Эсминцы против линкоров

Глава 25

Мичман Николаев сообщил:

— Арестовали нашего начальника штаба старшего лейтенанта Михайлова позавчера, а нового не прислали пока еще.

— За что же арестовали? — поинтересовался Лебедев.

— А шут его знает, нам из особого отдела не докладывают. Арестовали и все тут. Это в нашей части обычное дело. Наверное, потому что часть наша особо секретной считается. Многих тут арестовали за последние годы. Не он первый и не он последний, — проговорил Романюк.

— Вы на нас не серчайте. У меня сегодня День рождения. Вот и проставился я по старой флотской традиции. Бутылку принес и закуску. Огурчики дома жена замариновала, да пирожки испекла. Хозяйка она у меня хорошая. Ну, выпили немного, закусили, а потом играть в домино начали. А тут и вы прибыли, товарищ командир, — неожиданно сказал Ермоленко.

Лебедев посмотрел на него. Глаза немолодого мичмана, вроде, не врали. К тому же, дату рождения легко проверить в личном деле, так что вряд ли он солгал. Разумеется, это нарушение мичманами дисциплины не оправдывало, но Лебедев немного смягчился, сказав про другое:

— Я смотрю, что тут разруха у вас. Как воевать собираетесь, если хозяйство в таком плохом состоянии?

Вместо Ермоленко ответил Николаев, который выглядел из мичманов самым авторитетным:

— Так здесь у нас только неисправные катера находятся, которые мы чиним потихоньку. Быстро не получается, потому что с запасными частями просто беда. Но, справляемся кое-как, починяем помаленьку. А исправные катера перегоняем в Ораниенбаум. Там испытания проводим. Потому и командир наш, капитан-лейтенант Виктор Иванович Сергиенко, сейчас на том объекте находится. Он выполнение боевого задания обеспечивает. А задача поставлена перед нами подготовить КВУ к применению и перегнать все исправные катера в Таллин. Уже больше половины мы и перегнали туда с начала войны. Большинство подчиненных наших тоже сейчас в Таллине, да в Ораниенбауме еще остались краснофлотцы из береговой техкоманды. Мы же тут почти одни в расположении. Ну, есть еще на территории несколько человек, да караульный взвод резервного экипажа охраняет...

Александр перебил:

— Ага, видел я уже, как охраняют объект. Какого черта расслабились? Забыли, что на фронте каждую минуту люди гибнут? А если бы вместо меня немецкие диверсанты проникли с воды, то всех вас разгильдяев-доминошников на месте и положили бы.

— Но, ведь акватория при входе в гавань охраняется и патрулируется отрядом охраны водного района, — неуверенно пробормотал мичман.

— Может, и так. Только свой собственный объект все равно охранять необходимо. И то, что возле штаба и спецмастерской охраны нет, так это же полный бардак. Первым делом прикажу начальнику караула немедленно выставить пост на пирсе. Сначала хочу посетить КПП, а потом вы покажете мне все, что тут у вас на хозяйстве имеется, — произнес Саша.

Старослужащих сразу удивила манера молодого капитана-лейтенанта замечать недостатки прямо с ходу и желание тут же исправить их, что говорило не столько о его придирчивом характере, сколько об опыте. И подвыпившие мичманы безропотно повели своего нового командира показывать родные пенаты и вводить в курс дела. Приказ о назначении, как и вообще документы, никто у незнакомого капитана-лейтенанта даже не спросил. И этот факт еще больше убедил Лебедева, что порядок в вверенном ему подразделении следует наводить как можно быстрее, потому что бдительность эти береговые начальники служб утратили совершенно.

На самом деле, как узнал Лебедев от мичманов, на месте службы выходы в море катеров волнового управления в последнее время были весьма редкими, в основном, для проведения учений пару раз за год. Обычно, перед майскими и ноябрьскими праздниками. Да и топлива выделялось для катеров совсем немного. А капризы аппаратуры управления КВУ делали ремонты очень частыми. Этому способствовало то обстоятельство, что катера Г-5 на скорости захлестывались волнами даже при незначительном волнении моря, и соленая вода быстро разъедала контактные соединения. При значительных скоростях движения уже при двухбальной волне катер подпрыгивал, словно шел по поверхности стиральной доски. А жесткие удары об гребни волн передавались всему корпусу и оборудованию. На катерах с экипажами приходилось снижать скорость по мере нарастания волнения моря, потому что каждый член экипажа чувствовал сильные удары собственным телом. А на безэкипажных катерах скорость вовремя не снижали, вот и получали плачевную статистику отказов оборудования при эксплуатации.

Западнее Ораниенбаума размещалась старая маневренная база отряда. Она представляла собой стоянку катеров в неглубоком канале с деревянными пирсами и с несколькими бревенчатыми строениями на берегу. Новую базу недавно создали в Таллине. В пригороде столицы Эстонии оборудовали специальную бухточку, а на берегу построили все необходимые здания, даже специальный эллинг. Успели закончить там все работы всего за неделю до начала войны. И вот теперь переводили туда катера. Из восемнадцати перевели уже девять, а также три гидросамолета. Еще четыре катера после ремонта проходили испытания в Ораниенбауме, а те пять, которые стояли в гавани Литке, пока числились в ремонте.

Районы для испытания катеров выбирались мелководные. Те, куда корабли с достаточно большой осадкой заходить не имели возможности. Делалось это для того, чтобы учения катеров не мешали судоходству, но порождало навигационные трудности. Потому что маневрирование на больших скоростях по опасным фарватерам, кишащим мелями и банками с торчащими из дна камнями, требовало отличного знания курсовых маршрутов. Потому случались иногда досадные аварии, когда тот или иной катер разбивался. Те четыре катера Ш-4, которые стояли на берегу в полуразобранном состоянии, оказались жертвами подобных кораблекрушений, которые удалось эвакуировать и вытащить на берег. После происшествий техническая комиссия их списывала. И они подлежали утилизации. Их попросту разбирали на запчасти, используя в качестве доноров для починки других катеров.

Мичманы сетовали на однообразие службы. Все улицы, магазины, столовые и достопримечательности Кронштадта они изучили наизусть, а из-за начала войны их теперь в Ленинград не выпускали без специального пропуска или командировочного предписания, подписанного командиром отряда. Кронштадт получил статус закрытого города, выехать из которого без документального обоснования не удавалось. Даже просто выйти за ворота части позволяло лишь распоряжение командира. Так запросто, как это делал Лебедев, мичманы не имели права передвигаться по акватории. А когда требовалось переправиться на территорию базы в Ораниенбаум, то за ними присылали специальный развозной катер со шкипером, состоящим на службе в особом отделе, который нес ответственность за то, чтобы мичманы никуда по дороге не завернули. Секретность их службы оборачивалась для них житейскими трудностями, когда даже свои семьи в Ленинграде им не удавалось навещать неделями, оставаясь на казарменном положении на территории части. И это являлось еще одним источником падения дисциплины внутри отряда.

Конечно, Лебедев пообещал вскоре уладить вопрос, выписывать пропуска для посещения Ленинграда по мере необходимости. И мичманы, услышав такое обещание, сразу немного приободрились. Но, пожалуй, это являлось самой меньшей из проблем, с которыми Александру предстояло справиться. Отладить четкий механизм службы в коллективе, утратившем дисциплину, представлялось ему весьма непростым делом. К тому же, репрессии привели к тому, что и компетентных специалистов-ремонтников почти не осталось. А оставшиеся ремонтировали материальную часть волнового управления на катерах методом технического каннибализма, используя узлы, снятые с одного катера для ремонта другого. Отчего из пяти катеров, числящихся в ремонте, восстановлению подлежали лишь два. И с этим тоже предстояло что-нибудь делать. Чтобы разобраться с выявленными недостатками и все отладить на новом месте службы, Лебедеву предстояла серьезная и системная работа, которую не удастся завершить за несколько дней.

* * *

Когда «Тирпиц» и «Шарнхорст» швартовались к пирсам Готенхафена, на берегу их встречал оркестр. Бодрый марш разносился над базой. А весь персонал высыпал на причалы. Наблюдая швартовку огромных кораблей, береговые специалисты кригсмарине, а также вольнонаемные рабочие и служащие размахивали разноцветными флажками. Распоряжение устроить кораблям эскадры радостную встречу исходило от самого Редера. Гросс-адмирал решил, что, несмотря на горькие потери, которые эскадра понесла в походе, нужно создать впечатление победы, а не поражения. В конце концов, самые главные корабли вернулись в порт без повреждений.

Если же поражение признать, то боевой дух немецких моряков упадет, чего ни в коем случае нельзя допускать. Потому Редер уговаривал себя, что не случилось никакого поражения, а простой размен, как при игре в шахматы. Не зря же вся операция на Балтике, в рамках которой провели этот поход главных сил, получила название «Ход ферзем». Значит, все и должно выглядеть, как шахматная партия. За успех на Аландских островах заплатили «конем», пожертвовали старым броненосцем. Уничтожение русского крейсера и лидера эсминцев, которые можно условно обозначить «ладьей» и «слоном», обменяли на свой легкий крейсер и эсминец. А обстрел вражеской базы привел к гибели еще одного немецкого легкого крейсера и эсминца. И вот эта последняя деталь плохо укладывалась в концепцию равного шахматного размена, придуманную Редером для самоуспокоения. Все-таки большевики немецких фигур с доски поснимали больше. Успокаивало гросс-адмирала лишь то обстоятельство, что его «шахматная партия» на Балтике отнюдь не закончилась, до эндшпиля было пока далеко. И положение еще могло перемениться в пользу кригсмарине. Ведь главные фигуры, «Тирпиц» и «Шарнхорст», уцелели. Значит, остались еще хорошие шансы на победу. Тем более, что большевикам заменить свой потопленный крейсер нечем, а у Редера в запасе есть отличный корабль, «Принц Евгений» («Prinz Eugen»). Новый тяжелый крейсер, принятый в состав кригсмарине в августе 1940-го, но уже неплохо проявивший себя.

Это был тот самый корабль, который совсем недавно бился с англичанами вместе с линкором «Бисмарк». Сопровождая флагман под командованием адмирала Гюнтера Лютьенса в операции «Учения на Рейне», «Принц Евгений» принял участие в потоплении английского линейного крейсера «Худ» в Датском проливе утром 24-го мая 1941-го года. Так получилось, что для нового крейсера поход был первым, а для флагманского линкора стал последним. После удачного залпа «Бисмарка» и потопления «Худа», командир «Принца Евгения» Гельмут Бринкман получил от адмирала Лютьенса приказ уходить от преследования, расходясь разными курсами. И немецкому тяжелому крейсеру, в отличие от линкора «Бисмарк», удалось благополучно оторваться от английских кораблей, развив полный ход в тридцать два узла.

От места боя крейсер прорвался на юг, двигаясь к линии Лиссабон — Нью-Йорк и рассчитывая заняться там рейдерством на торговых путях. Но, после напряженного бега на предельной скорости, возникли проблемы с котлами высокого давления, отчего максимальная скорость хода упала на пятнадцать процентов. К тому же, пришло печальное сообщение о гибели «Бисмарка», за которым последовал приказ возвращаться в порт Брест. Крейсер добрался туда благополучно и уже первого июня встал к причальной стенке. Новый корабль в своем первом походе прошел почти семь тысяч миль и даже сумел добиться нескольких попаданий в бою, состоявшемся в Датском проливе. Впрочем, серьезно помочь линкору «Бисмарк» «Принц Евгений» не смог. Хорошо еще, что в отличие от линкора, тяжелый крейсер потом сумел скрыться от превосходящих сил противника и благополучно добраться до французского Бреста. Но, к несчастью, не получив повреждений в морском сражении, «Принц Евгений» уже в порту попал под английскую бомбардировку.

Правда, повреждения критическими не были. Одна из бомб, угодивших в крейсер, не взорвалась, а вторая авиабомба пробила верхнюю палубу, разорвавшись в кубрике по правому борту над машинным отделением. В месте падения бомбы на палубе возникла вмятина диаметром семь метров и дыра в полметра посередине. Взрывом в кубрике убило шестнадцать моряков, всех, кто находился там в этот момент. К тому же, осколками и взрывной волной ранило и контузило еще двадцать три человека, повредило переборки и электропроводку. Что привело к пожару, который команда, впрочем, сумела довольно быстро потушить своими силами. От взрыва вышел из строя один из постов управления огнем вместе со всеми приборами. Но, главную бронепалубу крейсера английской бомбе пробить не удалось. Машинное отделение не получило никаких повреждений, и корабль сохранил ход.

Когда фюрер отдал приказ на срочное проведение операции «Ход ферзем», Редер тут же приказал кое-как подлатать «Принц Евгений» и перегнать корабль в Готенхафен. Удача благоволила тяжелому крейсеру, позволив ему прорваться из Бреста на Балтику под самым носом у англичан без потерь и повреждений. И теперь крейсер встречал немецкую эскадру, возвратившуюся на базу из боевого похода. Командир «Принца Евгения» капитан цур-зее Гельмут Бринкман выстроил экипаж вдоль правого борта к моменту торжественной встречи, когда «Тирпиц» и «Шарнхорст» входили в гавань.

Разумеется, фюрер учинил Эриху Редеру очередной разнос. Причем, для этого велел лично явиться в рейхсканцелярию, прислав даже в Готенхафен свой самолет ради скорейшей доставки гросс-адмирала в столицу Германии. А в Берлине вождь Третьего Рейха сразу накинулся на Редера, брызгая слюной. Фюрер долго орал в огромном кабинете на престарелого моряка, понося его флотоводческие способности всеми ругательными словами, которые бесноватый ефрейтор только мог подобрать. Впрочем, Редер выслушал все претензии и оскорбления молча. А когда Гитлер выпустил пар и зло уставился на него снизу-вверх, топорща усы в пренебрежительной гримасе, гросс-адмирал сказал только одну фразу:

— Раз я настолько плох, то прошу вас немедленно отправить меня в отставку.

И это взбеленило фюрера еще больше:

— Что вы о себе возомнили! Это же предательство! Именно сейчас, когда все решается на Балтике, вы вздумали сбежать? Нет, уж! Так не пойдет, Редер! Вы просто обязаны довести операцию «Ход ферзем» до победного конца! Потопите, наконец, эти старинные большевистские дредноуты, высадите десант на острова и возьмите штурмом проклятый Моонзунд! И тогда, возможно, я прощу вас и отправлю на отдых, но не раньше. Вы поняли, Редер? Прямо сейчас мне нужен командующий на флоте, а не размазня, просящаяся в отставку. Надеюсь, что вы сделаете выводы из потерь кригсмарине? Идите и выполняйте! Убирайтесь!

Редер воспользовался моментом. Не говоря ни слова, он кивнул и посчитал за благо удалиться подальше от своего невменяемого начальника, пока тот ему это еще позволял. А то временами у Эриха возникало странное чувство, что фюрер может накинуться на него и перегрызть горло, настолько буйным сумасшедшим он выглядел в моменты собственной ярости, больше всего напоминая какого-то свирепого лающего пса. Наверное, потому многие немецкие военачальники, закаленные в боях и прошедшие многие сотни миль по полям кровавых сражений, боялись гнева этого наглого австрийца, которому по воле судьбы досталась власть над Германией.