Erratum-2

Эпилог. Хэппи-энд. Реальность один

— Мне кажется, я сплю, — беспомощно сказала Лили.

— Мне тоже так поначалу казалось, — усмехнулся он, поворачиваясь лицом к долине. — Первое время меня мучила ревность, когда я увидел тебя и узнал о Синглафе.

— Но я… — начала Лили, но Ник лишь поднял руку, останавливая ее.

— Да, я знаю, я проверял тебя не один раз и каждый раз видел одно и то же — твою любовь ко мне. Потом меня мучили страхи, что ты не признаешь меня светлым, не признаешь кем-то иным, нежели властелином ада. Хотя, — он улыбнулся, — я им и остался.

— Ты же знаешь, — сокрушенно покачала Лили головой, — я была готова на любую глупость, лишь бы вернуть тебя. И мне все равно, кем.

— К слову о глупостях, — Ник замолчал и задумчиво посмотрел на кувыркающихся птиц.

— Кокон не убил тебя, — выдохнула Лили, сознавая. — Это означает, что не помешай я тебе в прошлый раз, все было бы в порядке. Так?

— Нет, — он покачал головой. — Разве можно назвать порядком озверевшие души, вырвавшиеся из слоев?

— Но не притащи я василисков в колодец…

— Да, а не соверши я оплошности и не попади в кокон… А не отвергни я своего отца и не пади вниз… — взгляд Ника был пронизан чем-то таким, что невозможно было прочесть.

— Я понимаю, — тихо проговорила Лили. Они все делали что-то или чего-то не делали, и мир состоял из миллионов вариантов их выбора, и из-за этого случалось либо не случалось что-то дальше. Нечаянно вернув время вспять, она дала Нику второй шанс на спасение, исправив свою же собственную оплошность.

— Не грусти, — Ник коснулся пальцами ее головы, — мы все совершаем выбор и не знаем, к чему он приведет. Но этот выбор, все то, что случилось сейчас, было предопределено.

— Как? — Лили изумленно посмотрела на него.

— Тобой, — улыбнулся он. — Ты никогда не была ошибкой, ты была Его надеждой.

— Я? — Лили по-прежнему ничего не понимала.

— Меня не могли тронуть ни ангелы, ни начала, ни даже престолы. Но ты, прошедшая все и сохранившая свет, была тем, что я понимал. Ты говорила со мной на одном языке, твое сердце билось с моим в унисон. Он создал тебя для меня, Лили. И я не знаю, смогу ли вымолить у тебя прощение за весь тот ад, что тебе пришлось пережить, ведь целью всего этого кошмара было лишь быть понятой мной. Он создал тебя для меня.

— Но это же неимоверно жестоко, — задохнулась Лили.

— Да. И он скорбел об этом многие годы, скорбит и поныне. Но то, к чему это все должно было привести, — он обвел рукой расстилавшийся вокруг мир, — стоило любых жертв.

— Но ведь меня никто не спрашивал, готова ли я принести эту жертву…

— Нет, потому что иначе я бы тебе не поверил. Ты должна была быть одинокой, несправедливо осужденной, покинутой всеми. Ты должна была быть такой, как я.

— Но ты ведь не проходил через ад, ведь так? — Лили засомневалась в самом конце, не зная, чему верить после всех его слов.

— Я его создал, — усмешка, осветившая лицо Ника, была поистине страшной. — Ты понимаешь, каким должно быть существо, чтобы создать все это?

— Больно, — прошептала Лили, — ему должно быть очень больно.

Ник молча кивнул.

— Настолько больно, чтобы желать всем той же боли во сто крат.

— Верно, — его разноцветные глаза впились в лицо Лили. — Я нес ее на своих плечах, она разрывала меня изнутри, и с каждым столетием не становилась легче. Я мучил, рвал, ненавидел, а она все не становилась меньше, эта боль. И только когда я увидел кого-то, терзаемого той же болью, но способного верить, я начал понимать, что есть выход.

— Но ведь начала несут столько света и облегчения, что рядом с ними невозможно не почувствовать себя лучше.

— Свет режет глаза и причиняет боль душе, что темнее ночи.

Лили вспомнила свои попытки увидеть его лицо и согласилась. Даже в ее жизни были моменты, когда она ненавидела свет.

— Я исцелю тебя, если ты мне позволишь, — он протянул к ней свою руку.

Лили смотрела на его длинные пальцы и не знала, что сказать.

— Ты не обязан этого делать, — наконец, проговорила она, заставляя себя произносить слова вместо того, чтобы броситься к нему.

— Я хочу этого, — улыбнулся он, никак не реагируя на ее благородное разрешение.

— Чем, коконом? — Лили приблизилась, и ее пальцы замерли над его раскрытой ладонью. — Грерия сказала мне, что он уничтожен. Или для меня будет соткан новый?

— Сарказм у нас тоже общий, — заметил он, но не сдвинул свою руку ни на миллиметр.

— А что с Грерией? — глаза Лили в тревоге распахнулись.

— Она в порядке, — ответил Ник, не дрогнув. — В последнее время мне пришлось сильно потрудиться, но я почти никого не потерял.

— Почти? — Лили взволнованно посмотрела на него.

— Аспидов больше нет, — выдохнул он, опуская руку, но Лили поймала ее в самом низу и крепко сжала его пальцы.

— Я была в черных скалах, видела Гаруса. Мне так жаль.

— Самаэль развлекал старика напоследок, — грустно улыбнулся Ник, и его пальцы переплелись с пальцами Лили. — Ты позволишь? — Он вновь посмотрел на нее, и не совсем ясно было, о чем именно он спрашивал. Но Лили больше не могла отгораживаться от него и не желала.

— Да. Все, что угодно, — ее глаза неотрывно смотрели в глаза Ника.

— Это большой аванс, — усмехнулся он.

— Наверное, — Лили смутилась от скользнувшей мысли и опустила взгляд.

— У ангелов тоже есть особенные отношения, — догадался он, поднимая ее руку и прижимая к своей груди. — Это называется слиянием. — Тепло от соприкосновения с ним разлилось через руку по груди Лили и разноцветной радугой застелило ей глаза. Это был взрыв света, одновременно бесконечно яркий, но мягкий и приятный, будто через нее текла самая настоящая радуга, переливаясь всеми цветами, и волны каждого цвета отдавались удивительным ощущением во всем ее теле, наполняя ее жизнью и благоуханием. Словно они с Ником были средоточием света, одним ожившим светилом, способным создавать вселенные и даровать жизнь. Слияние — так он это назвал, и Лили не могла подобрать более подходящего слова.

— Это… великолепно, — слова с трудом давались ей, потому что в свете слова были не нужны, они могли думать, могли создавать образы — это все принадлежало им обоим, рождаясь в одной голове и заканчиваясь в другой, так что Лили не всегда успевала понять, кому принадлежала та или иная идея. Но они все были близкими, правильными, ее, независимо от того, откуда приходили. Ей хотелось петь и пролиться дождем одновременно, но она знала, что, что бы из этого ни случилось, песня будет самой прекрасной на свете, а дождь — живым. Они были средоточием. А потом, когда мир взорвался мириадами радужных капель, наполнивших воздух, она, наконец, снова смогла видеть и поняла, что они по-прежнему стоят рядом, и ее рука оторвалась от его груди.

— Что это? — с трепетом спросила Лили, уже догадываясь, что он ответит, но желая еще одного подтверждения необъяснимому чуду.

— Любовь, — ответил он. Оба его глаза пришли к согласию и смотрели на Лили нежно и тепло.

— Любовь, — повторила Лили, утопая в их незамутненной глубине. Она вдыхала воздух полной грудью и впервые позволила себе поверить, без сомнений и оговорок, в то, что их ждет счастье. Что эра боли окончена. Что белый цвет, сменивший багровые оттенки, не несет фальши и не грозит предательством. Что ее любят, что в мир ее отправила не бездушная ошибка системы, а все та же любовь, и что она оправдала надежды. Они оправдали, оба, созданные друг для друга.