И тут я поняла, что уже вставляю ключ в замочную скважину на двери с номером «413».
Обалдеть.
Я страдала муками совести, когда торопливо переодевалась и принимала душ.
Потом я крутила в голове тревожные мысли, когда пробиралась по коридорам в «профессорское» крыло. Там даже потребовалось ненадолго спрятаться в темной нише окна, чтобы пропустить троих весело ржущих аспирантов, которые как раз проходили через руническую арку…
Вообще, конечно, рунической она не была никакой.
Обычный магический барьер. Который пропускал любого, у кого есть ключ. Ну и по отпечаткам ауры еще можно было настроить. И вместе с собой можно было провести. И кто-то из парней говорил, что есть еще какая-то лазейка смешная, типа, эта арка пропускала любого, кто держал над головой лопух. Мол, это звучит как тупой розыгрыш при приеме в какой-нибудь из тайных клубов, но весь прикол этого розыгрыша как раз в том, что лопух и правда помогает тебе зайти внутрь. Вот только, чтобы выйти обратно, тебе понадобится что-то другое, на выход лопух не помогал…
Я услышала вдалеке чьи-то шаги и голоса, и заторопилась. Вредный ключ поворачивался с трудом, пришлось навалиться на рассохшуюся дверь.
И — о чудо! — она распахнулась почти в тот самый момент, когда неспешно прогуливаюшиеся по коридору профессора появились из-за поворота.
Я захлопнула дверь изнутри и привалилась к ней спиной.
Сердце бешено колотилось.
И пофиг ему было, что вообще-то у меня в руках было мое объяснение, что я вообще здесь делаю.
Как это что?
Пришла после заката, как вот тут в записке мисс Каллиопы Розенфельд и написано.
Все честно…
Но сердце все равно бешено билось. И уже даже не знаю, от волнения, что меня поймают на «взрослой» территории и начнут допрашивать с пристрастием.
Или от предвкушения того, что должно произойти сегодня ночью.
И от этого предвкушения меня изнутри начинали щекотать крылья тысячи бабочек.
Чтобы как-то прийти в чувство, я провела ладонями по своему телу. По нервно напрягшейся груди, по подрагиващему животу.
Фух…
Я даже представить себе не могла, что это бывает… Вот так.
Тут из комнаты раздалось мелодичное щебетание, и я, в очередной раз за сегодняшний вечер, осознала, где я.
Стою возле двери комнаты некоей Каллиопы Розенфельд. У которой мне нужно… полить цветы?
Я вообще должна выполнять то, что написано в записке?
Или это просто место для нашего свидания?
Тут наконец-то проснулось мое любопытство. И я осторожно шагнула во мрак незнакомой комнаты.
— Так странно пахнет… — прошептала я. И звуки еще эти.
Свет вспыхнул неожиданно, я чуть не отпрыгнула.
Но неяркий, неслепящий. А как будто феечные огонечки зажглись в листве.
— Ого… Тут целая оранжерея… — снова вслух пробормотала я. Давно заметила, что если волнуюсь, то мне проще всего прийти в себя, если начать болтать с собой голосом. Хотя бы шепотом, потихоньку. Бубнишь себе под нос что-нибудь, и как-то становится менее страшно.
Комната Каллиопы Розенфельд была совершенно нереальной! Стен не было видно совсем, они были заплетены разноцветными лианами магических плющей. И на одной из лиан как раз начали раскрываться бутоны, вокруг которых и вились эти самые феечные огоньки.
— Так мило, — пробормотала я. — Это же Скромная Нэнси. Кто вообще может вырастить Скромную Нэнси у себя в комнате?!
Пользы от этого магического растения никакой не было вообще. Ни листья, ни цветы, ни воздушные корни не обладали хоть сколько-то полезными свойствами. Но внимания к себе эта лиана требовала просто какого-то адского. Там целый комплекс последовательных процедур, в котором если закосячишь один из этапов, придется все начинать с самого начала. А начало там, если что, поездка в тропики и совсем даже небезопасный поход через джунгли. Получить росток как-то иначе, чем выпросить у Паучиной Матки, было нельзя. Но зато потом, когда эта лианка приживается и вырастает, она делает… вот так. Раскрывает свои волшебно красивые цветы, если есть, кому смотреть.
Паучиная Матка, если что, это тоже растение… Довольно жуткое, я на картинках видела. Несложно перепутать с гигантским пауком из плюща, веток, кривых стволов и мха.
Среди всего этого буйства растительной жизни я даже не сразу заметила кровать. По обеим сторонам коротой стояли кадки с Сумеречным Миртом.
А напротив, оплетенный еще каким-то плющом, висел женский портрет.
— Ах вот это кто… — подумала я и прикусила губу.
И меня даже сразу кольнула ревность.
Понятно, почему я не сразу вспомнила, кто такая Каллиопа Розенфельд. Потому что она сама не преподает. И увидеть ее можно, только на практическом занятии по гербологии, которые проходят в третьей оранжерее. Самой маленькой, там на занятии может быть не больше пяти человек. У нас парни из-за этого чуть не бойню устраивали, кто туда пойдет.
Как раз из-за этой самой Каллиопы. У нее были такие… гм… выдающиеся достоинства. Которые она всегда прикрывала только кокетливой тоненькой рубашечкой с глубоким вырезом. И когда она наклонялась, все могли рассмотреть ее достоинства во всех подробностях.
Да и кроме сисек она… красотка.
По сравнению с ней, я просто серая мышка.
«Что их связывает, интересно?» — подумала я.
«Их» — это, конечно же, значило профессора Стэйбла и Каллиопу Розенфельд. От этой мысли мне стало не по себе.
И грустно.
Потому что мой невероятно-огненный профессор очень логично бы смотрелся как раз вот с ней рядом. С той, мысли о которой помогают парням в нашем колледже принимать душ задорнее.
Ну да, пока девушки мечтают о профессоре Стэйбле, парни мысленно трахают Каллиопу Розенфельд…
— А со мной он только из-за приворотного зелья… — пробормотала я.
И как раз в этот момент в замке повернулся ключ.