиками», примостились рядом с крупной красной машиной, из которой неторопливо выходила команда ремонтников и вылезали роботы. Я рванул к соседней — в неё ещё только садился пилот, я рывком вышвырнул его и прыгнул на место.
Приборная панель флаера была не особо знакомой, но и не сильно сложной — минимум электроники, максимум простой механики. Браслет подсветил голограмму, и только тут я заметил, как много в нём сообщений — всё правильно, ведь я покинул «клетку Фарадея», которая блокировала радиосигнал. Но читать пока что было некогда — сзади и от соседнего флаера уже бежала пара солдат, а за спиной слышались странные звуки. Я нажал комбинацию кнопок на панели, затем дёрнул руль на себя — и флаер, спрыгнув с обрыва, рухнул в поток.
Впрочем, мой замедлитель ещё действовал, и поэтому падение показалось достаточно плавным. К тому же, мало-мальская электроника в «бобике» всё же присутствовала. Прямо перед туннелем включились грави-компенсаторы, и он завис над самыми крышами проезжающих мимо машин.
Далее случилось неожиданное — он сам развернулся, выждал нужный промежуток между машинами и влез к поток. Браслет подсветил на панели красную надпись «Автопилотъ», я потыкался, но панель не отвечала. Ладно, решил я, пусть пока летит на автопилоте.
Я постепенно приходил в себя — скорость течения времени возвращалась. Надо было скорее сообразить, что делать дальше и куда двигаться — я полез в браслет почитать сообщения.
Первыми были сообщения от отца:
«Гага, ты где? Мы в юго-западном порту, у повстанцев. Не дождались очереди, рванули туда. Арсена еле откачали, сейчас все живы».
Твою же медь! Как теперь до них добраться?
Следующим было сообщение от «Завета Ильича»:
«Гагарин Шонович, ваш отец и Арсен Артурович находятся в изоляторе, ВСВС ремонтируют корабль, если вы живы, ждём вас в юго-западном порту, сектор 12».
Следом шли премиальные. начисленные за окончание конфликта на орбите:
Получена премия: 10 трудочасов (участие в разрешении экстренной ситуации на орбите)
А следующим… сообщение от «скрытый контакт»:
«Начинаем поиски».
Вероятно, это был товарищ Куратор, но вот только на чьи поиски он отправился? На мои? Далеко не факт. Если это не он, то кто?
«Бобик» мчался в потоке, и я обратил внимание на крохотный экран непонятного древнего девайса, прикрученного к приборной панели — это было что-то вроде дорожного навигатора, который я видел в старых фильмах. Только я разобрался, как посмотреть на карту, сзади, со стороны кабины послышался стук и гулкий голос.
— Эй! Гага! Ты куда нас везёшь, засранец!
Я обернулся и посмотрел в крохотное бронированное окно, разделявшее кабину пилота и отсек для заключённых. Там виднелась недовольная морда Нахима.
— Вот чёрт! — рявкнул я. — Я без понятия. как его остановить, он едет по маршруту! Видимо, в другую тюрьму!
— Вот и пущай едет! — ответил Нахим. — Мне нахрен не надо быть беглецом, я так экстрадиции вообще не дождусь.
А мне вот совсем не хотелось.
— Я щща выпрыгну!
— Чего⁈
— Он на автопилоте. И так вас довезет. Я выпрыгну сейчас.
Правда, что делать после этого — я не предполагал. Я вернулся к карте, промотал масштаб до минимального. Мы как раз вылезли из тесной трубы, связывавшей два куска орбитального материка, и ехали теперь по достаточно грязной «кишке», вдоль которой теснились жилые блоки — серые, частично покинутые.
Стало грустно — я понял, что нахожусь как минимум в двухстах километрах от ближайшего порта и двигаюсь на север. Хотя двигаться мне следовало на запад, к повстанцам.
— Так, у нас тут сто двадцать первый коридор, — пробормотал я. — А где ближайшие из сопротивленцев, или как их там?
— Сопряженцы-то? В десяти километрах отсюда они пару кварталов захватили. 123−1А, кажется. Только как ты отсюда к ним попадешь? Там все перекрыто местными вояками и инспекторами.
— Что-нибудь придумаю, — сказал я. — Спасибо, ребята, было приятно с вами познакомиться!
Ускоритель уже не действовал, я чувстовал слабость, но легкий адреналин в крови все еще присутствовал. Я дождался, когда «бобик» максимально снизится и слегка притормозит на повороте, открыл дверцу и спрыгнул с полутораметровой высоты.
Нога сложилась и больно хрустнула — позже больничный модуль скажет, что это был подвывих. Скрючившись от боли и пригнувшись, я доковылял до обочины и перелез через хилый чугуниевый заборчик, отделяющий поток от пешеходной зоны. По тротуары ровной шеренгой в одну стороны шла огромная толпа людей — в лохмотьях, с сумками, чемоданами, узелками через плечо. Между группами людей виднелись плечистые солдаты, из чего я сделал вывод, что это не простое переселение, а депортация. Обычное дело на купольниках и космических станциях, случается даже и у нас. Я вспомнил примерный маршрут, пригнулся и пошел дальше ковылять, протискиваясь поперек толпы. Как и в предыдущий раз, мне немного помогли принтоны, ещё остававшиеся в крови, и спустя пару минут боль в ноге стала понемногу затихать.
На ходу набрал сообщение в общий чат корабля:
«Я живой, все ок, сбежал из тюрьмы, двигаюсь к повстанцам в 123−1А. Товарищ куратор сбежал еще раньше».
От Ильича тут же последовал ответ:
«Искренне рад, что вы живы и жду встречи с вами. Товарищи Шон Рустемович и Арсен Артурович спят, но я поставлю их в известность»
А следом вылезло еще одно сообщение, уже от браслета, которое напомнило о том, что я и так прекрасно знал:
Потребность во сне: очень высокая (18 часов бодрствования), рекомендован отдых.
Поток людей всё никак не кончался. Пару раз меня окрикивали военные, один даже подошёл и приказал остановиться, но его напарник крикнул:
— Брось, Яшка, видно же, что не из наших, пущай идёт.
Длинная шеренга из вояк и бедных переселенцев не прекращалась, а вот «стальная колбаса» перехода между кусками станций, тянущаяся на добрые пару километров, наконец-то закончилась. А впереди на добрый десяток километров раскинулось не то поле с низким потолком, не то гигантская теплица. На выходе гундосила бесконечно повторяющая роботётка:
'Внимание! Вы входите в зону с пониженной гравитацией. Внимание! Зона с пониженной гравитацией!
Гравитация, действительно, медленно снижалась. То ли здесь была временная нехватка востроскруч, то ли специально её делали меньше, потому что это положительно влияло на растения. Я прошмыгнул через конец шеренги и стал идти как будто под гору. Поля, прилегающие к краю блока, были заброшены — здесь обильно рос иван-чай — невольно я поморщился, вспомнив, как мы его сушили для перепродажи нерчинским бандюганам, виднелись какие-то полуразрушенные постройки.
Я посмотрел на «небо» — солнце уже давно скрылось за краем видимой зоны. Нахим успел рассказать, что власти решили проблему со сменой времени суток весьма просто и оригинально — медленным вращением орбитального материка вокруг своей оси, как это делают планеты. Осознание того, что уже глубокая ночь, ещё сильнее стало вгонять меня в сон, я не выдержал и решил отправиться на поиски ночлега.
Когда закончилась колонна переселенцев, вокруг на добрый километр стало не души, лишь тихо шумел поток флаеров над дорогой. Нашёл дыру в заборе, огляделся и свернул с тротуара на заросшую тропинку, завидев серое здание вдали. Прошагал пару сотен метров. Нехило шатало из стороны в сторону — заметно было, что востроскручи под многометровой толщей грунта и основания станции гуляют, как хотят, меняя напряжённость гравитационного поля.
Становилось холодно, дорогу пару раз перебегала какая-то мелочь, в которой угадывались снорки — мелкие не то грызуны, не то мутировавшие куропатки, часто селящиеся в аграрных секторах крупных станций. Здание, к которому я пришёл, оказалось обычной орбитальной избушкой — грубо сколоченное из пористо-чугуниевых досок, с разбитыми оргстеклами и проржавевшим амбарным замком на двери, сбить который не составило никакого труда.
Внутри оказалось три комнаты. Первая — заваленная садоводческими приборами, обломками агророботов, вёдрами и прочим барахлом, вторая — что-то вроде санузла, совмещённого с электрощитовой, и третья — жилая. Там стоял стол, на котором стояла посуда, плитка-самогрейка и чайник на батарейке, шкаф для одежды, а также жёсткая кровать с продавленным матрасом. Порывшись под кроватью, я нашёл воды, вскипятил в чайнике — тот оказался рабочим, и жадно выпил. Затем подобрал в подсобке топор, положил под боком и завалился спать.
Снились Дина и Галина — что-то очень сладкое, тёплое и немного стыдное. Проснулся под утро от того, что меня кто-то тыкал в бок. Спустя секунду адреналин впрыснулся в кровь, сердце забилось быстро-быстро, я резко перевернулся, схватился топор и уже замахнул его… и тут же опустил.
— А-а! — послышался дуэтом детский вопль. — Он живой!
Я еле успел разглядеть мигом выскочивших из комнаты детей — их было двое, видимо, брат с сестрой. Они оставили на полу опрокинутое ведёрко с сорванными листьями иван-чая. Подхватив его, я выбежал из избушки, крикнув:
— Эй, вы тут забыли, заберите!
Но они не слышали меня, только быстро бежали по тропинке с поля. Солнце тем временем только выглядывало из-за края прозрачной крыши, а на браслете отобразилось:
Потребность во сне: средняя (5 часов сна), рекомендован сон.
Потребность в еде: сильная (8 часов)
Пожав плечами, я вернулся обратно, решив досмотреть сон. Но на этот раз снилось совсем другое — шёпот востроскручи вместе с пролетающими осколками образов, видимо, кто-то из «подземных» космических зверьков учуял меня и упорно лез ко мне в голову, норовя познакомиться.
Когда я проснулся во второй раз, в крышу избушки и в стёкла хлестал дождь, лившийся из потолочных леек. В комнате стоял запах жареного, а на полу у кровати в позе лотоса сидел с закрытыми глазами товарищ Куратор. Некоторое время он молчал и не открывал глаза, затем, не говоря ни слова, поднялся, поставил греться чайник на столе, снял с плитки тарелку с кусками странного мяса и только после сказал:
— Доброе утро, Гагарин Шонович. Спешу сообщить, что пока вы спали, наше убежище было окружено стаей одичавших тщедушников. Кстати, одного из них я приготовил.