…В грузовой отсек «Байкала» я въехал самым последним и, повинуясь жесту борттехника, остановился на четвертом «парковочном месте». Не успел вырубить движок, как из «Иблиса», замершего на третьем, выскользнула Замятина, плавящаяся от гордости, и ласково погладила по крыше мой личный трофей, которым рулила всю дорогу от поместья до аэропорта. Я показал Вале большой палец в знак того, что оценил «героизм», выбрался из внедорожника и принял активное участие в швартовке автомобилей. В роли «подай-принеси» развлекался до прихода таможенников. Потом был вынужден отвлечься, дабы получить выездную визу и выслушать витиеватое пожелание счастливого пути от чрезвычайно важного усача, прибывшего вместе со служивыми. А когда арабы спустились по аппарели и загрузились в местный клон нашего, имперского, внедорожника «Зубр», оказалось, что экипаж транспортника успел надежно закрепить не только «Иблисы», которые мы решили доставить в Великий Новгород с этой оказией, но и «Михайло Потапыча».
Пока вытирал руки влажными салфетками, пилоты успели получить разрешение на взлет и подняли рампу, так что я поймал взгляд Кораблева, крутившегося возле трофея, подаренного Раисе Александровне, и жестами подтвердил разрешение ложиться спать в его салоне, незадолго до этого озвученное по конференцсвязи. Телохранитель коротко кивнул и пропал из виду, а я подошел к Зыбиным, дожидавшимся меня у «Иблиса» Янки, пожелал добрых снов, получил законный поцелуй в лоб от старшей и игривый совет от младшей, вернулся во внедорожник, опустил передние сидения в горизонталь и отключился, не дожидаясь прихода «незаменимой». На пять с лишним часов, но с двумя короткими пробуждениями для приема алхимии.
Полноценно проснулся от перепада давления через какое-то время после начала снижения, с удовольствием потянулся, лениво открыл глаза, заметил «обиженное» личико сладко спящей Замятиной и невольно улыбнулся. Потом опустил взгляд на изумрудную рубашку, расстегнутую на четыре пуговицы, и невесть в который раз за последние несколько дней потерял дар речи от изменений в формах целительницы. Да, первым делом залюбовался грудью, почти догнавшей по объему Янкину и волнующей сильнее всего. Через пару минут заставил себя обратить внимание на пополневшие бедра, которые за полторы недели воздействий заклинаниями из «заветной» папки Валентины Алексеевны и маньячных тренировок на тренажерах превратились в мой идеал этой части женского тела. Затем вспомнил о ягодицах, тоже подобравшихся вплотную к стандартам Земляничек, пожалел, что в этом ракурсе аппетитные полушария не разглядеть, и переключился на обдумывание более серьезных последствиях фанатизма Вали — ее достижений в «альтернативном» развитии Дара.
Да-да, первые шаги на этом пути сделала и Валя. И пусть по сравнению с моими они выглядели так себе — «незаменимая» научилась активировать незаконченные целительские плетения и заставляла два любимейших косметических заклинания работать процентов на тридцать мощнее, чем описывалось в соответствующем файле — у нее все-таки получалось. В отличие от Земляничек, которым, по мнению «старшей сестрички», катастрофически не хватало то ли слепой веры в возможность переключиться на этот Путь, то ли «дурной» уверенности в себе, то ли Валиного фанатизма.
С разглядыванием прелестей Замятиной не перегибал — выставил себя из машины задолго до того, как желание отключило мозги. Тем не менее, по дороге в туалет и все время пребывания там
пытался задавить проснувшуюся фантазию. Увы, она все не унималась и не унималась — напоминала о том, что до дня рождения настоящего Лютобора осталось всего пять суток, заставляла отсчитывать от четвертого марта «месяц-полтора» и безостановочно крутила в сознании одну и ту же фразу: «Осталось потерпеть всего полтора месяца — и ни один ИИ не придет к выводу, что моя реакция на девушек не соответствует реакциям пробужденных!» В итоге умылся ледяной водой, счел, что чуть-чуть остыл, вернулся в грузовой отсек и обрадовался: за время моего отсутствия он успел ожить. То есть, Зыбины и «незаменимая» что-то мрачно обсуждали, стоя возле Янкиного «Иблиса», а Денис Михайлович, тоже пребывавший не в настроении, обретался у пульта борттехника и угрюмо вслушивался в монолог его «повелителя».
Я пожелал всей толпе доброго утра, сделал шаг в сторону, чтобы не быть втоптанным в пол женщинами, рванувшимися по направлению к месту общего пользования, и вспомнил о том, что в Великом Новгороде ни разу не лето. Натягивать теплую одежду страшно не хотелось, но я все-таки заставил себя дойти до «Хозяина Леса», взял с заднего сидения свитер, покосился на куртку и решил, что до особняка Зыбиных как-нибудь доеду без нее. Потом залез в салон, лег и усиленно ленился все время до посадки. А после того, как шасси «Байкала» коснулись ВПП, и двигатели переключились на реверс, снова выбрался наружу и ускорил процесс «освобождения» нашего транспорта.
В результате по аппарели мы съехали чуть ли не раньше, чем она легла на бетонку, очищенную от снега, неспешно доехали до выезда с охраняемой территории и плавно разогнались до сотни с небольшим гаком. Да, состояние асфальта позволяло отжечь в обычном режиме, но «Иблисы» были на летней резине, а Замятина, рулившая тем, который я оставил себе, была еще не готова к экстремальной езде в минус семнадцать. Тем не менее, в понедельник в начале седьмого утра машин на дорогах было относительно немного,
поэтому до Вечерней Зорьки долетели менее, чем за полчаса, лихо зарулили в гараж особняка, припарковались на свободных местах и разбежались по покоям. Приводить себя в порядок и готовиться к завтраку.
Не знаю, как другие, а я обломался еще на этапе раздевания, ибо, сняв летние штаны и открыв обе створки шкафа, наткнулся взглядом на зимнюю форму лицеиста, которую требовалось надеть на всякий случай. Поэтому все время, пока принимал душ, усиленно думал о чем угодно, кроме времени года, погоды за стенами особняка и планов на день. Увы, в какой-то момент ожил таймер на часах, и пришлось перестать валять дурака. Тем не менее, в трапезную я ввалился страшно недовольным и вскоре понял, что такой не один — на лице Янки, нарисовавшейся на пороге помещения, горело точно такое же недовольство!
— Хочу обратно! Только не в поместье при автодроме, а в Фарас ал-бахр! — заявила она на полпути к своему креслу, получила совет немного потерпеть, плюхнулась на сидение и продолжила ворчать. Ненадолго прервалась только после появления тетушки, но хмурилась весь завтрак. А после того, как мы спустились в гараж и оглядели имеющийся автопарк, продолжила в том же духе: — Черт, «Искорки» остались в Халифате, а «Иблисы» не рассчитаны на нашу зиму. Хорошо, хоть догадались взять с собой «Хозяина Леса»!
— Солнце, нам рекомендовали ехать не на нем. Поэтому бери «Молнию», а я порулю на «Шквале»! — сказал я и показал пример, позволив себя потискать Раисе Александровне и отправившись к ее первому подарку.
Замятина, конечно же, сразу упала мне на хвост, а Денис Михайлович благоразумно постоял на месте до тех пор, пока старшая Зыбина не успокоила младшую. Зато потом двинулся следом и загрузился в автомобиль, успевший «опостылеть» вредничающей хозяйке.
Поездка по проснувшемуся городу продолжила портить нам настроение: машин на дорогах стало в разы больше, навигатор показал две очень крупные аварии на Ремезовском проспекте и направил в объезд, но на въезде в Городок Лицеистов все равно «воткнул» в относительно небольшую пробку.
Впрочем, справедливости ради стоило бы заметить, что она возникла от силы за пару минут до нашего появления на проспекте — дерево, упавшее поперед дороги по вине перепившего Огневика, все еще пылало, Водяные и Водяницы тушили пламя, а самого мага упаковали в блокираторы магии, но еще не успокоили.
Увы, эта картина не развеселила, поэтому на стоянку мы влетели куда агрессивнее, чем обычно, «воткнули» машины на свои парковочные места, встретились на половине пути между ними и «встряли». В толпу человек из двенадцати, собранную Задорожным возле его «Престижа».
Как ни странно, но солировать начал не Костя, двинувшийся навстречу с торжествующей улыбкой на губах, а его заранее расстроившийся лепший друг Павел Геннадьевич Воронов:
— Доброе утро, Лютобор Игоревич! Доброе утро, Янина Демьяновна! А где ваши «Искорки» и «Хозяин Леса»? Неужели проиграли?
— Доброе утро, дамы и господа! — поздоровался я, заметив среди парней премиленькую Лаванду. — «Искорки» мы оставили в Халифате. Дожидаться нашего возвращения. Ибо прилетели всего на один день. А внедорожник я одолжил Суккубе…
— Отлично!!! — радостно заулыбался Ледовик, не посвященный в наши планы. — В смысле, я рад, что машины ни к кому не «ушли», и что вы вернулись вовремя. А то девяносто процентов учащихся лицея уже сочло вас потерявшим лицо и захлебнулось в злословии…
— Так, стоп! Что значит, «сочло»? — нахмурился я. — До конца февраля еще три дня, а я не давал оснований не верить моему слову!
— Мы верили и верим! — хохотнул Костя. — Поэтому поставили на то, что вы вернетесь, приличные деньги и вот-вот расстроим проигравших. Кстати, Лютобор Игоревич, а когда вы собираетесь выбрать очередного противника?
— Вообще я рассчитывал найти Петра Кирилловича и его компанию до начала занятий. Чтобы не обнадеживать преподавателей своим появлением на уроках.
Народ поржал, пообещал найти Дашкова и потерялся в коммах. Я тоже влез в два «основных» канала лицея, к которым меня подключили с подачи Мирославы Михайловны, и получил море удовольствия, почитав сообщения «команды» Задорожного и ответы всех остальных «страждущих». Что в них было такого веселого? Ну, например, вопли типа «Попросите Шахова не торопиться — я буду на стоянке от силы через минуту…», «Ау-у-у, знатоки человеческих душ! Готовьте денежки — я выиграл!!!» или «Интересно, кого сейчас спрячет Дашков, чтобы вынудить Лютого выбрать противника из более-менее сильных бойцов?»
К слову, бардак, начавшийся в каналах, оказался чрезвычайно полезным — уже минуты через полторы кто-то из особо глазастых лицеистов засек Петра Кирилловича и сообщил всем остальным учащимся, что видит его на втором этаже четвертого корпуса, через считанные мгновения были обнаружены двое парней из свиты, а потом «разведданные» пошли сплошным потоком! Увы, не обошлось и без классической ложки дегтя — толпа вокруг нас стала расти, как на дрожжах, из-за чего Кораблев и Замятина были вынуждены придвинуться поближе, чтобы надежно прикрыть мне хотя бы спину.
Я тоже не зевал. Первым делом технично сместился в сторону и встал вплотную к «Престижу» Задорожного, тем самым, защитив «левый фланг» от возможных посягательств, а затем додумался до забавной мысли и выложил в оба канала одно и то же сообщение:
«Дамы и господа, я прилетел в столицу всего на день и не планирую появляться на уроках. Будьте любезны, передайте, пожалуйста, Дашкову, что я жду известно кого и чего на стоянке в самом центре постепенно разрастающейся толпы…»
«Передавали» двадцать две минуты нашего ожидания и повторениями одной и той же фразы довели «несчастных» до белого каления. Впрочем, к нам пропустили беспрепятственно, быстренько организовав живой коридор. Более того, потеснились так, чтобы спутники Дашкова смогли «выстроиться» в две шеренги. А потом резко замолчали, чтобы не пропустить ни одного слова.
— Доброе утро, господа! — вежливо поздоровался я, насмешливо глядя на парней, пребывавших в состоянии бешенства. — Вот и настал конец февраля, а значит, пришло время для третьего боя из обещанных вам девяти. В Халифате было жарковато, поэтому я, как и большинство местных жителей, почти все время мечтал о холодной воде. Не изменю этой мечте и сейчас — предложу порубиться вам, Богдан Ерофеевич!
Поймав мой взгляд, Водяной, доросший до второй ступени ранга ученик, привычно воспользовался эмпатией, пробудившейся вместо «вторички», и помрачнел.
Еще бы, вместо ожидаемого страха или хотя бы опасения в моих эмоциях ощущались абсолютная уверенность в победе и злое предвкушение! Впрочем, парень, предпочитавший злословить, а не рубиться, трусом не был. Так что принял вызов и поинтересовался, в котором часу я буду готов выйти на арену.
Я оглядел толпу, дожидающуюся ответа в нешуточном напряжении, и пожал плечами:
— В десять утра. Если, конечно, вы не будете возражать.
— А почему так рано? — возмущенно выкрикнула какая-то девица.
— У меня неважно со свободным временем… — «расстроенно признался» я. — А зазор в час с небольшим оставлен для группы поддержки — в городе, знаете ли, пробки…
…Шарахаться по лицею в слишком уж плотной толпе я не рискнул, так что остался у Костиного «Престижа» и, тем самым, сорвал уроки второй раз. Кстати, Ираида Федосеевна, которой доложили о непотребстве, творящемся на стоянке, не поленилась заявиться на «стихийную пресс-конференцию» в компании десятка СБ-шников и попробовала устроить мне очередной разнос. Но услышав волшебную фразу «вопрос чести», нехотя задавила гнев. Вернее, выплеснула его на толпу и разогнала ее к чертовой матери, сделав исключение только для Дашкова и его свиты.
Порадовавшись тому, что эта часть плана, придуманного аналитиками Волконских, сработала именно так, как планировалось, я предложил Грызлову и его группе поддержки встретиться на большой арене, подхватил Янку под локоток и неспешно прогулялся до своей машины. Да, возле нее пришлось покуковать порядка четверти часа, зато потом мы встретили «Хозяина Леса» и прикрылись от личностей, способных рискнуть взять у меня кровь, личной целительницей Мирославы Михайловны. Кстати, «прабабка» выпорхнула из салона внедорожника еще до того, как Суккуба заглушила движок, сгребла меня в объятия и заявила, что страшно соскучилась. Я буркнул что-то в том же духе, ибо чувствовал «лишнюю» ауру и большей частью сознания ждал неприятных сюрпризов. Однако в этот раз паранойя просчиталась — с заднего сидения «Потапыча» выбрался Тимофей Ильич и добродушно усмехнулся.
В общем, к дуэльному корпусу я шел в сопровождении двух Архимагов, а на парадной лестнице «подобрал» третьего, весьма недовольного сорванным уроком и горевшего желанием сорвать это недовольство хоть на ком-нибудь.
Нет, рычать на меня он не решился, зато шуганул директора дуэльного комплекса, имевшего глупость заступить нам дорогу и выкатить какие-то претензии. Увы, не прошло и пары минут, как Тимофей Ильич и Мстислав Рогволдович вломились в раздевалку. А там, увидев меня без дутой куртки, недоуменно уставились на Шахову.
— Правнук. Единственный и несравненный… — усмехнулась Валентина Алексеевна. — Вот и пичкаю алхимией Гошки Штерна… круглые сутки!
Об этой личности я слышал первый раз, поэтому прикипел взглядом к лицам мужчин и проникся к ней нешуточным уважением, ибо Архимаги чудом удержали отваливающиеся челюсти и мгновенно успокоились!
А потом я сбежал. В душевую. Переодеваться. И зависал там почти все время, оставшееся до выхода на арену, ибо «наелся» избыточным вниманием к моей «распухшей» тушке и не горел желанием лгать в глаза магам такого ранга. Вот они меня и не дождались — ушли на трибуны. А Яна, Валя и Денис Михайлович остались, чтобы морально поддержать перед реально сложным боем. И ведь действительно помогли — под купол здоровенного помещения я вышел достаточно спокойным, оценил количество лицеистов, сбежавших с конца первого урока и собиравшихся пропустить как минимум половину второго, посочувствовал Ираиде Федосеевне и… услышал гул удивления.
В этот момент ожил комм и вывесил на линзы сообщение от Шаховой:
«Не дергайся: информацию о том, что ты так вытянулся и раскачался на алхимии Штерна, слили еще в начале десятого. Но тогда она внимания не привлекла, зато выстрелит сейчас. И, кроме всего прочего, неплохо поднимет доходы моего делового партнера…»
Опасения были сразу же задвинуты куда подальше, и я слегка ускорился. Оказавшись на арене, «сдался» судье. А после обязательного осмотра отошел на свою половину площадки, поймал взгляд противника и принялся загонять себя в состояние транса, чтобы, ненароком, не проявить покров или ускорение. Успел, что называется, впритык. Поэтому после команды «Бой!» на обычной скорости уклонился от водяной плети и сорвался на бег.
Не знаю, кто дрессировал этого Водяного, но результаты говорили сами за себя — уже на третьей секунде поединка Грызлов просчитал алгоритм моих перемещений и шарахнул плетью. Правда, не в лицо, а в левое предплечье, вскинутое навстречу заклинанию. И пусть изуродовал только мышцы руки, зато почувствовал уверенность в себе и продолжил в том же духе: на четвертой продырявил рубашку вместе с левой дельтовидной мышцей и вызвал неслабое кровотечение, на пятой пробил правое бедро, а на шестой, промахнувшись, почувствовал, что такими ранами меня не остановить, вывесил между нами довольно плотный туман и благоразумно попятился.
В модификацию тумана, усиленного Огнем, я бы без покрова не полез, чтобы не свариться заживо. Во все остальные стихийные варианты — тоже, ибо кристаллики льда, песчинки, удары электричеством и тому подобная мелкая «дребедень» тоже могли натворить дел. Но «вторичка»-эмпатия не пугала от слова «вообще», а сам туман на начальных ступенях ранга ученик действовал, как крупная наждачка. В общем, до Богдана Ерофеевича я дорвался полуголым и в крови с головы до ног, серией из двенадцати ударов локтями и коленями пробил водяной щит, показал запаниковавшему Водяному начало атаки почти не слушавшейся левой рукой и всадил пальцы условно целой правой в кадык. А когда почувствовал, что он проминается, выплеснул боль и злость в ударе головой в аккуратный нос с аристократической горбинкой, раздробил левую плюсну и с огромным трудом удержался от добивания. Вернее, чуть-чуть замедлил руки, уже потянувшиеся к затылку и подбородку Грызлова, а судья, почувствовав, что я вот-вот сверну бедняге шею, «отодвинул» меня в сторону импульсом какой-то дряни из школы Воздуха.
Тут трибуны восторженно взвыли, а я, развернувшись к Дашкову и его прихлебателям, смахнул с лица потеки крови, злобно оскалился и жестом потребовал тишины. Рев, конечно же, затих, а заклинание подсуетившегося судьи усилило мой голос:
— Минус три, господа! Теперь ждите конца марта и молите бога, чтобы я не успел инициироваться…