Эволюционер из трущоб. Том 16

Глава 9

Нязепетровск. Пограничная застава.

Трассирующие пули прочерчивали огненные линии в сумереках, впивались в плоть тварей, разрывая их на куски. Гришка Долгий, вцепившись в рукоять пулемёта, поливал свинцовым дождём передовую линию монстров. Его лицо исказилось в оскале, в котором смешались страх и ярость.

— Сдохните, мрази! Сдохните! — орал он, не переставая нажимать на спусковой крючок. Гильзы сыпались к его ногам, образуя блестящую груду латуни.

Первая волна тварей действительно полегла под шквальным огнём. Существа с клыками и щупальцами падали в грязь. Их вопли смешивались с грохотом выстрелов, создавая адскую какофонию.

Но за первой волной шла вторая, третья, десятая, сотая. Чёрное море зараженных надвигалось на заставу, не обращая внимания на потери. Словно каждая тварь была всего лишь муравьём в огромном муравейнике, чья смерть не имела никакого значения.

Дед Филимон, прищурившись, разглядел в сгущающихся сумерках фигуры гвардейцев Титовых. Они шли позади тварей, их руки озаряли всполохи магических заклинаний, готовых обрушиться на заставу как только они подойдут на достаточное расстояние. Старик выругался сквозь зубы и скомандовал:

— Косой! Брось ты эту пукалку! Живо за миномёт! Бей по магам! Не дай им применить заклинания! — Его голос перекрыл грохот боя, заставив пограничников переключить огонь.

Петька Косой, тут же рванул выполнять приказ. Его косой глаз дёргался от напряжения, пальцы дрожали, загружая в ствол миномёта очередной снаряд, а по лбу, несмотря на мороз, струился пот. Залп! Снаряд взмыл в тёмное небо, а через пару секунд вдали расцвёл огненный цветок, разорвав в клочья десяток магов.

— Это бесполезно. Нам конец, — прошептал Петька, загружая новый снаряд.

И он был прав. Первые маги уже подошли на расстояние, с которого заклинание могло достичь заставы. Зараженный Титовец выбросил руки вперёд, и из его ладоней вырвался огненный шар размером с арбуз.

Шар полетел по дуге, оставляя за собой дымный след, и врезался в дозорную башню, на которой стоял Сенька. Взрыв разнёс деревянную конструкцию в щепки, пламя взметнулось вверх, охватывая всё вокруг. Сенька даже не успел закричать. Ударная волна отбросила его в сторону, тело безжизненной куклой пролетело метров десять и рухнуло на землю за пределами заставы, прямо в толпу наступающих тварей.

— Сенька! — заорал Шило, видя, как щупальца и клыки разрывают его товарища на куски, как кровь и внутренности разлетаются во все стороны под натиском когтей монстров.

Но горевать не было времени. Ледяные копья, огненные стрелы, молнии, всё это летело в сторону деревянного частокола, разрушая его и убивая защитников. Один из ледяных шипов пробил деревянную стену и насквозь пронзил грудь Вани Косолапого, седьмого пограничника, пригвоздив его к стене казармы.

Из раны хлынула кровь, заливая мундир. Мужчина попытался что-то сказать, но изо рта пошла кровавая пена, и он безвольно обмяк, повиснув на ледяном шипе.

— Иван! Твою мать! — взвыл Вася Рыжий, его лицо исказилось от ярости. Он прицелился и выстрелил в темноту, надеясь хоть в кого-то попасть.

Твари приближались с каждой секундой, уже можно было разглядеть их уродливые морды, почувствовать зловоние, исходящее от их тел. Внезапно пулемёт Гришки замолчал — закончились патроны. Он судорожно дёргал затвор, пытаясь перезарядить, но руки тряслись, пальцы не слушались от страха.

— Патроны! Мне нужны патроны! — заорал он, оглядываясь в поисках ящика с боеприпасами.

Шило, самый проворный из всех, метнулся к казарме, где хранился запас, но не успел сделать и трёх шагов. Прямо под его ногами возникли костяные щупальца неведомой твари. Щупальца обхватили ноги паренька и потянули вниз с такой силой, что послышался хруст ломающихся костей. Шило с криком рухнул на землю и стал цепляться пальцами за грязь в надежде, что это ему поможет.

— Помогите! Я не хочу умирать! — вопил Шило, царапая землю ногтями, но щупальца были сильнее и неумолимо тянули его в могилу.

Дед Филимон метнулся к нему, схватил за руку и попытался удержать, но костяные щупальца дёрнули так сильно, что старика едва не утянуло следом. Вася присоединился к попытке спасти Шило, вцепился в него мёртвой хваткой и тянул изо всех сил. Мышцы на его руках вздулись, а на шее от напряжения выступили жилы.

— Держись, парень! Тащи его, Вася! Не отпускай! — командовал Филимон.

Щупальца обвили тело Шила плотнее и резко сжали, отчего послышался отвратительный чавкающий звук. Парень содрогнулся и обмяк, а его тело разорвалось пополам. Вася и Филимон выдернули на себя половину бойца и рухнули на землю, глядя в его остекленевшие глаза.

— А-а-а! — заорал Вася, отползая от покойника с ужасом в глазах.

— Мать честная… — прошептал Филимон, вскакивая с земли.

В следующее мгновение твари врезалась в деревянный частокол с такой силой, что брёвна затрещали и закачались, грозя рухнуть. Паре тварей даже удалось прорваться внутрь заставы в местах, где частокол особенно сильно прогнил.

Существо с головой волка и телом медведя прыгнуло на Петьку Косого. Парень инстинктивно отшатнулся, потерял равновесие и упал со стены внутрь заставы, ударившись спиной о землю так, что из лёгких выбило весь воздух.

Гришка Долгий, всё ещё пытавшийся перезарядить пулемёт, увидел, как через брешь в стене просочилось существо, похожее на паука с человеческим лицом на брюхе. Лицо улыбалось, глаза светились алым, а из пасти капала зелёная слизь, разъедающая землю.

— Говорила мама, что надо было идти в физруки. Почему я её не послушал? — прошептал Гришка, его руки задрожали ещё сильнее, патронная лента выскользнула из пальцев и упала на землю.

Паук двинулся к нему — быстро, слишком быстро для существа такого размера. Гришка попятился, запнулся ногой за ногуи упал на спину. Паук навис над ним, человеческое лицо на брюхе приблизилось к его лицу, слизь капнула на щеку, обжигая кожу кислотой.

— Мамочка… — прошептал Гришка, понимая, что это конец.

Но выстрел прозвучал раньше, чем паук успел вонзить жвалы в горло парня. Пуля просвистела в воздухе и разнесла человеческое лицо на брюхе монстра, брызги крови и мозговой ткани веером разлетелись в стороны. Паук взвизгнул, рухнув на бок. Его лапы задёргались в предсмертных конвульсиях.

Дед Филимон стоял с дымящейся винтовкой в руках, глаза расширены от адреналина, хлынувшего в кровь литрами.

— Вставай и беги в центр заставы! — прорычал он командным голосом, не терпящим возражений.

Пограничники беспорядочно отступали в центр заставы, где они совсем недавно сидели у костра и мирно беседовали. Петька Косой, подхватив винтовку, хромал на повреждённой при падении ноге. Вася Рыжий тащил ящик с последними патронами, его лицо было залито кровью из пореза на лбу. Гришка Долгий, всё ещё дрожащий от пережитого ужаса, бежал следом, оглядываясь через плечо на надвигающуюся волну тварей.

Филимон прикрывал отступление, методично стреляя. После каждого выстрела на землю падала одна мёртвая тварь. В прошлом дед был охотником и бил точно в глаз, где бы этот глаз ни располагался. Но тварей было слишком много.

С грохотом частокол рухнул под натиском монстров. Деревянные брёвна разлетелись в щепки. Казармы загорелись от попадания огненного шара, пламя лизало стены, дым застилал обзор, заставлял всё ещё живых гвардейцев кашлять, задыхаясь от гари.

В центре заставы пограничники заняли круговую оборону, встав спиной друг к другу. Четверо выживших: дед Филимон, Петька Косой, Вася Рыжий и Гришка Долгий. Четверо против тысяч. Полная безнадёга.

— Ну что, ребята, — хрипло сказал Филимон, в последний раз перезаряжая винтовку. — Похоже, здесь нам и придётся сложить головы. Рад был с вами служить, так сказать. — Филимон печально улыбнулся. — Раз уж нам всё равно подыхать, то давайте продадим свои жизни подороже.

— Дед, я боюсь, — прошептал Гришка дрожащим голосом, по его щекам катились слёзы. — Не хочу умирать. Мне всего двадцать один, я ещё не женился, не завёл детей, ничего не успел сделать в жизни.

— Знаю, сынок, знаю, — устало кивнул Филимон. — Я тоже не хочу умирать, хоть мне и стукнуло семьдесят. Но бежать смысла нет, всё равно догонят. Так хоть помрём как воины, а не как обосравшиеся от страха псины.

Застава трещала со всех сторон, сопровождаемый жалобным стоном доламываемого частокола. Твари прорывались внутрь, беря бойцов в кольцо. Они не спешили нападать, будто желали дать защитникам возможность осознать весь ужас происходящего. Почувствовать каждой клеточкой тела неминуемую мучительную смерть.

Рычание тварей сливалось в единый гул, от которого кровь стыла в жилах. Гвардейцы Титовых остановились за стенами заставы, наблюдая, как монстры добьют последних пограничников.

— Огонь! — взревел Филимон, и четыре винтовки выстрелили одновременно.

Пули впивались в плоть, убивая, раня, калеча десятки тварей. Монстры моментально бросились в атаку, их когти сверкали в свете горящих казарм, а клыки лязгали в предвкушении добычи.

Существо, похожее на гигантскую многоножку с человеческими руками вместо лап, бросилось на Петьку Косого. Парень попытался отбиться прикладом винтовки, но многоножка была быстрее: её человеческие руки схватили его за ноги и повалили на землю. Петька закричал и попытался отползти, но руки тянули его к жвалам, источающим яд.

Вася Рыжий бросился на помощь и ударил многоножку прикладом по головному сегменту. Раз, другой, третий. Хитин трещал под ударами, но жвалы уже сомкнулись на ноге его друга, перекусив её чуть выше колена. Петька взвыл от боли, а Вася в отчаянии голыми руками вцепился в многоножку, пытаясь разорвать её на части, ведь патронов всё равно не осталось.

— Отпусти его, тварь! Отпусти! — ревел он, его лицо исказилось в зверином оскале, а глаза налились кровью.

В следующее мгновение острый шип пронзил спину Васи, выйдя из груди. Захрипев, парень рухнул на землю, а его глаза закатились. Из приоткрытого рта хлынула зелёная пена. Жизнь ещё одного пограничника оборвалась.

Из толпы тварей вырвалось существо ростом в три метра. Гуманоидное, но с тремя парами рук и головой без лица. Была только пасть, расколотая до ушей и полная зубов. Оно с разбега прыгнуло ногами на Петьку, ползущего прочь от сороконожки. Раздался хруст ломающихся рёбер. Кровь хлынула из рта парня, и он затих.

— Вася! Петька! Нет! — закричал Гришка, направив винтовку на великана и судорожно нажав на спусковой крючок.

Пуля попала прямо в пасть существа, пробила череп и вышла с другой стороны. Гигант пошатнулся, но не умер, а лишь с остервенением рванул вперёд. Гришка, понимая что это конец, сорвал с разгрузки сразу две гранаты. Чеки звякнули во мгле, и он заорал сорвавшимся голосом:

— Идите сюда, суки! Всех порешу!

Но Гришка забыл, что на всей заставе остались только он и дед Филимон. Острый коготь твари полоснул его по спине, разрывая плоть до костей, парень вскрикнул и едва не упал. Другая тварь вцепилась зубами в его бедро, разрывая мышцы, мальчишка заорал от боли и рухнул на землю, собираясь разжать руки и забрать с собой столько тварей сколько получится.

Левее дед Филимон всё ещё стоял, отбиваясь сразу от десятка врагов, его нож входил и выходил из плоти с пугающей частотой. Старик был в крови с головы до ног, лицо изъедено кислотой, сквозь растворившуюся щеку видны оскаленные зубы, а в глазах пылает ярость. Будто бог войны вселился в деда, каждый раз давая ему силы ещё на один удар.

Вот только и его силы были на исходе. Рванув на помощь Гришке, дед пропустил удар когтистой лапы в бок. Филимона отбросило в сторону, заставив его кувыркаться по грязи. Он рухнул на спину, с трудом дыша. Из разорванного бока текла кровь.

«Вот и всё», — подумал Филимон, глядя в затянутое тучами небо. «Прости, Михаил Константинович. Не смогли мы удержать заставу. Не смогли…»

И в этот момент воздух задрожал от безумного потока маны, возникшего из ниоткуда. По периметру заставы открылись десятки порталов, яркие круги из рун засветились в сумерках, как маяки в штормовом море.

Из порталов хлынули воины в тёмно-синих мундирах с гербом рода Архаровых. Сотни магистров. Они были изранены, но это не имело значения. Бойцы тут же ринулись в атаку с боевым кличем, их оружие сияло в сумерках.

Огненные шары взметнулись в небо и обрушились на скопление тварей. Взрывы разрывали монстров на куски, пламя пожирало плоть. Ледяные копья пронзали тела существ, пригвождая их к земле. Маги били молниями, поджаривая тварей заживо. Гвардейцы с мечами и копьями врезались в толпу монстров, рубя, коля и раскалывая черепа.

Гвардейцы Титовых тут же стали плести заклинания. Яркие вспышки сталкивались в воздухе, порождая разноцветные взрывы. Огонь против льда, молнии против камня, тьма против света. Однако среди гвардейцев Титовых были в основном аколиты, а среди Архаровцев — в основном магистры. Силы были не равны. Магов-Титовцев смяли за считанные секунды.

Твари, лишившиеся поддержки магов, в панике начали атаковать кого попало. Пропало подобие строя, никакой корординации, просто хаотичные, судорожные попытки убить хоть кого-то. Копья архаровцев пронзали убегающих монстров, мечи рубили им головы, а магия сжигала дотла. За считаные минуты поле боя превратилось в бойню, где горы трупов тварей смешались с телами павших гвардейцев Титовых.

Высокий мужчина в роскошном мундире с золотыми погонами подошёл к двум раненым пограничникам. Это был воевода Егор Егорыч, правая рука Михаила Констановича Архарова. Седой, но с огоньком в глазах и магией Ветра, кружащейся вокруг его тела.

— Жаркий вечерок выдался, да? — спросил он, склоняясь над дедом Филимоном и протягивая ему руку.

— Ага, думал, подохнем… — прохрипел старик, хватаясь за протянутую руку и с трудом поднимаясь на ноги. — Спасибо, что пришли. Ещё немного, и нас бы сожрали.

— Жаль, что мы не пришли раньше. Но лучше так, чем никак, — сказал Егорыч и жестом отдал приказ целителям, чтобы те начинали латать раны Филимона и Гришки.

Целители подбежали к раненым и начали накладывать на них исцеляющие заклинания и вливать в раны зелья регенерации. Боль начала утихать, кровотечение остановилось. Гришка смотрел на происходящее с недоверием, словно не мог поверить, что всё ещё жив.

— Вася… Сенька… Шило… Ваня… они все… — начал было Гришка, но голос его дрогнул, и по щекам покатились слёзы.

— Я знаю, сынок, — кивнул Егорыч, и его лицо помрачнело. — Мы похороним их с почестями. Они герои, защищавшие границу до последнего вздоха. Их имена будут высечены на мемориале павших. Однако есть и радостная весть. Столица пала. На трон взойдёт наш Император. Всё изменится.

Дед Филимон смотрел на поле боя, на груды трупов, на горящую заставу, на своих павших товарищей, тела которых так и не удалось спасти. Он сжал кулаки, его лицо исказилось одновременно от радости и горя.

— Значит, всё было не зря…

Егорыч положил руку на плечо старика и успокаивающе сжал его:

— Не зря. Но у нас ещё полно работы. Нам нужно остановить волну зараженных, а после орду нежити. Так что…

Закончить фразу Егорыч не успел. Глаза Филимона и Гришки закатились, они забились в судорогах и последнее, что они услышали, это крик Егорыча:

— Живо сюда менталиста! У нас два зараженных!

Холод. Пронзительный, всепоглощающий холод, который проникал в кости и выжигал все мысли кроме одной, «Я должен выжить». Тимофей Евстафьевич Барбоскин плыл вниз по течению Амура. Его тело крутило и швыряло, как тряпичную куклу, ледяная вода заливалась в рот и нос каждый раз, когда волна накрывала его с головой.

«Как же я здесь оказался?» — пронеслось в голове между приступами боли, которая разрывала всё тело. «Ах, да… Волна смела меня с ног, потащила по улице. Била об стены, ломала кости»…

Барбоскин попытался пошевелить правой рукой и тут же взвыл от боли, которая пронзила всё тело от кончиков пальцев до макушки. Рука была сломана, причём так, что кость торчала наружу, прорвав кожу и мышцы. Белый осколок выглядывал из кровоточащей раны и болтался в такт движениям воды.

— Сука… — простонал он сквозь стиснутые зубы, пытаясь одной левой рукой грести к берегу.

Но ноги… Ноги тоже были сломаны, обе, он чувствовал это по тому, как они просто волочились в воде, не слушаясь команд мозга. Острая боль простреливала от бёдер до ступней каждый раз, когда течение дёргало его тело.

«Открытый перелом правой руки, переломы обеих ног, возможно, сломаны рёбра — судя по тому, как больно дышать, контузия, переохлаждение… Хорошая комбинация для того, чтобы сдохнуть», — трезво оценил он своё состояние, продолжая одной рукой грести к берегу, который виднелся метрах в тридцати.

Барбоскин всегда отличался крепким здоровьем и силой воли. Двадцать лет службы в гвардии барона Богданова закалили его тело и дух. Он пережил десятки сражений с разломными тварями, был ранен бессчётное количество раз, терял товарищей, видел, как рушатся города и гибнут целые поселения, он даже выжил в плену. Всегда выживал. И сейчас тоже собирался выжить, чего бы это ни стоило.

Улыбнувшись через боль, он запел, хрипло, прерывисто, захлёбываясь водой и кровью:

— Ты неси меня, река… мать твою… за крутые берега… ах ты, сука… — прохрипел он, выплюнув очередную порцию ледяной воды.

Левая рука гребла, гребла, не переставая, несмотря на то, что мышцы горели от напряжения и начинали отказывать, пальцы одеревенели от холода и почти не слушались. Течение было сильным, пыталось унести его дальше вниз по реке, но Барбоскин упрямо работал рукой, меняя траекторию дрейфа градус за градусом в сторону берега.

— Ты неси меня, река… к чертям собачьим… где-то ждут меня друзья… если живы, конечно… — продолжил он песню, его голос становился всё слабее, но он продолжал грести. — И гитара, и костёр… всё просрали мы, майор… догорает мой огонь… а я всё плыву, плыву, сука, и эта сраная река не кончается!

Берег приближался мучительно медленно, каждый метр давался нечеловеческим усилием, кровь из раны на руке окрашивала воду вокруг в розоватый цвет, привлекая внимание чего-то, что двигалось в глубине реки. Барбоскин краем глаза заметил тёмную тень, скользнувшую под водой метрах в пяти от него, что-то большое и явно голодное.

«Только этого мне не хватало», — устало подумал он, удваивая усилия и пытаясь грести быстрее. «Разломная тварь в реке. Шикарно. Просто шикарно. Выжил ради того, чтобы меня сожрала какая-то водяная мразь».

Тень под водой двинулась ближе, Барбоскин почувствовал, как что-то задело его ногу, скользнуло по коже, оставляя царапины, и в следующий момент боль пронзила икру левой ноги, когда острые зубы вонзились в мышцы. Он заорал от боли и ярости, левой рукой нащупал нож на поясе, который чудом не потерялся, выдернул его из ножен и слепо полоснул под водой.

Лезвие наткнулось на что-то твёрдое и склизкое, прорезало плоть, из раны хлынула густая чёрная жидкость которая явно не была водой. Тварь дёрнулась и отпустила ногу, метнулась прочь, оставляя за собой след из чёрной крови, но Барбоскин знал, что она вернётся. Они всегда возвращаются, когда чуют кровь.

— Ну давай, фука! — заорал он в пустоту, запихнув лезвия ножа в зубы и продолжая грести. — Подплывай ефё! Я тебя распотрофу и на котлеты пуфу! Барбофкины не фдаютфя!

Последние пять метров до берега он преодолел на чистом адреналине и ярости. Его рука молотила по воде, поднимая брызги. Но вот его пальцы коснулись ила и камней на дне, он рывком подтянулся ближе к берегу, вытащил тело из воды наполовину, потом ещё немного, и наконец полностью выполз на каменистую отмель.

Барбоскин перевернулся на спину и несколько минут просто лежал, выплёвывая воду и хватая ртом воздух, его грудь вздымалась и опускалась в агонии, каждый вдох отдавался болью в рёбрах. Небо над головой было затянуто тучами, из которых повалил снег. Холодные хлопья падали на его лицо и таяли от остатков тепла в теле.

«Выбрался. Мать его. Я реально выбрался», — с трудом осознал он, пытаясь пошевелить конечностями и тут же пожалев об этом, когда боль от переломов накрыла новой волной. «Выбрался, чтобы сдохнуть от холода? Ну уж нет. Нужно вызвать помощь».

Левой рукой, он нащупал рацию, прикреплённую к разгрузке на груди, отстегнул её дрожащими пальцами и поднёс к лицу. Рация была старой армейской моделью, в герметичном корпусе, который должен был выдерживать погружение в воду. Должен был. Теоретически.

Барбоскин нажал кнопку включения. Ничего. Нажал ещё раз, сильнее. Снова ничего. Индикатор не загорелся, в динамике не было даже шипения статики, только мёртвая тишина. Он перевернул рацию, осматривая корпус, и увидел трещину на задней панели. Видимо, получила повреждение, когда волна смыла его.

— Да твою мать, — тихо выругался он, швырнув бесполезную рацию в сторону. — Конечно, она сломалась. А как иначе-то? День ведь шикарный, так почему бы всему не посыпаться окончательно?

Он попытался сесть, опираясь на левую руку, но боль в рёбрах была такой, что перед глазами поплыли чёрные пятна, и пришлось снова лечь. Дыхание участилось, стало поверхностным, организм уходил в шок от совокупности повреждений и переохлаждения. Барбоскин знал, что это плохо, очень плохо, что без помощи он протянет от силы пару часов.

«Вот и всё, значит», подумал он с какой-то отстранённой грустью, глядя в затянутое тучами небо. «Надеюсь, наши прикончили Императора, иначе моя смерть будет напрасной».

Он вспомнил своих бойцов, с которыми прослужил половину жизни. Одиннадцать человек, которые прошли с ним через ад плена у банды Барса, сражались как львы во время освобождения Ленска. Интересно, сколько из них выжили в столице? Борис точно был рядом, когда их накрыла волна, Иван тоже… Барбоскин надеялся, что они живы, правда, веры в это не было.

Холод усиливался с каждой минутой, пальцы потеряли чувствительность и приобрели синеватый оттенок. Дыхания он теперь почти не ощущал. Барбоскин чувствовал, как сознание начинает плыть, как тело перестаёт слушаться, как небытие распахивает свои объятия, готовясь поглотить его без остатка.

И в этот момент, когда он смирился с неизбежным, воздух рядом с ним взорвался яркой вспышкой света, которая заставила зажмуриться. Рядом с ним распахнулся магический портал, из которого вышло существо, покрытое шипами.

— Значит, ещё повоюем… — прошептал Барбоскин, теряя сознание.