Фарватер Чижика

Глава 6 Ливийская миссия Чижика

— Я вижу, вы, Антон Иванович, не осознаете серьёзности происходящего, — заместитель министра смотрел на посла с видом грустным и, одновременно, торжественным.

— Я не должен, не обязан и не могу следить за мелочевкой! — возразил Майков. — Кто и куда отослал этот несчастный пистолет — ну, откуда мне знать?

— Действительно, откуда? — согласился заместитель министра. — Вот только по документам нет никаких следов того, что этот пистолет был куда-то отослан. Разубедите меня, Антон Иванович, покажите соответствующую бумагу — и мы проверим. В противном случае несчастным будет не пистолет.

Я сидел в сторонке и помалкивал.

Предстояла встреча с Каддафи. На приёме по случаю седьмой годовщины Ливийской Революции. И я, как капитан Ливийской Революции, должен явиться на приём в форме и при оружии. Протокол — дело ответственное. Особенно здесь. Оружие у меня не простое: золотая «Беретта», новейшая модель. Ну, не золотая, а позолоченная, не в том суть. А в том, что пистолет мне подарил лидер Ливийской Революции Муаммар Каддафи.

Посол, Антон Иванович Майков, предложил переправить «Беретту» по посольским каналам. Настойчиво предложил. И я согласился: действительно, везти пистолет во Францию — а из Триполи я должен был завернуть по срочному делу в Париж — было бы затруднительно. Согласился, но взял с посла расписку, мол, так и так, получен от Михаила Чижика пистолет «Беретта», золотой, одна штука. На всякий случай. Не на слово же верить.

И, когда возникла надобность моего присутствия здесь, я и запросил пистолет. У Кого Следует запросил. Потому что нужен будет. По протоколу.

А его, пистолета, не нашлось. Никто в Союз его не переправлял.

И почему я не удивлён?

Дело не только в пистолете, нет. Первым Секретарем Андропов пробыл пока очень короткий срок, но уже двое министров покинули занимаемые посты. И два первых секретаря обкомов партии тоже. В связи с уходом на пенсию. Западные «голоса» предсказывают, что это начало Большой Чистки, и что уход на пенсию — это милость, а будут и посадки, и даже что покруче.

В воздухе запахло грозой, а уж будет та гроза карающей, очищающей или обновляющей — жизнь покажет.

И потому Майков оказался в сложном положении.

Весьма сложном.

Каддафи может объявить его персоной нон грата. Запросто. Не любит он, когда крадут подарки. Особенно пистолеты. Золотые.

Роль Ливии во внешней политике Союза растёт, и растёт стремительно. Похоже, Майков — не того масштаба фигура, не соответствует возросшим требованиям. У него три пути — продолжить дипломатическую службу в какой-нибудь другой африканской стране, уйти на пенсию, а о третьем и говорить не хочется. Но если он будет опозорен, если Каддафи объявит его нежелательной персоной, мало Майкову не покажется.

И что прикажете послу делать?

А вот что.

Майков позвал секретаря.

— Константин Николаевич, тут вопрос насчёт пистолета возник. Вам было поручено переправить его в Москву.

— В Москву?

— Да. Золотой пистолет Каддафи.

— Конечно. Помню. Виноват, товарищ посол.

— В чем виноваты?

— Закрутился за делами. Забыл доложить. Когда пришло распоряжение готовиться к годовщине Ливийской Революции, я подумал, что товарищ Чижик, возможно, будет здесь. В Триполи. И ему понадобится пистолет — для аудиенции или просто на приём. И потому я решил повременить с отправкой, а то получится — товарищ Чижик здесь, а пистолет в Москве. Но забыл доложить об этом вам, в чем виноват безусловно.

— Ох, Константин Николаевич, Константин Николаевич… Вы нас простите, я должен сказать ему пару ласковых, — и посол вместе с секретарем вышли из кабинета.

— За пистолетом пошёл наш Антон Иванович, — заметил заместитель министра. — Секретарь, хоть и ловкий малый, может не знать, куда этот хомяк пистолет припрятал.

Я не ответил. Послы, посланники и прочие дипломаты высоко сидят, далеко глядят. А слышат ещё дальше.

Не прошло и пяти минут, как Майков вернулся со свёртком.

— Нашёлся, нашёлся ваш пистолет. Ну, я задам Константину… Усердный, инициативный, но вот…

Я развернул свёрток.

Да, «Беретта», снаряженные магазины, кобура.

Я понюхал пистолет. Пахнет машинным маслом. То есть за пистолетом ухаживали. Позабыли, но ухаживали. В беспамятстве. Может, лунатики?

— Что ж, теперь, когда вы, Михаил Владленович, обрели необходимые вещи, хочу пройтись по пунктам. Мы, то есть Советский Союз, предлагаем свою помощь в деле создания гидромелиоративной системы Ливии. Мы готовы безвозмездно провести предварительные работы: обследование на земле, с воздуха и из космоса всей территории, выявление подземных источников воды, подготовка технической документации…

Я слушал вполуха. Устал немного. Позади два серьёзных турнира, сорок девять партий. Как не устать? Но кто-то в правительстве решил (и я догадываюсь, кто) что Миша Чижик может неофициально прозондировать почву насчет Великого Проекта Каддафи, превращения Ливии во всеафриканскую житницу путём создания оросительной системы с использованием воды подземных озер. Перехватить заказ у западных стран, как это удалось сделать с Асуанским проектом. Построить систему орошения и заработать на этом как политический капитал, так и капитал денежный. Смогут? Конечно. Наши люди всё могут. Если им поручат — и строго спросят за порученное.

Ну, ещё — это мне не говорили, я только предполагаю, — камешком, вызвавшим лавину, явился тот самый диск неизвестного металла. Вдруг и в самом деле в Сахаре где-то лежит занесенный песками таинственный звездолёт? И вдруг его отыщут американцы, французы или немцы?

Заместитель министра продолжал инструктаж, я же подумал о рукописи Сименона. Натуральной рукописи, карандашом, никакой пишущей машинки. Как в старые добрые времена. За день до окончания турнира пришёл пакет — по почте, разумеется. Не своими ногами. А в пакете — рассказ мэтра. Новый. «Мегрэ и русский шахматист». На глазок — два авторских листа, так что даже не рассказ, а короткая повесть. Девочки в полном восторге. Нет, наш французский не выше туристического уровня, а если и выше, то ненамного, потому оценить рукопись мы не можем. Но само событие — восторг. Ничего, переводчики у нас в стране замечательные.

Условие Сименон выдвинул одно: его гонорар должен быть таким же, каким бы он был у русского (зачеркнуто), у советского автора.

И тут проблема. Советскому автору гонорар платят в рублях. А что Сименон будет делать с рублями, которые к тому же нельзя вывезти из СССР?

Но у девочек трудности лишь повод придумать нечто необыкновенное. Они и придумали: нужно пригласить Сименона в Москву! За наш счет, то есть за счет «Поиска»! Ничего невозможного в этом нет, он ведь уже был в Одессе. Пусть побывает и в Москве. И в Ленинграде. И в Чернозёмске! Организовать сложно — но можно, можно!

И они думали и думают — как.

Антон же с нами не поехал. Последний курс, нужно поднажать, говорит. Не поехал, и не поехал. Правильно сделал. Что ему Ливия?

— Я поговорю с Муаммаром. Если случай представится, — ответил я заместителю министра.

И стал готовиться.

Переоделся. В форму капитана ливийской революции. С орденом. С пистолетом. Получился опереточный красавчик, но нам ли бояться оперетт? Наоборот, оперетта — это прекрасно!

И дамы тоже переоделись. Ну… получилось тоже театрально, но опять же — прекрасно.

В назначенный час за нами приехал автомобиль. За нами — это за мной и девушками. Официальные лица поедут на посольской «Волге», «Газ — 21», с оленем на капоте. А мы на «Испано-Сюизе» ещё довоенного производства, но выглядевшей роскошно. Как и положено в оперетте. Ехали не спеша, с достоинством и честью.

Прием по случаю годовщины революции проходил во дворце Караманли, старинном, но хорошо сохранившемся. Строить прежде умели, не отнять.

Я к дипломатическим приёмам непривычен. У нас как проходит годовщина? У нас так проходит годовщина: сначала торжественная часть с докладом и награждением отличившихся, потом праздничный концерт. Между ними — буфет. Потом — тоже. Но не для всех.

Здесь же решили сразу перейти к буфету. Оно и правильно. Снуют официанты с подносами, на подносах — разные напитки для приглашенных.

Ислам не велит правоверным ни продавать вино, ни покупать вино, ни дарить вино, ни угощать вином. И потому заботу о напитках поручают христианам. Им можно.

Но для тех, кто вина не принимает, разносят и воду. Вино — на серебряных подносах, воду — на золотых. Или позолоченных, я думаю.

Ну, а на столах — мелкая закуска. Виноград, мандарины, канапе всякие. Хорошо.

И приглашенные снуют туда-сюда, беседуют, держа бокал в одной руке, бутербродик с икрой в другой, всё мило, всё такое вкусное, красота!

Только мы здесь никого не знаем, и потому беседовать нам особо и не с кем. Стоим в сторонке, платочки в руках теребя — или что-то вроде того. Так и хочется, глядя на публику, достать «беретту», выстрелить в воздух и закричать: «Господа, в городе красные!»

Но я воли нервам не даю, просто фантазирую.

Сказать, что нас совсем обделяют вниманием, нельзя. Смотрят, разглядывают. И меня в моём мундире, и скромниц-девушек. Хотя, несмотря на одежду, скромницами они не очень-то и выглядят. Или, напротив, именно благодаря одежде?

Мы стоим рядом с нашими. Чуть поодаль, но самую чуть. Как Чернозёмск и Сосновка, такая диспозиция. Подходят к послу всякие-разные, их и представляют нам. Вернее, нас представляют им. Посол чехословацкий, посол венгерский, посол Германской Демократической Республики. Западники тоже подходят. Дамы пожирают глазами наряд девушек. Джентльмены косятся на кобуру с «береттой». На дипломатические приёмы, верно, вооруженными приходить не принято. Но мне можно. Особый, исключительный случай.

Тяжелая у них жизнь, у дипломатов. Слова в простоте не скажи, смеяться искренне не смей, блюди честь державы, то есть каменное лицо, непроницаемый взгляд, и движения, исполненные достоинства. Только так. И чем более страна великая, тем больше достоинства и важности.

И вдруг будто рябь по гладкой поверхности пруда.

Каддафи! Показался Каддафи!

В мундире тоже, как у меня, только золотого шитья много. И орденов, у меня-то один, а у него с полдюжины. И выглядит — как Красс перед битвой.

Сказал коротенькую речь. По-английски сказал, он ведь учился в Англии. В Великобритании то есть, дипломаты не должны путать. Сказал Каддафи, что к социализму ведут многие пути, и Ливия нашла свой. Да здравствует единство арабского мира, да здравствует социализм, да здравствует народ!

Хорошо сказал. Талантливо. Кратко.

Естественно, всё внимание к нему. Как железные опилки реагируют на магнит, так и дипломаты на Каддафи. Выстраиваются по силовым линиям.

Я-то что, я вдалеке. Я, если опилка, то золотая. Или бронзовая. Или вовсе деревянная. Знаю, единственного числа опилки не имеют, такое уж у них свойство. Но я частенько чувствую себя иным. Не совсем как все. А порой и совсем как не все.

Заместитель министра на меня косится. Не понимает, отчего это я не пробиваюсь грудью к Лидеру Ливийской Революции. Начинает хмуриться.

А я не пробиваюсь. Стою, образуя с Лисой и Пантерой аномалию среди опилок. Вне силовой линии.

Время идёт. Мы стоим.

И тут в тишине слышу голос Муаммара:

— Простите, господа, но мне нужно переговорить с капитаном Чижиком!

И тогда я поворачиваюсь к девушкам:

— Простите, красавицы, мне нужно поговорить с командором Каддафи.

Девушки улыбаются, и заместитель министра тоже не может сдержать улыбки. Но улыбаются они разному.

Я, оставляя бокал с минералкой на столике, ухожу. Во дворце найдётся место для частного разговора.

И оно нашлось.

— Как прошёл турнир? — восточные люди сразу к делу не переходят. Сначала поговорят о том, что волнует собеседника. Здоровье, семья, интересы.

— Хорошо прошел, — отвечаю я.

— Ты опять победил, — не спросил, а констатировал Каддафи.

— Победил, — согласился я.

— Доволен?

— Как верблюд, закончивший долгий переход и добравшийся до оазиса.

— Да, ты добрался, — без улыбки сказал Муаммар. — Но ведь пойдешь и дальше?

— Какой прок от верблюда, если он боится отойти от водопоя?

Так мы поговорили минут десять.

— Что поручили передать? — коснулся важного Каддафи.

— Как и ожидалось. Моя страна хочет получить подряд на обводнение твоей страны.

— А она — сможет?

— Я не гидротехник. Но люди серьёзные, специалисты, уверяют, что если и кто сможет, то только она. Советский Союз. Опыт Асуана тому порукой. Впрочем, условия таковы, что Ливия ничего не теряет. Советский Союз дает на строительство кредит, и условия самые лакомые. Утром стулья, вечером деньги.

— Что?

— Сначала выполняется оговоренный объём работ, после приёмки — оплата, с рассрочкой на много лет — и я рассказал Каддафи то, что поручил мне заместитель министра.

— И в чём подвох? — спросил Каддафи.

— Главный подвох, что его, подвоха, нет. Ну, по мелочи, конечно, есть: усиление влияния на Ближнем Востоке, базы, в перспективе — крупно заработать и на орошении, и, возможно, на нефтедобыче. Без этого никак. Ещё, думаю, проверить силы перед своим проектом.

— Это поворот северных рек?

— Ну да. Получится здесь — получится и у нас.

— А если здесь не получится?

— Тогда позовёшь Францию, Германию, да кого захочешь. Только не позовёшь. У нас получится.

— Мои специалисты тоже так считают. Рукотворные моря на Волге — это впечатляет.

— Они пусть посмотрят на Братскую ГЭС. Или на Саяно-Шушенскую.

— У вас есть на что посмотреть, — согласился Каддафи. — А что насчет Тайны Пустыни?

— Будут искать, конечно. Во время изыскательских работ, строительства, всё время.

— Вдруг и найдут. Мы пустыню исходили — но только теми тропами, где можно выжить. А это малая часть её, пустыни. И ты считаешь, что там — корабль со звёзд?

— Может быть.

— А я думаю, что где-то есть старый город. Пустой, конечно. Тысячи лет пустой.

Мы ещё поговорили о диске.

Да, лавочник подарил мне диск. Но я не стал вывозить его тайно. Вдруг этот диск — национальное сокровище? Найдут на таможне — и что тогда? Здесь с этим строго. Да и вообще… Не вор я, не шпион. И потому показал его Каддафи. Во время аудиенции. Муаммар посмотрел и сказал, что да, что в пустыне порой находят всякие редкости, вроде этой. И если торговец мне подарил этот диск, значит, на то воля Аллаха. Но, может, Аллах желает большего? Чтобы рукотворную реку строили русские?

Ну, и вот… Почему бы и нет? Всем польза, большая польза — если в пустыне будут яблони цвети. И плодоносить. Не вся, конечно, пустыня. Местами. Но и это будет чудо.

Будет ли?

Посмотрим.

— Пора возвращаться к гостям, — сказал Каддафи.

— Ещё одно дело, — задержал его я.

— То самое?

— То самое.

— Решился?

— Решишься, как же. Если вдруг изба загорится, или кони поскачут не туда — ты только свисни. Мигом заявимся и выправим дефект, — и мы перешли к делам личным.

Совсем личным.

Поворот северных рек — идея старая, возникла еще до революции. Вместо того, чтобы нести воду в Ледовитый Океан, реки предлагалось направить на Юг. Пусть питают водой Курган, Омск, Челябинск, засушливый Казахстан и другие среднеазиатские республики. Наполняют Каспий и Арал. Более того, возникла идея судоходного канала из Карского Моря в Персидский залив! Фантастика? Однако в РИ проект был принят на 25 съезде КПСС — в 1976 году! — и на Октябрьском 1984 года Пленуме ЦК КПСС.

Правда, два года спустя, уже в Перестройку, решением постановления ЦК КПСС и Совета Министров проект закрыли. Почему? Принято считать это победой экологов и общественников. Мол, поворот рек заболотит Сибирь, повысит соленость Северного Ледовитого океана, и вообще будет ужас-ужас-ужас. Не будучи специалистом, судить не берусь, но уверен, что и тогда, и сейчас экологи и общественники никакого реального влияния не имели. Просто — не хватало ресурсов на подобную работу. Но сказать вслух, что, мол, промотали советскую экономику, провоевали, проворовали — не решились, и сослались на мнение ученых — будто ученые когда-то что-то решали. Ученые мыслили разно, просто отдельной группе поручили озвучить: проекту не быть! Вторая причина, о которой не говорили, крылась в том, что политики уже видели новую конфигурацию страны, в которой среднеазиатские республики были сами по себе. Какой смысл России за собственный огромный счет поить чужие страны? В общем, не выгорело. И теперь — вряд ли, хотя, помнится, Медведев, будучи в ту пору президентом, что-то говорил на эту тему. Но мало ли что он говорил. А вот если бы силы направить на создание Великой Рукотворной Реки в Сахаре…

Во-первых, это проще — из подземных озер проложить каналы по равнине. Несравненно проще (хотя и очень сложно, да). Во-вторых, на этом проекте Советский Союз деньги бы не тратил, а зарабатывал, и не просто деньги, а желанную валюту. В-третьих, накапливался бы новый опыт, что дороже денег. В-четвертых, политическая составляющая — усиления влияния на Ближнем Востоке. И — очень важное — в-пятых. Ливия по площади огромна, а население в описываемое время — два с половиной миллиона человек. Всего. И потому Каддафи звал крестьян соседних стран переезжать в Ливию, где будет просто рай. А почему соседних? На строительство канала можно было завербовать тысячи и десятки тысяч строителей из среднеазиатских республик. Сотни тысяч. Миллионы. Не сразу, потихоньку. Сначала сто, потом тысяча, потом десять тысяч.

Работящие, не капризные, исповедующие ислам, плюс хороший заработок в валюте — желающие нашлись бы во множестве. Объявить Великую Рукотворную Реку ударной комсомольской стройкой, а? В общем, мечты, мечты, мечты…