— Клара, тебе не пора остановиться? — вывел меня из размышлений голос Ирдена.
Я непонимающе подняла на него взгляд.
— Мне кажется, ты уже отмыла все, что только можно было. По-моему, с этой статуей уже больше ничего не сделаешь.
Я вернула внимание, но на этот раз осмысленное, каменюке Заразы.
— Ой-йо-о… — протянула, обозрев труды своих рук.
Я не просто отмыла древнюю статую. Я ее отреставрировала. Причем, судя по тому, что вижу, не только с помощью бытовой магии, но и фейским волшебством. Вполне себе полноценный самец народа горгульего, с длинным хвостом, со сложенными за спиной крыльями, с рожками, ушами-лопухами и клыкастой страшненькой мордой.
Я умудрилась неосознанно восстановить статую целиком и полностью, вплоть до последнего когтя на лапах и каждого клыка, торчащего из пасти. Самое забавное, что у искусной каменной поделки теперь имелись выразительные глаза с выпуклым зрачком и длинными ресницами. Даже у Заразы таких выразительных реcниц нет и не было ни в виде статуи, ни сейчас.
И все бы ничего, каменный горгул был чистый, каменный, серый, гладкий. Но… лысый. Очень гладкий и очень лысый. Если у статуи и имелась выполненная древним резчиком по камню чешуя, то, попав в мои руки, она лишилась ее полностью. Как однажды и моя питомица.
— Зато чистенький, — неуверенно сказала я. Подумала и добавила: — И целенький.
— Так и скажем Заразе. Вытирай его, я донесу статую в нашу комнату.
Я позвала одного из слуг-зомби, чтобы он все убрал после грандиозной чистки, которую я устроила. Вытерла насухо восстановленную статую, и мы с Ирденом вернулись в жилую комнату. Там статуя была выставлена на самое видное место, а мы сбежали.
Не хочу видеть реакцию нечисти на мою реставрационную деятельность.
Пришло время идти в столовую.
За ужином наша компания увеличилась на две персоны. Живая, разумная и ощутимо подмерзшая Алкеста, неготовая к столь резкой смене климата. И каменная статуя древнего горгула.
Первая персона сидела между моими братьями в своем коротком форменном платьишке и облегченных доспехах, шмыгала украдкой покрасневшим носом, но стоически молчала. Зря, кстати. Я не сообразила сразу, что ей будет холодно в Эстрине, а она сама либо не намекнула слугам и Леандру на то, что ей бы теплую одежду, либо отказалась от предложенного. Хочется все же верить, что мой брат не совсем тупица и догадался, что девушке холодно.
Посмотрела я на погрустневшую озябшую Алкесту да и поступила по-фейски нагло: ткнула в ее сторону волшебной палочкой и переодела. Амазонка не успела и глазом моргнуть, как оказалась облачена в свободные брюки и форменный короткий китель из тонкой шерстяной ткани. К ним удобная рубашка. Носки и ботинки на шнуровке вместо открытых сандалий.
Ирден же вдруг подмигнул мне и метнул в нее искорку заклинания согревания.
Алкеста нервно подпрыгнула от метаморфоз, произошедших с ее одеждой и от волны тепла, схватилась за оружие, оставшееся на своем месте, но уже поверх форменного костюма, и уставилась на меня, не зная, как реагировать.
— В Эстарине холодно, — коротко пояснила я. — Здесь не принято одеваться, как на вашей родине. Это фантом, со временем рассеется. Если ты планируешь задержаться, я рекомендую обзавестись нормальной одеждой и обувью, подходящими по климату.
— Так точно, светлая госпожа, — негромко сказал девушка.
А так как быстро согрелась при участии драконьей магии, то и цвет лица стал более приятным, и губы перестали быть синюшными, и в целом она как-то обмякла.
Я только головой покачала. Неужели я тоже такая упрямая порой бываю и молчу, хот могу попросить помощи или совета?
Вторая персона, молчаливая, отреставрированная и отчищенная моими руками статуя была водружена на персональный стул рядом с местом Заразы. Судя по тому, что моя нечисть ее притащила сюда, у нее было что мне сказать. Заразе, не статуе.
Но удивительное дело, моя болтливая, энергичная, неугомонная питомица молчала. Сопела, раздраженно двигала ушами, вздыхала, косилась то на свою изменившуюся каменюку, то на меня, но ничего не говорила.
А я ждала. И Ирден тоже ждал. Мы с ним в некотором роде подельники.
Не выдержала нечисть уже во время десерта. Весь ужин она крепилась и даже не очень обращала внимание, что перестала быть звездой программы. Мои братья часть внимания перенесли на амазонку. Особенно Леандр.
— Клалотька, я так и не доздюсся, дя? — в предвкушении не то скандала, не то истерики произнесла Зараза.
— Чего именно? — с готовностью спросила я, отложив приборы.
Ирден тоже встрепенулся, дождавшись наконец веселья, откинулся на спинку стула и широко улыбнулся.
— Ты исполтила мою камнюку! Она была длевняя! Антиквалная! Лалитетная! И селсавая! А тепель⁈
— А теперь она все такая же древняя, антикварная, но не шершавая, потому что я смыла с нее грязь. Она ведь была такой неровной из-за наслоений всякого… разного.
— А лога⁈
— А что рога? Я их отреставрировала.
— А клыки⁈
— И клыки тоже отреставрировала. И когти. По-моему, очень хорошо получилось, я старалась. Тебе не нравится?
— Нлавится! В том-то и дело, сьто нлавится! — нелогично воскликнула горгулья.
— Что не так? — поинтересовался папа и оценивающе осмотрел статую. — Отлично сохранившаяся нечисть в стазисе. Чем ты недовольна, Зараза?
— Тиво-тиво⁈ — аж подпрыгнула она.
— Как в стазисе⁈ — одновременно с ней спросила я.
— Это не статуя⁈ — изумилась амазонка.
— И правда, в стазисе… — прищурился Леандр и поводил руками в воздухе, творя нечто из магии смерти, а потому мне недоступное и непонятное.
Он был не так опытен, как папа и не мог пока обойтись без пассов.
Я переглянулась с Ирденом. Мы с ним проворонили, что Зараза притащила не статую, а горгула в стазисе. Какой конфуз.
— Не в спячке? В стазисе? — проявил любопытство Эдгар и протянул руку к статуе, но сразу же отдернул, потому что его легонько шлепнула лапкой Зараза.
— Моя каменюка, не тлогай!
— А с чего вы вообще решили, что это статуя? — задал вопрос опытный некромант. — Самая обычная нечисть, вероятно, впавшая в обычную расовую спячку и поменявшая форму на каменную. А сверху устаревшее заклинание стазиса. Его часто использовали в прошлых столетиях, особенно некроманты.
— Ну дела-а-а… — протянула я. — Папа, надо написать вестник дедушке и маме. Эта одна из статуй, который раньше было много в том месте, где они сейчас пытаются обезвредить древний артефакт. Мы все были уверены, что это просто каменная поделка с крыши дома. Не ощущалось в ней ни искр жизни, ни эманаций каких-либо заклинаний.
— Напишу, — кивнул папа. — Но сейчас-то, когда разобрались, хоть что-то видите? Смотрите, вот оно, это старинное плетение, — указал он в нужную точку.
Ну-у-у… Там не плетение, а нечто непонятное. И не ткни меня папа носом именно туда, я бы никогда не смогла сама его ни обнаружить, ни рассмотреть. Все маги перешли на магическое зрение и изучали стазис статуи. Судя по смущенным и озадаченным лицам драконов, не только я упустила его.
Алкеста сидела с ошарашенным видом. Она не владела магией, это заметно, но видела, что мы говорим правду.
— Светлая госпожа, можно известить об этом королеву Рогнеду? — обратилась она ко мне. — Это важное известие для моего народа.
— Конечно, после ужина тебе дадут писчие принадлежности, — кивнула я ей.
Сразу после ужина папа ушел писать вестники отцу и жене. Я вместе с Алкестой написала сообщение королеве. Амазонка нервничала, чувствовала себя скованно и совсем не выглядела уверенной воительницей, как это было, когда мы только познакомились.
Зараза грустила, что ей совсем не свойственно и уже вызывало тревогу. Она задумчиво рассматривала преобразившуюся статую, которая вовсе и не статуя, и иногда потирала место, где на ее лбу красовалось красное пятнышко.
Когда мы освободились, я взглядом показала на свою питомицу и мимикой изобразила, что пора вмешаться. Дракон кивнул, и мы пошли выяснять.
Я присела рядом со своей толстенькой, грустной нечистью, сгребла ее в охапку, перетащила на колени, обняла и стала просто молча покачивать. Так я успокаивала Жана-Луи, когда он был совсем маленьким. С Леандром у нас разница не такая большая, как с младшим братишкой, его я просто обнимала. А вот малого можно было тискать и брать на ручки.
Зараза затаилась, молча вздыхала и даже не дурачилась в своей обычной манере. И это определенно пугало.
Но я ничего не спрашивала и не говорила, давая ей время решить, готова ли она поделиться тем, что у нее на душе. И хотя официальная религия считает, что у нечисти и нежити души нет, но как же нет, если… ну разве моя милая ласковая горгулья не яркий пример? Да ей вон даже гражданство дали и фамилию.
Прошло минут пять, наверное, в тишине и размышлениях. Я покачивала Заразу и гладила ее по спинке. Ирден сидел рядом на диване и просто всем своим видом демонстрировал, что он с нами.
— Клара, ты ведь моя семья? — совершенно нормальным, не картавым и даже не детским голосочком тихо спросила вдруг горгулья.
Я аж вздрогнула от неожиданности, и моя рука замерла на миг, прекратив поглаживания. Горгулья напряглась…
— Да, моя хорошая, — впрочем ответила я почти сразу. — Ты теперь член моей семьи и рода Монка в целом.
— И моей тоже, — добавил Ирден и протянул ей раскрытую ладонь.
Зараза опять вздохнула и вложила заднюю лапку в нее, а передними обняла меня за шею, уткнулась в нее носом и засопела.
— Расскажешь? — тихонечко спросила я. — Что тебя так расстроило?
— Дедушка был злюка, — сказала она, чуть отстранившись. — И папа был злюка. И все дяди были такие. И бабушка очень строгая. И мама ругалась на меня всегда. Горгульи обычно бывают… А я так не хотела. Я хотела радости, веселья, и чтобы все вокруг добрые и милые… И несколько раз сбегала из гнезда. Только я была некрасивая и глупая. Молодая. И неуклюжая, толстая. Меня ловили. Возвращали в гнездо и в стаю. Нас было много когда-то. Вожак меня наказал однажды. Сильно. Было очень больно, я плакала. У меня на голове рана была. Но я же нечисть, мы быстро регенерируем. Я и забыла о том наказании. Вспомнила только когда проснулась у тебя. Я голенькая была, розовенькая, красивая. А пятнышко на лбу…
— Бедная моя… — едва слышно шепнула я. — Хочешь, мы найдем лекаря и выведем его.
— Нет. Пусть. Это моя изюминка. Сейчас красиво уже. Но давай рожки позолотим, они маленькие совсем, но пусть будут золотые. И коготки. Чтобы нарядно.
Я кивнула, соглашаясь, и она продолжила:
— А однажды я все-таки смогла сбежать совсем. Я долго удирала. Много-много дней и ночей. Пряталась, было страшно, что поймают, что вернут, что обидят. Я была такая молоденькая. Не показывалась никому, чтобы как можно дальше скрыться. Я хотела туда, где солнышко, море, цветы. И смогла, добралась до Берриуса. Он тогда был не такой большой. Симпатичный приморский городок, мне понравился. И я была там единственная горгулья. Это было странно. И страшно. И очень одиноко. Меня боялись, хотя я старалась быть дружелюбной. Это было давно. Люди были глупые, не понимали.
— Но ты ведь карликовая, почему тебя боялись? Это ведь декоративный вид? Или тогда он был не декоративным? — дошло до него вдруг.
— Потому что некрасивая я совсем, Ирден. Серая. Зубастая. Чешуя. Когти. Клыки. Рога и уши большие. — Она горько вздохнула. — А котики мягенькие и мурчат. И собачки пушистые и тоже мягкие. Вот их люди любят. А потом я случайно познакомилась с феей. У нее были крылья. Понимаете? Она была крылатая, почти как я, только очень красивая. И мы с ней побратались. Посестрились… Как это сказать? Она меня взяла под свое крыло, а я брала под крылья ее детей. И детей ее детей. Только потом внуки ее внуков и правнуки ее правнуков стали рождаться без крыльев, а у меня крылья все еще были. И мы хорошо жили, занимались интересными делами, и у нас был домик. А другие горгульи исчезли.
Я вытаращилась через ее голову на Ирдена. Это ж сколько столетий, если не тысячелетий моей маленькой питомице? Он только покачал головой, выражая и свое удивление.
А Зараза продолжала рассказывать:
— А потом моя последняя фея тоже умерла, а детей у нее не было. Так иногда случается. И я осталась одна в большом доме. Розы и артефакты ушли в спячку. А я сначала ждала, но пришли законники и сказали, что все перешло по наследству другой фее, дальней родственнице. И что я тут не живу, я вообще нечисть, и чтобы я убиралась прочь. И я подумала, что не хочу бодрствовать. Спряталась и тоже заснула. И только совсем недавно узнала от тебя, Кларочка, что я числилась по документам обременением к дому. Это обидно. Но почему-то и наследница, и ты знали про орешки. И я подумала, что про меня все же не забыли, и даже оставили в завещании информацию про меня. Только я так долго спала, что забыла прежнее имя.
— Я тебе предлагала разные. Причем красивые.
— Знаю. Ты смешная у меня. Совсем такая фейка неопытная. Хорошая. Добрая. Непонятная. И я подумала, что останусь с тобой. Хотя ты совсем не родственница ни моей первой фее, ни ее потомкам и родне. Ты ругалась на нас, грозилась, строгая, но все равно незлая совсем. Даже розочек приструнила, а они ух какие боевые. Они же охранные. И топор у тебя есть. И орки. И дракон вот свой собственный. Крылатый… Почти как я. А я теперь стала красивая. Розовая, гладенькая. И ты мне платьишки шила. И в род приняла. И я почти как ты, а не как нечисть.
— Ты теперь член семьи древнего рода некромантов. Монки — это серьезно.
— Да. Братики обещали, что если меня кто-то обидит, то они приедут, оторвут голову и закопают так, что уже больше никогда не выкопается.
Я хмыкнула. Ну да, Леандр и Жан-Луи парни у меня серьезные. Сейчас они немного не в себе от обилия происходящих событий. А так они ребята конкретные: кто обидел сестру или маму — упокоить на веки вечные. Никто не смеет даже косо смотреть в нашу сторону. Семья — это святое! А Зараза теперь тоже наша и попала под покровительство всех Монков, даже тех, кто о ней еще не знает. Придется ей еще предстать пред очи всей нашей некромантской многочисленной родни на каком-нибудь следующем крупном праздновании.
О! А вот на свадьбе как раз и узреют все маги смерти, носящие фамилию Монк, своего нового члена рода.
— А сейчас ты отчего так расстроилась? — спросил Ирден.
— Я думала, что добыла камень. Статую. Древнюю. Память… А это оказался один из наших. И если он проснется? Вдруг он злой? И будет меня обижать? Я не хочу. И бросить теперь его не могу. Ему же будет одиноко и плохо, если я его выкину обратно в горы или к амазонкам, а он выйдет из спячки.
— Но что, если он тоже нормальный и вменяемый парень? Ведь не все же горгульи были злюками. Те, кто жил при драконах, гномах, эльфах, были адекватными. Их нанимали и некрупным видам позволяли размножаться в городских пределах. Я изучал хроники, когда с тобой познакомился. И у наших поспрашивал, драконы долго живут и любят собирать не только сокровища, но и книги и легенды.
— Давай ты не будешь переживать раньше времени? — предложила я, снова погладив свою питомицу по спине. — Ты наша семья. В обиду мы тебя никому не дадим.
— Хочешь, я с тобой побратаюсь? — предложил вдруг дракон. — И я возьму тебя под свое крыло, а ты будешь брать под крыло моих детей.
Зараза завозилась, отстранилась от меня и уставилась на него, в раздумьях. У нее на мордочке было написано, как она прокручивает в голове все достоинства и недостатки этого предложения. А потом она вдруг захихикала и кокетливо ему ответила:
— Ты нась с Клалотькой обсий музь. Я тебя умузествлила. И все. Тепель ты нас с нею обсий. Но мозеть быть, я поблатаюсь с Эдгалом. Это будеть смесно, и он не настоясий музь.
— О не-е-е-т! — застонала я, услышав ее картавую речь. — Зараза, ну зачем ты⁈ Давай ты будешь нормально говорить? Ты же умеешь!
— Неть! Это мой о́блазь! Я миленькая, гладенькая, смесьная. Миня все любять, не хотю снова быть селой, тисуйтятой, стласной. Сейтяс я лозовая плелесть!
— А давай ты… — попыталась я добавить.
— И ложки мине позолоти! Не забудь.
— Какие ложки? — не понял Ирден.
— Рога, — пояснила более опытная я. — Позолочу. Но сначала давай решим, что будем делать со статуей горгула. Заберем с собой? Отвезем в степь? В горы? Обратно к амазонкам? Снимем стазис?
— Папа Монкт сказаль, сьто он позаботиться. А дедуська Хенлик пообесял лазоблаться, когда велнется домой. Я ему написаля.
Я только мысленно развела руками. Ох и деловая же у меня подружка.
Кстати, о подруге. Я же теперь умею открывать порталы! Как я забыла⁈ А это значит, что я смогу видеться с Мо́никой и приглашать ее в гости в Клайдберрис. Не прямо сейчас, а когда мы уладим вопрос с амазонками и тем, что у них происходит. И с моим племенем орков.
А пока напишу ей письмо, введу в курс дела. Или нельзя? Надо сообразить, можно ли разглашать информацию об амазонках? Пока что о них не знает никто, кроме моей семьи и семейства Ланцев. А, ну и мои орки. Ну настолько хитрый и умный шаман, что, уверена, ничего лишнего никто не узнает.
М-да. Похоже, Монике рассказывать пока нельзя ничего.