Фаза боя

Глава 19

На другой день мы поднимаемся рано и завтракаем при тусклом освещении масляных плошек. Надо максимально использовать световой день и оказаться на переправе как раз к моменту включения солнца.

Солнце еще не включилось, а мы уже стоим на берегу реки. Мы — это наша дружная команда, весёлый гуляка Лем и отец Сандро. Отец Сандро пришел вовсе не для того, чтобы еще раз попрощаться с нами и «потреуголить» в дальнюю и опасную дорогу. Он должен перегнать назад лодку. Лодка напоминает длинный ящик, сколоченный из необструганных досок. Невзирая на свою неказистость, посудина держится на плаву и даже не тонет под тяжестью наших ранцев. Отец Сандро уверяет нас, что она не утонет, даже когда мы все в ней разместимся.

В небе вспыхивает солнце, и сразу становится очевидной вся непривлекательность перспективы кораблекрушения. Если в темноте река давала о себе знать только журчанием и малопривлекательным запашком, то теперь она отталкивает и своим видом. По руслу течет мутная, грязная жидкость, которую можно назвать водой, только совершив грубое насилие над языком. Мало того, что она сама по себе имеет оттенки от кофе с… ну, не с молоком же, до изумительного гнойного. По ней еще идут разноцветные разводы, наводящие на мысль о близости нефтеперерабатывающего завода средней мощности. К тому же в этой… жидкости плывут всевозможные подозрительные ошмётки. То ли канализацию где-то прорвало, то ли скотомогильник размыло. Как бы то ни было, но эту «водную» преграду нам предстоит форсировать.

К моему удивлению, в лодке я не нахожу ни вёсел, ни шестов. Зато обнаруживаю прочный канат, продетый в два железных кольца. Одно — в носу лодки, другое — в корме. Перед нами классический паром. Лем достаёт из-за пояса и натягивает на руки длинные перчатки из темно-желтой кожи.

—A y вас перчатки есть? — спрашивает он.

— У всех.

— Тогда наденьте их заранее. Неизвестно, за что нам придётся ухватиться на том берегу. Можно будет и без рук остаться.

Отец Сандро и Лем подтягивают трос специальными рычагами, и паром медленно приближается к правому берегу реки. Берег густо зарос кустарником, обросшим каким-то желтовато-красным мохом. Лем внимательно всматривается в этот кустарник и недовольно ворчит:

— Разрослась-таки, зараза!

— Кто разросся? — спрашиваю я.

— Да злая мочалка разрослась. Когда я здесь переправлялся в последний раз, её было всего ничего. Не думал я, что она так быстро разрастётся. Хорошо, что я заставил вас перчатки надеть. Главное, лицо берегите. Эта мочалка жжется сильнее любой крапивы. Только, в отличие от крапивы, ожоги не заживают по несколько дней; а если сильно обожжешься, то и концы отдать можно. А другого пути здесь нет.

Лодка тычется в прибрежную мель. Нам, чтобы не брести по пояс в смердящей жиже, приходится ухватиться за ветки, обросшие «злой мочалкой», и подтягивать нашу посудину к берегу. Когда мы высаживаемся, лодка, освободившись от груза, подвсплывает. Отец Сандро, пожелав нам удачи и доброго пути, отправляется домой. А мы, продравшись сквозь кустарник, обросший «злой мочалкой», выходим на открытое место.

Лем останавливается и внимательно осматривается. Осматривается он долго, минут двадцать. Он приглядывается, прислушивается и даже принюхивается. Не могу сказать, что он увидел или услышал и как это расценил. В итоге он выбирает направление градусов на двадцать правее нашего маршрута. Я не возражаю, ему виднее. Он взялся доставить нас в нужное место, и каким путём он нас поведёт — это его дело.

— Пока всё нормально, — говорит Лем, — можно идти без опаски.

Мы проходим около трёх километров, когда он вдруг резко поворачивает налево.

— Горячий песок, — поясняет он, не дожидаясь вопроса. Лем показывает мне на широкую полосу мелкого щебня, по которой мы успели сделать несколько шагов. Он быстро выводит нас из этой полосы и направляется вдоль её края, всё время поглядывая налево.

— Сейчас идите строго один за другим, ни влево, ни вправо не уклоняйтесь. Песок чуть не поймал нас. Он уже начал разогреваться. Если бы мы прошли немного дальше, он раскалился бы добела и сжег нас.

— Зачем же ты пошел по нему?

— А он не каждый раз разогревается. Можно пройти по нему раз десять, а на одиннадцатый он тебя поймает. Ого! Уже раскалился. Но поздно. Нас там уже нет.

Я вижу, как над щебнем колышется волна горячего воздуха, и чувствую, как справа тянет жаром, словно из топки. А если бы с нами не было Лема?

Мы идём прежним курсом еще около часа. Жар ослабевает, и через полчаса он уже совсем не ощущается.

— Песок-то остыл, — говорю я. — Может быть, попробуем пройти по нему?

— Нет, Андрей, — Лем усмехается. — Здесь так просто не бывает. Он не остыл, а затаился. Ждёт. Видишь, марево колышется? Не видишь? Ну, смотри.

Лем подбирает под ногами большой высохший сук и, размахнувшись, забрасывает его подальше на полосу щебня. Сук начинает дымиться еще в воздухе, а коснувшись щебня, вспыхивает и сгорает в одно мгновение. Да, теперь я начинаю понимать, что такое Проклятые Места.

— Вот так здесь бывает, Андрей, — говорит Лем и продолжает идти прежним курсом.

Еще через пару километров мы приходим на опушку леса, который я заметил давно, как только Лем сменил направление, уводя нас от горячего песка. Лес как лес. Берёзы, осины, ольха. Кое-где просматриваются сосны. Я бы вошел в него без опасения. Но Лем останавливается, неодобрительно смотрит на этот лес и бормочет:

— Подвёл нас песочек. Я-то думал обойти его справа, а теперь придётся к просеке пробираться. А это будет хороший крюк.

Он еще раз сворачивает влево. Теперь мы идём в направлении прямо противоположном тому, которое Лем выбрал, когда мы оказались на этом берегу реки.

— Это сонный лес, — объясняет нам Лем. — Тот, кто в это время года в него зайдёт, заснёт, не пройдя и ста шагов. И заснёт навсегда.

— То есть умрёт? — уточняет Лена.

— Нет. Не умрёт, а заснёт. И никогда не проснётся, даже если его вынести из этого леса.

Идти приходится довольно далеко. Наконец справа открывается широкая просека. Лем снова останавливается, внимательно осматривается, довольно хмыкает и сворачивает на просеку. Я замечаю, что он избегает проходить между двумя близкими пеньками и ведёт нас замысловато-извилистым путём.

— Лем, а как умудрились прорубить просеку в Сонном Лесу? — спрашивает Пётр.

— А её прорубили давно, когда сонный лес еще не был сонным.

— И она до сих пор не заросла? — удивляется Сергей.

— Как видишь. Здесь еще и не такое бывает.

Просека кончается, и мы выходим на пустошь, поросшую редким кустарником и полынью. И снова Лем останавливается, и снова осматривается, прислушивается и принюхивается. Закрыв глаза, он медленно поворачивает голову то в одну, то в другую сторону, словно пытаясь уловить слабо ощутимое движение воздуха. Лем словно в чем-то сомневается и не может решиться.

— Андрей, — наконец говорит он, — сейчас тебе придётся идти первым. Я ничего не вижу пока и не слышу. Видишь куст? — Он показывает на куст в ста метрах от нас. — Иди к нему по прямой. Ничего не бойся, я буду следить и за тобой, и за травой. Если что, крикну. Иди медленно. Иди и прислушивайся. Как только почуешь, что откуда-то тянет воздухом, сразу остановись и подними руку с той стороны, откуда потянуло. А я подскажу тебе, что делать дальше. Дойдёшь до куста, остановись и жди всех нас. Будем проходить по одному. Понял?

Я киваю и медленно, словно иду за чьим-то гробом, двигаюсь вперёд. Вроде бы ничего особенного не происходит. Воздухом ниоткуда не тянет. Лем молчит. Дохожу до указанного куста и останавливаюсь. Слышу, как Лем говорит:

— Анатолий, иди к Андрею. Иди, как он шел.

Оборачиваюсь и вижу, как Лем напряженно смотрит вслед идущему ко мне Анатолию, переводя взгляд справа налево. Таким же образом ко мне присоединяются все остальные. Лем идёт последним. Он часто останавливается и, закрыв глаза, ловит щеками ток воздуха, поворачивая голову из стороны в сторону.

Дойдя до нас, Лем переводит дух, словно вёз груженную камнями тачку. Затем назначает следующий участок пути, и всё возобновляется. Так повторяется еще четыре раза. Мы постепенно приближаемся к сплошной полосе высокой желтой с черными пятнами травы. На участок пути не более пятисот метров у нас ушло почти два часа.

Когда, по моим прикидкам, до желто-черной травы остаётся один переход, мы стоим вместе с Петром, Леной и Анатолием, а к нам идёт Наташа. Всё происходит как обычно. Наташа идёт, а Лем пристально всматривается в траву по обе стороны пробитой нами тропы. Вдруг он кричит:

— Стой! Не двигайся!

Проследив за его взглядом, я вижу в зарослях полыни слева от тропы какое-то движение. Похоже на набегающие откуда-то издалека волны. И звук. Очень низкий и едва слышный.

— Ложись! — кричит Лем. — Всем лежать! Не двигаться! Уши заткнуть! Пришла-таки, зараза!

— Кто пришел? — успеваю я спросить, падая на землю.

— Мёртвая Зыбь! Прижмитесь плотнее и не двигайтесь! Лем тоже падает на землю. Перед тем как распластаться на земле, я успеваю заметить, что кусты и полынь уже не колеблются, а раскачиваются в каком-то жутком ритме. Это напоминает стоячие волны. Низкий звук нарастает и убывает волнообразно, в ритм с колебаниями травы. Земля, к которой я прижимаюсь, тоже начинает раскачиваться, периодически подбрасывая меня в воздух. Этот цирк продолжается не менее получаса. Всё прекращается так же внезапно, как и началось.

Лем лежит еще с минуту. Потом осторожно встаёт, осматривается и прислушивается. Облегченно вздохнув, он говорит:

— Всё кончилось. Вставай, Сергей. Мы можем идти. Наташа, ты тоже можешь идти, всё кончилось.

Дойдя до нас, Лем присаживается. Вытерев со лба обильный пот, он усмехается и радостно сообщает:

— Повезло нам! Мало осталось в живых тех, через кого прошла Мёртвая Зыбь. А у вас нервы крепкие. Никто не испугался, никто не вскочил. Значит, может быть, и дойдём с вами до конца.

— А что было бы, если бы кто-нибудь встал? — спрашивает Анатолий.

— И сам бы погиб, и других бы прикончил. Всё живое, что выше этого, — Лем показывает высоту примерно по колено, — растекается в лужу. Но хуже всего то, что после этого Зыбь приобретает новую силу и убивает и то, что намного ниже. Теперь можно идти дальше. Зыбь бывает не чаще одного раза в три дня. Я думал, что она прошла совсем недавно и мы пройдём благополучно. Ан нет!

Не дойдя нескольких метров до полосы желтой травы, Лем прислушивается. На этот раз слышу и я. Из травы доносится шуршание. Лем улыбается и качает головой.

— Нет, — бормочет он, — мы к вам не пойдём. Будем искать обход.

Он направляется вправо, вдоль полосы высокой травы. На ходу Лем прислушивается. Шорохи в траве не прекращаются. Время от времени в сплошной стене травы обнаруживается тропа, словно протоптанная крупным животным вроде слона. Лем оценивает тропы, но они ему не нравятся, и мы идём дальше. А шорохи в траве не прекращаются. Они уже начинают действовать мне на нервы. Кто там шуршит?

Наконец Лем находит то, что искал. Сплошную стену травы пересекает не тропа, а целая дорога. Впечатление такое, что здесь проехала пара асфальтовых катков.

— На ту сторону! — командует Лем и добавляет: — Быстрее!

Мы бегом устремляемся по проходу. А с обеих сторон шуршание усиливается и быстро приближается к нам. Остаётся каких-то двадцать метров, когда бегущий впереди Лем останавливается, как вкопанный.

— Назад! — сдавленным шепотом командует он.

Я пока не вижу впереди никакой опасности, но с готовностью поворачиваю назад. И вдруг уши режет визг Наташи:

— Здесь змеи! Полно змей!

С обеих сторон из травяных джунглей к нам ползут змеи. Даже не ползут, а перемещаются. Они находятся в позе угрозы, какую принимают кобры в момент опасности. Только кобры стоят, а эти змеюки надвигаются на нас. И надвигаются довольно быстро. Если учесть, что кобра в позе угрозы поднимает над землёй треть своего тела, то эти змейки насчитывают в длину никак не меньше трёх, а то и пяти метров. Не слабо! Черно-желтые полосатые тела с раздутыми шеями, мерно раскачиваясь, приближаются к нам и берут в кольцо. Еще можно прорваться, если бежать назад. Но там наверняка нас атакуют такие же создания. Недаром они так интенсивно шуршали со всех сторон. Что предложит Лем? Смотрю на него и вижу, что он растерян.

— Кто они? — спрашиваю я у него.

— Сторожихи, — каким-то странным шепотом отвечает мне Лем и уточняет: — Змеи.

— Сам вижу, что не птички и не золотые рыбки. Что они могут с нами сделать? Только укусить?

— А этого мало? От их яда человек умирает через пять минут. А еще они плюются ядом в глаза.

— На каком расстоянии?

— Шагов на пять-шесть.

— А больше никаких экзотических свойств у них нет?

— Нет. Но и этого вполне достаточно, чтобы мы навсегда остались здесь.

— Погоди с жизнью-то прощаться. Стрелять в них можно?

— Можно. Но разве попадёшь? Видишь, как качаются.

— Ну, это-то как раз не проблема. Проблема — вот эти.

Я показываю на две группы змей, которые подобрались к нам ближе всех. В одной группе — шесть змей, в другой — восемь.

— С дальними ребята справятся, — продолжаю я, — а вот с этими… Что, Ленок, сделаем их?

— Почему нет? Давно я этим спортом не занималась. Даже соскучилась.

Моя подруга сбрасывает ранец, бластер и автомат. Расстёгивает пояс с подвешенным снаряжением и кладёт его на ранец. Подтягивая на ходу перчатки и опуская на глаза защитный щиток шлема, Лена направляется к ближайшей группе змей.

— Стой! — кричит в ужасе Лем. — С ума сошла! Это же смерть!

— А вот сейчас, друг мой, — останавливаю я Лема, положив ему на плечо руку, — ты нам не мешай, пожалуйста. Стой и смотри. Пётр, Толя! Расстреливайте дальних. Ближних мы с Леной берём на себя. Патроны экономьте!

Сам я тоже избавляюсь от снаряжения и оружия и направляюсь к другой группе гадов. А Лена уже вступила в бой. Лем, раскрыв рот, смотрит на это действо квадратными глазами. Я невольно замедляю шаг. В самом деле, здесь есть на что посмотреть.

Конечно, чтобы сделать наши шансы на победу подавляющими, можно было бы нам с Леной войти в ускоренный ритм. Тогда мы передушили бы этих рептилий шутя, голыми руками. И они даже не успели бы сообразить, кто и что с ними делает. Но после этого последует неизбежный отходняк, а одно Время знает, когда мы сможем расслабиться. Я потому и расставил силы таким образом. Мы с Леной проделаем проход, а наши товарищи тем временем не дадут змеям зайти к нам с тыла. Там уже вовсю гремит пальба: ребята стреляют, а змеи плюются ядом. Жаль, что наши товарищи заняты стрельбой и не могут оценить Ленино мастерство.

Лена исполняет какой-то феерический танец. Её движения напоминают движения кошки. Но не той домашней киски, что, мурлыкая, устраивается на коленях у хозяина. Это уличная, видавшая виды кошатина, прошедшая огонь и воду и выжившая в борьбе за существование.

Вот змея атакует, но Лены там уже нет. Зато змея получает удар ребром ладони по шее, а другая в этот же момент поражается носком ботинка прямо в раздутый капюшон. Быстро прокатившись между стоящими в боевой стойке змеями, Лена на ходу лягает еще одну и вскакивает на ноги. Теперь уже атакует она, а змеи обороняются.

Плавными, незаметно переходящими из одного в другое движениями Лена движется между страшными рептилиями, награждая их ударами, пинками, подзатыльниками и пощечинами. Со стороны кажется, что она проделывает это медленно, даже лениво. Но это впечатление обманчиво. Змеи-то тоже делают стремительные броски. И броски эти молниеносны. Однако всякий раз они попадают туда, где Лена была долю секунды назад. Но сейчас её там уже нет. Впрочем, и у Лены удары не всегда достигают цели. Всё-таки это змеи, а не бегемоты. У них реакция тоже дай Время. Лена пока капитально вывела из строя только одну змею и двух или трёх поранила. Впрочем, перебить такой змеюке позвоночник, да еще когда ты находишься в движении, а змея уклоняется — дело непростое. Кто не верит, пусть попробует.

Засмотревшись на работу своей подруги, я чуть было не забываю, что такая же работа предстоит и мне самому. Громкое шипение возвращает меня к действительности. Змеи атакуют меня, выстроившись в линию, и уже в нескольких метрах от меня. Сосредотачиваюсь. Начали!

Я прекрасно знаю дальность броска такого рода змей. Как правило, она не превышает ту высоту, на которую её тело в стойке возвышается над землёй. Подхожу к этой опасной границе. Змея приближается, она готова к броску, её глаза внимательно следят за мной. Подаюсь вперед и даже заношу ногу для шага. Одновременно толкаюсь левой ногой и прыгаю вперёд и вправо, между двумя змеями. Тут же, в полёте бью левой рукой по шее одной змее, а правой — по её соседке. Левый удар ущерба змее не причинил. Она как раз делала бросок на то место, где я только что был. Только сбил её на землю. А вот у правой змеи под моей рукой отчетливо хрустнули позвонки. Как говорится, минус один!

Приземлившись, резко разворачиваюсь на правой ноге, а левой настигаю еще одну змею. Она в этот момент меняла позицию и была в неудобном для броска положении. Удар приходится ей в основание раздутого капюшона. Он получился такой резкий и сильный, что голова змеи отлетает прочь. Минус два!

В отличие от людей, у змей нет даже отдалённого понятия о тактике. Если бы они попытались атаковать меня организованно, мне пришлось бы туго. А так они нападают на меня с разных сторон, но порознь. Вот одна из них, промахнувшись в броске, пытается извернуться и броситься еще раз. Но для этого ей надо сгруппироваться. Хватаю её за шею правой рукой, а левой — чуть ниже. При этом делаю движение, будто выжимаю выстиранный носок. Минус три!

Тут же телом змеи, как кнутом, хлещу другую гадину, находящуюся от меня слишком близко. Минус четыре! Но «кнут» надо выбросить. Даже пораженная насмерть змея может в судорогах, последним движением вонзить в руку свои зубки. Особенно если увлечешься и забудешься.

Бац! На щитке шлема расплывается большая желто-зелёная клякса. Какая-то змеюка довольно точно харкнула в меня ядом. Вытираться некогда, и я мысленным приказом включаю «дворник». Из небольшого резервуара в шлеме стекает на щиток очищающая жидкость, которая тут же сдувается сжатым воздухом. У Лены такого приспособления нет. Значит, ей приходится отвлекаться и протирать в таких случаях щиток вручную. Определяю невоспитанную нахалку и, пока не приблизились другие змеи, заставляю её сделать несколько бросков. После третьего шлёпаю её сзади по шее и давлю голову каблуком ботинка. Минус пять!

Когда передо мной остаются только две змеи, Лена, покончив со своими соперницами, приходит ко мне на помощь. Хорошо поставленными ударами ребра ладони она сносит голову одной змее и наступает на хвост другой. Та резко оборачивается, намереваясь броситься на обидчицу, и тут же получает от меня удар по шее. На Лену бросается уже обезглавленный обрубок туловища. Всё.

Теперь можно обернуться и посмотреть, что происходит сзади. Лем напоминает мне жену Лота, обернувшуюся посмотреть на родной Содом или Гоморру, точно не помню, на что там она обернулась. Ребята прицельно расстреливают черно-желтых гадин, выползающих из травянистых джунглей. Смотрю на таймер. Наш бой со змеями занял ровно двести сорок секунд. А показалось, что я танцевал с черно-желтыми красотками целый день. Но пора рвать когти. Потому как с обеих сторон трава шуршит вовсю. Через минуту этих тварей здесь будет столько, что у нас не хватит на них ни сил, ни патронов. Подхватываю своё снаряжение и оружие и командую:

— Уходим!

Не успеваем мы пробежать и десяти шагов, как впереди с двух сторон выползает около двух десятков черно-желтых в полоску красавиц. Мы с Леной начинаем расстреливать их одиночными с колена. Целимся в капюшоны. Эффект поразительный. При попадании пули раздутый капюшон словно взрывается, и голова отлетает в неизвестном направлении. Догнавшая нас Наташа недовольно ворчит:

— Ну вот еще! Чикаться тут с ними!

Луч лазера, работающего в непрерывном режиме, скашивает скопище гадин. Но одновременно он задевает травяные заросли. Они вспыхивают как порох и загораются весёлым пламенем. Не хватало нам здесь еще и поджариться. Слава Времени, выход из этих зарослей совсем рядом.

— Я потому лазер и не использовала, — словно оправдывается Наташа. — Боялась траву поджечь.

Мы выбегаем из весело трещащих в пламени черно-желтых травяных джунглей. Сколько сейчас в них погибнет змей такой же расцветки, одно Время знает. Кстати, а на кого они здесь охотятся? При такой плотности ядовитого населения вряд ли в этих зарослях рядом с ними могут ужиться грызуны или более мелкие пресмыкающиеся. Про птиц я уже и не говорю. Наверное, они охотятся друг на друга. Случайные путники вроде нас добычей этих тварей явно не являются. Они могут их убить, но съесть — никогда.

Отбежав от горящих зарослей на полкилометра, Лем останавливается. На мой невысказанный вопрос он говорит:

— Здесь можно передохнуть. Сторожихи иногда выходят из зарослей, но на такое расстояние не удаляются. Передохнём и перекусим. Путь впереди еще долгий и трудный.

Он достаёт из своего мешка сыр, вяленую рыбу и еще что-то. Я останавливаю его.

— Прибереги на черный день. Наши подруги сейчас приготовят настоящий обед.

А Лена с Наташей уже хлопочут с пайками космодесанта. Они готовят обед на колодезной воде, захваченной нами из обители отца Сандро. Через несколько минут перед изумлённым Лемом ставят котелок с горячим борщом и пластиковую тарелку, на которой красуется сочный, обложенный жареной картошечкой и зеленью бифштекс.

— Откуда это у вас?

— Места знать надо, — смеётся Лена. — Походишь с нами, еще и не то увидишь и не тому удивишься.

— Пожалуй. Только после того, как вы расправились со сторожихами, меня трудно будет чем-нибудь удивить. Я смотрел и глазам своим не верил. Это было какое-то чудо.

— В самом деле, Андрей, — не удерживается от вопроса Пётр, — где вы с Леной научились такому искусству?

— Как где? В школе хроноагентов. Там еще и не такому учили.

— А нас вы почему этому не научили? — обиженно спрашивает Анатолий.

— Во-первых, из-за отсутствия времени. Мы же занимались с вами по ускоренной программе. А во-вторых, из-за невозможности организовать практические занятия. Что толку было бы, если бы мы рассказали вам о повадках и характерных особенностях различных змей и о том, как надо с ними бороться? Без практических занятий это было бы пустым сотрясением воздуха. А на компьютере королевскую кобру не смоделируешь. Я бы, например, не взялся.

— А скольким змеям ты сам на тренировках головы свернул? — интересуется Анатолий.

— Ни одной. Удары на поражение не допускались. Мы только уклонялись от их атак и имитировали удары и захваты. Где набрать столько змей, чтобы подготовить хотя бы десяток хроноагентов? Тем более что эти твари практически во всех Фазах уже занесены в Красную книгу.

После обеда, сверившись со своим планом, Лем берёт направление градусов на пятнадцать правее нужного нам курса.

— Мы перешли одну из границ, — объясняет он. — Сейчас до ночи ничего опасного не предвидится. И нам лучше обойти одно из Заколдованных Мест, чем ночевать рядом с ним или соваться туда с утра.

Мы не возражаем и отправляемся в путь. Идём довольно долго. Местность уныло-однообразная. Холмистая степь, поросшая полынью и ковылём. Иногда попадаются чахлые кустарники и, совсем уж редко, низкие деревца со стелющимися кронами. Лем идёт спокойно, не предпринимая никаких мер предосторожности. Видимо, здесь на самом деле безопасное место. Через пять с небольшим часов Лем останавливается.

— Через полчаса будет темно. Заночуем здесь.

Костёр разводить Лем не позволяет, и Лена с Наташей разогревают воду химическими элементами, готовят ужин и соображают чай. Этот чай мы пьём уже в темноте. Ну и ночка! Сколько в этой Фазе живём, а я всё никак не могу привыкнуть. Ни луны, ни звёзд. Впечатление такое, что это — искусственный мир.

После завтрака мы продолжаем путь. Часа через два Лем начинает проявлять признаки беспокойства и несколько раз меняет направление, забирая то вправо, то влево.

— В чем дело, Лем? — спрашиваю я его. — Ты сбился с пути?

— Нет. Просто мы уже должны выйти на Ведьмовскую Топь. Помнишь, я говорил, что она к этому времени должна пересохнуть?

— Помню. Так, может быть, она пересохла?

— Нет, Андрей. Даже пересохшую Ведьмовскую Топь ни с чем нельзя спутать. Её просто нет на месте. Вот, здесь, где мы идём, и должна быть Ведьмовская Топь.

— Так куда же она делась?

— Откочевала. И это хуже всего. Когда она перебирается на новое место, ей нужна пища. Много пищи. Она пускает вокруг себя ростки на несколько старов. Упаси Триединый попасть между двумя ростками! На моей памяти Топь откочевывала четыре раза, и это всегда кончалось большими жертвами. Теперь она откочевала в пятый раз. И куда, я не знаю. В какую сторону надо идти, чтобы не наткнуться на Ведьмовскую Топь? Я этого сказать не могу. И никто не может.

— Положение действительно серьёзное, — соглашаюсь я. — А есть какие-нибудь признаки, что мы приближаемся к этой Топи?

— Туман. Запах. Звуки. Но всё это может быть замечено слишком поздно. В это время мы можем уже оказаться между двумя ростками. Почуяв пищу, ростки сразу начнут смыкаться. А когда они сомкнутся и возьмут нас в кольцо, живыми мы уже не уйдём. Ведьмовская Топь растворит нас и съест.

— Приятного ей аппетита. Но должен тебе сказать, что меня можно съесть только под огромное количество водки. Это тебе и Лена подтвердит. Вряд ли эта Топь со всеми своими отростками сможет поднять такое количество.

— Шутишь?

— Шучу, конечно. А если серьёзно, ты знаешь хотя бы направление, где мы заведомо не встретим эту кочующую Топь?

Лем качает головой с самым мрачным видом.

— А она может сама сюда к нам прийти?

— Уже нет.

— Тогда в чем дело? У нас два варианта. Можно остаться здесь и никуда не идти. Но чего мы этим добьёмся? Ничего. Под лежачий камень вода не течёт. А если мы выберем какое-то направление наугад и пойдём по нему, мы либо наткнёмся на эту Топь, либо нет. За второй вариант шансов больше. Топь не может находиться сразу со всех сторон.

— А если всё-таки наткнёмся?

— Значит, не повезёт. Дружище Лем, у меня на Родине говорят так: двум смертям не бывать, а одной не миновать. И еще говорят: кто не рискует, тот не пьёт шампанского. Это такое дорогое вино. Не будем метаться и гадать, а пойдём в ту сторону, куда нам надо.

— Не получится. Если мы пойдём прямо, выйдем как раз на Мёртвое Озеро. Я потому и забираю вправо, чтобы его обойти. А в это время года оно часто разливается. Возможно, придётся еще правее брать.

— Тогда пойдём правее. Веди, гуляка.

Еще около трёх часов Лем ведёт нас в выбранном направлении. Он часто останавливается, прислушивается и принюхивается. Не обнаружив ничего подозрительного, снова идёт вперёд. Он молчит, но я вижу, что он явно не в своей тарелке. Весь его опыт гуляки протестует против того, чтобы идти вот так, наудачу. В конце концов, дойдя до какого-то ручья, он останавливается, усаживается на землю и говорит нам:

— Эту воду можно пить. Она не очень вкусная, но совсем не вредная. Можете обедать, а я пока подумаю.

Думает он долго. Механически съедает обед, который предлагает ему Наташа, и продолжает думать. Он явно пытается что-то вспомнить. Выкурив две сигареты, я подсаживаюсь к нему.

— Ну, брат Лем, в чем опять проблемы?

— Знаешь, брат Андрей, Ведьмовская Топь никогда не откочевывает на то место, где она была раньше. Пусть даже много лет назад. Насколько я помню, когда старый Бутс водил меня здесь и учил всему, Ведьмовская Топь была вон там.

Лем показывает направление немного левее того, которым мы шли до этого.

— Логично, — соглашаюсь я. — Это уже что-то. Значит, пойдём туда? А в Мёртвое Озеро мы не упрёмся?

— Возможно, и не упрёмся. Оно потому Мёртвым и называется, что смердит так, что издалека учуешь.

Мы идём еще какое-то время. Внезапно Лем останавливается и принюхивается. Он бледнеет и тревожно оглядывается по сторонам.

— Что, Мёртвое Озеро? — спрашиваю я.

— Хуже, — сдавленным шепотом отвечает Лем. — Топь, будь она неладна! Смотри.

Приглядевшись, я замечаю, что виднеющиеся в двухстах шагах группы деревьев вроде как колеблются или расплываются. А между этими деревьями и ниже пространство подёрнуто желтоватой дымкой или лёгким туманом, который, если приглядеться еще внимательней, исходит из земли, струится из неё. Разумеется, такое мог заметить только опытный глаз Лема.

— Слушай, — шепчет Лем.

Я ничего не слышу и вынужден включить акустические усилители, встроенные в шлем. Теперь и я отчетливо слышу чавкающие, ухающие и ахающие звуки. Мои товарищи стоят на тех местах, где их застала внезапная остановка Лема, и ни о чем не спрашивают. Зато спрашиваю я:

— Что будем делать?

— Идти назад. Даже не идти, а бежать, пока нас не учуяли ростки. Хотя это, может быть, уже поздно. Впрочем, стоп! Без паники. Бежать нельзя. На бегу как раз в росток и вляпаешься. Все — крутом! Идём, как шли. Только назад.

Теперь первым идёт Анатолий. Мы с Лемом замыкаем колонну. Лем крутит головой из стороны в сторону, внимательно осматривает окрестности.

— Стой! — внезапно командует он. — Росток! — и показывает налево.

Отчетливо видно, как трава колышется в двухстах метрах от нас. Там словно волна движется. Причем правый фронт волны движется быстрее. Он как бы стремится отрезать нам путь к отступлению. Лем напряженно всматривается в противоположную от волны сторону.

— Второго ростка пока не видно. Но это ничего не значит. Вот теперь бежим, и как можно быстрее. Я впереди, а то Анатолий может прямо в росток забежать.

Пот заливает глаза. Мы бежим уже полчаса, а проклятый росток не желает отставать. Эта волна движется с той же скоростью, что и мы, всё время отжимая нас вправо. Явно навстречу другому ростку, который, наверное, уже охватывает нас с другой стороны. И если бы группу вёл я, мы бы точно влетели прямо в этот росток. Лем внезапно меняет направление бега и хрипло каркает:

— Быстрее! Быстрее!

Справа набегает такая же волна. Она еще далеко, но её левый фронт намного впереди нас и уже загибается нам навстречу. Концы ростков радостно устремляются навстречу друг другу. Они сомкнутся где-то в двухстах метрах впереди нас. Если мы не успеем выскочить из этого кольца…

Теперь после стайерской гонки нас ждёт хороший спринт. И призом здесь будет не кубок и не медаль, а жизнь. Мне кажется, что я кричу, а на самом деле мои слова еле слышны мне самому.

— Быстрее! Быстрее! — вырывается из моего горла с каждым хриплым выдохом.

Я бегу замыкающим, чтобы видеть всех своих товарищей. Сергей начинает отставать. Сдаёт парень. Оно и понятно, у него за плечами нет ни армейской службы, ни школы хроноагентов. Наташа ворчала, когда я мучил её с Анатолием кроссами с полной выкладкой. Сейчас, поди, с благодарностью вспоминает то время. Забираю у Сергея автомат и подсумок с патронами.

— Петро! Толя! — кричу я товарищам.

Мужики молча, сил на слова уже не хватает, разгружают Сергея, забирают себе его ранец и снаряжение. Но это мало помогает. Силы у парня уже почти иссякли.

— Беги, Серёга, беги! — умоляю я. — Отстанем — погибнем. Хватит с нас. Димку потеряли, но тебя я вытащу! Беги! Мать твою всю в саже!..

— Оставьте меня… Зачем и вам погибать? — бормочет парень.

— Ну уж нет! Петро!

Пётр подхватывает Сергея под левую руку, я — под правую, и мы тащим парня со всей скоростью, на какую способны. Анатолий забирает у меня пулемёт и один из автоматов. Мы бежим вчетвером. Вернее, тащимся. Наши женщины останавливаются и поджидают нас.

— Лена! — кричу я. — Вперёд! Только вперёд! Не ждите нас! Ты должна дойти, если у меня не получится! Толя! Установка у тебя, беги! Беги за ними. Иначе они отсюда не выйдут. Не думай о нас, беги!

До Анатолия и Лены доходит весь трагизм положения, и они прибавляют скорости. А мы с Петром тащим Сергея. Я вижу, что Лем, за ним Лена с Наташей, а за ними и Анатолий уже миновали опасную зону. Ростки движутся навстречу друг другу уже позади них. Но мы почти в кольце. Остаётся узенький коридор, не более пятнадцати метров. Я не знаю, что здесь будет, когда ростки встретятся, но знаю точно: Лем зря путать меня не стал бы.

Сергей скис окончательно. Его ноги уже не переступают, а просто тащатся по земле. Меня словно взрывает. Да есть ли у этого парня злость, воля, любовь к жизни?! Нет уж, Парень! Я или вытащу тебя, или погибну вместе с тобой! Мне одного Димки достаточно, чтобы он снился мне в кошмарах до конца жизни.

— Оставь нас, Петро! Беги!

Вместо ответа Пётр подхватывает Сергея за ноги и кричит:

— Ну-ка, взяли!

Я подхватываю парня за плечи, и мы со всей возможной скоростью устремляемся к быстро сужающемуся выходу из смертного кольца. А по ту сторону прохода стоят Лем и наши товарищи и с ужасом смотрят на нас и на стремительно сдвигающиеся концы ростков. Между ними уже десять метров. Успеем или…

— Прибавили! — хрипло выдыхаю я.

В минуту смертельной опасности человеческий организм способен на такое, чего никогда не сможет в нормальной обстановке. Вроде бы уже некуда, но мы прибавляем.

Между ростками восемь метров, шесть, пять… Всё! Не успеваем! Вдруг Лем прыжками устремляется к нам навстречу, подхватывает Сергея, и мы все вчетвером проскакиваем в каких-то десятках сантиметров от бегущих к нам под ноги ростков. Они смыкаются уже позади нас с каким-то мерзким чавканьем. Пробежав еще с десяток метров, Лем останавливается и опускается на землю.

— Я так близко этого никогда не видел! — тяжело дыша, говорит он. — Смотрите!

Земля внутри кольца ходит волнами. Проваливается, вспухает, а затем на месте земли образуется бурлящая зеленовато-желтая жижа. Сначала это полоса вдоль внутренней стороны замкнувшегося кольца. Но полоса эта стремительно расширяется внутрь и поглощает траву, мхи и редкие кустики. Всё это сопровождается зловещим и плотоядным уханьем и бульканьем. В воздухе распространяется запах смеси аммиака и сероводорода. Лем неожиданно смеётся несколько истерическим смехом:

— А главная-то добыча ускользнула! Ха-ха-ха! Мы-то вот они где!

Он исполняет радостный торжествующий танец. Это даже не танец, а сумасшедшие прыжки и присядки. А я с опаской смотрю на внешнюю границу кольца, из которого мы только что чудом вырвались. Она колеблется и медленно-медленно, почти незаметно движется в нашу сторону. Даже не движется, а крадётся. Я останавливаю пляску Лема и обращаю его внимание на это движение.

— Ерунда! — отмахивается он. — Пока она не переварит всё, что захватила, она в эту сторону ростков пускать не будет. Мы можем спокойно передохнуть после такой гонки. Знаешь, брат Андрей, а ведь мы первые, кто смогли выбраться из такой переделки и никого не потеряли при этом. Всегда кто-то оставался в кольце. А бывало, что и несколько человек. Расскажу кому, не поверят.

— Ну, если бы не ты, мы бы не выбрались. А что происходит с человеком, когда он остаётся там?

— Старый Бутс видел. Он-то мне и рассказал всё. Они шли втроём. Двое его спутников угодили в Мокрые Капканы. Один угодил правой ногой, другой — левой. Нога после такого капкана по колено становится как кисель. Её отрезать надо. Бутс тащил их на себе по очереди, по сотне шагов каждого, когда заметил, что их окружают ростки. Что ему оставалось делать? Он подхватил одного и потащил его бегом. Он думал, что еще успеет вернуться за другим. Но не успел. Ростки сомкнулись. Он видел всё. И слышал всё. Убежать от этого ужаса у него просто уже не было сил. Человек растворяется, начиная с ног. Топь пожирает его, переваривает. Его спутник стоял на одной ноге, держась за дерево. Бутс видел, как он вместе с деревом будто погружается в землю. А земля, ты сам видишь, ходила вокруг него волнами. Но он не погружался, а растворялся. Как он кричал! И лицо его становилось серым, почти черным. Когда он растворился по грудь, снизу поднялась какая-то серая пена и полностью покрыла его. Только тогда он замолчал. Зато начала ухать и чавкать Ведьмовская Топь. Она хорошо закусила.

— Страшной участи благодаря тебе избежали мы, брат Лем. Хотя ты и говоришь, что опасность миновала, давай-ка отойдём подальше. Время знает, что у этой Топи на уме.

И снова мы идём по пустоши. Лем, ориентируясь по каким-то ему одному видимым и понятным признакам, часто меняет направление. Я не задаю ему вопросов. Эти два дня путешествия по Проклятым Местам дали мне понять, что наш проводник ничего не делает зря. Мы далеко обходим скопления деревьев, низкие и высокие холмы. И опять я не спрашиваю, что там. Ясно, что ничего хорошего там нет. А выслушивать жуткие и маловразумительные подробности гибели путников нет никакого желания. Если бы всё это можно было хоть как-то объяснить. Но никакому логическому объяснению эти явления не поддаются.

Не случайно, ох не случайно мы оказались здесь сразу после моей встречи с Такандой. Как он говорил? «Отсюда нет выхода. Вы можете выйти только в другой мир, так или иначе подвластный нам». И еще: «Это не предупреждение, а приговор. Идите. Только вот куда вы придёте?» Пришли, нечего сказать. Отец Сандро говорил, что здесь раньше была нормальная человеческая жизнь. Потом, надо полагать, пришли «прорабы перестройки» и установили здесь новый порядок. Свой порядок. Что-то этот порядок разительно отличается от того, который они организовали и организуют в других Фазах. Это может быть один из вариантов того порядка, который они установили в Фазе, где истребили всё население? Впрочем, Сандро говорил, что сначала здесь произошли боевые столкновения каких-то неведомых сил, и только после этого появились все эти Проклятые и Заколдованные Места. Я не могу сказать точно, что за неведомые силы избрали эту Фазу полем своего сражения, но то, что с одной стороны в этих событиях явно участвовали наши «прорабы перестройки» или их союзники, знаю наверняка. Иначе с чего бы это вдруг они обосновались в таком гиблом месте?

А что если переход в эту Фазу построился неслучайно? Вдруг нам его подсунул Таканда с помощью своего хитроумного Темпорального Куба? Вполне может быть. Расчет точный. Отсюда нам ни за что не выбраться. Вероятность того, что мы к исходу дня встретим отца Сандро, что он предостережет нас от опрометчивых поступков и познакомит с весёлым гулякой Лемом, если не равна нулю, то уж, во всяком случае, имеет порядок бесконечно малой величины. Я содрогаюсь при мысли о том, что было бы с нами, если бы мы пошли не вверх по реке, а вниз. Или переправились бы через реку самостоятельно. Одним словом, если бы мы углубились в эти места без такого надёжного проводника, как Лем, никого бы из нас уже не было в живых. Ай да Таканда! Ай да сукин сын! Этот переход — его работа. Точно.

Лем останавливается и несколько раз с шумом втягивает носом воздух, принюхивается. Ему что-то очень не нравится.

— Так и есть! — он сокрушенно качает головой. — Придётся обходить.

— Что случилось? — спрашиваю я.

— Мёртвое Озеро разлилось, — отвечает Лем. — Неужели вы не чувствуете запаха?

— Я чувствую, — говорит Наташа. — Уже минут двадцать тянет какой-то падалью.

— Это и есть Мёртвое Озеро. Надо обходить, и обходить подальше. Этот запах не только тошноту вызывает. Он еще и убивает. Подышишь этим воздухом часок-другой и будешь мертвее, чем само это озеро. Кожа облезет, глаза вытекут.

— Брр-р! — ёжится Наташа.

— А ты, сестра, — говорит Лем, — уже давно учуяла этот запах?

— Да.

— Тогда иди рядом со мной и принюхивайся. У тебя на этот запах чутьё лучше моего. Я вот только сейчас унюхал. Будем обходить. Скажешь, как только вновь эту гадость почуешь.

А неслабо разлилось это озеро. Мы идём несколько часов. Не один раз Лем пытался взять направление левее. Но всегда метров через сто или двести Наташа морщит носик и предлагает удалиться подальше от опасного места. Приходит пора ночлега, а мы так и не дошли до конца разлива. Организуем ужин и устраиваемся спать с надеждой, что завтра мы, наконец, сможем обойти это Мёртвое Озеро. На всякий случай спрашиваю Лема:

— Как ты считаешь, насколько оно разлилось в этом направлении?

— Мёртвое Озеро? Каждый год оно разливается по-разному. Были случаи, когда оно разливалось до Песков Смерти. Если так случилось и в этом году, то нам здесь не пройти.

— И что тогда будем делать?

— Пойдём в другую сторону — искать обход.

— Мимо Ведьмовской Топи?

— Её тоже придётся обходить.

— И как далеко?

Лем пожимает плечами и устраивается спать. Я только вздыхаю и тоже укладываюсь.

Утром мы продолжаем путь в прежнем направлении. Через пару часов Лем начинает беспокоиться. Он недоверчиво поглядывает на Наташу, когда она говорит, что чувствует запах Мертвого Озера. Кажется, он подозревает, что она слишком мнительна. Во всяком случае, после её слов он несколько раз продолжал идти в том же направлении, пока сам не убеждался: Наташа не ошиблась. Тем не менее, он всё больше и больше нервничает. После одной из попыток найти проход он подходит ко мне и, качая головой, говорит:

— Кажется, брат Андрей, не миновать нам возвращаться назад и искать обход с другой стороны.

— Так всё плохо, брат Лем?

— Хуже не придумаешь. Если через тысячу с небольшим шагов мы не сможем обойти Озеро, то еще чуть дальше начнётся зона Песков Смерти. К ней и на это расстояние лучше не подходить. А там… — он машет рукой. — Здесь тоже ничего хорошего нет. Вот-вот начнутся Факелы. Но по ним еще можно пройти. Хотя и опасно, но можно. А вот через Мёртвое Озеро и Пески Смерти не пройдёшь.

— А обойти их можно? — спрашивает Анатолий.

— Нет, брат. Они тянутся на десять дней пути. Легче назад вернуться.

— А что это за Пески Смерти, брат Лем? — интересуется Наташа.

— С виду это — обычный песок и мелкие камни. Но они убивают. Убивают всё живое и убивают наверняка. Никто не может пройти полосу Песков Смерти. Все падают замертво, не дойдя и до середины. Даже не надо и заходить в эти Пески. Достаточно подойти к ним на сто шагов, и ты можешь считать себя мёртвым. Два, три, самое большее пять дней, вот всё, что тебе останется. А за двести шагов обязательно заболеешь. Болеть будешь долго и тяжело и всё равно умрёшь.

Пока Лем рассказывает, Лена возится с прибором радиационной разведки. Она переключает диапазоны, щелкает переключателем определения типа излучения и, когда Лем останавливается, сообщает:

— Нейтронное излучение. И довольно мощное. Даже здесь не стоит засиживаться. А что творится в эпицентре! Лем верно сказал, такое излучение должно убивать мгновенно.

— Интересно, — задумчиво говорит Анатолий, — что может являться источником такого излучения?

— Сходи, посмотри, — предлагает ему Лена. — Покопайся. Похороны — за свой счет. Лично я за твоим телом, как бы ты ни был мне дорог, не полезу.

— Но в самом деле, — поддерживает Анатолия Наташа, — откуда здесь такое мощное нейтронное излучение?

— Интересный вопрос, — откликаюсь я. — Хочешь еще парочку таких же интересных? Откуда здесь взялась едкая, ядовитая плесень и хищные деревья? И почему заросли, отделяющие долину реки, радиоактивные? И почему река сама такая? Что это за Топь, которая питается живыми существами? А почему змеи предпринимают на людей массированные атаки? И поверь, Наташенька, пока мы идём до перехода, этих «почему» и «откуда» у нас появится столько, что можно будет им счет потерять. Я могу сказать наверняка только одно: всё это — результат деятельности наших «прорабов перестройки».

— Но зачем им это понадобилось?

— Пути и помыслы этих вампиров неисповедимы. Ты помнишь Фазу, где они уничтожили всех жителей? Знаешь, что по этому поводу мне сказал отец Таканда? Это — наказание за их непомерную гордыню. Может быть, и эта Фаза наказана за что-то своеобразным способом. Мне довелось в одной из Фаз наблюдать как «цивилизованный» Запад наказал строптивую Россию. Россия, как ты знаешь, страна уникальная. Ни в одной стране нет такого диапазона климатических условий, таких гигантских расстояний и такого множества национальностей, населяющих страну. В силу этого, Россия в своём экономическом и политическом укладе должна идти особым, одной ей свойственным путём. Со своими спадами и подъёмами. И вот после одного из таких спадов российское руководство решило вписаться в «цивилизованный» мировой рынок. С его устоявшимися связями и законами. Запад был вроде бы, и не против. Как же, такой грандиозный рынок сбыта открывается! Но Запад рассчитывал, что Россия робко постучится в двери и попросит: «Добрые богатенькие дяди, помогите из кризиса выбраться». Но Россия решила впереться на этот рынок со своими товарами. Со своими авиационными, космическими, химическими и ядерными технологиями, И она была в своём праве. Но Западу не это от России было нужно. Они не знали, куда от своих товаров деваться. И тогда Запад потребовал, чтобы Россия приравняла свои внутренние цены на энергоносители к мировым. Российское правительство, слегка подумав, согласилось. Ну, а российское правительство, как вы знаете, всегда думает именно слегка. А возможно, что в данном случае лёгкость этих дум была подогрета солидными вкладами на определённые счета в зарубежных банках. Короче, решение было принято. Запад потирал ручонки. Если какая-нибудь кожевенно-галантерейная фабричка в Испании расходовала за год пятьсот тонн мазута, то такая же фабрика в России за тот же год потребляла все пятнадцать тысяч. Иначе рабочие просто замёрзнут. Да и техпроцессы сбоить начнут. Арифметику знаешь? Вот и прикинь разницу в себестоимости какой-нибудь сумочки или пары перчаток, сделанных в России и в Испании. Я уже не говорю о всяких Бразилиях и Малайзиях. И так со всей продукцией. Но я отвлёкся. Скоро сага сказывается, не скоро бизнес делается. В итоге получилось то, к чему Запад и стремился. Стала Россия мировым поставщиком нефти, газа, руд, угля и леса. А также мировой свалкой радиоактивных и токсичных отходов. Благо огромные пространства и низкая плотность населения позволяли свалить в этой стране непомерное количество дряни. Скоро сага сказывается, не скоро бизнес делается. В итоге в России образовались обширные пространства, где не могло существовать ничего живого. Где сосны мутировали до размеров секвой или стали похожими на «пьяные» деревья, какие мы с вами здесь видели. Закачиваемые в подземные ёмкости отходы размыли грунт и образовали жуткие ядовитые трясины, ничуть не лучше Ведьмовской Топи. Комары выросли до размеров летучих мышей. От их укусов люди долго болели, а слабые совсем умирали. Ну, чем не Проклятые Места? Почти вся Россия стала таким Проклятым Местом.

Весь этот разговор происходит во время привала и обеда. Лем ест, рассеянно слушает и что-то прикидывает. За кофе я спрашиваю его:

— О чем, брат Лем, задумался? Если, как говоришь, Мёртвое Озеро слилось с Песками Смерти, делать нечего. Придётся возвращаться и искать обход с другой стороны.

— Вряд ли оно могло слиться с Песками. Там еще Факелы есть. Их Озеру не залить. По Факелам идти опасно, но если всё сделать как следует и быть предельно осторожными, то пройти всё-таки можно. А вот насколько оно разлилось в другую сторону? Этого я сказать не могу. Оно давно так далеко не разливалось. Если оно и в ту сторону разлилось, как в эту, то оно достигло как раз Заколдованного Леса. А там никак не пройти. Придётся ждать, пока Озеро не вернётся в свои берега.

— И сколько ждать?

— А этого, брат Андрей, никто не знает. Может быть, неделю. А может быть, и месяц. Или два.

— А почему нельзя пройти через этот Заколдованный Лес?

— Там живут нелюди.

— И что? Этих нелюдей пули не берут?

— Берут, брат Андрей. Но дело не в нелюдях. Дело в том, что, войдя в этот лес, ты постепенно становишься таким же чудовищем, как и эти нелюди. За какой-нибудь час в тебе от человека ничего не останется. А идти по нему не меньше пяти часов.

— А обойти его?

— А там еще хуже. Такие же Заколдованные Места. Только там становятся чудовищами еще быстрее.

— Значит, путь нам один. Через Факелы. Ты сам-то через них ходил?

— И не раз.

— Так в чем проблемы?

— Оно, конечно, так. Только вот что, брат Андрей. Три раза я там терял людей. Один раз — двоих, и два раза по одному оставил.

— И кто был виноват?

— А никто. Случайность. Там всё можно угадать. Но когда и где ударит Синий Факел, угадать невозможно. Этот Синий Факел моих спутников и погубил. А один раз я сам на него чуть не налетел. Опять случай спас.

— Э! Брат Лем, двум смертям не бывать, одной не миновать. Где твои Факелы?

— Там, — Лем машет рукой.

— Пошли.

— Пошли. Только к Пескам Смерти близко бы не подойти.

— Ну, за это не переживай. Лена! Следи за уровнем излучения. Как только станет опасным, дашь знать.

— Он и сейчас уже опасный, — ворчит Лена.

— Другого пути всё равно нет. Не ворчи, пожалуйста. Какой уровень действительно опасный, тебе объяснять, надеюсь, не надо.

— Плавали, знаем.

Лем берёт направление левее прежнего и медленно и осторожно ведёт нас, отыскивая проход между Мёртвым Озером и Песками Смерти. Ни к Озеру, ни к Пескам близко подходить нельзя. То Лена, то Наташа направляют его то левее, то правее. Наконец мы выходим к длинному и узкому каменистому валу, возвышающемуся метров на шесть. Его ширина не более пятнадцати метров, местами даже по десять. Лем поднимается на него, мы следуем за ним. Слева мы видим полосу зеленоватой воды шириной до сорока метров, уходящую куда-то за горизонт. Это и есть Мёртвое Озеро. А справа просматривается такая же широкая красноватая полоса. Это — Пески Смерти. Вал проходит как раз посередине между двумя смертями.

Лем встаёт. У него в зубах травинка. Он катает её справа налево и так же, справа налево, разглядывает нас, словно впервые видит. Он, как мне кажется, кого-то из нас выбирает, пользуясь какими-то, мне непонятными, критериями. Кого выберет? И с какой целью? Кого бы он ни выбрал, я возражать не буду. Он — весёлый гуляка, ему виднее. Тем более, что он уже доказал нам, что он не просто проводник. Он наш друг. Более того, я сам назвал его братом. Ему я и доверяю, как брату.

— Брат Сергей, — говорит Лем, — ты пойдёшь первым.

Этого Сергей никак не ожидал. Он слегка бледнеет, но быстро справляется с собой. Поправив снаряжение и даже попрыгав для верности, он снимает с плеча автомат и досылает патрон.

— Я готов.

— А вот этого, — тихо говорит ему Лем, — не надо. Разряди оружие. Если оно, не дай Время, как вы говорите, выстрелит, может сработать Синий Факел. Тогда я ни за что не поручусь.

Сергей смотрит на меня. Я молча опускаю веки, и Сергей не только извлекает патрон из ствола и ставит автомат на предохранитель, но и отсоединяет магазин. Молодец, правильно понял.

— А лучше всего, закинь его за спину, чтобы не мешал, — советует Лем. — Слушай внимательно и запоминай. И вы все слушайте. Повторять не буду, время не ждёт. Брат Сергей, ты бежишь. Не идёшь, а именно бежишь. Времени у нас очень мало. Бежишь прямо посередине. Видишь, справа большой черный камень? Это где-то метров восемьсот, не меньше. Ты должен добежать до него как можно быстрее. Отсчитай после него двести шагов и падай. Ни в коем случае не поднимайся. Даже если под тобой земля начнёт проваливаться. Лежи. Прижимайся к земле. Пока будешь бежать, ничего не бойся, только слушай меня. Пока сможешь слышать. Опасны только красные, оранжевые и желтые Факелы. Если увидишь белый или зелёный Факел, смело беги прямо в него. Считай, что его просто нет. А когда будут опасные Факелы, я тебе подскажу: вправо, влево или лечь. Понял?

— Понял. Но здесь почти километр, я могу тебя и не услышать.

— А я смогу тебе подсказывать только в начале. Дальше ты уже и сам всё поймёшь.

— А если не пойму? Лем пожимает плечами.

— Гм! Время с тобой! Постараюсь тебя не разочаровать.

Сергей шагает вперёд и оборачивается.

— Не поминайте лихом. Елена Яновна, вспоминайте иногда бедного студента. Ваш поцелуй, если так сложится, я унесу с собой. Я пошел. Как будем? С низкого старта или с высокого?

— Подожди, — останавливает его Лем.

Он еще раз присаживается и просматривает внимательно весь маршрут. Я подхожу к нему, присаживаюсь рядом и тихо говорю:

— Ты сказал ему про все цвета Факелов, кроме Синего.

— А зачем?

«Правильно», — решаю я и отхожу назад. Лем привстаёт и машет рукой:

— Вперёд, брат Сергей!

Сергей устремляется вдоль вала, а Лем пристально смотрит ему вслед. Не успевает Сергей пробежать двадцати метров, как Лем кричит ему:

— Направо!

Сергей сворачивает направо, и тут же слева из земли взметается столб оранжевого пламени. К небу летят мелкие камни, и до нас доносится гудение. Это похоже на взрыв мины. Сергей продолжает бежать.

— Налево!

Такой же столб пламени взметается справа. Пока Сергей бежит первые сто метров, Лем подсказывает ему еще пять раз. Дальше Сергей уже увёртывается от Факелов самостоятельно.

— Наташа! — командует Лем.

Сергей не добежал еще и до середины пути, а за ним устремляется Наташа. Так же первые сто метров ей подсказывает Лем, дальше она уже бежит самостоятельно.

— Брат Анатолий!

— Лем, — говорю я, — а по каким признакам они ориентируются?

— Сам поймёшь, а сейчас не мешай!

— А если не пойму?

Лем, не оборачиваясь, сплёвывает и коротко, но энергично произносит что-то вроде: «Крусть!». Не буду его отвлекать, а то еще достанется. К тому же в его руках сейчас жизнь Анатолия. Не дай Время, прозевает из-за меня очередной Факел.

— Брат Пётр!

Сергей уже добежал до конца и, руководствуясь наставлениями Лема, упал и лежит. А по валу, лавируя между фонтанами огня, бегут Наташа, Анатолий и Пётр. Вот прямо перед Анатолием взметается столб зелёного пламени. Но Анатолий, помня, что говорил Лем, не сворачивает, а бежит прямо в огонь. Жуткое, леденящее зрелище. Но наш товарищ выскакивает с другой стороны Факела целый и невредимый и бежит дальше.

— Лена!

— А я, кажется, уже поняла, — бросает на бегу моя подруга. Посмотрев ей вслед и оценив, как она маневрирует, Лем довольно кивает и командует мне:

— Пошел!

«Интересно, а что Лена заметила и поняла?» — успеваю я подумать и слышу:

— Налево!

Справа меня обдаёт жаром, осыпает песком и гравием. Хорошо еще, что у этих Факелов не хватает мощности поднять в воздух камни потяжелее.

— Направо!

И тут я замечаю, что слева, прямо по ходу из каменистого грунта поднимаются тонкие струйки желтого дыма. Бегу вправо, а на месте дымков возникает Факел желтого пламени. Машу Лему рукой — понял, мол — и бегу дальше. Прямо впереди курятся белые дымки. Лем говорил, что белый Факел безопасен. Бегу, не сворачивая. Прямо под ногами грунт как бы вскипает, и окружающая реальность поглощается охватившим меня белым дымом. Именно дымом, а не огнём. Этот дым сразу остаётся позади. А впереди весь вал расцвечен разноцветными столбами пламени, между которыми бегут мои товарищи.

Без особых осложнений добегаю до того места, где, прижавшись к земле, лежат мои друзья. Падаю рядом с ними, и почти сразу к нам присоединяется Лем.

— Лежите, — командует он, переведя дыхание. — Лежите и не пытайтесь подняться. Сейчас начнётся…

Он не успевает сказать, что сейчас должно начаться, как оно начинается. Земля под нами дёргается и дрожит. Оглушительный, густой, почти осязаемый грохот с силой бьёт по барабанным перепонкам. На спины сыплется гравий и более крупные камни. А вокруг нас — и сзади, и справа, и слева, и впереди — со свистом бьют в небо фонтаны ярко-синего огня. Вот оно, то, чего опасался Лем.

Синее пламя бушует вокруг нас сплошной стеной. Проходит пятнадцать минут, но огонь не ослабевает. Жарко, как в топке. Мы обливаемся потом. Пахнет палёной шерстью. Это припекает Сергея, который лежит ближе всех к огню. Не выдержав, он отползает к нам. Волосы у него дымятся. Становится еще жарче. Закрываю рукавами глаза и нос, чтобы хоть как-то охладить раскалённый воздух и не сжечь лёгкие. Еще немного, и мы испечемся в лучшем виде.

Пламя пропадает так же внезапно, как и возникло. Тишина после неимоверного всепоглощающего грохота кажется неестественной, какой-то космической. Я не слышу даже своего дыхания. Впрочем, можно расслабиться и вздохнуть полной грудью. Жарковато, но уже не обжигает. Какое-то время мы еще лежим неподвижно. Затем Лем поднимается и говорит:

— Всё кончилось. Можно вставать.

Мы тоже поднимаемся и осматриваемся. Больше всех пострадал Сергей. У него ожог правой щеки, и сгорели почти все волосы. Лена достаёт аптечку и начинает демонстрировать своё искусство врачевания. Впрочем, сама она выглядит немногим лучше. Она забежала вперёд всех, и синее пламя бушевало как раз рядом с ней. На лице моей подруги «приятный загар», а волосы тоже прихвачены огнём, в тех местах, где они не были закрыты шлемом. Тоже мне, хроноагент! Даже щиток на лицо опустить не догадалась. К слову сказать, я тоже не догадался.

— Вот что такое Синий Факел, — говорит Лем. — Они начинают бить по-разному. Но всегда через какой-то промежуток времени после того, как ударит первый Факел. Через две минуты, через четыре, через шесть, через восемь и так далее. Сегодня он ударил через восемь минут. Но если бы Сергей пробежал чуть дальше, Факел ударил бы сразу и прямо под ним. А потом вдоль всего вала. Ну, что? Дальше пойдем или остановимся? Через два часа темно будет.

— А здесь не опасно оставаться? — спрашивает Анатолий. — Вдруг он опять ударит.

— Нет. Они бьют только тогда, когда кто-нибудь идёт по валу, в ту или другую сторону. А мы уже прошли.

— Странное дело, — задумчиво говорит Лена. — Всё-то здесь устроено так, словно специально против людей приспособлено.

— Так оно и есть, — подтверждает Лем. — Проклятые Места — они проклятые и есть.

Еще два дня мы идём без особых приключений. Лем ведёт нас сложными зигзагами, обходя по мере возможности опасные места. Наш путь напоминает движение парусного корабля против ветра, который к тому же вынужден лавировать между мелями и рифами. Но при всём старании Лему не удаётся полностью миновать препятствия.

Слева лес, сплошь оплетенный желтой паутиной. Лем особо не распространяется по поводу её убойных свойств. Он просто сказал: «Лучше туда не соваться». Справа — луг, поросший приятной на вид зелёной травкой. Но приятна эта травка только на вид. В ответ на мой вопросительный взгляд Лем молча берёт камень и кидает его на луг. Несколько секунд ничего особенного не происходит. Потом от камня начинает подниматься дымок. Раздаётся шипение, словно распылённая струя воды омывает разогретую до красного свечения стальную болванку. Камень тает на глазах. Больше никаких вопросов я не задаю.

Между лесом и лугом — ложбина, густо утыканная каменными надолбами высотой от метра до двух. Лем долго присматривается к этому противотанковому заграждению, потом посылает нас через него по одному. Как на насыпи с Факелами. Предварительно он объясняет нам правила. Первое: камней не касаться ни в коем случае, а лучше вообще не подходить к ним ближе чем на пять шагов. Второе: внимательно слушать команды Лема и четко их выполнять. Третье: самим внимательно следить за верхушками камней. Как только они начнут светиться, тут же упасть ничком, прижаться К земле и не вставать, покуда всё не кончится. Что именно должно кончиться, Лем не уточняет. Нам и без пояснений ясно, что это будет что-то повеселее обычной подростковой тусовки. Лем несколько минут смотрит на нас, оценивает и прикидывает, кого пустить первым.

— Брат Пётр, — говорит он наконец.

Пётр привычными армейскими движениями проверяет своё снаряжение — не болтается ли оно, подтягивает ремень автомата и забрасывает оружие за спину. Правильно. Там, между этими злодейскими надолбами, автомат будет только мешать. Пётр стоит на исходной позиции. Но Лем пока команды не даёт. Он чего-то выжидает. Я подхожу сзади и тихо спрашиваю:

— Брат Лем, а почему ты выбрал именно Петра?

— Он никогда не дёргается, — коротко отвечает Лем и тут же даёт команду: — Пошел!

Пётр устремляется в проход между камнями. Он выполняет ряд поворотов, руководствуясь правилом номер один, и вскоре я вижу только его голову, которую отличаю от камней только по тому, что она движется. Но Лем смотрит не столько на Петра, сколько на камни.

— Ложись! — кричит он.

Голова Петра исчезает. А там, где она только что мелькала, между камнями проскакивают яркие лиловые и фиолетовые искры. Их мечет камень, верхушка которого в одно мгновение раскалилась до малинового свечения. Искры эти попадают в ближайшие камни, и от них во все стороны летят осколки, словно по ним стреляют из крупнокалиберного пулемёта. Всё это сопровождается треском, словно кто-то поблизости ломает лист фанеры.

Этот обстрел одним камнем других длится долгих пять минут и даже несколько больше. Пляшут короткие молнии, трещит фанера, летят осколки. И всё это происходит над головой у нашего Петра. А он лежит, прижавшись к земле, и вслушивается в этот концерт. Впрочем, я не вижу, что он сейчас делает. Его закрывают камни. Мелькание искр вдруг прекращается, и верхушка агрессивного камня уже ничем не отличается от других таких же.

— Вперёд! — кричит Лем.

Голова Петра снова мелькает между верхушками камней. Мне кажется, он поднялся несколько дальше чем залёг. Лем подтверждает мою догадку:

— Молодец брат Пётр! Не растерялся. Пока камни между собой воевали, он прополз довольно далеко.

Еще три раза Лем командует Петру залечь. Я вижу, что после второго обстрела Пётр падает на землю раньше прозвучавшей команды. Уже сам ориентируется. Я спрашиваю у Лема, почему он не пускает нас одного за другим, как делал на насыпи с огненными Факелами.

— Здесь сложнее, — отвечает Лем. — Бывает так, что начинает светиться и метать искры такой камень, верхушки которого снизу не видно. Он может быть закрыт другими.

— А ты сам как пройдёшь в таком случае?

— А вы для чего? Вы с того конца будете следить за камнями и подскажете мне, если я не увижу. А в одиночку эти камни никто проходить не рискует. Был такой гуляка, Досик. Он как-то рискнул и сгорел вон за тем камнем. Ушел и не вернулся. Только через полгода его здесь нашли. По поясу узнали.

Один за другим мы проходим опасную ложбину. Последним идёт сам Лем. Ему подсказывает Пётр. Хотя в этом нет особой необходимости: Лем всё время опережает его команды и падает вовремя. Всё-таки большой опыт гуляки имеет значение.

Еще в одном месте нам приходится идти по довольно-таки вонючему болоту, проваливаясь в него порой по грудь, а иногда чуть ли не по шею. Мы нащупываем дорогу жердями, выломанными в ближайшем лесочке. Лем так старательно обходит надёжные с виду кочки, которыми густо усеяно болото, что Лена не выдерживает и спрашивает:

— А чем опасны эти кочки?

— Потом покажу.

Когда мы выбираемся из болота на твердую землю, Лем остаётся сзади. Он стоит по колено в болотной воде и говорит нам:

— Смотрите.

Размахнувшись, он мечет свою жердь, как копьё, в ближайшую кочку. Едва коснувшись кочки, жердь стремительно обрастает каким-то лишайником или «мочалкой» серо-зелёного цвета. Эта «мочалка» дымится розоватым дымком, и через несколько секунд жердь сгорает без следа. А Лем быстро выбирается на твёрдую почву и показывает нам на соседние кочки:

— Смотрите, что будет дальше.

Кочки приходят в движение. Они стягивают кольцо вокруг того места, где только что стоял Лем. Лена только головой качает.

— Время меня побери! Нет, говорите, что хотите, но я буду настаивать, что здесь все эти хищные, смертоносные вещи либо наделены разумом, либо запрограммированы соответствующим образом. Здесь во всём видна система.

Отойдя подальше от болота, мы устраиваемся на ночлег. После ужина Лем отводит меня в сторону и тихо говорит:

— Завтра нам предстоит идти по самому опасному месту. Я все эти дни пытался как-то обойти его, но ничего не получается.

— И что это за место?

— Долго рассказывать. Но скажу одно: если мы вообще сумеем там пройти, это удача. Если при этом потеряем только одного человека — везение. А если сумеем пройти все, без потерь, это будет чудо.

— Даже так?

— Именно так. Давай, брат Андрей, отдохнём и наберёмся сил. Завтра они нам потребуются в полной мере.