Еще один реальный способ улучшить нашу жизнь

Глава 15

И снова по всей Земле наступил понедельник, называемый простыми работягами тяжелым днем. Хотя, где-то, как например, в задыхающейся от бунтов и пожаров Франции, простые, добропорядочные люди даже с некоторым облегчением вздохнули. Все же часть хулиганов вполне себе работают на еще не сожженных производствах. Потому свободного времени на всякие разные бесчинства у них теперь окажется сильно меньше, чем в прошедшие уже выходные. Бог даст, страна, как-нибудь, и до следующих выходных дотянет.

А вот в рекламном агентстве господина Серебрянского понедельник является самым, что ни на есть, нервным и беспокойным днем. В это день шеф поступившие к ним, в агентство, заказы на рекламу между конкретными исполнителями распределяет. Ирина со всем прилежанием за этим процессом в исполнении Вячеслава Михайловича внимала, все ждала, когда он ее фамилию назовет и фронт работ ей определит. Да только не разобранных заказов все меньше и меньше оставалось, а фамилия Михайловой так и оставалась не произнесенной.

Наконец, когда уже, вроде, все заказы обрели своих персональных ответственных исполнителей черед дошел и до Ирины.

— А ты, Михайлова, поступаешь в качестве ответственного делегата для связи в предвыборный штаб партии народной свободы. В выходные их представитель как раз мне из Москвы позвонил.

— Так ведь, Вячеслав Михайлович, эти жулики же с окончанием выборов запросто опять сбежать могут, не заплатив обещанное. — Припомнила Ирина коллизии прошлых выборов, когда в их среде рекламщиков только ленивый не склонял недобросовестных и жуликоватых партийных рекламодателей. Даже, кое-кто, вроде как, собирался за свой счет в сети информацию об этом обмане партии, громко ратующих за честные выборы, выложить, но что-то там по-видимому не срослось.

— Теперь мы уже ученые. Деньги за исполнение рекламного контракта будем загодя и в полном объеме взимать. — Отмахнулся от реплики Ирины Серебрянский. — Они еще обещали премии исполнителям выдать за добросовестную работу, но даже если без премии уже так, навскидку, неплохо выходит.

Обманувший раз, обманет еще и еще, — старинная народная мудрость, потому отправляться налаживать совместную работу с жуликоватыми москвичами Ирине просто таки ужасно не хотелось. Только куда ж деваться, если собственным работодателем перед ней именно такая неприятная задача поставлена. Благо, во время реконструкторского фестиваля много всего наснимала, есть кое-какие наметки по части использования этих роликов для рекламной работы.

В областной клинической психиатрической больнице случилась очередная массовая выписка пациентов. Их в последние годы регулярно накануне надвигающихся выходных проводили. Прошли те времена, когда сумасшедших, как штучный товар, держали в подобных учреждениях до полного клинического излечения. Теперь другие времена, на все случаи имеются научно обоснованные медико-экономические стандарты. Причем, главное в названии этих стандартов — именно второе слово, «экономические». С каждым диагнозом у нынешних пациентов количество дней нахождения в медучреждении строго регламентировано. А излечение?…То дело вообще даже не десятое. Оно очередь там вообще не занимало. В конце концов, если выписанный накануне пациент вдруг затеет, по примеру древнего литературного героя, старушек острыми тяжелыми предметами по головам отоваривать, по мнению устроителей этих самых медико-экономических стандартов, его всегда можно будет и на повторный курс лечения уложить. Если свободные места, разумеется, в дурдоме еще будут оставаться.

Вот нарастающий вал проблем с местами в их больнице и отношение вновь прибывающих пациентов к старушкам доктора Загуменова в этот день беспокоили особенно сильно. Не в том плане, что он опасался, что выписанные им сегодня прямо из ворот больницы отправятся косплеить Родиона Раскольникова, но что-то с этими неформалами, пачками доставляемыми в больницу их обеспокоенными родственниками, делать все-таки надо. А еще приступы навязчивого беспокойства у этих представителей разнообразных уличных субкультур не удавалось хоть на время купировать иначе, как предоставлением этих самых старушек для всевозможной им помощи. Парочка божьих одуванчиков, лежавших в клинике с диагнозом вялотекущая шизофрения, даже прейскурант на свои услуги для озабоченных молодых людей на двери палаты вывесили: подать стакан с водой, чтоб таблетку запить — 50 ₽, сопроводить от палаты до столовой — 100 ₽, послушать про молодость — от пятисот до тысячи! И ведь платили! Еще и в очередь становились. Вчера вон, во время ужина, эти предприимчивые бабки по три раза туда и обратно прочелночили наперегонки.

— Доктор, вы меня не слышите? — Ворвался в затуманенный размышлениями разум врача-мозгоправа голос одного из выписываемых на сегодня пациентов. — Я спрашиваю, возможно ли выписать Алевтину Викторовну Леонтьеву вместе со мной?

— Леонтьеву? Из триста восьмой? — Сконцентрировал свое внимание на окружающем психиатр. — Ее уже неделю назад можно было выписывать, у нее психотический эпизод давно прошел уже. Только ей податься некуда, у нее перед попаданием к нам дом сгорел, вот мы и держим ее в больнице по максимуму, насколько позволяет ее диагноз. Вот только что с ней дальше делать?

— Дом сгорел? Так это ж хорошо… то есть плохо, конечно, но я запросто эту ситуацию решу. Куплю ей квартирку. А пока она у меня может пожить, у меня в доме места полно. — Обрадовано объявил Борис П… впрочем, теперь уже точно, Борис Павлович, и никак иначе. С момента объявления о выписке полковник полиции, словно надуваемый воздушный шарик, по отношению к окружающим начал наполняться былым пафосом и величием.

Выписка еще одной бывшей душевно больной много времени вообще не заняла. Страничка выписного эпикриза на Алевтину Викторовну Леонтьеву доктором Загуменовым уже неделю загодя была в их больничном компьютере набрана, оставалось только проставить даты, да распечатать. И вскоре по улице, напрочь наплевав на такси и общественный транспорт, под ручку шагала странная пара: важный, упитанный мужчина в полицейском кителе с полковничьими погонами и поглядывающая на него с любовью и нежностью дама практически рубенсовской наружности и в застиранном до потери цветов халате и тапочках. Но разве может иметь значение какая-то застиранная одежда, а тем более тапочки, если души у обоих шагающих под ручку по улице поют и смеются в такт!

Предвыборный штаб партии Народной Свободы располагался на первом этаже обычного жилого дома. Там, по воспоминаниям Ирины, еще недавно парикмахерская располагалась, а теперь вместо кресел и столиков мастеров-парикмахеров пара столов со стоящими на них мониторами компьютеров были поставлены. И диван, на котором восседали двое из четырех прибывших из столицы партийных деятелей. Правда, еще один, самый главный, племянник нынешнего главы партии, только где-то на подходе был, в столице задержался.

— Проходите, присаживайтесь, — радушно пригласил один из функционеров Михайлову, когда она объяснила этой четверке бездельничающих, кто она вообще такая. Даже чуточку в сторонку на своем диване отодвинулся, предоставляя ровно столько места, чтобы она вплотную между двумя мужиками вписалась.

— Спасибо за приглашение, только лучше я здесь посижу. — Ирина переложила стопки папок со стула, притулившегося возле одного из двух столов, и уселась на него. Со своего места ей открылся великолепный вид на экран монитора, который именно в этот момент демонстрировал красочный ролик с затоплением вражеского корабля. Игра «Морской бой», в отличие от ее бумажного варианта, в компьютере расцвечивалась такими вот мультяшными вставками.

— Вам уже сегодня говорили, какая вы красавица? — Выдал стандартный комплимент все тот же мужчина, который минутой ранее предлагал ей усесться рядом.

— Да, конечно, мой парень каждое утро регулярно это делает, — решила расставить все точки над «и» девушка, настроенная в данный момент исключительно на работу.

— Всего лишь парень? Значит, у меня есть шанс, выходит, вы до сих пор еще не замужем? — Продолжал свой треп бонвиван, и не думая умолкать.

— О моем семейном положении поговорить можно будет попозже. Предлагаю нам сейчас обсудить рекламные ролики о вашей партии, которые мы должны будем запустить по местному телевидению.

— В этом нет совершенно никакой необходимости. У нас имеется стандартный ролик партии Народной Свободы, который мы и будем крутить в отведенное нам бесплатное рекламное время. — Не заинтересовался Ирининым предложением поработать над имиджем его партии этот странный партийный функционер.

— Но тот ролик же совершенно безликий и скучный! — Возмутилась на такое небрежение к ее профессионализму красавица. — К тому же вы его уже давно заездили. Избиратели же уже давно не обращают на него ровным счетом никакого внимания. Пользы от него — ноль.

— Милая девушка, а что вы скажете на мое приглашение пообедать в самом лучшем здешнем ресторане? — По-прежнему не желал переключаться на деловой лад мужчина. Остальные трое, находящихся в комнате, улыбаясь, с интересом наблюдали за развернувшимся перед ними представлением. — А вопросы рекламы выборов, если честно, нас совершенно не волнуют. Деньги за наше участие в них сверху уже перечислены, число голосов нашей партии давно определено. Так что ближайший месяц мы сможем совершенно спокойно развлекаться, не отвлекаясь на всю эту скучную, никому не нужную чепуху.

— Так ведь можно же заметно увеличить число этих самых голосов! — Ирина определенно не желала воспринимать втолковываемые ей реалии.

— Видишь ли, Ирина, тут такая петрушка выросла, число голосов увеличить нельзя, — как маленькой принялся втолковывать ей улыбающийся с ноткой превосходства бонвиван, — иначе число голосов обязательно уменьшится у кого-нибудь другого, а они все уже давно распределены. Понимаешь? — Произнося это разъяснительную речь, мужчина, ухмыляющийся ей в свою противную пегую бородку, встал со своего места и надвинулся на Ирину. — Ну, же девочка, не упирайся, я предлагаю нам с тобой отлично провести время. — И он положил свою руку на плечо опешившей от такой фамильярности девушке.

— Не собираюсь я проводить с вами время, — Ирина попыталась скинуть руку, оказавшуюся неожиданно тяжелой. — Я к вам пришла своей работой заниматься, а флиртовать вы будете у себя дома, с вашей супругой.

— Колючка! — Разулыбался приставучий представитель партии народной свободы. — Но мне нравишься. Мы с тобой… сработаемся. Хотя, не люблю это слово: работа. От работы кони дохнут, а я жить хочу.

— Точно, — поддакнул один из «флотоводцев» из-за монитора. — Лозунг нашей партии «где бы ни работать, лишь бы не работать»! — И заржал, довольный изреченной донельзя избитой остротой.

— Ну, и оставайтесь тут, раз работать не хотите! — Психанула Ирина, кое-как справившись с руками липнущего к ней мужика. Соскочила со своего места и, стремглав, метнулась к выходу.

— Да работаем мы, работаем! Причем ударно. — Донеслось ей вслед.

— Ну, и ладно, работайте ударно, только без меня, — пробормотала Михайлова, глаза которой в этот момент налились густой зеленью. Отбежав примерно на квартал и постепенно перейдя на шаг, Ирина принялась на ходу размышлять, как обосновать Серебрянскому, тот факт, что она от их работодателей удрала. Ругаться будет…

Однако гости гостями, а на работу ходить все равно нужно. Подполковник Тетелютин, на этот раз уже, как обычно, при полном параде, прибыл в штаб своей колонии. Хоть и начальник, а на утренних планерках он предпочитал присутствовать всегда лично. Ну, нужно же быть в курсе жизни порученного его вниманию очень даже не простого учреждения.

Нынешняя пятиминутка, по мнению Ивана Михайловича, ничем особым от любой другой, за последние двадцать лет его нахождения в должности, не отличалась. Все те же мелкие и не очень правонарушения, исходящие от перевоспитываемого контингента, объемы и сортность спиленного лесоматериала, поскольку их колония, как и большинство в Забайкальском крае, специализировалась на лесозаготовках, работа и поломки вверенной в их распоряжение техники.

И только трагически грустный, практически убитый вид их заведующей санчастью сильно выбивался из общего привычно бодрого фона.

— Наталья Александровна, — у вас что-то случилось, вы сегодня какая-то грустная и неразговорчивая? — Все же нашел нужным поинтересоваться подполковник в самом конце планерки.

— У меня Туна пропала, — чуть не рыдая, поведала убитая горем женщина.

Вообще-то, полное имя Туны было Тунберг и была она не шведской больной на всю голову экоактивисткой, а кошкой, розовокожим сфинксом, хотя была названа именно в честь Греты Тунберг. Ну, просто когда это бесшерстное, страшненькое, лопоухое создание кто-то из бывших заключенных подарил заботливой ко всем своим пациентам, одинокой медичке, у нее одна единственная ассоциация и возникла. Та шведка ведь тоже сильно страшненькая на личико, разве что уши поменьше, да морщин пока нет. А вот прищуренный взгляд, когда та на саммите ООН свой эмоциональный бред транслировала, один в один, как у Туны. А потом женщина к живому подарку привязалась, даже на работу ее с собой таскала, благо начальство на такое нарушение контрольно-пропускного режима сквозь пальцы смотрело. И, вроде как, даже осужденные к кошке вполне приязненно относились. Подкармливали регулярно, отчего кошка со временем, ну, просто до невозможности растолстела.

— Надо задать вопрос заключенным. Наверняка, кто-нибудь, что-нибудь, да видел. — Предложил кто-то из присутствующих на утреннем заседании, и подполковник Тетелютин решил:

— Ладно, после окончания сегодняшних работ объявляйте общее построение. Задам этот вопрос всем сразу. Может, в самом деле, свидетели найдутся.

Естественно, зэки очень недовольны были, когда после тяжелого трудового дня их не распустили сразу по казармам, давая возможность отдохнуть и помыться, а потребовали снова построиться. Впрочем, кто и в какой тюрьме с мнением заключенных когда-либо считался?

— Ну, что, господа душегубы, воры и насильники, — обратился подполковник к негромко переговаривающейся толпе, пародируя слова всем известного комедийного фильма, — поступили наряды на раскорчевку пней на месте переработанной нами кедровой рощи в квадрате номер пять. Есть среди вас желающие?

Даже бывалые зэка после этих слов начальника испуганно притихли. Раскорчевка — один из самых тяжелых видов работ, кто же добровольно туда согласится. А самое главное, за что? Вроде, в последнее время крупных залетов по их колонии и не было вовсе. Нормально же жили.

— Да какая на нас вина, боярин? — Рискнул от имени всего общества поинтересоваться Филин, вор в законе, вообще, что называется, большого риска человек. Ну, а ему просто не так страшно было на обозначенных начальником работах оказаться. Воровской титул же не просто так дается. Работать ему в любом месте западло. А разница, где сидеть и играть с приближенными в карты, в лесу или на вырубке, не слишком-то и большая. На вырубке даже как-то получше: комаров меньше.

— У Натальи Александровны пропала ее кошка по кличке Тунберг. Лысая такая, розовая, — ответил Тетелютин, окидывая собравшийся перед ним контингент своим тяжелым начальственным взглядом. — Надеюсь, всем понятен ход моих мыслей?

— Да какая Тунберг, это же самая настоящая Тумба была. Жирная очень. Вот ее пацаны и съели с расстройства, что наша замечательная докторица не дает им таблеточек для повышения настроения. — Принялся изгаляться все тот же Филин. Мол, все смотрите, ну, нет у начальника средства против честного вора, Кости Сапрыкина!

Доктор Покровская, услышав про жестокую судьбу своей несчастной лысой страшилки, только всхлипнула и бегом с трибуны начальствующего состава умчалась.

Иван Михайлович даже сплюнул мысленно, услышав про таблеточки. Ясно же, что не просто так кошка пропала, а в качестве мести Наталье Александровне за отказ проносить на их зону наркотики. И какого черта, докторша про эти самые подкаты к ней насчет наркотиков самому Тетелютину не доложила? Он бы живо порядок навел. На него бы урки точно наезжать побоялись. Ладно, делать нечего, надо отвечать. Негоже начальнику колонии в словесном поединке какому-то законнику проигрывать.

— Вот гляжу я на тебя, Филин, и думаю. Не любишь ты, Константин, природу, мать твою. Вот и животину, которая плоть от плоти природной, ни за что, ни про что обидел… — от размеренного, спокойного тона бывалого хозяина зоны у Филина внезапно по загривку стадо муравьев, откормленных до размеров майских жуков, промаршировало. — Я ведь не все объекты для вашей работы еще перечислил. Есть у меня особенная делянка на полуострове, возле Баргузинской топи. Наши китайские партнеры давно одолевают наше же главное управление просьбами именно там лесные разработки организовать. Кедрач там уж больно здоровый на увлажненной почве уродился. Даже, пожалуй, исключительно из благоволения к тебе, Филин, до конца лета организую там отдельную постоянную бригаду, состоящую целиком из членов вашего отряда, чтобы время на разъезды туда-обратно вы понапрасну не теряли. Опять же, подозреваю, в таежной тиши, под хлюпанье воды в сапогах, да под звуки писка особо отборного гнуса, любовь к природе куда скорее получится воспитать. А товарищи тебя еще и поблагодарят отдельно за такую замечательную экскурсию, организованную исключительно за твои персональные заслуги.

— Беспредельничаешь, начальник! — Взвыл вор в законе, уже слыша глухой ропот за спиной. Коронован-то он, коронован, но в глухой тайге, где лишь медведь за прокурора, никакое звание не спасет от случайно упавшей на макушку елки. Ну, или кедра, раз хозяин именно их к разработке обещает.

— Ничуть, — покачал головой подполковник, — ты ведь, считай, в душу единственному человеку, относящемуся к вам, зэкам, по-доброму, плюнул. Так что теперь сиди возле той топи, корми комаров и не жалуйся. Теперь на лоне природы у тебя будет полно времени, чтобы осознать, что так поступать недостойно. Ну, и погрустишь о судьбе несчастной животинки заодно.

Странно, вроде о розовой толстой кошке говорил, а в последний момент у Ивана Михайловича Тетелютина перед глазами вдруг розовая крыса возникла, в полицейской форме. В точности, как недавно с пьяных глаз привиделась. А потом и вовсе видение крысы сменилось на изображение румяного маленького человечка в зеленом камзоле с коричневыми штанишками. Человечек покивал полковнику головой согласно, а потом и вовсе на стрекозиных крыльях куда-то вдаль улетел.

— Меньше надо пить, — тихонько, чтобы окружающие не услышали, пробормотал про себя подполковник, а окружающие, заметив, как шевелились его губы, решили, что он безмерно провинившихся зэков материт. М-да, не в добрый для себя час Константин Федорович Сапрыкин, по кличке Филин, решил окружающим свою козырную масть продемонстрировать.