Фальдийская восьмерка

Глава 20

Спроси кто Брака, в чем главное отличие западных лесов от степей – он без раздумий сказал бы: “Погода”. В Вольных Землях ведь как? Раз в неделю с океана приходят шторма, принося на своем дымном, синем хвосте клубящиеся грозовые тучи. Час, два неистового, бушующего ливня, когда струи воды хлещут с таким задором и напором, что пробивают ссохшуюся корку земли насквозь, превращая пыльную подметку степи в бесконечное, кишащее жизнью грязное болото. Ненадолго – ведь вскоре за дело принимается очистившееся от облаков небо, с которого солнце вновь запекает землю в непробиваемую броню, потратив на это едва ли больше времени. Все в степях подчинено этому бесконечному циклу, привыкло к нему, приспособилось. Нежатся в грязных лужах блаженно фыркающие лютороги, парят под ливнем медузы, надежно скрытые от глаз многочисленных любителей поживиться их полупрозрачной плотью, запасают воду валяющиеся на боках джорки, ловя многочисленными пастями стекающую в них влагу. На короткое мгновение после дождя расцветает даже вездесущий пустырник, спешно выбрасывая грозди мелких, белесых цветов, которые с преогромной радостью жрут все – от охочих до жгучих приправ кочевников до простых муравьев. Изредка погода портится и в неурочное время, но столь разительного эффекта короткие, вялые дожди принести не могут – разбиваются о все ту же непробиваемую броню Вольных Земель.

Что-то в степи меняется лишь с приходом зимних холодов, когда вся жизнь замирает на несколько долгих месяцев, а в утепленных кузовах прожираются запасы еды и эйра на обогреватели. Нет, шторма никуда не деваются, ведь даже смена времен года не в силах диктовать свою волю Стеклянному Котлу. Но вот эффект они приносят прямо противоположный. Живительные ливни сменяются смертельными снежными буранами, солнце топит снег лишь для того, чтобы за ночь влага смерзлась в ледяную корку, которую с утра вновь растопит проснувшееся светило. Шаргов маятник температуры гробит технику и эйносы, превращает знакомые, наезженные тяжелыми колесами пути в непреодолимые препятствия из смерзшегося, грязного месива. Условно непреодолимые, конечно, особенно когда в твоей семье есть гигатрак с хорошим отвалом. По меткой поговорке вольников, для клановых колесных крепостей есть только три преграды – океан, небо и горы. Да и те являются преградами с большими оговорками, особенно, если вспомнить слухи о плавучем гигатраке клана Катранов.

В лесу же природе было высочайше насрать на привычные Браку циклы. Мелкий обложной дождь, зарядивший с самого утра, выгнал из под одеял красноглазых, бледных и воняющих перегаром шарков, вынужденных спешно натягивать тенты и навесы, пряча все ценное под крышу. Хмурый Везим, посовещавшись с плоской тарелочкой погодника, разом просветлел лицом и радостно сообщил остальным горжеводам, что эта мокрая срань продлится неделю, а поэтому вся охота катится к шаргу в задницу. После этого заявления посмурнели уже все остальные – осень стремительно вступала в свое владение, все сильнее тесня упорно цепляющееся за верхушки плакальщиц лето, поэтому прибытие на горжу трех предвестников стылых осенних дней – простуды, насморка и паршивого настроения – было лишь вопросом времени. Ближайшего, судя по кутающемуся в свитер, шмыгающему покрасневшим носом Жердану Младшему.

– Вот этот рычаг отвечает за связку толкателей, – гудел облаченный в теплый зеленый халат фальдиец, показывая унизанной перстнями рукой на кривую железяку с навершием в виде неудачной попытки свести из железа хоть что-то, не похожее на комочек дерьма, – Если отожмешь вниз – сцепка прервется и можно будет задавать каждому свое направление. Нужно редко, обычно хватает боковых винтов для маневрирования, но если течение сильное, а идти надо быстро – не бойся пользоваться. Чтобы вернуть связь, выровняй толкатели вдоль корпуса, параллельно друг другу, и отжимай рычаг назад. Ты ведь знаешь, что такое “параллельно”, Брак? Брак, ты слушаешь?

Калека слушал, не отрывая взгляда от уходящего за корму поворота реки, где в неприметном тихом омуте канул на дно его первый скраппер – пустой, со снятым гравиком, который сейчас лежал на самом дне сундука с ценными эйносами. Плавить оружие посчитали излишне долгим и трудозатратным занятием, а пользу – сомнительной. Металл на западе дешев, а тратить несколько часов работы своего будущего рулевого ради пары зеленок Раскон не хотел.

Но молчал Брак отнюдь не из-за скраппера, который хоть и было жалко, но все же не настолько, чтобы игнорировать фальдийца. Там же, за поворотом, скрылась юркая лодочка Везима, крохотная, шустрая и наверняка скрывающая под тряпьем на своем плоском дне множество интересных штуковин для охоты. Наверняка, там была пара длинных, острых гарпунов, метательные дротики, жахатель… Может быть даже духовая трубка, толстая, ребристая, составленная из десятка не самых сильных кушварковых ветродуек. Хорошее, сложное и тихое оружие, способное метать короткие металлические стрелки с завидной точностью и силой. Самое то, если удастся попасть в глаз ничего не подозревающему животному – пробить череп стрелки не могли, зато в плоти заседали глубоко, вызывая обильное кровотечение. Лесовики не зря прозвали их “Краснопутками”, вопреки общепринятому “Воздушнику” – если удачно попасть в зверя, можно преспокойно идти по оставленной им кровавой дорожке, будучи абсолютно уверенным, что она не прервется.

Брак отвернулся, стиснул зубы и ответил:

– Я знаю, что такое “параллельно”.

– Я в тебе не сомневался, – улыбнулся Раскон, положив руку на плечо калеки. – А теперь смотри, вот тут у нас подача эйра на маневровые…

Лодку с плотовиками они повстречали утром, почти сразу же, как покинули гостеприимную отмель и нависающий над ней берег с могилой старика. Присматривать за земляным холмиком осталось приметное дерево – высокая, расщепленная ударом молнии и обгоревшая до самых корней плакальщица, удивительным образом умудрившаяся зацепиться за жизнь и даже выбросить с пяток гибких побегов, серевших свежими иголками на фоне прогнившей сердцевины ствола.

Два молодых парня отличались друг от друга настолько, насколько вообще могут отличаться между собой одногодки – один высокий, худой до изнеможения, кутающийся с непромокаемый серый плащ знакомого темного оттенка. И второй – маленький, толстенький, с обаятельной улыбкой и выставленным напоказ голым, влажным от дождя пузом, на котором едва начали прорастать первые татуировки. Лодка у них была не по размеру солидная, аж с двумя сведенными в спайку винтовыми движками и окрашенным белый горбом объемистого бака. Мимо вооруженного плота, на котором сонные механики возились у основания скраппера, лодочники хотели проскользнуть незаметно, но не вышло – на треск движков из подсобки вышел позевывающий Раскон, который обрадовался вымокшим парням, как родным – пригласил к костру на горячий травяной отвар с каплей душистой настойки и лично принес из кладовки мешочек, плотно набитый орешками в меду.

Фальдийца признали, чем немало удивили Брака. Имени его парни не знали, но едва завидев пышный халат, рыжие усы и круглые темные очки – расслабились и радостно согласились обогреться у костра. Там, за разговором, и выяснилось, что работают они простыми плотовиками, а шикарную лодку и ответственное поручение им дал наниматель, некий Мерех Ухокрут из Кривой Излучины, у которого были какие-то торговые дела с Подречьем и тамошним заправилой Филроем. Подробностей парни все равно не знали, им без лишних разъяснений поручили как можно быстрее доставить запечатанный пакет, увесисто погромыхивающий металлическими пластинами, а заодно выяснить, все ли в порядке в поселке стеклодувов – последняя партия каких-то пробирок задерживалась. Лодка у них была хорошая, шла ходко и уверенно, а на дорогу щедрой рукой Мереха были выданы два бочонка с пивом, целая гора сушеной рыбы и обещание неплохой платы – поэтому нежданное поручение Филм и Колум восприняли, как заслуженный после выматывающего лета отдых.

Раскон вникал, кивал, расспрашивал. Посетовал, в свою очередь, на покореженную горжу и идиота-рулевого, на цены и погоду… А затем вручил плотовикам крохотный красный сверток и пару серебряных чешуек, с просьбой вручить его лично Филрою, раз уж они все равно отправляются в Подречье. Парни, не будь дураками, отказываться не стали. Выжрали орешки, допили варево – и с довольными рожами отбыли, получив на прощанье наставление передать привет Мереху Ухокруту от Раскона Рыжегривого и осведомиться о здоровье его прекрасной супруги. Плотовики заверили, уверили и пожелали, после чего скрылись за поворотом, оставив за собой ясно различимый на темной воде пенистый след.

Пока остальная команда “Карги”, с помощью лебедки, куска кровянки и пары длинных шестов топили и маскировали обреченный на вечное прозябание в тине скраппер, фальдиец размеренно мерил тяжелыми шагами палубу, изредка поглядывая на цветную бляшку часов и задумчиво гмыкая. Затем позвал к себе в пристройку охотника, где они долго и приглушенно спорили, перемежая речь отголосками называемых чисел и руганью.

А немного позже, когда Раскон полез на топорщащуюся рычагами крышу, не забыв поманить за собой Брака – хмурый сильнее обычного Везим тихо и молча забрался в свою лодочку, отвязал веревки и уплыл в сторону Подречья, сопровождаемый пожеланиями удачной охоты от ни шарга не понявших братьев. Юркая посудина шла ходко, резала реку, как раскаленный нож режет полотно из паутинки – водная гладь послушно расступалась и смыкалась прямо за кормой, а едва заметный след тут же терялся среди барабанящих по нему капель дождя. Нахохленный Кандар, все еще приходящий в себя в кресле у костра, проводил охотника слезящимися от недосыпа серыми глазами, сплюнул на палубу и присосался к бутылке, не озаботившись перелить ее содержимое в стоящую рядом кружку.

– О чем задумался? – не отрываясь от рычагов спросил Раскон. Несмотря на навес, он успел поймать свою порцию дождя, поэтому рыжие усы не пышно топорщились, как это обычно бывало по утрам, а уныло свисали влажными сосульками. – Хочешь что-то сказать – смелее. Не стесняйся. К людям, способным без раздумий прыгнуть с одним ножом на шарка, стоит прислушиваться.

– О том, что статую тоже стоило бы утопить, – скривился Брак, с усилием переводя постоянно норовящий обернуться взгляд на нос плота. – Весит она не меньше скраппера, а толку от нее никакого.

Совместными усилиями, уродливую старуху кое-как выпрямили, но выглядеть она после этого стала еще хуже. Тяжелая, пропитанная какой-то темной дрянью древесина, из которой она была сделана, притягивала взгляды лишь для того, чтобы смотрящий в отвращении отвернулся и больше никогда не желал ее видеть.

– Нет, милейшая Карталейна останется с нами, покуда это корыто держится на плаву, – доброжелательно улыбнулся фальдиец, – Ее вырезал из древесины драгуба один известный мастер в Троеречье, содрав с меня полторы фиолки и заверив, что породившее ее дерево было столь же уродливо, как и его дитя. И я склонен ему верить – из прекрасного, стройного гиура такой ужас не дано создать даже самому гениальному творцу. Я не готов ждать еще полгода, или платить безумные кри за новую статую.

– А смысл?

– Гхм. Скажи, Брак, что ты думаешь о Карталейне До-Легиано?

– А кто это?

– Не важно. Твои первые мысли?

– Она…Старая и уродливая? – спросил механик. – А ты… Не знаю, имеешь к ней какое-то отношение, поэтому повсюду таскаешь ее статую, и даже назвал в ее честь горжу. Либо, ты ее ненавидишь и желаешь ославить.

– Она старая и уродливая, – усмехнулся фальдиец, остро взглянув на калеку. – Важно лишь первое впечатление, твои остальные размышления мало кого заинтересуют. А ведь правительнице Легиано всего сорок три, и вот уже больше двадцати лет она считается первой красавицей Фальдии. Вплоть до того, что ее изображения, пусть и верноподданно приукрашенные, который год мелькают на обложках ежемесячников, а бюсты украшают собой интерьеры взыскательных доми далеко за пределами Легиано. Но ты этого не знал. Зато, не раздумывая, обозвал незнакомую тебе женщину отвратительной уродиной.

– Ты ее ненавидишь, – уже утвердительно кивнул Брак.

– Гхм. Возможно. – поморщился Раскон и ткнул пальцем в очередной рычаг. – Этот поднимает сети, но без движка будешь качать полчаса. А движок…

– Вон там, внизу. Я его на насос сводил.

– Ах да. Так вот, скраппер – это инструмент для боя. Хороший, полезный, особенно, когда за рычагами умелый наводчик. Им можно перебить отряд вооруженных гвардейцев, уничтожить частокол поселка или даже сбить цеп, если сильно повезет. Но он – всего лишь инструмент, как вот этот движок. Полезный, но без него можно обойтись.

– Статуя ни шарга не делает, – покачал головой Брак, – Зато весь запад наверняка заочно ненавидит эту Карталейну.

– Бери больше и севернее, мы не только по лесам плаваем, – усмехнулся фальдиец и с гордостью посмотрел на выдающееся седалище деревянной старухи, – И все видят эту красоту. Хватит уже оглядываться.

Брак вздрогнул от неожиданной смены тона и поспешно перевел взгляд вперед.

– Давай, говори уже то, о чем на самом деле думаешь, – фальдиец вывел плот на ровный участок реки, заблокировал рычаги и потянулся в рукав за длинной, деревянной трубкой, забранной причудливо гравированными золотыми кольцами. – Обещаю, что честно отвечу.

Калека думал о двух парнях в лодке, но не видел смысла спрашивать.

– Статуя, название горжи, – начал загибать пальцы Брак, старательно отгоняя от себя мысли о молодых плотовиках. – Ящик, ради которого разнесли Подречье. Это война? Против этой доми?

– Война? – удивленно поднял рыжую бровь Раскон, пыхнув трубкой, – Нет, это не война. Кто я такой, чтобы воевать с правительницей Фальдии? Это так, мелкие дружественные уколы, которыми мы обмениваемся с прекраснейшей Карталейной. И даже их можно было бы избежать, оставайся она в неведении о моем местоположении. Ты еще увидишь последствия этой ошибки, за которую я по сей день вынужден расплачиваться солидными суммами.

– Тогда зачем?

Фальдиец выбил трубку и вновь встал за рычаги, огибая широкую отмель. Нос горжи вновь стал погружаться под воду, и по палубе, суетливо пошатываясь, бегал Кандар, что-то подкручивая в насосах. Жерданы зубоскалили, спасаясь под навесом от усилившегося дождя, но попыток помочь не делали.

– Воюют с теми, кто равен тебе. Или хотя бы стоит на одной ступеньке, – покачал головой Раскон, – Иначе ты как грязь, налипшая на ботинки – раздражает, но и только. А с грязью сам знаешь, как поступают. И даже в войне исход зачастую предрешен задолго до начала самой драки. Гарнизоны сдаются без боя, капитаны цепов отказываются воевать, казначей проворовался и сбежал, голод выкосил весь юг страны, народ бунтует… К моменту, когда раздадутся сигналы к атаке, и первый солдат в синем мундире пырнет первого солдата в красном мундире копьем в живот – наверху уже все подсчитали и вовсю занимаются дележкой. Так что нет, это ни в коем случае не война.

– И зачем мне все это знать? – хмуро спросил Брак.

Слова рыжего его неожиданно заинтересовали, за что он успел уже себя неоднократно обругать. Где-то там, под дождем, Везим на своей крохотной лодочке догоняет беспечных плотовиков. Или уже догнал. Но удержаться от вопросов калека не смог – фальдиец намекнул, всего лишь намекнул, что его цели в чем-то похожи на те, которые успел обрисовать себе Брак. И упускать такую возможность набраться бесценного опыта было непростительно.

– Гхм. Зачем, зачем, зачем… Ты сам спросил, я ответил, как и предупреждал, – словно прочитав его мысли, усмехнулся Раскон. – А что, ты собираешься с кем-то воевать?

– Не собираюсь, – буркнул Брак. – Я сам попробую, это вроде просто.

Он отпихнул плечом посторонившегося фальдийца и взялся за нагретые ладонями рычаги. Раскон задумчиво гмыкнул, разложил себе кресло и принялся набивать трубку, с интересом глядя на неумелые попытки нового рулевого удержать горжу в середине русла.

Везим вернулся под вечер, возвестив о своем прибытии сиплым покашливанием движка, высасывающем из бака последние капли эйра. Выбрался на палубу, по-собачьи отряхнулся и угрюмо уселся у костра, с лохматой одежды немедленно повалил смрадный парок. От протянутой миски жерданового варева охотник отказался, предпочтя что-то свое, сушеное и явно с трудом поддающееся зубам.

Механики как раз заканчивали сводить разболтавшиеся насосы и латать свежие дыры – день пути горжа пережила стоически, но не без последствий – в чем стоило винить никого иного, как Брака. Почувствовав ничем не подкрепленную уверенность в собственных силах, он возомнил себя великим плотоводцем и с размаху насадил нос “Карги” на разлапистый полузатопленный комель гиура, невесть как оказавшегося и за что державшегося посреди реки. Будь горжа в нормальном состоянии, она бы это препятствие даже не заметила. Но кое-как сведенные швы на передних отсеках столкновения с суровой реальностью коварных лесных речушек не выдержали и разошлись. Плот опять нахлебался воды, и хотя до затопления палубы не дошло, фальдиец горе-рулевого за рычаги в тот день больше не пускал. Да и стемнело после этого быстро, а по темноте не рискнул плыть даже Раскон.

– Вернулся, гнида лесная, – сквозь зубы пробормотал Кандар, удерживая клешней лист металла, над которым трудился Брак.

– Он не выглядит довольным.

– Погоди, до этого еще дойдет.

И действительно – едва к горящему костру подошел Раскон, настроение охотника резко улучшилось. Короткий обмен предметами – и вот уже фальдиец неспешно топает к себе в пристройку, пряча в рукав халата красный мешочек. А повеселевший Везим залпом опрокинул кружку с пивом, ссыпал к себе в сумку что-то маленькое, тускло блеснувшее синевой и ушел спать под навес.

Кандар сплюнул за борт и тихо выругался.

– Иногда я ненавижу Раскона, – спустя некоторое время сказал сероглазый. – Но в такие моменты мне хочется его придушить.

– Почему не Везима? – глухо спросил Брак.

– А его за что? Он хотя бы честен, ему платят – он делает. – Кандар поморщился от боли в ухе и поправил повязку на голове, остро пахнущую чем-то крепким и горючим. – А Раскон плетет свою паутину по всему западу, подбирает ключики к людям, знает, кому и что нужно предложить. Гразгова блевота, да он даже меня держит за яйца так, что я просто не могу от него уйти. А, если ему кто-то мешает, просто сметает с игровой доски лишнюю фигуру и продолжает партию.

– То есть он не просто фальдийский торговец? – недоверчиво уточнил Брак. – Какую паутину? Я уже понял, что он гадит некой Карталейне, но зачем…

– Просто фальдийский торговец! – неискренне рассмеялся сероглазый и смахнул несуществующие слезы. – Жирный хитрый паук, вот он кто. Поплавай с нами подольше и ты поймешь. Вот сука, а? Просто за то, что проплывали мимо.

Он снова сплюнул и оглянулся.

– Представь, что с ними все в порядке, – посоветовал ему Брак. – Что Везим догнал их, забрал мешочек и отпустил восвояси, объяснив ситуацию. Дал кри на дорогу и велел уходить на юг, в другой поселок, чтобы ненароком не попасться на глаза и не сболтнуть лишнего. А они послушались.

– Ты не знаешь Везима.

– А ты знаешь? И сколько тогда людей он хладнокровно прирезал на твоих глазах?

– Шестерых. С половиной.

Уже заготовленный ответ застрял у Брака в глотке. Он поперхнулся, закашлялся и против воли посмотрел на спящего охотника. Тот дрых как младенец, выставив из-под одеяла чистую, голую ногу и совершенно не обращая внимания на веселящихся у костра братьев, пускающих по кругу трофейную бутылку из Подречья.

– Но ты все равно не можешь знать, что там произошло… – пробормотал калека. – Просто представь себе, что все так и было.

– Звучит, как говняное оправдание из дешевых книжек с картинками. Где никто не умирает, а в конце все помирились и перетрахались.

– Мне помогает.

На этот раз закашлялся Кандар, отвел глаза, глядя на реку.

Они молча закончили ремонт, думая каждый о своем. “Карга” благодарно пропыхтела насосами, откачивая воду из отсека, а палуба, наконец, выпрямилась. Скатившаяся было в воду ебулда остановилась и звонко покатилась обратно в центр плота.

Тишину нарушил Кандар, когда они с Браком уже сидели у костра, и даже успели выхлебать по кружке обжигающе-горячего вурша. Калека привычно морщился, изображая на лице неприязнь к напитку, но уже куда меньше – распробовавшие вурш вольники подсаживались на него удивительно быстро.

– Ну грохнули бы их прямо тут, в конце концов, что бы изменилось? Вышло бы честнее.

– Палубу пришлось бы отмывать нам, – поежился Брак. – Шаркендара-то больше нет.

– Зачем вот так, исподтишка, с улыбочкой? – не услышал его слова Кандар. – Ну подойди, скажи в лицо, мол "простите, ублюдки, вы оказались не в том месте, не в то время".

– А что бы это изменило? – спросил калека, отставляя позаимствованную у кого-то бесхозную кружку, кривенько сведенную из куска обшивки. – Сам ведь понимаешь.

На этот раз сероглазый его услышал и внезапно взъярился.

– Что бы это изменило? Что изменило? Да все, гразгова блевота, вообще все! Ублюдочные лицемеры. Чем они лучше тех же клановых, которых здесь так любят винить во всех своих проблемах? А я тебе отвечу – ничем. И даже хуже.

– Кланы тоже бьют в спину, – покачал головой Брак. – Как думаешь, что бы сделали с этими плотовиками какие-нибудь Коты?

– А то я не знаю! Коты, Лютороги, да кто угодно… Но это хотя бы честно. Ты знаешь, что тебя сейчас изобьют до полусмерти и бросят в кузов, а потом ты всю жизнь будешь таскаться по степи, если добрая душа тебя не выкупит, или не сбежишь. Брак, я был там, я знаю. Кланы – это кусок дерьма, но это честное дерьмо, а не вот это.

– Ну да, честное дерьмо, – неожиданно завелся Брак. – Плесень это, а не оправдание. Называешь свой поступок честным и справедливым, а под это творишь что хочешь. Кто против – кувалдой по башке, "Уважай мою честность, мразь". Знаешь что такое честность? Когда тебе обещают сломать палец, если соврешь. Соврал – палец сломали. И все, сделка закрыта, никто не будет тебе про это напоминать. Пообещал помочь – сдохни, но помоги. Пообещал убить – не раздумывай, когда будет шанс.

– Так я о чем говорю? – повысил голос Кандар. – Глаза в глаза, без попыток извернуться и оправдаться. Что мешало так поступить с этими двумя?

Брак насупился и угрюмо отвернулся. Честность Котов он прекрасно помнил. Вынул из сумки незаконченную фигурку, придирчиво ее оглядел и потянулся за флягой с эйром.

– Раскон вообще не отсюда, – наконец сказал он, когда синяя жидкость в плошке нагрелась от костра и наполнила воздух вокруг кислым запахом. – Да и поступил практично. Мало ли, чьи глаза могут наблюдать за рекой из леса? Вдруг из-за поворота реки в самый неподходящий момент появилась бы другая горжа. С ними воевать?

– Пообщайся с ним подольше там, на крыше, и начнешь не только его оправдывать, но и помогать, – скривился Кандар, забивая трубочку мелкой табачной крошкой из кисета. – Он не отсюда… А кто отсюда? Ты из вольников, я вообще не пойми кто, Везим из Доминиона, если не соврал. Шарк республиканец. Одни Жерданы плоть от плоти здешних лесов. Но подобное дерьмо случается только вокруг Раскона.

– Ты бы еще громче об этом орал.

– А то он не слышит. Здесь на плоту яйца почесать нельзя, не получив с десяток ценных советов.

– Клешней то…

– Неудобно, поди. Смотри не…

– Оторви. – шмыгнул носом Младший.

– Катитесь к шаргу, – огрызнулся Кандар. – Островитяне тащат сюда свои порядки, а взамен забирают все остальное. Эйносы, железо, людей, удолбаешься перечислять. И это нихрена не равноценный обмен.

– При нашей первой встрече ты рыжего защищал. Уж определись.

– Раскону здесь жить, – покачал головой сероглазый. – Как и всем нам. А им – нет. Лет через десять он наконец осядет, сменит свои дурацкие халаты на нормальную одежду и станет полностью своим. И вряд ли он захочет жить в таком же гадюшнике, как на островах.

– Это называется островной гарб. – поправил Брак, плавя между пальцами ниточку крохотного крана. – И я не понимаю, за каким шаргом он их таскает. Неудобно же.

– Удобно, я пробовал. Свободно все, ветерок обдувает, – Кандар показал, где именно обдувает. – Но таскает он их по другой причине. По той же самой, для которой нужны огромные рыжие усищи, темные очки и дурацкая шапочка. Даже прозвище, "Медногривый", оно не просто так.

– Его узнают? – спросил Брак, вспомнив реакцию плотовиков на фальдийца. Парни, едва увидев владельца плота, моментально расслабились. На свою беду.

– Не просто узнают, его знают. Ты не спутаешь Раскона ни с одним из местных капитанов и торговцев, он торчит среди толпы, как гигатрак в чистом поле. Привлекает взгляды, внимание. Интересует людей.

– Он выглядит, как шут из сказок.

– Шутам позволяется больше остальных. Вечером он обедает в твоем доме, через неделю – шлет шикарное платье в подарок твоей прекрасной супруге, а через месяц ты уже советуешься с ним по поводу совместных вложений кри в карьер чудесного, белого песка, – невесело усмехнулся Кандар. – Хотя последнее это только предположение.

– Репутация! – важно поднял палец подошедший за очередной бутылкой Жердан.

– Смени он гарб на обычную одежду, сбрей усы, волосы наголо… Пара татуировок на пузо – и нету больше Раскона, есть неприметный молотобоец, какой-нибудь Ноксар Большое Брюхо. – задумчиво пробормотал Брак. – Мастер кувалды из засиженного комарами… Эээ. Семиречья?

– Нет такого, – хохотнул Кандар.

– Есть, – гулко донеслось из недр подсобки, – Семиреченские шкуродеры, лучшие крокодильи кожи юго-запада. Девять перегонов отсюда, если по прямой.

– Сука. – выдохнул сероглазый, ударив кулаком по колену.

– Я уже неплохо поднаторел в местных названиях, – пожал плечами Брак, заканчивая крепить ствол крохотного скраппера. – Ляпай что угодно про реки – не ошибешься.

– Еще водопады и озера. Но мы плывем к летрийцам, там получше. Фактория называется "Лингора Фол-Шетри", что вносит приятное разнообразие в это лесное болото. Надеюсь, шарки их еще не сожрали.

– Гхм. А знаешь, как это переводится со староимперского? – вновь донеслось из подсобки.

– Раскон, не смей! – воскликнул Кандар, вскинув руку в умоляющем жесте.

– "Маленький торговый пост у лесной реки".

Брак невольно улыбнулся, глядя на пыхтящего механика. Настроение сероглазого опять переключилось, словно кто-то дернул невидимый рычаг, развернув эйносы в его голове в обратном направлении. Такой Кандар нравился калеке куда больше нахохлившегося, мрачного скептика, которым тот был в начале вечера.

Хотя, надо признаться, Брак во многом был с ним согласен. Сероглазый тоже не склонен был идеализировать, хлебнув в жизни дерьма полной ложкой, но до тупой ненависти не скатывался. Как говорил пьяненький Джус, когда глядишь на мир сквозь донышко бутылки, трудно разглядеть картину целиком. Кандар с этим как-то справлялся.

Протез, который калека машинально пытался заставить двигаться, вдруг шевельнулся. Самую малость, в той тонкой части, где на нормальной ноге располагаются пальцы. Шевельнулся – и затих, когда ошеломленный произошедшим Брак потянулся вниз к сапогу, чтобы удостовериться.

Передняя часть подошвы заметно загибалась вверх.

– Все, я решил, – разглагольствовал Кандар, привстав со своего кресла и обращаясь к аудитории. И хотя назвать аудиторией Жерданов можно было с большой натяжкой, куда большей, чем обозвать мелкую лесную ящерку грандаргашем, сероглазого это не смущало. – Раскон, ты можешь быть против, но чинить горжу у летрийцев я не буду. И Брак тоже. Там два кабака…

– Три, – поправил его Старший Жердан, слушая с явным интересом.

– Там три кабака и мы намерены посетить их все. Насвинячимся до беспамятства, затеем пару драк… Пусть будет три дня, по числу кабаков…

– Два, – бухнуло из подсобки. – Еще расторговаться надо.

– Два с половиной…

Брак их не слышал, всецело поглощенный видом грязного сапога из черной, лакированной кожи. Он отложил в сторону незаконченную фигурку, долил эйра в плошку и глубоко дышал над ней, чувствуя, как легкие заполняются синим, а во рту становится кисло.

–...ам продавай свои усы.

– Усы не трогаем.

– Сгниют же.

– Чини морозильник.

Затихший было дождь отдохнул, и с новой силой забарабанил по кровянке.

Брак напрягся, вспоминая ощущение и изо всех сил пытаясь не допустить нагревания металла протеза. Отмахнулся от прожужжавшей над ухом жирной, ошалевшей от ливня стрекозы, закрыл глаза…

И почувствовал, как мысок железной ноги медленно возвращается на свое привычное место.