Отведя катер обратно на стоянку, Лебедев, сжимая в руке свой ценный портфель, поспешил к штабу. С документами его, конечно, везде пропустили. Вот только на всех пропускных пунктах красноармейцы и краснофлотцы косились на его мятую форму, да принюхивались к характерному запаху, все еще исходящему от капитана-лейтенанта. Впрочем, никто никакого замечания ему не сделал. И до штаба Саша добрался благополучно. Уже внутри большого здания штаба, прежде, чем идти здороваться с майором, Александр завернул в столовую комсостава. Он с утра лишь выпил стакан крепкого чая, которым его угостил на эсминце Мочилов. И Саше ужасно хотелось есть.
В зале столовки никого не было. И толстая буфетчица в замызганном фартуке попеняла ему, что время завтрака давно прошло, а обед еще нескоро. Но, он не стал пререкаться с упитанной теткой, а просто вежливо попросил у нее что-нибудь съестное. Буфетчица сжалилась и выдала ему то, что осталось от завтрака: холодные оладьи на небольшой тарелочке и граненный стакан с компотом из сухофруктов. Негусто, конечно, но Александр обрадовался и этому кушанью. Он очень надеялся, что еда немного уменьшит похмельный запах.
Как верный оруженосец, Тарас Прокопенко увязался вместе с Лебедевым и пришел с ним даже в командирскую столовую. Получив еду и усевшись за столик, Лебедев тут же решил использовать праздношатающегося парня для полезного дела. Саша дал задание вестовому привести в порядок свой измятый китель, быстренько почистить его и погладить. После чего краснофлотец побежал исполнять приказ командира с его кителем в руках. А Саша, оставшись в тельняшке, с аппетитом наворачивал оладьи, запивая их компотом. Заодно он доставал из портфеля и просматривал схемы оборонительных сооружений Моонзунда, освежая в памяти все те нюансы, которые собирался указать в отчете для штаба в качестве замечаний и предложений.
* * *
Когда высшие чины флота собрались в штабном кабинете адмиралтейства, совещание флотского руководства открыл начальник штаба Юрий Александрович Пантелеев. Будучи человеком неглупым и усидчивым, он неплохо владел оперативной обстановкой. Начальник разведывательного отдела флота Игорь Добрынин регулярно докладывал ему об изменениях ситуации на Балтийском театре военных действий. Получал Пантелеев регулярные доклады и от всех других флотских отделов и служб. Информация стекалась в штаб флота отовсюду, с береговых постов и наблюдательных пунктов, со всех кораблей и с флотских самолетов. И нужно было постоянно трудиться умственно, чтобы не только анализировать обширную поступающую информацию, но и предлагать необходимые меры противодействия вражеским замыслам. Чем начштаба и пытался заниматься. Юрий Александрович поднялся со своего места за длинным совещательным старинным столом, откашлялся, раскрыл свою толстую папку с приготовленными материалами и начал доклад:
— Товарищи, я должен вас огорчить. Немцы обосновались на Аландском архипелаге всерьез и надолго. Они уже создали свои комендатуры на островах, как и пункты базирования военного флота. А Швеция, вопреки ожиданиям, не возмутилась. Наоборот, увидев силу военно-морского флота Германии, продемонстрированную при захвате Аландских островов, шведское правительство предоставило для передвижения немецкого флота территориальные воды вдоль всего собственного побережья, где немецкие корабли будут находиться под защитой пограничных кораблей под нейтральным флагом Швеции. И, таким образом, немцы получили еще больше возможностей для перевозок шведской руды, леса и продуктов. Мы же, со своей стороны, мало что можем предпринять для разрыва этой морской коммуникации.
— Это еще почему не можем? — перебил докладчика корпусный комиссар Евгений Андреевич Лебедев.
— А потому не можем, что Швеция, несмотря на действия, враждебные СССР, все еще остается нейтральным государством. И, если мы не собираемся нарушать нейтралитет Швеции, объявив ей войну, то и никаких действий против кораблей, находящихся в ее водах, а тем более против шведских кораблей, предпринимать не имеем права, — разъяснил Пантелеев.
— Значит, мы должны спокойно смотреть, как немецкие транспорты возят все, что необходимо нашим врагам в Германии? Вы что же предлагаете исключить возможность наших атак против их конвоев? Вы вообще в своем уме? — жестко высказался комиссар.
— Я-то в своем уме. Правительство Советского Союза Швеции войну не объявляло. И вам это так же хорошо известно, как и мне, Евгений Андреевич, — произнес докладчик.
Вот только комиссар не унимался:
— Но, войну с Германией мы ведем. Не так ли, Юрий Александрович? А потому все транспорты, везущие любой груз для наших противников, являются законными целями советского флота и авиации. Мы можем ничего не объявлять, но топить их транспорты мы будем, хоть в водах Швеции, хоть где-то еще. Везде, куда сможем дотянуться. И даже охрана из кораблей под флагом этой самой нейтральной Швеции не поможет тем конвоям. Если они и вправду нейтралы, так пусть сидят в своих портах, а не охраняют суда наших врагов. А если охраняют немецкие транспорты, так пусть готовятся утонуть сами. И я надеюсь, что командующий Краснознаменным Балтийским флотом подпишет соответствующие приказы нашим подводникам и флотским летчикам. Или я не прав, Владимир Филиппович?
Вице-адмирал Трибуц проговорил со своего почетного места во главе стола:
— Я подумаю над этим, Евгений Андреевич. Надо будет разработать операцию. Но, я считаю, что сейчас самая срочная наша забота состоит ни в этом, а в том, как нейтрализовать на Балтике главные силы флота противника.
Начальник штаба сразу подхватил сказанное командующим, чтобы перейти к следующей теме:
— Да, должен поставить всех вас в известность, что немцы выдвинули против нас эскадру своих главных сил в составе линкора «Тирпиц», трех легких крейсеров «Нюрнберг», «Кельн» и «Эмден», некоторого, пока точно неустановленного количества эсминцев и миноносцев, но не более десяти единиц. Также у немцев имелись два броненосца. Но, один из них, «Силезия», потоплен нашим эсминцем «Яков Свердлов». «Шлезвиг-Гольштейн», тем не менее, благополучно добрался до Аландов. Впрочем, наш героический эсминец тоже добрался до Моонзунда.
Собравшиеся на совещание начальники флотских служб зашумели, возбужденно перешептываясь между собой. Не все из них еще знали подробности произошедшего накануне морского боя. Между тем, начштаба продолжал:
— Кроме того, нам поступили сведения, что к немецкой эскадре присоединился линейный крейсер «Шарнхорст». К тому же, немецкие главные силы поддерживают, как минимум, пять подводных лодок, тральный флот, бомбардировочная авиация и эскадрилья торпедоносцев, переброшенная на Балтику с Кипра. При этом, точные намерения немецкого военно-морского командования нам пока неизвестны. Немцы могут готовить удар либо на Ханко, либо на Моонзунд. В связи с чем штаб выработал план защиты указанных секторов обороны путем развития существующих минных заграждений, которые предполагается охранять нашими линейными кораблями, крейсерами, береговыми орудиями и авиацией флота. А также следует усилить противодесантные меры и постоянно патрулировать акваторию в устье Финского залива легкими силами.
— Просто патрулировать мало. Чтобы победить, нам необходимы активные действия. Я предлагаю возложить не только на наши подводные лодки, но и на эсминцы проведение беспокоящих атак против немецкой эскадры, — высказался Евгений Лебедев.
— Но, это слишком рискованно и чревато потерями, — попытался возразить Трибуц.
Но, суровый комиссар настаивал на своем:
— Ничего, Владимир Филиппович. Наш «Яков Свердлов» сумел потопить «Силезию» и вернуться на базу. Значит, смогут и другие. Особый ударный отряд подводных лодок «Красные акулы» у нас уже создан и прекрасно себя показал. Потому я предлагаю создать особый ударный отряд эсминцев и назвать его, например, «Красные волки». Кто за это предложение, товарищи? Прошу проголосовать.
* * *
Встречая линейный крейсер в точке рандеву к юго-западу от Аландских островов, Эрих Редер смотрел в морскую даль. Ради этой встречи он специально поднялся на рассвете. Такой момент позволить себе пропустить гросс-адмирал никак не мог. Не каждый день такое бывает, чтобы встретились в море два самых сильных корабля Третьего Рейха. Они обнаружили друг друга несколько часов назад, еще ночью, но так получилось, что сближались именно на рассвете при первых лучах солнца. Светило вставало за кормой флагманского «Тирпица», который выдвигался к месту встречи с востока.
А с запада, навстречу линкору, неспешно двигался по воде «Шарнхорст», впереди которого и по обеим сторонам разрезали серую волну Балтики, выбивая из нее соленые брызги, эсминцы эскорта. «Тирпиц» же сопровождали все три легких крейсера. Тишину морского простора нарушал гул мощных машин, доносившийся до мостика даже сквозь многочисленные стальные перекрытия палуб линкора и чувствовавшийся под ногами едва заметной вибрацией. Огромные корабли сближались величественно, словно два стальных левиафана, поделивших между собой весь этот мир моря и неба.
Редер считал, что его собственный план операции «Ход ферзем» сильно отличался от того, что обыкновенно предлагал главный штаб кригсмарине. Обычно, в штабных планах все просчитывалось очень четко с педантичностью, свойственной арийцам. Редер же впервые больше полагался как раз на импровизацию. Потому и свободы маневра оставлял себе гораздо больше. Он для себя понял, что решительность и инициативность иногда значат гораздо больше, чем устоявшиеся правила и старые догмы, которым обязательно учат неопытных курсантов.
Но, путь курсанта до гросс-адмирала слишком долгий, а Редер его уже преодолел. Потому он и не боялся идти на риск. Тем более, что немецкая техника казалась ему значительно более качественной, чем техника противника, а выучка немецких моряков до недавнего времени не вызывала никаких сомнений. Вот только гибель «Силезии» заставила задуматься о многом. Но, пересматривать систему военно-морского образования даже из-за такого досадного случая уже не получалось. Не имелось на это ни времени, ни возможностей. Шла война, которая требовала немедленных действий. И гросс-адмирал действовал. Он считал, что торжественная встреча двух главных немецких кораблей поднимет боевой дух моряков эскадры, удрученных недавней бесславной гибелью броненосца.
Исходя из этой духоподъемной задачи, Редер приказал командиру линкора Фридриху-Карлу Топпу выстроить свободных от вахты членов экипажа для торжественной встречи по правому борту. Сигнальщиков обязали развесить разноцветные праздничные флаги. А корабельному оркестру приказали играть бодрый марш. Рядом с гросс-адмиралом выстроились на мостике офицеры в парадной форме. Кроме командира линкора, присутствовали первый помощник фрегаттен-капитан Пауль Дювель, командир корабельной артиллерии корветтен-капитан Роберт Вебер, главный корабельный инженер линкора фрегаттен-капитан Оскар Штельмахер, старший инженер-электрик корветтен-капитан Пауль Штайнбитлер, штурман корветтен-капитан Вернер Кнеппе и еще несколько командиров разных служб корабля.
Наблюдая все это торжественное построение на рассвете нового дня, Карл Топп очень старался, выполняя привычную роль мальчика на побегушках при гросс-адмирале. Видимо, подчеркивая его статус подчиненного, Эрих Редер всегда называл его не полным именем, напрочь отбрасывая из него Фридриха. Отчего командир «Тирпица» уже привык быть просто Карлом вместо Фридриха-Карла. Но этот факт нисколько не смущал его. Топп гордился тем обстоятельством, что ему, корабельному инженеру, повезло командовать такой громадиной, целой морской крепостью, настоящим чудом немецкой инженерной мысли, с уникальными техническими решениями, сложнейшими машинами и мощнейшими двигателями.
Расположение всех отсеков линкора при проектировании тщательно продумывали, особо тщательно просчитывая запас прочности. И Карл Топп верил, что корабль получился почти что непотопляемым. И у него, как у опытного морского инженера, принимающего непосредственное участие в работе над проектом, имелись все основания верить в это. Ведь, казалось бы, при проектировании и строительстве учитывалась каждая мелочь, внутри огромного корабельного корпуса установили множество продольных и поперечных водонепроницаемых переборок, а толстой броней тщательно защитили все самые важные механизмы. К тому же, броневой пояс уходил на пару метров ниже ватерлинии.
В команде Карл Топп тоже старался поддерживать уверенность, что линкор абсолютно непотопляем. Вот только после гибели в конце мая однотипного «Бисмарка», поддерживать непоколебимую веру в непотопляемость «Тирпица» среди экипажа сделалось неблагодарным занятием. Ведь при потоплении «Бисмарка» англичанами выжили лишь немногие моряки. В экипаже оставшегося линкора, конечно же, все начали задумываться о том, почему в итоге произошло именно так, и отчего же пошел ко дну огромный новый линкор. Оптимизма у команды по поводу непотопляемости поубавилось, что, впрочем, не мешало любому моряку с «Тирпица» по-прежнему гордиться своим кораблем.
Карл Топп прекрасно знал, что «Тирпиц» на самом деле огромен, и его водоизмещение равнялось не каким-то там тридцати пяти тысячам тонн, как было официально заявлено, а гораздо больше. При полной загрузке водоизмещение линкора доходило до пятидесяти шести тысяч. И это по праву был один из крупнейших линкоров мира длиной двести пятьдесят один метр, шириной тридцать шесть и с осадкой в одиннадцать. То был просто грандиозный бронированный монстр, при виде которого враги Германии обязаны сразу впадать в благоговейный трепет перед немецкой мощью.
Но и «Шарнхорст», идущий навстречу «Тирпицу», выглядел ненамного хуже флагмана эскадры. Конечно, не слишком удачная формы корпуса и носа, сделанные ради того, чтобы достичь максимальной скорости при ограниченном водоизмещении, не лучшим образом сказывалась на мореходности линейного крейсера. Но то была вынужденная мера, когда в ограниченный тоннаж конструкторы пытались впихнуть максимальную начинку и при этом выжать из корабля максимальную скорость. Водоизмещение в ходе строительства тоже повысили больше проектного. И теперь оно доходило до тридцати девяти тысяч тонн.
Все эти ухищрения привели к тому, что корабль получился перегруженным и не столь мореходным, как «Тирпиц». «Шарнхорст» постоянно испытывал проблемы с заливанием волнами носовой оконечности и с перегрузкой машин. От сырости часто выходило из строя электрооборудование, а от слишком больших нагрузок на котлотурбинные группы турбоагрегатов постоянно подводили нагревательные трубки. К тому же, бронирование в некоторых местах корабля оказалось явно недостаточным, что не однажды показывали практические проверки на прочность корпуса, уже не единожды осуществленные английскими бомбардировщиками. Впрочем, внешне это в момент торжественной встречи кораблей особенно никому не бросалось в глаза.
Зрительно линейный крейсер не сильно уступал линкору. В длину он был короче лишь на шестнадцать метров, а в ширину уже на шесть, при осадке меньшей на метр. Каждая из трех его башен оснащалась тремя орудиями меньшего калибра, чем у «Тирпица», но все равно и эти девять длинных пушек смотрелись достаточно грозно. На линейном крейсере тоже выстроили команду вдоль борта и вывесили разноцветные праздничные флажки. Сближаясь, оба огромных корабля приветствовали друг друга длинными гудками. На «Тирпице» оркестр заиграл мелодию гимна Третьего Рейха, и обе команды запели: «Германия превыше всего, превыше всего в мире!»