Эрик Грантербер
Получив разрешение у господина Броминца, я вошел в палату. Вероятно, наш лекарь лучший, потому как граф выглядел намного лучше прежнего.
— Добрый день, — я поклонился тестю.
— Здравствуй, Эрик, — мы пожали друг другу руки. — Где же Витори?
— Позже и она приедет, но мне необходимо было переговорить с Вами с глазу на глаз, — я не знал, как правильно начать этот разговор, потому что хрупкое здоровье графа не позволяло допустить никаких нервных перенапряжений.
— И что же ты хотел со мной обсудить?
— Мне хотелось бы узнать, что наследует Витори, в случае Вашей смерти.
Лучше всего было зайти с меркантильной стороны.
— Как сказал мой лекарь, в ближайшее время, если я наберусь достаточно сил, то моей жизни ничего не будет угрожать, — слабым голосом изрек тесть.
Я кивнул, но решил настоять на своем.
— И все же? Вы должны знать, со мной Витори не грозит бедность, но ее крутой нрав не дает мне уверенности, что она не сбежит в одно прекрасное утро.
— Мальчик мой, тебе стоило бы забыть прошлое и смотреть в счастливое будущее. Я знаю свою дочь, она никогда бы не вышла за тебя, если бы была равнодушна.
Голос графа дрогнул, и он закашлял. Мне было его жаль. Он был хорошим человеком.
— И всё же? — я дождался, когда собеседника отпустит приступ.
— Витори досталось приданное, которое в разы больше, чем у Олеан, хоть и достаточно скромное. В случае моей смерти ей достанется небольшой домик в горах, который я построил очень давно. Он сейчас необитаем, но когда-то там было очень хорошо.
А вот и зацепка. Мысленно я уже потирал руки, что нащипал нужную нить, которая и выведет нас в правильное направление.
— Необычное наследство. В этом домике Вам было хорошо с матерью Витори?
Граф поднял поблекший взор на меня. Казалось, что он начал догадываться об истинном смысле, вложенном в этот вопрос.
— Да. Витори уже узнала правду?
— Вчера ей поведали эту страшную тайну.
— Надеюсь, что она сможет меня простить когда-нибудь, — Абертан отвернулся и затих.
Что ж, а я получил подтверждение своей теории. Оставалось выяснить некоторые детали. Например, кто была мать Витори, связана ли с этим подвеска и не поэтому ли хотят избавиться от самого графа.
— Ваша Светлость, у меня еще остались вопросы.
— Тогда присаживайся поудобнее. Это будет длинный рассказ.
Витори Грантербер (Абертан)
Я чувствовала себя загнанным в клетке зверем, пока ждала Эрика. Беспокойство не покидало меня ни на минуту. Плюнув на договоренность, я сообщила экономке, чтобы хозяину сообщили, где меня искать и выскочила на улицу, чтобы поймать экипаж.
Я знала, где находится дворец — всего полчаса быстрого хода, и я уже у отца.
Почти через час я оказалась у дворца. Стражи, караулящие у входа, сообщили, где находилось врачебное крыло. Один из них даже согласился меня проводить до нужного корпуса, чтобы я не заблудилась. Разумеется, они смотрели на меня, как на сумасшедшую, которая даже горничной с собой не взяла для такого путешествия, но меня это нисколько не интересовало. Пусть думают все что угодно. Одни лишь мысли об отце сейчас были важны.
— Это здесь, — высокий парень в бордовой с золотом форме поклонился и зашагал обратно, оставив меня о двустворчатой двери, ведущей в приемный покой.
Сделав глубокий вдох, я решительно распахнула дверь и вошла в помещение.
Впервые в жизни мне довелось сюда наведаться. У нас никогда не было денег, чтобы лечиться у именитых лекарей, которые здесь служили короне и ее самым богатым подданным. Было странно, что успешный торговец мог посетить это место, а знатный, но нищий, дворянин не мог себе этого позволить, что уж говорить про простых людей, у которых ни денег, ни голубой крови не было.
Одна из медицинских сестер проводила меня к двери отца.
— Только у него сейчас посетитель, — шепнула она мне доверительно.
Я кивнула и протянула ей монетку, которая тут же исчезла в карманах халата. Девушка покинула меня, а я замерла у чуть приоткрытой двери. Оттуда доносились голоса, один из которых принадлежал моему мужу.
— Я хотел сообщить об этом в прощальном письме, которое подготовил специально для нее. Барни бы передала его в день моей смерти ей лично в руки.
— Вы думаете, что это было бы правильно? — голос Эрика звучал ровно, но что-то мне подсказывало, он был взволнован.
— Она бы переживала сильно, но смирилась бы однажды, приняв это как данность. Ты понимаешь, я полюбил Марлен еще до встречи с Сальмой. Мы были влюблены и счастливы, но у нее не было даже шанса быть принятой моей семьей. Она для них была безродной нищенкой, спустившейся с гор. В то время к ним и заявился отец Сальмы. Он был богатым торговцем, который предложил обручить свою, тогда еще слишком юную, единственную дочь и меня. Родители, разумеется, согласились поправить свое финансовое положение. Нам с Марлен предстояло расстаться, но я как мог, оттягивал этот момент. Невеста подросла до брачного возраста, тогда-то я все и рассказал своей любимой. Я предложил ей сбежать вместе, но она отказалась. Я понимал ее обиду, потому что должен был сразу все рассказать, но не смог.
Отца накрыл приступ кашля, пока я сползала вниз по стеночке. Слезы душили меня. Обида, боль и опустошенность. Неужели нужно было столько лет лгать, чтобы я узнала эту правду вот таким образом?
— Она пыталась связаться с Вами?
— Только однажды, когда принесла нам Витори, но меня не покидало чувство, что она была рядом все эти годы.
Я обхватила колени руками, не в силах вдохнуть новый глоток воздуха. Из груди рвался крик, который я подавляла, прикладывая все силы.
— Могла ли она мстить Вам, пытаясь убить?
— Я уверен, что нет. Марлен и я любили друг друга совсем как слагали в легендах, когда невидимая нить не способна истончиться с годами. Наша любовь жива почти четверть века и ничто не способно этого изменить.
Папа говорил так уверено, что я невольно восторгалась его верой в людей и собственное чувство. Это никак не прощало лжи, которой они питали меня все эти годы, но вызывало уважение его собственным принципам.
— А не могла графиня, затаившая обиду на Вас вознамериться свести Вас в могилу?
Как же я могла о ней забыть? Но в это уже не верилось мне. Не могла она этого совершить.
— Разумеется, нет. Сальма слишком любит комфорт, в котором привыкла жить. Она ни за что не решится на подобное.
Тихонько я поднялась, чтобы беззвучно удалиться и не быть пойманной. Сейчас мне требовалось пережить ту информацию, которую я подслушала.
Нужно было уйти, только куда, я даже не представляла. По всей видимости, у меня не было людей, которым можно было доверять. Исключением был только муж, но тот сейчас технично вел допрос отца.
Хотя, возможно, стоило прервать этот замкнутый круг лжи.