Профессор Стэйбл подвел меня к зеркалу, обрамленному кружевными листьями какого-то незнакомого мне плюща.
— Смотри внимательно, — сказал он, притягивая меня к себе за талию.
— На что смотреть? — смущенно спросила я, ощутив, как щеки мои порозовели. Вроде бы, после всего, что между нами случилось, я уже должна перестать смущаться того, что я нахожусь в обществе моего профессора голая…
— Ах да, ты же еще не контролируешь это, — улыбнулся профессор. — Секунду…
Он сделал свободной рукой два магических пасса и коснулся пальцем моего лба.
Реальность снова подернулась дымкой магических аур, линий и знаков.
— Смотри внимательно, — сказал профессор, снова указывая на наши отражения.
Знак «коразон» на тонком теле профессора засветился еще ярче, так, словно его и немагическим зрением должно быть видно. Но… Над моей головой светился знак «коразон» тоже!
— Я не понимаю… — нахмурилась я и посмотрела на него.
— Милая, знаки на тонкое тело нельзя нанести при помощи какого бы то ни было зелья, — сказал профессор Стэйбл.
— Это я знаю, — ответила я. — Но профессор Вильерс сказал, что Чары Инанны…
— Профессор Вильерс — болван, — засмеялся профессор Стэйбл. — Чтобы подсветить «коразон» и на моем тонком теле, и на твоем, нам понадобилось бы выпить Чары Инанны вместе, разделить чашу. Но мы ведь этого не делали?
— Не делали, — повторила я, покачав головой.
— Значит ты можешь смело игнорировать обвинения Вильерса, — сказал профессор Стэйбл. — Если же этот болван решит обвинить тебя публично… Что ж, ты выиграешь в любом суде.
Щеки моментально вспыхнули, как только я представила себе этот суд.
Ужас!
Почему-то сразу представилось, как в меня вольют какое-нибудь из зелий правды, и я перед всеми в деталях и подробностях расскажу, чем мы с профессором Стэйблом занимались.
— Нет-нет-нет, можно как-то без суда? — я спрятала лицо на груди профессора Стэйбла. Он обнял меня, и его руки заскользили по моей спине.
— Думаю, мы сможем это устроить, — сказал он. — А сейчас нам нужно одеваться. Иначе мы опоздаем на завтрак.
— Уже утро?! — ахнула я и бросила взгляд в сторону окна. Которое все еще было темным.
— Каллиопа не любит, когда ее будит солнечный свет, — сказал профессор Стэйбл, все еще обнимая меня.
«Каллиопа!» — снова вспомнила я. И эта мысль заслонила собой все остальные.
Настроение как-то сразу испортилось. Мне даже захотелось освободиться от нежных объятий и уйти.
Я сдержалась, конечно.
Потому что это как-то глупо — злиться непонятно на что. Может быть, их вовсе даже ничего и не связывает, а я завелась.
Можно было, конечно, напрямую спросить…
Но это тоже как-то глупо.
И я была не уверена, что хочу услышать ответ на этот вопрос.
Вот, представим, что я спросила. И профессор Стэйбл, такой: «О, нас с Каллиопой связывают давние нежные отношения, она моя номер три. А ты, детка, теперь номер четыре. Сейчас я полистаю журнал и впишу тебя в график, когда мы с тобой будем трахаться…»
И что я тогда почувствую?
Я смотрела, как профессор Стэйбл одевается. Неторопливо, уверенно, без резких движений и суетливости.
Надеюсь, он не заметил этой перемены в моем настроении.
Потом я спохватилась и тоже принялась натягивать одежду.
— Кстати, ты можешь называть меня Гордон хотя бы когда мы наедине, — сказал профессор Стэйбл, как раз в тот момент, когда я, балансируя на одной ноге, натягивала чулок.
Кажется, я снова покраснела, потому что про себя я до сих пор называла его профессором Стэйблом. Вот что я за человек, а? Мы уже близки настолько, что ближе просто быть не может. А я…
— Хорошо, Гордон, — сказала я тихонько.
— Ключ оставь у себя, — сказал он, поцеловал меня и так быстро вышел, что я даже не успела ничего сказать.
Стояла в одном чулке, держа в руках второй. И пыталась собрать мысли в кучу.
В голове был такой сумбур, что я не понимала, за какую мысль мне хвататься первой.
Надо узнать, кто ему Каллиопа?
Или подумать над тем, что раз Чары Инанны ни при чем, то что же тогда произошло тогда в кофейне? Профессор был трезв, зелья никакого не было. Он просто так, ни с чего решил заняться со мной сексом? Тыквоголовый Джек выполнил мое желание?
Что такое это было?
Нет, я очень рада, что так получилось!
Но почему это так получилось?!
«Так, если я сейчас об этом задумаюсь, то точно опоздаю на завтрак!» — подумала я, спешно натянула недостающие предметы одежды, выскочила за дверь и помчалась из «профессорского» крыла, пока меня никто не заметил. Так-то, пропуск был у меня в руках — и ключ, и записка. Но мне все равно не хотелось ни с кем объясняться.
Притормозила я уже почти у порога столовой. Перевела дыхание и шагнула внутрь уже без всякой спешки.
Схватила поднос из стопки, пристроилась к хвосту очереди на раздачу. Попыталась вспомнить, что там у меня сегодня по расписанию. Поняла, что напрочь забыла. А значит мне придется завтракать побыстрее, чтобы успеть добежать до своей комнаты. Куда, кстати, все равно придется бежать — мне же в любом случае понадобятся мои рабочие тетради и… И неизвестно, что еще, потому что я расписание не помню!
Я совершенно бездумно нагрузила свой поднос кучей всего. После бессонной и так активно проведенной ночи, организм не просто хотел есть. Он требовал! И даже чуть ли не демонстрации протеста уже готов был устраивать.
А в таком состоянии сколько не составь на поднос — все будет казаться, что недостаточно.
Омлет с жареным беконом? Отлично, берем!
Овсяная каша с черникой? Оооо, хочу немедленно!
Пухлые оладушки с абрикосовым джемом? Дайте два! Нет, лучше четыре!
Сосиски? Ммм… Ом-ном-ном!
Я заставила себя притормозить, когда поняла, что кладу на поднос третий пирожок с яблоком и вместо маленькой чашечки наливаю себе кофе из блестящего кофейника в здоровенную бульонницу.
— Мелоди, а я как раз тебя искал! — раздался за моей спиной голос Милоша как раз в тот момент, когда я тащила весь свой будущий завтрак к свободному столику.