Erratum-2

58

Тишина, ветер и песок. Если бы здесь были хотя бы редкие камни или островки с серыми грибами, тогда эта пустыня ничем не отличалась бы от пустых земель ада. За исключением неба, конечно, движения светил и дней, сменяющихся ночами.

Иногда Лили ловила себя на мысли, что ждет, чтобы вдали раздался знакомый свист василиска или лай гончих, но ничто не нарушало тишины. Марк провел с ней всего несколько дней, а теперь появлялся лишь временами. Лили не знала, хороший это знак или нет: пропадает он оттого, что она безнадежна, или наоборот, все идет лучше, чем он думал. И вовсе не понимала его замыслов, и причин, по которым он ее оставлял здесь, не давая никаких заданий. А просто сидеть и слушать пустыню — напоминало ей время, проведенное в индивидуальных слоях. Только миры не возникали, хотя воспоминания зачастую одолевали так, что заменяли реальность. Теперь, глядя со стороны, ей казалось, что все, что она сделала с того момента, как встретила в аду Ника, стало чередой непоправимых ошибок. Она оказалась слишком слаба. Ей следовало вернуться и обо всем забыть, пересилить себя, но она поддалась слабости. А дальше началась история ее падения. Нет, она пала вовсе не тогда, когда не смогла подняться со своего ложа в раю, а намного раньше. Но даже знай она, что это оградит ее от всех мук ада, Лили не смогла бы отказаться от одного мгновения рядом с Ником, от того дождя в вечном городе, когда они стояли рядом, от молчания, связавшего их воедино сильнее, чем любые слова на свете.

— Ник, — прошептала она, и ветер вернул ей имя, мазнув волосами по щеке.

Лили плакала, а вокруг подымались и рассыпались в прах города, моря превращались в пустыни, а пустыни — в океаны. Вечность бежала у нее между пальцев, а жизнь играла непослушными волосами. День согревал, а ночь успокаивала. Разум растворялся в безграничности. То, что она мучительно искала все эти годы — это был мир, мир с самой собой. И он не зависел от песчаных бурь, перемалывающих миры и цивилизации, не зависел от счастья и страданий, это была ее суть, сердцевина, только разглядев которую, познав и приняв, можно было стать счастливой. По-настоящему счастливой, а не на миг, с недоумением и сожалением ускользающий из рук, как песок вечности. Человеческие руки не предназначены для того, чтобы удерживать его. Впрочем, как и руки ангелов, как их крылья. В них меньше человеческой шелухи и больше сути, но им не из чего выбирать. А найти во всем этом мусоре себя — вот настоящее счастье. Все многообразие, вся песня мира — только для того, чтобы найти одно это.

— Здравствуй, — услышала Лили знакомый голос и улыбнулась, еще даже не подняв к нему голову.

— Здравствуй, Синглаф, — глаза ее светились теплом, когда она посмотрела на него.

— Я почти не поверил Марку, — прошептал он, всматриваясь в нее, — не поверил, что он смог сотворить подобное чудо, что ты смогла.

— Что он сказал тебе? — усмехнулась Лили.

— Что тебе лучше. Настолько, что я могу навестить тебя без боли.

— И как? — Лили улыбалась ему, зная, что боли нет, и зная, что с ней все хорошо. Просто хорошо, и не важно, есть ли рядом кто-то или нет никого.

— В тебе не было такого покоя даже после кокона, — заметил Синглаф.

— Да, потому что он не был моим выбором, — ответила Лили, усаживаясь на землю и обхватывая колени. — А теперь то, что я есть — это мой выбор.

— Ты говоришь те же сумасшедшие вещи, что когда-то говорил мне Марк. Но я не понимаю их. Это он научил тебя?

Лили засмеялась, глядя на Синглафа, который так и не решился приблизиться к ней, словно не понимал до конца, чем она стала.

— Нет, он помог мне, но научить этому невозможно. В этом и заключен смысл человеческой жизни — в выборе.

— Я видел выбравших зло, и выбравших свет, но ни один из них не был похож на тебя, — заметил Синглаф, приближаясь к ней.

— Выбрать нужно себя, — произнесла Лили. — Выбирая свет или тьму, ты оставляешь свою суть одинокой, а так никогда не познать настоящего мира.

— Ты говоришь загадками.

— Это не загадка, Синглаф. Тебе не надо было выбирать, ты един со своей сутью, и ничто в тебе не закрывает ее от тебя. Человеческая жизнь — все равно что блуждание в потемках, когда ты не знаешь ни цели, ни средства. Только знаешь, что есть нечто, таящее в себе все. Даже не знаешь, а чувствуешь. И найти это нечто — невыносимо сложно и несравнимо ценно.

— Ты больше не сожалеешь по аду?

— Сожалею. Но прошлое уже свершилось — я ничего с ним не могу поделать.

— А будущее?

— Будущее — свершится, и я тоже ничего с ним не поделаю.

— Так что же остается?

— Настоящее, — улыбнулась Лили. — Песчаная крупица, которую я держу в руках.

Синглаф помолчал, задумчиво глядя на ее руки.

— Ты вернешься на небеса? — спросил он.

— Нет, — покачала головой Лили. — Настоящее сейчас разворачивается в аду. Я не знаю, что удалось сделать твоему посланнику, но я сделаю то, что могу.

— Ты снова спустишься вниз? — в голосе Синглафа разлилось явно ощутимое разочарование и тревога. Новость поразила его, заставив пропустить мимо ушей все остальное.

— Я не потеряю себя, — утешила его Лили, — потому что больше ничего не осталось, — она обвела рукой пустыню.

— Марк при жизни никогда не был в пустыне, — заметил Синглаф.

— Он был в пещерах, наедине со своими мыслями.

— Но ведь в слоях, насколько я слышал… — начал светлейший, но Лили мягко остановила его, коснувшись рукой.

— По своей воле.

Синглаф не отпрянул и накрыл ее ладонь своей.

— Я скучал по тебе, Лили.

— Больше не зовешь меня Икатан? — улыбнулась она.

— Нет, ты не похожа на Икатан. Полагаю, ты всегда была Лили, — ответил он, глядя в ее непостижимые глаза. — Зачем он создал тебя?

— Потому что он творец? — Лили склонилась к наставнику и обняла его. — Прости меня, — прошептала в его спутанные волосы.

— Мне самому есть за что извиняться, — смутился Синглаф, вспоминая свое пьянство.

— Ты прикоснулся к пониманию того, что такое быть человеком.

— Не к лучшей части этого термина, — отозвался он, нехотя отпуская Лили.

— Сожаления не разъедают душу, когда она цела.

— Ты будто солнечный свет, — заметил он, — свет и тепло. Что тебе делать в аду? — его лицо погрустнело.

— Светить, — усмехнулась Лили, — ведь у них нет ни солнца, ни ангелов.

— Некоторые из них были когда-то ими, — с горечью произнес Синглаф.

— Я помогу им.

Он недоверчиво покачал головой.

— На самом деле Марк сказал мне передать тебе, что ты свободна.

— Я знаю, — кивнула головой Лили.

— Чего же ты тогда ждала?

— Я должна отдать ему одну вещь, — ответила Лили, снимая с шеи крест и кладя его в ладонь Синглафа. — Передай ему, пожалуйста. И скажи спасибо.

— Хорошо, — светлейший зачарованно смотрел, как она легко встала и пошла в сторону горевшей ярким светом звезды.

— Как ты достигнешь ада? — прокричал ей вслед Синглаф.

— Я думаю, он сам меня найдет, — отозвалась Лили и помахала ему рукой.