— Ты не имеешь представления, насколько могут быть разрушительны силы, которые ты затронул, — спокойно произнесла Алера. — Совершенно никакого.
Тави стоял в своем командном шатре, глядя на большую карту Империи, раскинувшуюся через весь стол, ее уголки были придавлены маленькими белыми камнями.
Воздух дрожал от напряжения, сопутствующего заклинаниям, защищающим их разговор от подслушивания.
Его мундир был аккуратно сложен на койке в углу, подготовленный им к ужину с Китаи.
— Тогда, может, ты просветишь меня? — негромко ответил он.
Алера выглядела как всегда — спокойная, отстраненная, великолепная, одетая в серое, ее глаза принимали то металлический оттенок, то блеск драгоценных камней.
— Довольно тяжело детально объяснить, даже тебе. И времени у нас недостаточно.
Тави изумленно приподнял бровь и стал внимательно изучать Алеру.
Фурия в человеческом облике сложила руки перед собой, в позе настоящей алеранской матроны.
Неужели они дрожат? Неужели ногти выглядят… неровными? С неровными краями, как будто она их грызет?
Что-то, определенно, сегодня вывело фурию из себя, решил Тави.
— Если это не слишком затруднит, может быть, объяснишь, какие проблемы меня постигнут, если я последую плану?
— Не вижу в этом смысла, — ответила Алера, — ты все равно это сделаешь.
— Возможно.
Она покачала головой.
— То, о чем ты просишь, послужит началом некоторых процессов. Конечным результатом этих процессов может быть медленное замораживание мира. Ледники, которые растут и растут с каждым годом, медленно пожирая все живое.
Тави только успел сделать глоток разбавленного вина перед этой фразой. И чуть не поперхнулся им.
— Кровавые вороны, — прохрипел он. — Когда?
— Не при твоей жизни, — сказала Алера. — Или при жизни твоих отпрысков, или их детей. Возможно, даже не при жизни всего твоего народа. Почти наверняка, от вас останутся лишь письменные предания. Тысяча лет, две, три или двадцать. Но это все же произойдет.
— Если я буду бездействовать, — сказал Тави, — ворд уничтожит мой народ до того, как в этом году выпадет снег.
Он покачал головой.
— У алеранцев через тысячу лет никогда не будет шанса на существование — и тебе некому будет сказать, что ты их предупреждала. Теоретическим будущим алеранцам придется полагаться на самих себя.
Он был почти уверен, что она улыбнется в ответ на это высказываение.
Это был такой спокойный интеллектуальный юмор, который фурия высоко ценила. Она не ответила.
— Ты нам поможешь? — спросил он.
Она задумчиво склонила голову:
— Разумеется.
Тави резко сделал шаг к ней, взял за сцепленные вместе руки и поднял их.
Когда он это сделал, его сердце чуть было не выпрыгнуло из груди. Фурия перед ним обладала практически невероятной властью.
Если ей его действия пришлись не по нраву…
Но она только стояла, глядя на него со спокойным выражением. Он перевел взгляд с ее глаз на кончики пальцев.
Они выглядели неровными и какими-то изгрызенными.
Тави однажды довелось увидеть тела солдат, которые угодили в реку во время сражения.
Люди утонули, и их не доставали из воды более суток.
Рыбы и другие речные твари нашли их, откусывая и отрывая маленькие кусочки плоти.
Раны не кровоточили. Они оставались холодными, вялыми, серыми, как будто тела каким-то образом превратились в глиняные изваяния.
Так же выглядели и пальцы Алеры — как будто старательная мышь обгрызла восковую скульптуру.
— Что это? — тихо спросил он ее.
— Неизбежность, — ответила фурия, — конец пути.
На мгновение он нахмурился, как из-за ее рук, так и из-за ответа.
Понимание захлестнуло его несколькими секундами позже. Он поднял на нее глаза, прошептав:
— Ты умираешь.
Алера одарила его очень спокойной, очень теплой улыбкой.
— Упрощенная точка зрения на происходящее, — ответила она. — Но я полагаю, что, на твой взгляд, есть определенное поверхностное сходство.
— Я не понимаю, — сказал Тави.
Мгновение Алера рассматривала свои руки в его ладонях.
Потом она, указывая, повела рукой вдоль своего тела и сказала:
— Знаешь, как появился этот образ? Как получилось, что я разговариваю с твоей династией?
Тави покачал головой:
— Нет.
Она посмотрела на него с упреком.
— Но ты догадался.
Тави склонил перед ней голову.
— Я предположил, что это как-то связано с росписью в покоях для медитации Первого Лорда.
— Отлично, — сказала Алера, кивая. — Мозаика на полу кабинета создана из осколков камней, собранных туда со всей Империи. Посредством этих кусочков, Гай Примус мог связываться и повелевать фуриями всех земель, чтобы они собирали информацию, передавали ему образы далеких краев и исполняли его волю.
Она поджала губы.
— Это было, когда я впервые начала осознавать себя, как отдельную сущность. При жизни Примуса, я продолжала… застывать, я полагаю, для этого это лучшее определение. Он почувствовал мое присутствие, и со временем я поняла, как должна говорить с ним и как обретать материальную форму.
Она улыбнулась, взгляд устремился вдаль.
— Первое, что я услышала действительно собственными ушами, были слова Примуса: «Проклятье, я схожу с ума».
Тави испустил короткий сдавленный смешок.
Она улыбнулась ему.
— Мозаика была центром того, на чём основана эта форма. Она была тем, что объединило тысячи и тысячи фурий, не имеющих индивидуальности, превратив их в нечто большее. — Она приложила ладонь к груди. — В Алеру.
— И когда мой дед уничтожил Алеру Империю, мозаика была разрушена вместе с ней, — произнёс Тави.
— Это было неизбежно, с точки зрения Секстуса. Если бы она осталась нетронутой, она досталась бы Королеве Ворда. Она почти наверняка поняла, что это значит, и пыталась контролировать меня через неё. У неё даже могло получиться.
— Именно поэтому Первый Лорд никогда никому не говорил о тебе, — сказал Тави тихо. — Вот почему о тебе нет ни слова ни в одной из хроник.
— Враги Дома Гая не смогут попытаться перехватить контроль надо мной, если они не будут знать обо мне.
— Но они могут тебя убить, — тихо произнёс Тави.
— И даже более того, — она глубоко вздохнула. — Я уже в прямом смысле слова убита вторжением Ворда, но разрушение моей формы подразумевает довольно продолжительное время. И потребуется ещё такое же время, чтобы я окончательно вернулась к своему первоначальному состоянию.
— Я не… Я не мог даже представить, — замялся Тави. — Мне очень жаль.
Она выгнула бровь.
— Но почему? Я не боюсь того, что грядёт, молодой Гай. Я не почувствую ни боли, ни сожаления. Моё время в таком виде почти закончилось. Всё имеет свой конец. Это закон Вселенной.
— Ты так долго помогала моей семье и Империи, что ты заслуживаешь большего.
— Каким образом это соотносится? То, что кто-то заслуживает, и то, что он в итоге получает, редко совпадает.
— Когда это совпадает, то торжествует «справедливость», — сказал Тави. — Это одна из вещей, которым я должен способствовать, если я понимаю свой долг.
Алера печально улыбнулась.
— Имей в виду, что я не всегда помогала вашей семье и вашим людям. Я не хочу ставить любое существо выше других. И каждое мое действие обязательно вызывало реакцию, восстанавливающую баланс. Когда Секстус хотел, чтобы я смягчила преобладающую в долине погоду, это вызывало полдюжины грозовых фурий в другом месте империи. Когда он просил меня придать силы определенному направлению ветра, в другом месте, за сотни миль, происходили циклоны. Пока ворд не прибыл, я и мои соплеменники убили больше алеранцев, чем любой противник, с которым когда-либо сталкивался твой народ.
В ее глазах вспыхнуло что-то дикое и холодное.
— Можно утверждать, молодой Гай, что то, что происходит со мной, и есть справедливость.
Тави мгновение обдумывал это в уме.
— Когда ты уйдешь… что-то изменится.
Ее взгляд был непроницаем.
— Да.
— Что именно?
— Все, — сказала она спокойно. — На какое-то время, силы, так долго связанные этой формой, должны прийти к балансу еще раз. В сельской местности по всей империи дикие фурии станут более активными, более неспокойными и более опасными. Метеорологические карты сдвинутся, характер погоды изменится. Животные будут вести себя странно. Растения будут расти неестественно быстро или увядать без видимых причин. Само заклинание фурий будет нестабильным, непредсказуемым.
Тави содрогнулся, представив себе хаос, который возникнет в таких условиях.
— И нет способа предотвратить это?
Алера посмотрела на него с чем-то похожим на сострадание.
— Ни одного, молодой Гай.
Тави опустился на походный стул и поставил локти на колени, склонив голову.
— Ты уверена, что ни одного.
— Все кончается, молодой Гай. Однажды тебя тоже не станет.
Тави беспокоила его спина. Во время битвы с канимскими убийцами он потянул мышцу. Было бы неплохо облегчить боль в целебной ванне, применив немного магии воды.
Даже без использования ванны дискомфорт был не настолько силен, чтобы не справиться с ним, приложив немного сконцентрированных на нем усилий.
Но сейчас он не был уверен, что способен и на это. А спина болела.
— Ты утверждаешь, — сказал он, — что даже если мы победим ворд, это еще не конец. Однажды, в недалеком будущем, сама земля обратится против нас. Мы должны преодолеть этот кошмар только для того, чтобы затем скатиться в хаос.
— Да.
— Это… для меня слишком.
— Жизнь несправедлива, равнодушна и болезненна, молодой Гай, — сказала Алера. — Только безумец идет против течения.
Она не издала ни звука, но, подняв голову, Тави увидел Алеру на коленях, обращенную к нему, ее лицо было на уровне с его.
Она потянулась и дотронулась до его щеки истерзанными пальцами.
— Я всегда находила особое безумие Дома Гаев на редкость интригующим. Они идут наперекор более тысячи лет. Зачастую им не удавалось достичь победы. Но они никогда не признавали поражение.
— Они когда-нибудь сталкивались с чем-то подобным? — тихо спросил он.
— Когда сюда попали первые алеранцы, возможно, — сказала Алера, глаза ее стали задумчивы. — Мои воспоминания очень смутные. Прошли столетия, прежде чем я узнала твой народ. Но их было мало. Ничтожно мало. Одиннадцать тысяч жизней, пожалуй.
— Численность Легиона с обозами, — сказал Тави.
Она улыбнулась.
— Им они и были. Легионом из других мест, потерянным и попавшим сюда, на мои земли. — Она указала на вход в палатку. — Канимы, мараты, ледовики. Все они — заблудшие путники.
Она печально покачала головой.
— Другие тоже. Те, кого твой народ истребил за столетия. Очень многие пали из-за страха и нужды.
— Когда они сюда попали, они владели магией? — спросил Тави.
— Долгие годы — нет.
— Тогда как им это удалось? — спросил он. — Как они выжили?
— Жестокостью. Навыками. Дисциплиной. Они пришли из мест, где были непревзойденными мастерами войны и смерти. Их враги здесь никогда не видели ничего подобного. Ваши предки не могли вернуться туда, откуда пришли. Они оказались здесь в ловушке и, только победив, могли выжить. Так они стали победителями, несмотря ни на что.
Она спокойно встретилась с ним глазами.
— Они делали вещи, которые тебе страшно и вообразить. Совершали самые чудовищные и самые героические поступки. Поколения твоего народа в то время стали единым диким разумом, воплощением смерти… и когда им не хватало врагов, они отрабатывали свои навыки друг на друге.
Тави нахмурился.
— Ты говоришь, что для того чтобы выжить, мне и моему народу нужно поступать так же?
— Я не предлагаю выбор. У меня нет мнения. Я просто делюсь фактами.
Тави медленно кивнул и повел рукой.
— Продолжай, пожалуйста.
Алера задумчиво нахмурилась.
— Только когда незаурядный Примус сбросил вниз всех, кто выступал против него, ведя жестокую войну во имя мира, они начали приходить в себя. Чтобы построить нечто большее, чтобы заложить основы того мира, каким вы знаете его сегодня.
Она положила руку на его плечо:
— Законы. Правосудие. Искусство. Передача знаний. Все пришло из единого источника.
— Искусства убивать, — прошептал Тави.
— Сила — главнейшая добродетель, — сказала Алера. — Это неприятный факт. Но горький вкус осознания этого не изменит истину того, что, не обладая силой для собственной защиты, все остальные добродетели будут эфемерны, абсолютно бессмысленны.
Она слегка наклонилась вперед.
— У ворда нет никаких иллюзий. Они готовы уничтожить все живое в этом мире, если это необходимо, чтобы обеспечить выживание своего вида. Они — смерть во плоти. И они сильны. Готов ли ты сделать все, что может быть необходимо, чтобы вы, люди, выжили?
Тави опустил взгляд и уставился на землю.
Он мог сделать больше, чтобы помочь достигнуть успеха в войне. Гораздо больше.
Он мог предпринять шаги, которые еще год назад были крайне неприемлемы для него.
Его острый ум всегда был полон идей, и этот раз не был исключением.
Он ненавидел себя за то, что у него возникли такие чудовищные понятия, но Империя боролась за свою жизнь.
В глухую ночь, когда он не мог спать, когда он больше всего боялся будущего, он понял, какие шаги может предпринять.
Эти шаги он мог сделать, только переступив через изувеченные тела погибших.
Блестящие принципы, благородные дела, — подумал он.
Те, кто достаточно упорно трудился, чтобы придерживаться их, совершенствовал их любовно, — но очевидным фактом было то, что, если он хотел, чтобы какой-либо алеранец вообще выжил, ему, возможно, придется пожертвовать другими. Ему, возможно, придется выбирать, кто будет жить, а кто умрет.
И если он действительно был Первым Лордом Империи, лидером ее людей, он был единственным, кто мог сделать такой выбор.
Фактически это было его обязанностью.
Он редко позволял себе чувствовать, но сейчас поток эмоций накрыл его. Скорбь по тем, кто уже потерян.
Гнев за тех, кто еще умрет. Ненависть к врагу, который пытался поставить империю на колени. И боль.
Он никогда этого не просил, никогда не хотел. Он не хотел быть Первым Лордом, но он не мог уйти.
Необходимость. Долг. Эти слова отвратительно звучали в пустынных закоулках его разума.
Он закрыл глаза и сказал:
— Я буду делать то, что необходимо.
Затем он поднял глаза на великую фурию, и его слова прозвучали жестко и холодно даже для его собственных ушей.
— Но существует не только один вид силы.
Алера долго в упор смотрела на него, затем медленно склонила голову.
— Так и есть, молодой Гай, — пробормотала она. — Так и есть.
С этими словами она исчезла.
Тави опустился на походный стул, ощущая себя измотанным, слабым и усталым, выжатым как губка.
Он силился представить путь, лежащий перед ними, все его перипетии, повороты и развилки.
Бывало, что странный тип уверенности вдруг расцветал в его мыслях, чувство кристальной ясности грядущего.
Его дедушка, как и Первый Лорд до него, по слухам имел дар предвидения. Тави не знал, правда ли это.
Ворд должен быть остановлен. Если Алера не сломит его, их пути окончатся, оборвавшись в полной тишине.
Никто и не узнает о том, что они вообще существовали.
Но, даже если они каким-то образом победят, разрушения, порожденные войной, ужасная плата болью, горем и потерями народа Алеры, оставят их не в состоянии противостоять хаосу высвобождения великой фурии.
Народ, уже погрязший в насилии и войне, все равно будет опьянен ненавистью и кровью и слеп к другой стезе.
Когда им не хватало врагов, они отрабатывали свои навыки друг на друге. Конечно, так они и поступали. Это было всем, что они знали.
Как остановить это? Предоставить его народу другого врага, сконцентрировать их ярость на ком-то другом?
Тави глянул на лагерь канимов и поежился. Он подумал о Дороге и Хашат — и о Китаи.
Его живот медленно закручивался в тошнотворный узел.
Этого нельзя было допустить. Такая битва будет длительной.
Жажду крови поколений алеранцев война лишь временно притушила, но ничего не изменила в итоге.
Они поднимутся друг на друга.
Гай Октавиан, молодой Первый Лорд Алеры, сидя в одиночестве, мысленно перебирал все возможные варианты.
Он сжал кулаки, напрасно надеясь, что ответ придет сам собой и в сознании появится определенность.
Но этого не произошло.
Яростно взмахнув рукой, он приказал фуриям погасить свет в шатре.
Никто не должен видеть слез Первого Лорда.