— Они все счастливы? — Лили наблюдала за прогуливающимися и беседующими людьми в легких одеждах, и они ей казались одинаково безликими и совершенными.
— Это рай, — улыбнулась Леония. — Ты привыкнешь.
— Я понимаю, как тебе, — заговорщически подмигнув, продолжила она. — Я видела того мрачного человека, что тебя привел. Но у нас здесь все намного лучше, — она сделала ударение на слове «намного» и радушно улыбнулась Лили.
Леония была милой девушкой, но Лили ощущала себя чужой. Вторые небеса оказались пристанищем чистых душ, и прекрасные сады с благоухающими кустами дополняли непонятную Лили картину. Ни крылатых братьев с их трудами и монастырским укладом жизни, ни мечей и вечных сражений, как у света божия, и что самое страшное — огромная непреодолимая стена, отделяющая вторые небеса от остального мира. И все эти смеющиеся счастливые люди ликовали приходу каждого вновь прибывшего. Его или ее едва не носили на руках, поздравляли и умилялись, словно попасть за эти стены было величайшей победой.
А Лили хотела вниз. Прочь от этих стен, от сияния и райских кущей, во мрак боли и неразделенной тоски, чтобы подарить немного света, успокоить тревогу, утешить. В мир, где любая улыбка стоила тысяч здешних, любой проблеск — целого дня сверкающих облаков.
— Ты снова грустишь, — всплеснула руками Леония. — Смотри, а то придется тебя выселить за стены, — пошутила она, весело рассмеявшись. Только Лили шутка не показалась смешной — она наоборот едва не ухватилась за нее, как за надежду.
— А как попадают в город? — спросила она у Леонии. — Покажи мне врата.
— Не-ет, — протянула Леония. — Марк сказал, что ты не в себе, так что тебе нельзя к вратам.
— Но как попадают все эти люди? — Лили на самом деле не понимала, глядя на прогуливающихся и слыша тихий шелест их голосов.
— Через врата, все верно, — кивнула Леония. — Но их пропускают апостолы. Они сами были людьми и вправе решать, кто достоин, а кто — нет.
— И что же с теми, кто не достоин?
— Отправляются на первые небеса, — улыбнулась Леония, — размышлять и расти над собой.
— А те, кто совсем недостоин?
Глаза Леонии округлились, а затем она, наконец, поняла.
— О, — неловко вымолвила она. — Эти к нам не попадают вовсе. Они сразу отправляются вниз.
— Значит, те, кто в первом — не так уж плохи?
— Нет, они просто пока не достойны.
Лили ничего не могла с собой поделать, но ее лицо едва не дрогнуло от приторной слащавости рассуждений Леонии. И тем более она не могла понять, как кто-либо, будь он даже избранным, в праве решать, кто достоин, а кто нет. В ней пробуждался дух бунтаря. И все эти розовые кусты не внушали ей ни малейшей доли умиротворения, а взывали к буре.
— Какова моя роль? — без обиняков спросила она Леонию.
— О, вы так прямолинейны на седьмых, — улыбнулась девушка. — Создавать благость вокруг прибывших душ.
— Благость? — Лили встала на дорожке, как вкопанная. — Но ведь они и так все счастливы, — обвела она рукой шествующие группки людей.
— Вновь прибывших какое-то время еще отягощают воспоминания и отголоски прошлого, — пояснила Леония.
Но Лили ее уже не слушала. Где-то там, в одном из ее любимых мест, на земле, в переходе стоит высохшая старушка с протянутой рукой, и в один из дней, если всевышний не будет к ней милостив, и ей не подадут достаточно, ей не хватит на пропитание и на лекарства. Мать, едущая в метро с похорон своего ребенка, девушка с разбитым сердцем, прижимающая пылающий лоб к холодному окну автобуса, десятки детских глаз, мечтающих о том, чтобы вон та тетя оказалась их мамой, мужчина в расцвете лет, не вставший после операции и осознающий, что всю оставшуюся жизнь вынужден будет провести сидя… Вот кому нужна была благость, свет, утешение. А не блуждающим среди клумб радостным существам. Лили хотелось кричать: громко, безудержно, яростно. Кричать, пока они не выкинут ее за свои прекрасные стены. Прекрасные? Такие ли уж прекрасные? Лили тяжело посмотрела на Леонию.
— Познакомь меня с апостолами. — Ее слова прозвучали скорее как приказ, чем как просьба.
Леония окинула ее взглядом и поняла, что Лили не отступит.
— Там сейчас один. — Сдавшись, ответила она и кивнула, указывая направо по усыпанной белыми камушками дорожке.
Из зарослей винограда проглядывала белая мраморная резьба. Кое-где из стен выступали колонны, полуутопленные в сами стены, и через большие промежутки располагались башни. Самым темным оттенком всего представшего глазам Лили великолепия был оттенок слоновой кости. Врата подымались вверх, теряясь в голубизне неба, их массивные створки были плотно закрыты, и лишь внизу у самого основания, виднелась крохотная дверка.
Леония улыбнулась, наблюдая за тем, как Лили заворожено рассматривает их гордость.
— Нравятся? — спросила она, заранее зная ответ.
Все это действительно впечатляло. Загадкой оставалось лишь то, почему вокруг так светло, но нет источника этого света, словно он равномерно льется со всех сторон. Словно все вокруг излучало тонкие частички сияния. И потому ни колонны, ни башни, ни сами врата не отбрасывали ни одной тени, и облепивший стены виноград, освещай его солнце, а в особенности закатные лучи, выглядел бы совсем иначе, рельефней. Лили вспомнила, какие длинные тени вечером отбрасывали деревья на ее любимой земле, как менялись цвета домов в угасающем свете, как небо наполнялось лиловыми, синими и пурпурными оттенками, а затем превращалось в темную ткань. Здесь никогда так не будет. Врата всегда останутся такими, какими она их увидела, и виноград не питала сочная влажная почва сквозь узловатые корни, а только лишь свет.
— Проходи в калитку, — шепнула ей Леония. Глаза девушки горели — она, несомненно, гордилась их миром. Лили охотно скользнула в дверь, слегка пригнув голову.
— Входя в город Божий, кланяйся, — усмехнулся молодой белозубый парень, стоящий по ту сторону калитки, облокотившись на врата. — Выходя — тоже.
У него были красивые голубые глаза и открытое лицо, излучавшее искреннюю радость и чистоту. Лили даже не удержалась и вдохнула полной грудью, словно сам воздух возле него был лучше. Он чем-то напоминал ее светлых братьев с седьмых небес, только в нем было больше человечности.
— Паоло, — окликнула Леония, — это наша новая сестра.
— Лили, — произнесла Лили, не давая Леонии назвать ее другим именем.
— Тебя нет в списке имен, — Паоло отодвинулся от стены, и его брови чуть заметно сошлись к переносице.
— Она — сверху, — пояснила Леония, забавно указывая своим тонким пальчиком вверх.
— О, снова гости из светлейших, — улыбнулся Паоло. — Пришли понаблюдать за нашей работой?
Леония переминалась с ноги на ногу, явно испытывая неловкость.
— Икатан передали к нам на попечение, — наконец, произнесла она.
— Передали нам? Зачем? — Паоло был сплошной непосредственностью. Уж он-то точно не утруждал себя излишними условностями.
— Не оправдала надежд, — прекратила Лили этот цирк.
Паоло посмотрел на нее долгим взглядом.
— Что такое надо было сделать, чтобы не оправдать их надежд?
— Паоло, — попыталась одернуть его Леония, — она не одна из тех, кто стоит в очереди у твоих врат.
— Да? А странно, потому что я мог бы ее и не пустить, — вдруг ответил он.
Леония в замешательстве замолчала.
— Так я могу идти? — Лили махнула рукой в сторону дороги, ведущей от врат.
— Едва ли, ведь тебя «передали» нам, верно? — За добродушной внешностью юнца скрывался не такой уж простой человек, и Лили невольно подумала, что может быть Марк ей однажды покажется плюшевым медвежонком.
— Тогда поставьте кого-нибудь и изнутри ворот, — не удержалась от сарказма Лили.
Леония молчала и, едва не раскрыв рот, наблюдала за их беседой.
— Ставить стражу ради одного? — усмехнулся Паоло.
— Ради одного ли? — Лили не собиралась сдаваться так легко.
— Больше никто не рвется из города.
— Что происходит? — наконец, не выдержала Леония, наивно хлопая глазами и переводя взгляд то на одного, то на другого.
— Ничего, Леония, — мягко ответил Паоло, прекращая словесную перепалку.
— Так странно, — неожиданно проговорила Лили, заворожено наблюдая за уходящими лучами, — здесь видно солнце.
— Здесь почти все, как на земле, — отозвался Паоло.
— Так поэтому ты… — скользнула в голове Лили догадка и выплеснулась нечаянными словами.
— Здесь? — закончил он ее вопрос. — Иногда я скучаю по земле. — Паоло взглянул на Лили, и ей показалось, что, по крайней мере, в этом вопросе они поняли друг друга.
— Мне кажется, тебя притягивает даже не земля, — сказал Паоло, когда Лили пришла к нему на очередном закате и привычно опустилась на выступ у калитки.
Они часто сидели здесь и вместе провожали солнце, пока последние лучи не скрывались за горизонтом, а потом Паоло мягким, но уверенным жестом пропускал ее вперед сквозь врата.
— А то, что намного ниже, — продолжил он.
— Все так плохо? — Лили даже не повернула головы, не отрываясь от любимой картины.
— Нет, — ответил он. — Но что случилось на самом деле? Что ты натворила?
— Почему ты решил, что я должна была что-то натворить? Может, я просто не дотянула до них?
— Нет, — ухмыльнулся апостол, — ты говоришь иначе, думаешь иначе. Ты отличаешься от них на целую бесконечность, и я бы сказал, что ты — человек.
Лили не подтвердила и не опровергла его догадку, продолжая глядеть вдаль.
— Так что же ты натворила?
— Ты прав, меня притягивает то, что ниже, — созналась она — ему так легко было сознаться.
— Как ты оказалась на седьмых небесах? — Он не спрашивал, почему ее тянет вниз. Он спрашивал, как ее забросило наверх.
— Не знаю, — почти не солгала Лили, если говорить о произошедшем в пределах кокона.
— Поверь мне, ты была человеком, — произнес Паоло, также не глядя на нее и провожая глазами солнце.
— Верю, — подумала Лили, но вслух так ничего и не сказала.
Прекрасные кущи, благостные люди, мудрые беседы. Только Лили ощущала себя все слабее и растеряннее. Словно была изгоем среди живущих здесь людей, прокаженной в царстве радости и здоровья. Лили никогда не думала, что в раю возможно заболеть, но с каждым днем становилась все слабее, аромат цветов словно душил ее, а от звуков негромких голосов гудело в ушах, и кружилась голова от однообразного равномерного света. Ко всему прочему, она начала уставать и впадать в забытье, которое люди назвали бы обычным сном. С той лишь крохотной оговоркой, что на небесах никто не спал, ибо они есть свет. Лили пыталась мысленно обратиться к тем временам, когда ее наставником был Синглаф, вспомнить его мудрые речи, но ничего не помогало. То, что подтачивало ее изнутри, было безразлично к воспоминаниям.
И почти столько же раз, сколько она засыпала, ей снился Ник. Струи воды падали с неба, снова и снова, в десятый раз мочили его белоснежную рубашку, а Лили заворожено смотрела на него и не могла отвести глаз от его лица. А просыпаясь, почти ощущала влагу на своем теле и прикосновение его рук. И каждое пробуждение становилось разочарованием и болью ее сердца, потому что они были разделены. И только однажды ей снилось, что они вместе. Его руки гладили ее взмокшее от любви тело, пальцы нежно пробегали по щеке, и каждое его прикосновение заставляло ее чувствовать себя счастливой и наполненной. Она прижималась к нему плотнее и втягивала носом воздух, присваивая себе запах, запоминая, впитывая, переплетала свои пальцы с его пальцами, осязая, доказывая себе каждую секунду, что он рядом.
А потом открыла глаза и с бешено бьющимся сердцем поняла, что отовсюду по-прежнему льется белый свет, и еще на капельку труднее подняться.
Глаза воспалились и стали болеть от сияния. Леония уже пару раз поглядывала на нее искоса, и Лили понимала, что ее состояние не останется незамеченным, но скрывать его становилось с каждым днем все сложнее. Уже не могло быть и речи о том, чтобы она несла какое-либо утешение вновь прибывшим. И однажды вечером, когда она обычно отправлялась к вратам, чтобы проводить в очередной раз солнце вместе с Паоло, Лили вовсе не смогла подняться. Руки и ноги оказались слишком тяжелы. Пара тщетных попыток встать дала ей понять, что она больше не в состоянии двигаться самостоятельно.
— Паоло, — Леония была бледна, как никогда, а ее итак немаленькие глаза округлились.
— Что стряслось? — он был на своем посту у врат.
— Лили, — прошептала Леония, не зная, как объяснить. Но Паоло был тем человеком, которому объяснения не требовались. Он мгновенно скользнул без излишних вопросов в калитку и последовал за торопливыми шажками Леонии.
— Паоло, она не может подняться, — на ходу, наконец, заговорила девушка. — Я пыталась помочь ей, но у меня ничего не вышло. Ее руки, все тело так тяжело, что это просто невозможно.
— Ну вот, — глухо проговорила Леония, когда они подошли к тому месту, где лежала Лили. За то время, что Леония ходила за помощью, ее тело словно ушло на пару сантиметров вглубь под собственной тяжестью.
— Этак она продавит фундамент города, — заметил Паоло в своей привычной прямолинейно-насмешливой манере.
— Но что же делать? — всплеснула руками Леония.
— Похоже, пора ей отправляться ниже, — произнес Паоло.
— Но мы же за нее в ответе, — пролепетала Леония.
— Значит, нужно передать на седьмые небеса, что уже нет. — Паоло опустился рядом с Лили на колени и попытался ее приподнять, но все его усилия оказались напрасными — ноша была слишком тяжела, невообразимо тяжела. — Плохи дела, — тихо проговорил он, а Лили открыла глаза, но взгляд ее не выглядел осмысленным.
— Передавать ничего не нужно, — услышал Паоло голос за своей спиной и обернулся. Леония успела предусмотрительно отойти подальше от мрачной фигуры. — Посторонись, — Марк безо всяких любезностей отодвинул Паоло и склонился над Лили.
— Она слишком тяжела, — начал Паоло, но Марк одним движением подхватил ее на руки и поднялся, удерживая Лили так, словно она не была неподъемной. — Но как ты… — осекся Паоло, потрясенно глядя на Марка. Но тот ничего не ответил и лишь сосредоточенно молча направился к вратам.
— Как ты думаешь, куда он ее понес? — не удержалась Леония, встревожено глядя им вслед.
— Вниз, — ответил Паоло, но, говоря это, он больше не имел в виду землю.