Фальдийская восьмерка

Глава 18

– Пьяный?

– Не похоже. Стоит ровно, не шатается.

– Перепил малец, зарезал кого-то…

– Гхм. А свет где? Кандар, принеси окуляр, который ночной. И банку заправь.

Тихие, вполголоса, переговоры доносились до Брака будто издалека. Перед его глазами вставали старательно изгоняемые из памяти искатели во главе с жутким безглазым покойником. Как его звали? Что-то на С, или на Г. Сомрат?

Мысли путались, вытесняемые из головы одной единственной, стремительно захватывающей все его существо: “Немедленно бежать и не оглядываться”. Мертвецы с “Вдовушки” все-таки догнали свою ускользнувшую жертву, пусть на это им и понадобился целый месяц. Сверхъестественная лесная жуть, которой точно не место под лунами Гардаша, вернулась на землю в обличье бородатого лесоруба из лесной глуши. И, судя по тишине в Подречье, явно успела натворить дел.

– ..жет напали? Зря мы тут торчим поперек реки…

– Свет не глушить, эйносы не усыплять. Кто бы на них напал? До степи больше тридцати миль.

– Бандиты? Зверье? Этот, крылатый…

– Драк?

– Крыши целые. Драк бы все пожег к шарговой матери.

– Гхм.

Вернувшийся из кладовой Кандар протянул Раскону окуляр – массивный, перевитый трубками, с торчащей сбоку банкой и крохотным, в сравнении с ней, отверстием линзы. Фальдиец поколдовал над устройством, пощелкал рычажками и поднял тихо загудевший прибор к глазам. Жерданы, не дожидаясь команды, принялись звякать оружием и облачаться в гибкие панцири, сведенные из плотно подогнанных костяных пластинок. Шаркендар курил уже третью трубку, поминутно сплевывая за борт и сдавленно кашляя в кулак.

– На вышках пусто. Стена целая, ворота не выбиты. Дома… Дома, крыши целые. – бормотал фальдиец, прильнув к окуляру. – Что-то горело? Гхм.

– С мужиком что? – не выдержал Кандар. – Меня до печенок пробирает, как он на нас смотрит.

Раскон на его слова внимания не обратил. Покрутил рукоятку устройства, чем-то хрустнул и принялся осматривать реку и прибрежные заросли, подолгу задерживаясь взглядом на самых темных участках. Ночь уже рухнула на реку, окончательно сожрав все намеки на цвета, а вода только начинала разгораться голубым – на холоде эйр светился неохотно, подолгу просыпаясь и почти не испаряясь.

– Берега чистые. Либо хорошо прячутся, либо действительно никого.

– От ночника-то?

– Гхм.

– С мужиком что, Рас? – Кандар нервно пробарабанил пальцами по клешне. – Кого бы тут ждали, нас что ли? Здесь такая глушь, что можно месяц просидеть и даже вшивого плота не увидеть.

– Сюда цепы приходят. Увозят…

– Бутылки, – прервал Жердана фальдиец. – Никому в голову не придет нападать ради бутылок, пусть в них и разливают “Горные слезы”. Болезнь? Дикие звери?

– Уходим отсюда, – прокашлял Шаркендар, – К шаргу такие загадки, сам говорил.

– Раскон, ты меня вообще слушаешь? – едва не проорал Кандар, насколько вообще возможно орать шепотом. – Что с мужиком?

Фальдиец хмуро посмотрел на него, но окуляр перевел. Темнота стояла уже непроглядная, Левый и Правый не успели еще взобраться на небосвод, поэтому единственным источником света по-прежнему оставался луч фонаря, направленный на стоящего лесовика.

– Он выглядит больным. Кровь, глаза мутные… Квентийская Лихорадка? – пробормотал Раскон, подстраивая прибор. – Бледный.

– Не вздумай окликнуть, – быстро прошелестел старик. – Эта дрянь заразнее, чем Сопливая Милна из Утробушки.

– Знаток.

– Мудрец.

– Трус. – поддержал братьев младший.

Жерданы успели облачиться в панцири, натянуть поверх брони плащи и теперь распихивали по карманам всякое остро заточенное.

– Тихо, – прервал их Раскон. – Что бы тут не произошло, мне нужно в дом местного главного. Особенно, если тут что-то произошло. Обмотаем головы тряпьем, маски возьмем болотные…

– Он не болен, он мертв.

– Что?

– Этот. Бородатый. Ублюдок. Мертв, – сквозь зубы пояснил Брак. – Труп. Дохлятина, поднятая на ноги каким-то лесным дерьмом. Здесь нет ничего живого и делать нам тут нечего.

Жерданы насмешливо загудели между собой, Везим вполголоса выругался и сплюнул за борт. Фальдиец внимательно посмотрел на механика, пожевал ус и вновь поднес окуляр к глазу.

– Гхм… А похоже, – толстые пальцы споро пробежали по прибору, с щелчком заняла свое место новая линза. – Откуда знаешь? Видел такое?

– Ви… Видимо об этом трепались в кабаке последнюю неделю. В Подречье то, в Подречье это, слухи нехорошие. Кто-то упомянул, что здесь рыбака затянуло под винты, а он чудом выжил, но потерял разум, – Брак помялся, сомневаясь в том, стоит ли говорить, но продолжил. – А еще я слышал историю, совсем недавно, от канторского наемника. В лесу рухнул цеп островитян, половину команды расплескало по стенам, а с остальными вот такое…

Брак кивнул на мертвого лесовика, прежде чем осознал, что его движение все равно не увидят в темноте, махнул рукой в том же направлении. Первый испуг и ужас от неожиданной встречи с прошлым прошел и на него напала излишняя говорливость, а в движениях проявилась неестественная резкость и суетливость.

– Я тоже слышал, – подал голос Кандар. – О том, что оживают. Думал, брешут.

– Гхм. Он теплый. Холоднее обычного, но теплый. Фонарем нагрело?

– Тут полночи светить придется, – ответил старик, поднеся руку под луч света. По бревенчатой стене замелькали изломанные, темные тени.

Бородатый лесовик шевельнулся, но тут же снова замер, едва Шаркендар убрал руку от фонаря.

– Что еще знаешь? Они опасны?

– Почти ничего не знаю. Быстрые, злые. Им не нужны глаза, чтобы видеть.

Брак сбивчиво рассказал все, что помнил из короткой схватки у “Вдовушки”, преподнеся это, как историю безымянного канторца. Упомянул невероятную силу мертвецов, запросто способных заломать настоящего громилу, их скорость и запредельную живучесть.

– …ножом в затылок. Это все.

– Звучит, как одна из ночных страшилок, которые рассказывала мне на ночь мамаша.

– Мне тоже рассказывала, когда я в святошную идти…

– Отказывался. Люди косячат, Тогвий злится, потом мертвецы всех жрут под пылающим небом. Красота.

Внимательно слушавший механика Везим отошел к носу “Карги” и поднес сложенные рупором ладони ко рту. Над рекой поплыл протяжный, тоскливый звук, словно со смертельно уставшего койота заживо сдирают шкуру. Брак от неожиданности едва не подпрыгнул, а Кандар заехал себе клешней по уху и рассерженно зашипел. Мертвец встрепенулся, сделал пару шагов к реке, после чего вновь застыл неподвижно.

– На звук реагирует, – флегматично прошептал охотник, проигнорировав направленные на него злые взгляды.

От рычагов управления донеслась приглушенная ругань. Раскон укоризненно покачал головой, но промолчал. Охотник, тем временем, развязал узел на поясе, освободив узкий ремень с кожаной чашечкой пряжки. Поковырялся в ведре с галькой, приготовленной для скраппера, выбрал подходящий камень и принялся раскручивать пращу.

– Раскон, я против. – сказал Кандар, ощупывая ухо. – Оно не стоит того.

Фальдиец вновь промолчал. Набравшая скорость праща со свистом распрямилась, отправляя в полет белесый, окатый голыш. Он прошелестел над рекой и с грохотом впечатался в стену рядом с лесовиком, оставив на поверхности ошкуренной плакальщицы солидную вмятину. Бородач резко обернулся и уставился на осыпающееся со стены каменное крошево.

– Стареет Везим, руки уже не те.

– Силы есть, а глаза…

– Подводят.

– Гхм. Еще.

Охотник швырнул следующий камень. На этот раз – удачно, попав лесовику пониже спины. Вместо сочного стука по дереву, раздался тошнотворный шлепок, будто молотком по свежему мясу, но на этом различия закончились. Мертвец как стоял, покачиваясь, так и остался стоять, даже не оглянувшись. Разве что одно плечо ощутимо опустилось, и поза старательно сохраняющего подобающий вид пьяницы сменилась на позу того же пьяницы, у которого внезапно случился приступ несварения.

– В голову сможешь? – спросил фальдиец, не отрывая окуляр от глаза.

– Раскон, ты что творишь? – едва не взвыл Шаркендар. Закашлялся, старательно прикрывая рот рукавом, и добавил. – Мы не убийцы.

– Ты чем слушал Брака, старик?

– Я видел в жизни больше, чем…

– Ты видел, как человеку ломают крестец, а он молчит?

– Если ему есть, за кого молчать. – угрюмо ответил Шаркендар. И замолчал.

Следующие три камня, под напряженным взглядом восьми пар глаз, впечатались все в ту же стену. Тишина стояла оглушительная, поэтому редкие хлопки ударов разносились далеко над рекой. Жерданы ехидно посмеивались и предлагали Везиму помощь.

Четвертый ударил в затылок. Хруст ломающейся кости, куда более тихий, но куда более отчетливый, стеганул по ушам, заставив Брака непроизвольно вздрогнуть. Лесовик завалился вперед, на стену, даже не попытавшись выставить руки. Прочертил лицом по смолистому бревну, сползая, после чего затих. Кровь из разбитого лица темнела на дереве, будто огромный потек смолы.

– Хер вы так попадете, – самодовольно ухмыльнулся Везим, сворачивая пращу. – Он под дурью, не знаю какой, но ядреной. Оставьте бабкины сказки, нет такого ублюдка, который поднимется после такого.

Бородач шевельнулся, уперся руками в землю и встал, вновь повернувшись лицом к горже. В свете фонаря влажно блестели содранная до кости щека и темный провал на месте левого глаза.

Брак сдавленно всхлипнул и потянулся за ножом, впустую шаря рукой по поясу, начисто позабыв, что днем оставил канторский клинок рядом с неразобранными трофеями.

– Пойдем сейчас. Снаряжаемся, вооружаемся, банки тащим все, какие сможем. – Размеренно гудел фальдиец, снимая многочисленные перстни с пальцев правой руки. – Постараемся тихо дойти до поместья, так же тихо уйдем.

– Рас, давай хотя бы утром. Это не план, а гразгова блевотина. Что там такого ценного?

– Не мельтеши, культяпка. Ночью самое то, – осадил сероглазого старший Жердан, тщательно вытирая тряпочкой топор.

Рыжий слова Кандара проигнорировал. Он задумчиво мерял шагами плот, бренча перевязью с длинным, кривым мечом. Изредка он кидал взгляд на берег, где все еще вяло шевелились останки лесовика – братья измололи его в кашу, отрубили и переломали конечности, но пытаться нападать тот прекратил лишь после того, как младший Жердан молодецким ударом обуха размозжил кудлатую голову. На шум схватки из-за ворот выглянули еще два мертвеца, но троица шустро покинула берег, перепрыгнув с причала прямиком на “Каргу”. Возбужденные схваткой братья тихо шушукались, поводя руками и толкая друг друга в плечи.

– Мы не знаем, что здесь произошло. Но если есть выжившие – они заперлись по домам и сидят тихо. Если кого найдем, заберем на горжу. Если нет – тихо придем, заберем что мне нужно, и уйдем.

– Если будете пробираться тихо, как они узнают, что вы здесь? – резонно заметил Шаркендар. Старик спустился со своей верхотуры и с отвращением вертел в руках старенький жахатель с широким прикладом. Судя по виду оружия, оно было как минимум ровесником владельца. – Раскон, это глупость. Давай запустим маяк и свалим.

– Облака набежали, бесполезно, – ответил жующий Везим. – Можешь поорать погромче, с тем же результатом.

– Мы идем туда, – показал рукой фальдиец, обращаясь к старику. – Хочешь ты этого или нет.

– Даже голосовать не будешь? Куда тебя несет, жадная ты скотина…

– Шарк… – начал было Кандар, но договорить ему не дали.

– Гхм. Ну, давай проголосуем. Кто за то, чтобы отправиться в Подречье и вернуться с мешком кри?

Жерданы промычали что-то утвердительное. Везим покачал головой, но тоже согласился. Дольше всех думал Кандар, явно борясь с нежеланием лезть на берег, но в конце концов сдался и он, буркнув: “Я за”.

Брак тоже осознал, что его голос ни шарга не изменит, поэтому поддержал общее решение. Оставшись в абсолютном меньшинстве, старик тем не менее выпрямился, вскинул острый подбородок и громко заявил:

– Я против.

– Семь против одного, мой голос за три… Мы отправляемся в Подречье.

– Все-таки полезете, балбесы, – скрипуче выругался Шаркендар. – Горевать не буду. Мальцов жалко.

– А сам что? – усмехнулся младший Жердан.

– Уймись, – бросил ему Раскон и вновь обратился к старику. – Есть что посоветовать или будешь как в тот раз, на переправе?

Выше по реке плеснуло, крупная рыбина высунула усатую харю из воды и на лету схватила какую-то летучую мелочь. Свет шарговых глаз с трудом пробивался сквозь низкие облака, но видно стало куда лучше, чем в самые первые ночные часы.

– Что за маяк? – шепотом спросил механика Брак.

– Такая труба железная. Ставишь на торец и греешь ей жопу. Лупит в небо зеленым огоньком, высоко, – ответил Кандар. – Если заметят с цепа, могут помочь.

– Часто срабатывает?

– Поищи идиота сюда лезть. И маяки дорогие. Как средство последней надежды, когда половину твоей задницы уже сожрали, но есть шансы спасти вторую.

Шаркендар, тем временем, выкурил очередную трубку, приложился к фляге и, наконец, заговорил непривычно серьезным тоном:

– Раскон, тебе от жадности сносит башку напрочь. Только почуешь наживу – становишься как тот обосравшийся младенец – весь в говне и давай радостно кувыркаться. Не суйся туда. Хотя, все равно ведь полезешь, гнида ты островная.

– А по делу, Шарк? – спокойно спросил фальдиец.

– По делу… По де-е-елу… – протянул старик противным, блеющим голосом. – Берите рогатины, вы, трое. Не копья, а те оглобли, на шатуна. Один держит, двое рубят. Двое держат, остальные рубят. Трое держат. Если зажмут – пятку в землю и ногой придавите. Тыкалки оставьте, берите нормальные рубила. Топоры, саблю, как у рыжего. Глушила, по одному на рыло. Выбирайте то, к чему больше банок, остальное оставляйте. Берите сигналки, веревки.

– А то мы не…

– Знаем.

– Молчать, грязь. Через ворота не суйтесь. Идите вдоль правой стены до второго входа, там дорога к карьеру. Братья клином впереди, Везим и Раскон замыкающие. Один мертвяк, два, три – рубите тихо, глушила беречь. До дома по крышам, если сможете, на площадь не соваться. Фонари не жечь, пока не припрет. На рубила петли, цепляйте на запястья, чтобы не остаться без оружия. Будете внутри – окна, двери баррикадируете первым делом, дальше шебуршите сколько надо. Один Жердан на входе, двое чистят дом, комната за комнатой. Запахнет жареным, кидайте зеленую сигналку с крыши, разбужу ревуна и прикрою. Красную – заберу вас. Со мной оставляйте хромого, от него все равно…

– Нет, – отрезал фальдиец. – Он с нами.

Брак невесело усмехнулся. Задумай он недоброе, остаться вдвоем со стариком, пока остальную команду на берегу будут жрать – лучшее, что можно себе представить. Хотя Шаркендар его откровенно поразил. Куда только делся тот чудаковатый похотливый старик, гневно орущий сверху про некую Филеастру, у которой, по слухам, поперек, а на деле – как у всех. Этот Шаркендар был собран и явно зол.

– Мне нужен человек на картечницу. Или ты для красоты ее купил?

– Я могу, – поднялась в воздух железная клешня.

– Нет, – снова сказал фальдиец.

Старик качнул головой, почесал подбородок и ответил:

– Тогда нормального прикрытия не жди, только ревуна.

– Двойную долю дам.

– Нет. Сам знаешь.

– Тройную. – Настаивал Раскон.

– Учи язык, рыжий, это помогает, – помотал головой Шаркендар. – Уходите через задние ворота, там просека наискось к берегу подходит. Как доберетесь, кидайте сигналку – подберу. Может, не пойдете?

– Надо. Сам знаешь.

– Упертый недоумок, – выругался старик и предпринял последнюю попытку переубедить рыжего: – Ну хоть утра дождитесь… Не знаете ведь, куда лезете.

– Вот и узнаем, – сурово произнес старший Жердан, взваливая на плечо тяжелую рогатину в полтора своих роста. – Когда еще появится возможность упереть поселковую…

– Казну.

– Скоро просвет, – посмотрел на небо Везим. – Время.

Шаркендар горестно вздохнул и полез наверх. Загудели просыпающиеся движки, слабые, винтовые, зато тихие. “Карга” медленно, крадучись прошла выше по реке, ткнулась в невысокий обрыв тупым носом. Внизу плеснула осыпающаяся земля.

– Зажигалки возьмите, побольше, – напутствовал старик, провожая взглядом перебирающегося на берег фальдийца. Тот шел последним, не отрывая руку от рукояти клинка. – Если что – поджигайте и бегите.

– Взяли. – ответил Раскон. – Уводи горжу, Шарк. Мы ненадолго.

Брак тащился в центре отряда, сгибаясь под тяжестью мешка со снаряжением. За пределами островка безопасности посреди реки, которую олицетворяла собой “Вислая Карга”, его вновь накрыло воспоминаниями о пережитой ранее жути. Поджилки тряслись, мокрая ладонь при каждом шаге норовила соскользнуть с пропитавшегося потом древка посоха. Он из раза в раз убеждал себя, что остаться на горже ему все равно не светило, а самое безопасное место сейчас – в центре вооруженного до зубов отряда.

Все тщетно. В голове килейскими барабанами гремели прощальные слова Тордена: “Беги, дурак!”

Беги, дурак! Беги, не оглядывайся, не лезь туда, о чем ты не имеешь ни малейшего понятия! Беги не раздумывая, не давая себе времени на размышления и сомнения, прыгай в свою пустоту. Прыгай в тот самый момент, когда ощутишь на затылке чей-то холодный, равнодушный взор.

Брак, казалось, ощущал этот взгляд. Под каждым кустом, за каждым стволом плакальщицы ему чудился безглазый, всклокоченный мертвец, оскаливший зубы в нечеловеческой улыбке. Кандар, судя по серебрящемуся испариной лбу и нервным подергиваниям головы, испытывал нечто похожее. И тоже боялся до усрачки.

Первого мертвеца встретили, когда стена Подречья была уже совсем близко: настолько, что на поверхности древесины стали отчетливо видны извилистые волнистые дорожки, явно оставленные гразгами. Молодой парень лет пятнадцати, вихрастый, одетый лишь в короткие полотняные шорты, рванулся откуда-то снизу, из зарослей высокой, по пояс, травы. Рванулся – и всей массой напоролся на услужливо подставленное лезвие рогатины. Изогнутые усы поперечины с гулким стуком ударились в грудину и старший Жердан хекнул, упираясь пяткой копья. Он даже успел, походя, плюнуть в рожу мертвеца, прежде чем подоспевшие братья заработали топорами.

Заняло все от силы секунд пять. Брак даже не успел толком осознать, что произошло, а троица уже неспешно топала дальше вдоль стены, оставив за собой переломанные, подергивающиеся части изрубленного на куски тела. Подошедший Раскон потыкал в них саблей, хмыкнул и жестом велел двигаться дальше.

До вторых ворот, прячущихся в недрах буйно разросшихся по стене ползучих растений, группа дошла быстро. Что неудивительно – звание поселка было явно выдано Подречью авансом, под поручительство очень влиятельных людей: кольцо частокола, почти идеально круглой формы, тянулось, в лучшем случае, на полтысячи шагов. Да и сам частокол оставлял желать лучшего – сколоченный явно наспех, из разномастных бревен, среди которых встречались не только серые плакальщицы, но и светлые гиуры вперемешку с какими-то темными, сучковатыми корягами.

Пару встреченных на пути мертвецов братья разделали быстро и почти бесшумно, действуя слаженно и без лишних движений. Еще одного приманил на себя из леса Везим, по-хитрому ухнув и встретив метнувшегося на него всколоченного старика ударом жахателя под колени. Лезвие топора врубилось с хрустом, мертвец завалился – и был добит неуловимо быстрым ударом сабли, начисто снесшим ему голову.

– Засов, – прошептал младший Жердан, изучив тяжелые створки. – Изнутри.

– Ломать? – спросил старший.

– Подождите, – сипло ответил Брак, пытаясь отдышаться. Путь дался ему нелегко, зато страх вновь отступил – уверенность, с которой горжеводы расправлялись с мертвецами, передалась и ему.

– Петли? – подал голос сероглазый, обводя взглядом ворота.

– Петли, – кивнул Брак. – Дайте свет.

Отблеск крохотного фонаря привлек еще одного мертвеца, зато механики смогли изучить и аккуратно развести тяжелые, грубые петли, старательно пытаясь не обращать внимания на доносящиеся сзади удары и приглушенное хеканье. Оставшиеся без опоры ворота аккуратно положили навзничь братья, умудрившись не звякнуть металлической окантовкой о булыжники уходящей к карьеру дороги.

Через осиротевший проем смутно виднелась задняя часть какого-то сарая и крохотный, мощеный камнем двор, по щиколотку заваленный удивительно светлым песком. В свете выглянувшего из-за облаков Правого, песок искрился и казался кем-то небрежно выкинутой горой драгоценностей, невесть каким образом оказавшейся в этом захолустье. Пятная темной кровью девственную чистоту дворика, у стены лежал безголовый покойник с оторванной рукой, на этот раз – действительно мертвый. Везим недоверчиво потыкал его стволом жахателя, пожал плечами и принялся рыться в недрах богатой, расшитой зеленым бархатом куртки с меховым воротником, бурым от крови и топорщащимся слипшимися сосульками шерсти. Вошедшая вслед за ним троица смотрела с завистью, а младший даже цыкнул зубом, за что получил от среднего брата увесистый тычок под ребра, а от старшего – подзатыльник.

– Голтис Тельфегар, – тихо пробормотал Раскон, смерив взглядом одежду мертвеца. – Лучший стеклодув на десяток перегонов вокруг.

Он провел рукой по усам, отвернулся и вполголоса выругался. Закончивший мародерить Везим сноровисто упихал в поясную сумку нечто мелодично звякнувшее, хрустнул шеей и задумчиво осмотрел крышу сарая. Подпрыгнул, уцепившись кончиками пальцев за край торчащей наискось балки, не удержался и мягко приземлился на песок. Крыша заходила ходуном, заставив механиков вздрогнуть, а Жерданов – крепче взяться за рогатины.

– Кровянкой крыли, – мрачно буркнул охотник. – Поверху не пройдем. Все как всегда – живем в дерьме, жуем дерьмо, зато носим бархат.

– Ты еще и носишь дерьмо, Везим. – доверительно сообщил ему Кандар.

– И пахнешь…

– Тихо.

Раскон, с неожиданным для его грузной фигуры изяществом, прокрался к углу сарая и осторожно выглянул на главную и единственную площадь Подречья.

В общем-то, кроме окруженной кольцом домов площади, в поселке больше ни шарга не было. Венец лаконичности, куда до него вольготно раскинувшемуся Приречью с его хаосом разномастных лачуг, куда там факториям остовитян с их упорядоченной до зубовного скрежета планировкой… Десяток построек и традиционно-ржавый бак в центре площади, поднятый высоко над землей, увешанный крестовинами конденсаторов и служащий на редкость неуютной наблюдательной вышкой. Вот и все Подречье, не считая пристани и ютящихся под стенами палаток промысловиков и лесорубов.

И сейчас вся площадь кишела мертвецами. Застывшие каменными изваяниями фигуры были повсюду, торчали столбиками рядом с баком, у ворота лебедки, под широким навесом, где неопрятной грудой валялись рассыпанные бутылки синего стекла… Облака почти рассеялись, и света двух глаз вполне хватало, чтобы разглядеть залитые бурым одежды, переломанные конечности и кровавые потеки вокруг многочисленных ран. Один из покойников так и вовсе стоял обнаженным, прикрывая бледное, худое тело лишь рукояткой торчащего из груди ножа.

– Через площадь не пройдем, – заключил Раскон, закончив осмотр. – Навалятся. Нам нужно вон в тот двухэтажный дом, он здесь один такой.

– Вдоль стены? – с затаенной надеждой спросил Кандар.

– Встрянем, особенно с хромым, – проворчал Везим, хмуро взглянув на Брака. – Там заборы в каждом дворе, псины…

– Лая не слышно. Их, похоже…

– Схарчили уже.

– Все равно не пройдем.

– Гхм.

Короткое совещание прервало задумчивое хмыканье фальдийца. Он прошелся по двору, проминая драгоценный песок подошвами не менее драгоценных сапог, и уставился поверх крыш в сторону реки. Из лесу донеслось глухое уханье какой-то ночной птицы.

– Может, ворота на место поставим? – спросил Брак, нервно оглядываясь. Темнеющий за частоколом лес пугал его куда сильнее, чем забитая тварями площадь. – Прислоним в проеме, засовом скрепим. Отсюда открыть – секунда, а снаружи не вломятся.

Раскон кивнул братьям и те, с величайшей осторожностью, принялись возвращать ворота на их законное место. Везим пожал плечами и, немыслимо скрючившись, ввинтился в узкую, темную щель между стеной и сараем.

– Теряем время, – скривился фальдиец, когда засов занял свое место, а вынырнувший из темноты охотник виновато развел руками. – Готовим сигналку, пусть старик будит ревуна.

– Красную? – уточнил Кандар.

– Зеленую. Мы еще не уходим.

Искомая сигналка нашлась в сумке у Брака – тряпичный мешочек размером с кулак, плотно набитый чем-то сыпучим и перевязанный зеленой лентой. Следуя инструкциям Кандара, калека скрутил из толстой проволоки примитивный крепеж на жахатель, подвесив мешочек прямо напротив дула. Учитывая невеликие размеры капитанского жахателя, смотрелась такая конструкция донельзя нелепо. Волна нервных шуточек про маленький ствол маленького механика, впрочем, быстро утихшая, погасила накопившееся от долгого ожидания напряжение. Братья, успевшие к тому времени пустить по кругу фляжку, подобрались, обменялись перепутанными рогатинами и зуботычинами, после чего замерли напротив единственного выхода на площадь, заблокировав его наконечниками копий.

– Готово, – пробормотал Брак, сводя вместе перекрученные концы проволочек. – Жахать?

– Последние мозги себе свел? – рассерженно прошипел Везим, вырывая оружие у него из рук. Придирчиво осмотрел, подправил крепеж и повернулся к Раскону.

– Два дома, – сказал фальдиец. – Лучше три.

Охотник кивнул и скрылся в знакомой щели. Лишенный оружия Брак поежился, мысленно костеря себя за длинный язык и глупость. Пусть и оправданную жуткой ситуацией, приправленную давними страхами – но все равно глупость. Кандар молча похлопал его по плечу и протянул свой запасной жахатель – короткий, массивный, с чересчур толстой рукоятью, явно сведенной не под размеры человеческой руки. Брак принял оружие и с благодарностью кивнул.

– А вот это все тоже есть в договоре? – спросил он, примериваясь к неудобному оружию. – С шарговыми мертвецами и ночными авантюрами непонятно ради чего?

– Уверен, это подпадает под: “Не указанные выше обязанности, несущие прямую или косвенную опасность для нанимателя и… Эээ, работника, нанимаемого? Оплачиваются сдельно по окончании работ, в зависимости от…”, – сбивчиво процитировал Кандар.

– В зависимости от чего?

– А я помню? Но про мертвецов Раскон наверняка добавит, если выживем.

Жахнуло минуты через три. Причем не где-нибудь, а почти на противоположном конце поселка, рядом с основными воротами. Сверкнуло синим, по ушам запоздало ударил басовитый хлопок, а в воздух над домами поднялось облако стремительно разгорающейся зеленым взвеси. С каждой секундой яркость свечения нарастала, клубы изумрудного дыма вскарабкались на высоту десятка человеческих ростов, высветив дырявые крыши и покосившуюся надвратную вышку, прежде чем сияние так же быстро утихло, осыпавшись на поселок струйками зеленого дождя.

– Водоросли? – шепотом спросил Брак, невольно улыбнувшись знакомой по ночным перегонам картине.

– Водоросли, – утвердительно кивнул щурящий глаза Кандар. – Надеюсь, эта лесная гнида не вернется.

– А есть шансы? С чего вообще такая нелюбовь?

– Шансы есть всегда, но не в этом случае. А не люблю я его, потому что он гни…

Окончание фразы сероглазого сожрал проснувшийся ревун. Протяжный, вибрирующий гул разносился с реки, усиливаясь с каждой секундой, отражаясь от деревянных стен и заставляя нестерпимо зудеть челюсти. Брак привычно сжал зубы, подивившись знакомым ощущениям – ревун горжи, если и уступал эйносу “Мамаши” в громкости, то совсем ненамного. Разве что звук был куда более высокий, и оттого резал уши и кривил лица, вместо того, чтобы вызывать почтительный трепет.

Мертвецы на площади, до этого привлеченные светом и грохотом разогнанного эйра, рванули к реке. Под плывущие над поселком звуки оглушительного сопрано “Вислой Карги” распахивались двери, прорывались, словно дешевая бумага, несгибаемые стены из кровянки, летели крупные осколки стекла, которым было забрано едва ли не каждое окно в Подречье. Покойники лезли отовсюду, восставали из грязных куч тряпья, из канав и просто с земли. Отряхивались по-собачьи, безошибочно находили источник звука и бежали туда, толкаясь плечами и с нечеловеческой прытью перепрыгивая препятствия.

Проработав с полминуты, ревун затих, оставив в головах наполненную звенящим шумом пустоту. Задержавшиеся на площади твари замедлились, но не остановились, уверенно двигаясь в сторону ворот.

– …тот шаркает смешно. Да и вообще, похож на нашего…

– Деда. Смотри, ножку подволакивает. Шарк, шарк, шарк…

– Шарк!

Братья говорили в голос, не скрываясь. Соткавшийся из воздуха охотник бросил калеке украшенный останками проволоки жахатель и поднял за лезвие топора свой, прислоненный к стене. Раскон кивнул Везиму, сероглазый едва заметно поморщился и протянул клешню за своим оружием. Брак отдал чужой жахатель и завозился, меняя пустую банку.

– Шарк…

– Хватит.

Фальдиец вытащил из ножен саблю, попрыгал на месте, разогреваясь. Ночной холод подкрался незаметно, до того лишь намекая о себе вырывающимися при дыхании облачками пара. Теперь же, пока горжеводы неподвижно стояли во дворике, мороз разгулялся, выстудив конечности, и, пока еще несмело, покусывая за лица.

– Еще полминуты, – сказал Везим, что-то высчитывая. – Пусть все ублюдки уйдут.

– Шарк, шарк…

– Шарк. Гхм.

К двухэтажному бревенчатому дому шли быстро, не скрываясь, прямо через площадь. Брак едва поспевал за группой, но не отставал, благо Кандар подставил ему плечо и идти стало куда легче. С реки вновь надрывался ревун, говорить стало невозможно – но это и не требовалось. Одинокого безногого мертвеца, зачем-то ползущего в противоположном от ворот направлении, приняли в топоры братья. Обнаглевший Везим, довольный собой настолько, будто это он сам, единолично, выгнал с площади всех тварей, даже разбудил тяжелый фонарь со снятым отражателем, подарив ночному Подречью цвета и расчертив дощатый настил изломанными линиями теней.

Дверь первого этажа, тяжелую, сколоченную из плотно сбитых и отлично подогнанных досок, украшала металлическая табличка с неразборчивой надписью и трогательный венок из голубых цветов, висящий на причудливо изогнутом серебрянном гвоздике. Лепестки уже ощутимо подвяли, а нижняя часть венка выглядела так, будто ее пытались попробовать на вкус чьи-то не слишком острые зубы.

Жердан подергал латунную ручку, с размаху ударил ногой куда-то снизу, но дверь его потуги высокомерно проигнорировала. Брак подступился было, потянулся рукой к петлям, но его грубо отпихнули в сторону. Раскон взмахнул руками, отгоняя всех от входа в дом, и сам тоже отошел, прижавшись к стене и внимательно глядя в сторону главных ворот. Над рекой, чиркая синевой по деревьям и шугая ночных птиц, гулял луч света главного фонаря “Карги” – старик Шаркендар делал все, чтобы отвлечь внимание мертвецов от поселка.

Старший брат встал напротив двери и воткнул рогатину в землю, сменив ее на болтавшийся за спиной тяжелый двуствольный жахатель чудовищных размеров. Поплевал на руки, прикрыл лицо рукавом и, не глядя, жахнул перед собой, уперев приклад в живот. Его пошатнуло отдачей, поток синего света расплескался по двери, самым краем задев стоящих у стены людей и осыпав все вокруг обрывками цветочных лепестков. Сама дверь устояла, хотя и перекосилась, чего нельзя было сказать о попавших под разогнанный эйр людях.

Жердан Младший поднялся на ноги, вытряс их волос частички синего, ковырнул в ухе и показал большой палец.

Раздосадованный неудачей взломщик разогнал вторую банку, на этот раз – успешно. Дверь унесло куда-то вглубь дома, по улице китовым фонтаном хлестнуло облаком щепы и мелкой древесной пыли, а со второго этажа обрушился водопад стекла, выбитого ударной волной с длинного, во всю стену, крытого балкона. Бесчисленная острая мелочь дробно пробарабанила по плащу и костяным пластинам, кусок дерева, размером с ладонь, врезался в нагрудник и срикошетил куда-то вверх, вращаясь со скоростью пропеллера флира. Жердан, не удержавшись, упал на задницу. Вытащил из темечка засевший там длинный стеклянный осколок, гордо показал его братьям и широко ухмыльнулся. По его лицу стекала тонкая струйка крови, ныряя куда-то в недра брони. Везим брезгливо сплюнул и постучал себя по лбу кулаком.

На реке вновь уснул ревун.

Гостиная, где механики помогали старшему Жердану бинтовать голову, пока его братья спешно приколачивали на место изуродованные останки двери, живо напомнила Браку последствия работы исполинской баданги гигатрака в ту памятную ночь. Там тоже разнесло по внутреннему двору все, что не было намертво сведено к полу, включая людей. Разбилось все, что могло разбиться, пушистый ковер скомкало у стены, как грязную тряпку, ажурные занавеси на республиканский манер изодрало в ажурные клочья невнятного происхождения, а выплеснувшееся из каменного очага облако золы завершило картину разгрома широкими, грязно-серыми мазками. Раскон бродил кругами, не убирая саблю, явно что-то припоминая. Занявший единственное, чудом уцелевшее плетеное кресло Везим жевал какую-то дрянь с пола, блаженно щуря глаза и причмокивая.

– Что ищем, Рас? – спросил Кандар, удерживая рукой конец окровавленной тряпицы. – Может, скажешь уже?

– Сундук… Нет, ящик. Квадратный такой, серебристого металла с гравировкой. Гхм… Розы? Латунная ручка, вроде бы, – фальдиец задумался, помотал головой и выругался: – Сиськи Мальтизы, не помню. Нужны договора, вроде ваших, они должны быть в одном месте. Наверняка спрятаны, но Филрой никогда не отличался особой фантазией.

– А ценности? Эти, эээ…

– Деньги, кри, камни, эйносы? – кое-как вколотил последний гвоздь младший Жердан и повернулся к остальным.

– Гребите все, потом разберемся. Поищите, тут должны быть мешки…

– У меня с собой.

– У меня тоже.

– Тогда ищите, но договоры в первую очередь! – приказал Раскон, ковыряя сапогом обломки некогда очень ценной вазы. – Если найдете торговые и портовые записи, тоже тащите. Вообще, берите каждую книгу, если она без картинок, стаскивайте любые ценности сюда. Ходите по двое, не жахать, пока ревун остывает. Если нападут, кричите, мы услышим.

– Но Шаркендар говорил…

– Старик много что говорит.

Одобрительный гул голосов пронесся по гостиной. Жердан старший, не дожидаясь конца перевязки, резко встал, в одно движение стянул узлом болтающиеся концы тряпки и вынул из петли топор. Братья повторили его жест, и вскоре все трое скрылись в боковом коридоре, оставив в гостиной замысловатую конструкцию из трех переплетенных усами рогатин.

– Я на второй этаж, там вроде был кабинет, – пробормотал рыжий. – Везим?

– Угум, – прочавкал охотник, поднимаясь с кресла. – Где тут кладовая? Хочу еще этого сушеного дерьма.

Кандар сдавленно хрюкнул вслед поднимающемуся по лестнице охотнику и на прощание помахал рукой источающей злобу спине.

– Разделяться ночью в темном доме, где за любой дверью тебя может поджидать кровожадная тварь… – пробормотал Брак, будя светильник. – Херовая идея. Я знаю с десяток историй, которые так начинались, и все они заканчивались одинаково плохо.

– Кровожадная тварь ушла наверх с Расконом, а на первом этаже бродят еще три. – успокаивающе похлопал его по спине Кандар, медленно сжимая клешню вокруг рукояти жахателя. – И, если мы не поторопимся, на нашу долю крови не достанется.

– Все трофеи же в общую кучу идут?

– Только, если они не в карманах. Всегда читай договор, Брак, там все есть.

– Там такого нет, я бы запомнил.

– Читай между строк.

По наспех заколоченным изнутри окнам и кое-как сведенным решеткам чувствовалось, что в доме пытались держать оборону. А, судя по тем же решеткам, только вырванным с мясом и валяющимся на покрытом лаком полу – пытались безуспешно.

Левое крыло, куда отправились механики, не отличалось размерами и сложной планировкой, представляя собой обычный прямой коридор с дверями, зато ярко выделялось богатством убранства. Богатством того бесполезного толка, которое при любой стычке страдает самым первым, превращаясь в пыль от малейшего прикосновения. Цветное стеклянное крошево, еще совсем недавно бывшее драгоценными ребристыми графинами и пузатыми декантерами, обломки ножек высоких бокалов, так и норовящих вонзиться в ногу… Даже чудом уцелевшие ноги стеклянной статуи в рост человека, изображавшей статную полуголую красавицу. И все это в одной единственной комнате, явно служившей для хозяина дома местом отдохновения.

– Этот Филрой любил стекло, я погляжу, – поцокал языком сероглазый, оглаживая взглядом наполовину уцелевший бюст, – Во всех его формах. Зачем такому эстету жить в такой глухой жопе?

– Песок.

– А, точно, – ухмыльнулся однорукий, дробя клешней обломки статуи. – Будь я садмом, тоже жил бы на золотой горе. Везучий ублюдок.

Брак его легкомысленного настроения не разделял, сосредоточенно сгребая уцелевшие стекляшки, которые выглядели достаточно дорого и недостаточно хрупко для холщового мешка. Ему было муторно. Это Кандар с восхитительной легкостью и непринужденностью перескакивал из состояния испуганного до смерти зверька в беспечного балагура и обратно, а вот бывший Котобой так не мог. Пусть страх перед ожившими мертвецами притупился, да и смерти он не боялся, но гнетущая атмосфера Подречья сказывалась. Да и не нравилось Браку то, чем приходилось заниматься – при найме на горжу он давал себе зарок, что будет согласен на любую работу, лишь бы за нее достаточно платили, а в конце пути она привела бы его в Яму до наступления зимы. Но хладнокровно грабить поселок, дом, в котором еще вчера могли играть дети, слушая доносящиеся из соседнего крыла звуки молодецкого хеканья…

Оживших покойников они так и не встретили. Было похоже, что при первых звуках ревуна местные обитатели ломанулись в то самое выбитое окно, оставив на разграбление половину дома. Наверху и в соседнем крыле дела обстояли не столь радостно, потолок изредка сотрясали тяжелые удары и звон стекла, сопровождаемые приглушенной руганью. Хотя, судя по молчащим жахателям и отсутствию криков о помощи, дела у остальных шли хорошо.

Тихую спальню, явно непонаслышке знавшей женскую руку, с переломленной пополам двуспальной кроватью и розовыми занавесками, душевую и благоухающий чем-то хвойным туалет механики осмотрели быстро. Заветной коробочки нигде не было, хотя Кандар, для порядка, простучал украшенные затейливой резьбой стены стволом оружия и сорвал висящие в спальне гравюры, изображавшие заснеженные горы. Зато мешок пополнился горсткой золотых и серебряных украшений, несколькими книгами и всякой ценно выглядящей мелочевкой. Кандар порывался утащить очередную статую интересной формы, но под укоризненным взглядом напарника сдался и вернул стекляшку на постамент.

А вот в комнату, которая не могла быть ничем, кроме детской, механики не пошли. Заглянули с фонарем, отшатнулись от радостно лыбящегося медного солнышка на стене, и не сговариваясь, прикрыли двери. Искусно сведенные на лице светила глаза, ясно различимые даже сквозь залившие их густые, бурые потеки, смотрели вслед грабителям с немой укоризной.

Доносящееся сквозь потолок радостное гудение Раскона отнюдь не улучшило стремительно рухнувшее под откос настроение. Даже Кандар выглядел подавленным, а Брак так и вовсе сверлил взглядом последнюю дверь, борясь с невыносимым желанием немедленно уйти.

– Не хочу, – наконец выдохнул калека, убирая пальцы от ручки. – Хватит.

– А если там живые? – пробормотал Кандар, не делая, однако, попытки открыть дверь.

– Если там живые, твой любимый Везим потыкает в них ножичком, и они станут мертвыми, – зло ответил Брак. – А потом они встанут, и их с улыбками изрубят топорами три непробиваемых ублюдка.

– За что? Мы ведь можем…

– А зачем, по твоему, мы поперлись сюда ночью, почти без подготовки? Ревун при свете дня не работает или что? Горжа не плавает, а топоры не рубят? – язвительно спросил калека. В голове у него зарождался неуловимо тихий перезвон колокольчиков.

– Мертвецы плохо видят, наверное… А-а-а. – протянул Кандар. – Мертвецам плевать. А вот люди видят плохо.

– Угу.

– Сука Раскон. А ведь старик его отговаривал.

– Угу. – буркнул Брак, испытывая нешуточное облегчение от того, что не придется ничего объяснять. За годы знакомства он слишком привык общаться с Логи, разум которого иногда напоминал буксующий на грязном подъеме трак с двумя прицепами – без посторонней помощи тот не мог сдвинуться ни на палец, а как только подыхал движок – грузовик уныло сползал в хлюпающую грязь.

Скрип проминающейся под тушей фальдийца лестницы был слышен, казалось, по всему дому. В конце коридора, выходящего прямиком в разгромленную гостиную, заплясали отблески света.

– Вернулся, – констатировал Кандар. – Пойдем, я ему выскажу.

– Зачем? – не понял Брак, по-прежнему сверля взглядом ручку двери. – Тебе с ним надоело? В первый раз такое?

– Гразгова блевота… – выругался сероглазый и саданул клешней по стене, оставив глубокую вмятину. – Мне от Раскона нельзя. Разосремся на ровном месте хер знает ради чего, а мне потом новую горжу искать.

– Или Везим.

– Или Везим, – согласился Кандар.

Гул голосов из гостиной усилился.

– Пойдем заглянем, – решил Брак, вновь берясь за ручку. – И сразу назад. Вдруг там твоя гора золота лежит, дожидается.

– Или мастерская. Хотя, я сомневаюсь, что ты поможешь мне ее утащить, – просветлел лицом сероглазый, вновь нацепляя маску шутника. – Как бы ноги не подломились.

– Лишь бы хватило рук все унести. – криво усмехнулся калека, осторожно приоткрывая дверь.

Горы золота не было, как и мастерской. Последняя дверь вела в крохотную, шагов семь в поперечнике, кладовку без окон и темную, как недра гигатрака. Свет фонаря выдрал из мрака аккуратно развешанную одежду, какие-то ремни, смирно лежащие на полках причудливые шляпки, цветастые тряпки и прочие принадлежности излишне богатой жизни.

– Хлам, – выдал свой вердикт Брак, порываясь закрыть дверь.

– Обожди, торопыга, – хрипло проскрипел Кандар, явно изображая Шаркендара, – Этот хлам вполне может стоить дороже, чем разрядники с того фелинта. Погляди, какой восхитительный отрез канторского шелка пошел на это бесподобное платье! Между прочим, республиканский крой, даже с вырезом.

– Сам в нем и копайся, если разбираешься. Водой полей, подпали, пошепчи…

– Зачем водой? – не понял сероглазый, любовно потирая полу платья между пальцами.

– Шелк проверить, вдруг подделка. Пойдем, хватит здесь торчать.

– Дай хоть сапоги поищу, повелитель! – взмолился Кандар, картинно падая на колени и копаясь в обувке. – Смиренный раб истово умоляет позволить ему… Стой!

Уже начавший выходить Брак резко обернулся – последнее слово сероглазого прозвучало абсолютно серьезно, что совершенно не вязалось с предыдущим, шутливо-плаксивым тоном.

– Свети сюда. Здесь люк, – перешел на громкий шепот Кандар, копаясь у самого пола. – На засове. Готов поспорить на вторую руку, что слышал голоса.

– Не вздумай, – предостерегающе вскинул руку Брак, отступая назад. Из коридора что-то приглушенно спрашивал фальдиец.

– Я просто гляну, – пробормотал сероглазый, возясь с засовом. Глаза его лихорадочно блестели. – Если там живые, уговорю рыжего убл…

Неподъемная крышка подпола взлетела вверх так быстро, будто за кольцо тянул не увечный горжевод, а разъяренный шатун или могучий даргаш.

Кандара откинуло к стене, стойка с одеждой подломилась и рухнула, взмыли в воздух белые кружевные панталоны. А из темного провала погреба на него уже летела некогда красивая женщина в легкомысленном голубом платье. Скрюченные пальцы со стертыми до костей ногтями ударили раз, другой, уродуя дорогой канторский шелк красными потеками. То ли поняв бесполезность своих действий, то ли следуя еще каким шарговым соображениям, тварь прекратила атаковать руками и навалилась на орущий и вяло шевелящийся ворох одежды, явно собираясь пустить в ход зубы.

Время для Брака снова замедлилось, как тогда, на скиммере. Не в силах пошевелиться, он, словно со стороны, наблюдал за тем, как сжимается уродливая металлическая клешня вокруг не менее уродливой рукояти, как медленно двигается искусственный палец к слишком большому для обычной руки спусковому крючку… И так же медленно к нему приходило осознание происходящего. А потом он все понял и заорал.

– Нет!

Натянутое до предела время отпустило туго скрученную пружину и распрямилось.

Вторя истошному крику калеки, в крохотной каморке ослепительно сверкнуло синим, а через мгновение Брака вышвырнуло из прохода многократно отраженным от стен эйром. Больно приложившись спиной об стену, но оставшись благодаря этому на ногах, он смотрел будто сквозь мутную, вращающуюся во всех направлениях сразу пелену. И видел страшное.

Оглушенная тварь, лежащая ничком в самом центре пестрого урагана драных тряпок, неловко встала на четвереньки. Помотала головой, словно принюхиваясь, и начала поворачивать голову вправо. Туда, где неподвижно лежал у стены Кандар.

Брак шатнулся вперед, чудом при этом не упав, глядя в одну единственную точку и прилагая неимоверные усилия, чтобы удержать на ней стремящийся уплыть куда-то в сторону взгляд. Маленькую, крохотную и подвижную точку, украшенную кокетливой родинкой, чуть ниже аккуратно заколотого пучка светлых волос, и чуть выше грязного кружевного воротника голубого платья.

Он не понял, как в руке оказался нож, но это не имело никакого значения. Простая, по сути своей, задача – сделать пару шагов вперед, наклониться и совместить две точки. Для опытного механика – раз плюнуть, даже ребенок справится. Медленно, аккуратно, маленькую острую точку к другой, бледной и слегка грязной. И надавить.

Рукоятка ножа забилась в ладонях и тут же затихла. От прикосновения к мертвой женщине руки свело знакомым леденящим оцепенением и Брак со стоном откатился в сторону, на мгновение увидев шальные, расширившиеся до радужки зрачки Кандара и тонкую струйку крови, стекающую у него из уха.

Раскон грузно вломился в кладовую, пинком отбросив покойницу в сторону. Замахнулся было саблей, но вдруг замер, прислушиваясь. И, словно кнутом, неуловимо быстро хлестнул самым кончиком лезвия над провалом в полу, отсекая слишком маленькую для взрослого человека белокурую голову. Глухо стукнуло рухнувшее внизу тело. Не останавливаясь на этом, фальдиец одним ударом сбросил в погреб неподвижную женщину и захлопнул люк. Лязгнул тяжелый засов.

Дышал Раскон тяжело, рыжие усы гневно топорщились. Он помог Браку встать, мельком взглянув на окровавленный нож в его руке, и рывком поднял на ноги Кандара. Сероглазого шатало, словно пьяного, он с огромным трудом держался на ногах и что-то невнятно мычал, поминутно заваливаясь в сторону. Подоспевшие братья подхватили его под руки и потащили в гостиную.

Фальдиец откопал из кучи тряпья опустевший жахатель, выругался сквозь зубы и пошел вслед за тяжело хромающим калекой, тянущим за собой грубый холщовый мешок. Нож из руки тот так и не выпустил.

– Ублюдки собираются на площади, – проворчал выглянувший наружу Везим, – Какой недоумок их разбудил?

– Шарк, шарк.

– Заткнись. Где шаргов ревун?

– Шарк.

– Шарк.

Везим по-звериному зарычал и заткнул уши. Сидящие вокруг мешков с добычей братья довольно осклабились.

– Как он? – спросил Раскон у склонившегося над Кандаром калеки.

– Наверное не сдохнет, – пожал плечами Брак, растирая онемевшие колени. В медицине он разбирался примерно так же, как в астрономии – то есть мог разглядеть на небе Левого и Правого, а здорового человека отличить от мертвеца. Хотя, после сегодняшних событий он и в этих основополагающих вещах начал сомневаться.

Однорукий что-то невнятно пробубнил и прикрыл глаза, откинувшись в плетеном кресле – стоять он по-прежнему не мог.

– Нужно уходить, немедленно. Свое мы взяли, – заключил Раскон. – Сколько там мертвецов?

– Два… десятка. Может больше, – вновь выглянул наружу охотник, – Принюхиваются, идут сюда.

– Не вытянем, – покачал головой старший Жердан. – Еще этого…

– Тащить. Шарк, шарк, вялыми ножками по камушкам.

– Пускайте сигналку. Красную.

Охотник кивнул, отобрал у Брака сумку и полез на чердак, откуда через минуту раздался приглушенный хлопок.

– Да где этот шаргов ревун? – прорычал Везим, привалившись плечом к двери в левое крыло.

Ответом ему стал тяжелый удар с той стороны, рванувший удерживающую дверь веревку и едва не выломавший петли. Продышавшийся эйром Брак пытался укрепить хлипкую преграду валяющимся в гостиной хламом, но получалось у него плохо – изящные столовые приборы не призваны удерживать напор оживших мертвецов, да и сводить выходило уже с огромным трудом. Сказывалась дикая усталость и проклятое онемение, добравшееся до затылка.

Грязно ругающийся охотник дождался следующего удара, просунул в появившуюся щель дуло жахателя и спустил пружину, вызвав очередное сотрясение бревенчатых стен поместья. Таких гулких ударов за последние минуты было уже немало, с потолка давно осыпался весь скопившийся там мусор, а стены гостиной лишились всяких намеков на украшения. Получивший передышку Брак принялся спешно сводить под дверь широкий клин из глубокой оловянной миски.

Оборону держали уже с десяток минут, истратив почти все заполненные банки и годовой запас удачи. Привлеченные сигналкой мертвецы перли безостановочно, ломились в заколоченные двери и окна. Просвета не было, да и остановить их не получалось – сквозь ведущие наружу щели выходило просунуть лишь самый наконечник копья, на которые покойникам было насрать, либо дуло жахателя – для которых стремительно кончались припасы.

Входная дверь, нормально закрепить которую братья поленились, теперь мстила им за столь небрежное отношение – прогибалась от ударов, трещала и с жутким скрежетом вытягивала из бревен удерживающие ее гвозди.

– …Опа! – орал Кандар, пытаясь перезаправить жахатель. Рука у него тряслась, а голову постоянно клонило на сторону.

– Еще сигналку! – рявкнул Раскон, удерживая своей тушей дверь и вслепую тыкая саблей наружу.

Сигналок больше не было. Истратили обе красных и даже одну зеленую, но все чего добились светящиеся дымные грибы – привлекли еще больше мертвецов. Ломились даже сверху. Одного такого, скатившегося по лестнице мужика средних лет в драной кожаной куртке, принял на рогатину один из братьев, а добивать пришлось Браку все тем же ударом ножа в затылок – остальные были заняты.

Младший Жердан, сбиваясь и путая слова, бубнил тогвианскую отходную.

– Вмешиваться надо в подходящий момент, – говорил Логи помятому Браку, мясисто вбивая кулак в лицо очередному задире, – Иначе это обесц… обс… Иначе хер оценят, скоты неблагодарные.

Смотрел он при этом почему-то на калеку.

То ли вздорный старик Шаркендар жил по тем же неписаным правилам, то ли попросту проспал все неподходящие моменты, но недооценить его вмешательство в безнадежную оборону было невозможно. Сначала потянуло дымом, жирным и вонючим, заставив столпившихся у дома мертвецов замедлить атаки и начать тревожно принюхиваться.

А затем подала голос “Карга”. Но не бесполезным в такой ситуации ревуном, а раскатистым, хлестким и басовитым баритоном скраппера. По стенам дома что-то простучало, а с улицы раздался протяжный скрип выдираемых с мясом гвоздей, завершившийся гулким ударом об землю. Таким, какой могли бы вызвать падающие на утоптанную землю бревна частокола. В свежий пролом ворвался луч фонаря, мгновенно привлекший внимание мертвецов. Головы начали поворачиваться, затянутые мутной белесой пленкой глаза искали нового участника представления.

Раскон отвалился от двери, переводя дух. Его великолепные усы слиплись от пота и обвисли неопрятными сосульками, а лицо раскраснелось до цвета свеженачищенной меди. Куда-то запропастившийся в последнюю минуту Везим неожиданно обнаружился у лестницы, злобно терзающим заклинившую пружину оружия.

– Семь, восемь… – бормотал под нос калека, машинально считая секунды до переснарядки огромного жахателя. Несложный процесс – всего-то надо сменить пробитую пластину, засыпать свежую порцию снарядов и дождаться, пока компрессор заполнит камеру эйром. Кандару удавалось справиться за полминуты. Браку – за двадцать три. Вместе они справлялись за пятнадцать.

Шаркендар управился за девять. И ночь превратилась в день.

Рассерженно жужжащая картечь влетела в дом прямой наводкой, вышибая из бревен крупную щепу вперемешку с каменным крошевом. Попавшие под удар мертвецы повалились, перебитые галькой кости ломались, ноги хрустели и складывались, словно попавший под колеса трака пустырник. Уцелевшие рванули к реке, остальные медленно ворочались в изрытой, пропитанной кровью грязи.

А часы в голове Брака уже отсчитывали очередную девятую секунду.

– Уходим! – крикнул Раскон, щурясь от очередной вспышки, проникшей в гостиную через свежие дыры в досках.

– К воротам?

– К реке, недоумок! Держись, Шарк…

Побег из обреченного дома Брак едва запомнил. Пылал частокол, пылали ближайшие к реке дома, горящая кровянка крыш сворачивалась и извивалась, как живая, истекая чадящей красной смолой. Над рекой гремела канонада сольного выступления “Вислой Карги” и ее гениального музыканта. Картечь била по берегу, по мертвецам, камни свистели в опасной близости от беглецов – но не задевали. Разве что барабанили осколки по костяной броне Жерданов, с топорами наперевес прорубающих дорогу остальным.

Кандара тащили фальдиец с Браком. Раскон, к тому же, пер на себе мешок с самой ценной добычей. Второй мешок тащил истративший последние банки Везим. Воздух пропах эйром и дымом.

До пролома добрались так быстро, как смогли, оставив за собой просеку среди оживших мертвецов. Некоторые уже вставали, остальные пытались ползти, тянули пальцы и пытались хватать за ноги. Время на таких тратили не больше, чем требуется топору на то, чтобы с размаху садануть вниз. Рыжий на мгновение задержался, сунул руку в сумку калеки и, широко замахнувшись, метнул в разгромленное поместье раскаленный докрасна шар. На втором этаже занялось пламя.

“Вислая Карга” вновь замолчала, но ее помощь уже не требовалась – пологий берег покрывал настоящий ковер из разорванных тел. Скраппер с такого расстояния не ранит, он перемалывает живую плоть в фарш и живописно разбрасывает ее по округе. И может, при определенной удаче, свалить холостой вспышкой даже тяжелый частокол.

Сама горжа взрывала толкателями светящуюся воду и поднимала фонтаны голубых брызг, упорно пытаясь вылезти на берег. Изуродованный, смятый нос плота, украшенный покосившейся статуей, палец за пальцем отвоевывал у берега клочки земли. Какой-то мертвец, подмятый под многотонной махиной, упрямо царапал мокрый корпус, стремясь выбраться на палубу.

– Никогда не думал, что буду так рад ее видеть, – выдохнул младший Жердан. Обернулся в сторону поселка и заорал:

– Шарки!

– Ходу, ходу! – рявкнул Раскон, оглядываясь. И подкрепил слова личным примером, тяжело пробежав по пляжу и запрыгнув на палубу. Остальные последовали за ним. Старший Жердан прикрывал собой пыхтящего под весом Кандара калеку, щедро растрачивая последние банки на темнеющий мертвецами пролом в стене.

Фальдиец прокатился по палубе, мельком взглянув на устало привалившегося к скрапперу старика, взлетел на пристройку и одним ударом выбил кривую железяку, заклинившую рычаги толкателей. Грязно выругался, с натугой перекидывая их назад.

Надсадный гул с кормы стих. Стих лишь затем, чтобы через секунду возобновиться с новой силой. Под палубой взбурлило, в стороны от плота ударили кипящие потоки пены и мелких полупрозрачных льдинок. Толкатели, обиженно воя и ведрами поглощая эйр, принялись с противным скрежетом выдирать горжу с берега. Нехотя, медленно, словно отыгрываясь за столь небрежное отношение к их честному труду.

Брак залезал на палубу последним, стоя по пояс в ледяной воде и уцепившись обеими руками за шею статуи. Один из мертвецов ухватился было за его ногу, но не удержался, рухнул, оставив на память саднящую, немеющую лодыжку. Сверху размеренно хлопали синие вспышки, отгоняя подобравшихся тварей – братья добрались до своего арсенала и теперь сполна отыгрывались за гостиную. С верхотуры что-то орал фальдиец, показывая рукой на пылающий поселок. Везим грубо скинул Кандара на палубу, не забыв мстительно пнуть под ребра сапогом, и поспешил помочь второму механику.

Горжа уходила от Подречья победителем. Израненная, с измочаленным носом, ощутимо проседавшая в захлестывающую палубу воду – но победителем. Братья сноровисто опускали задвижки, не давая речной воде подтопить остальные бочки, Кандар валялся на палубе без сознания, Раскон ворочал рычаги, Везим пил.

А Брак сидел задницей в ледяной воде и смотрел на старика, чувствуя, как по затылку ползут мурашки, а в голове начинают звенеть колокольчики.

Шаркендар прислонился спиной к скрапперу, окруженный россыпью дырявых медных пластин. Сидел с закрытыми глазами, неловко скрючившись, одной рукой цепко сжимая рукоять задранного в небо оружия. А вторая рука, сухая, ломкая, густо покрытая темными старческими пятнами, судорожно прижималась к груди. Прямо напротив сердца.

– Ну ты дал, дед! – весело скалясь бросил ему подошедший Жердан Младший. Потянулся было помочь старику подняться – и отпрянул, вскрикнул в неподдельном страхе. Впервые за всю ночь.

Шаркендар открыл затянутые мутной, белесой пленкой глаза. Прыгнул с места, целясь в горло, но упал, ударившись лицом о палубу. Тонко зазвенела держащая ногу короткая цепочка, тянущаяся к станине скраппера.

– Это что… Это… – беспомощно пробормотал Жердан, расширенными от ужаса глазами смотря на то, как тяжело ворочается восставший покойник. – Мы что, тоже так?

В оставшемся сзади пылающем Подречье ослепительно плеснуло синевой. В небо взмыли обломки домов и частокола, обрушив на реку водопад горящих бревен. Поднятая взрывом волна домчала до уходящей за поворот горжи и аккуратно подтолкнула в корму, скрывая величественное зрелище от замерших горжеводов.

– Получается, так, – устало ответил Брак. Откинулся на мокрую палубу и закрыл глаза.