Эр-Три

Глава 17. Обычный выходной

Положительно, с субботами нужно было что-то решать.

Каждый раз, как на Проекте наступал законный выходной день (первый из еженедельных двух), со мной происходило нечто. Нечто это не всегда можно было назвать происшествием, и даже значимым оно становилось, примерно, через раз, но sidet’, kak na zharenykh gvozdiakh (это выражение означает не всегда приятное и всегда стрессогенное ожидание) немного надоело даже мне.

Уже совершенно всерьез казалось, будто жизнь моя вошла в некую нормальную колею. Работа шла и спорилась, отношения с коллегами (включая и так напугавшего меня синелицего старшего майора) нормализовались и приобрели даже некоторый теплый оттенок, но, ввиду отсутствия внешних раздражителей, я немедленно изобрел раздражитель внутренний.

Вы, наверное, знаете: мы, псоглавцы, отличаемся от многих других хомо сапиенс не только элегантной формой морды и растущей на ней, морде, шерстью. Шерсть растет у нас и на противоположной, так сказать, пятой, точке: то ли по причине повышенной мохнатости указанной части тела, то ли по живости характера, мы, антропокиноиды, вечно изыскиваем на эту точку приключения.

В этот раз я понял: мне положительно надоело вызывать раздраженное недоумение временных своих коллег неумением моим понять советского языка и необходимостью в общении со мной переходить на язык иностранный. Далеко не все коллеги владели знакомыми и понятными наречиями в достаточной степени, и даже эслектронные переводчики ситуацию исправляли отнюдь не всегда.

В общем, я как следует подумал, и решил выучить советский язык.

Уверенность появилась и укрепилась однозначная: наука, что мировая, что советская, что-то да придумала на этот случай. Учить советский тем же способом, что британский (а именно — механически заучивая слова и правила нового языка, мучительно потом пытаясь применить их на практике) мне не придется: иные времена, иные возможности.

Искать возможности эти можно было несколькими путями, и я воспользовался самым простым: полез в советский информаторий прямо со служебного своего счетника, применив встроенный переводчик инфостраниц. Спустя всего час поисков искомое было найдено.

Вариантов было несколько: конкретно, два.

Первый найденный метод был быстр, но недолговечен: специальный паразит, живущий около двух месяцев и подсаженный в ментальную сферу человека, как бы перехватывал и графические, и акустические потоки — таким образом, он преобразовывал довольно сложный советский язык в родную речь реципиента. При речи и письме подселенец срабатывал в обратную сторону: говорящий и пишущий иностранец не превращался, конечно, в советскоязычного Цицерона, но речь его становилась хоть и скудна, однако, полностью понятна окружающим.

Сразу после того, как паразит — совершенно самостоятельно — рассеивался, бывший его носитель забывал советский язык начисто. Книги же, прочитанные на этом языке, в памяти оставались, но становились полностью непонятными: их было некому переводить.

Мало того, что первый метод представлялся не очень надежным, исключительно неудобным и применяться повторно мог только через три-четыре месяца отдыха: сама идея того, чтобы в ментальной сфере хозяйничал неизвестный конструкт-интерпретатор, профессору Амлетссону претила.

Второй метод… Язык требовалось просто выучить, и советская медицина очень даже могла в этом помочь. Два раза, кстати, ха-ха: первый раз — по поводу «просто», и второй раз — тоже и про запас.

Ожидаемо наступила суббота. Я выполнил утреннюю гимнастику, сжевал скудный диетический (да будут прокляты некоторые проклятья!) завтрак, приоделся и решительно вышел из служебной квартиры. Мне предстояло поймать девушку Анну Стогову, а после, уже вместе с ней, прогуляться до администрации. В ходе процессов поимки и прогулки я собирался тщательно надеяться сразу на несколько удачных совпадений.

Сначала — что переводчик моя, внезапно осознавшая наличие права на отдых, не умчалась куда-нибудь в компании некоего умного и симпатичного полуэльфа, по странному совпадению носящего летную форму и лихо управляющего глайдерным катером.

Далее — что девушка Анна Стогова не поднимет меня на смех, или, чего я боялся и ожидал куда больше, не примется отговаривать от лингвистических планов: если я действительно выучу советский язык, ее присутствие и деятельность на Проекте в качестве моего переводчика станут нужными неочевидно.

И, наконец, и мнение, и реакция руководства Проекта могут быть столь же, а то и более, неоднозначны: может быть, в специальный пакет и не входят несомненно медицинские услуги, способные значительно ускорить и упростить процесс изучения самого современного из (это мне уже было доподлинно известно) славянских языков.

Пакет, кстати, называется напевно и трехсложно, будто мантра: Oo-Emm-Ess, и это именно ради права на его получение я проделал долгий путь, и сейчас веду полную опасностей жизнь в невероятном Советском Союзе.

Девушку Анну Стогову я, кстати, поймал, и к нужным действиям решительно мотивировал: не скажу, что это оказалось очень уж сложно, хотя и было сопряжено с некоторыми терзаниями морального толка.

И саму Анну, и замечательного ее нового друга, я остановил буквально в створе ангара: парочка оседлала глайдерный эсоцикл, и уже планировала отправиться в незнаемые дали, но фигура моя, замаячившая в просвете ворот, вынудила приземлить аппарат.

- Ой, профессор! - то ли испугалась, то ли обрадовалась девушка Анна Стогова. - А мы тут, понимаете, собрались…

- Вижу, что собрались, - я выставил перед собой руки. - Вижу, и нисколько не собираюсь мешать вам отдыхать, и даже нарушать ваших планов. Мне требуется, как это… - Я вспомнил советское слово: - Konsultatsia.

- Раз требуется — значит, будет! - ответил мне, почему-то вместо Анны, полуэльф (имя которого ваш покорный слуга, кстати, постыдно забыл). - У нас все равно не было никаких серьезных планов, так что мы с удовольствием (Анна кивнула) поможем Вам в Вашем, профессор, вопросе.

Покраснеть я не могу. Вернее, могу, но под шерстью все равно не видно, поэтому то, что мне стало неловко и даже стыдно, я изобразил прямо на морде: я умею.

- Это действительно всего лишь короткая консультация. Мне, видите ли, стала очень интересна советская история, наука, все это многообразие эмоций, культура и традиция, - сообщил я. И мне нужна помощь. Я всерьез решил выучить sovetskiy jazyk.

Вам приходилось видеть когда-нибудь, как курица хлопочет о своих цыплятах? Нет, речь не о матерых и наглых сволочах, что уже крупнее матери и называются цыплятами по чистому гастрономическому недоразумению. Я сейчас о цыплятах маленьких, желтеньких и в пищу, по невеликой массе своей, непригодных.

Так вот, эти двое принялись квохтать и суетиться ничуть не хуже той самой наседки.

Реакция такая была мне, откровенно говоря, непонятна, но очень для моих целей полезна: я решил использовать ситуацию на всю катушку, раз уж так получилось.

Выяснилось, что интересующие меня услуги советская медицина действительно оказывает. Что есть такой специальный врач — индоктринолог, который помогает не только выучить сам язык, но и усвоить весь немалый корпус связанных с языком понятий, образов, установок и даже стереотипов. Что без элементов этих язык можно только именно что выучить, но никогда — понять. Что, наконец, советская индоктринология развита значительно лучше, чем в мире капитала (ну конечно, кто бы сомневался) и даже выделилась в отдельную дисциплину науки нейрологии.

Вооруженный этим интереснейшим знанием, снабженный сразу двумя (бумажной и эслектронной) заявками и сопровождаемый девушкой Анной Стоговой и (надеюсь, временно) безымянным полуэльфом, я двинулся в администрацию.

Звонок, сделанный со стационарного элофона (личным — взамен утраченного — я, покамест не обзавелся, и даже звонил Рыжей-и-Смешливой через рабочий счетник), подтвердил: администратор Наталья Бабаева пребывает в своем офисе и совершенно замечательном настроении. Момент надо было ловить, и я его поймал.

- Такой услуги в O-Em-Es, конечно, нет, - поспешила немного огорчить некоего профессора администратор Наталья Бабаева, внимательно выслушав, для начала, его пожелания, аргументацию и предложения. - Однако, советская медицина не ограничивается только обязательным пакетом. Единственное что: разрешение на бесплатный курс индоктринологии должен выписать начальник pervogo otdela. Предлагаю отправиться к нему прямо сейчас: по субботам он, как правило, на службе целый день.

Мне стало интересно: отчего все местные, советские, и даже редкие неместные и несоветские, продолжают называть организацию непонятно: то, что название это означает всего-навсего «отдел номер один», мне уже объяснили. Однако, задавать вопроса этого я, конечно, не стал.

Старший майор Транин оказался на месте. Коротко постучав в дверь и получив в ответ внятное «войдите», я обнаружил синелицего товарища в окружении сотен бумажных папок: лежали они на столе, на полу и на всех стульях, снова стоящих у дальней стены кабинета.

В помещении царил загадочный полумрак: проемы широких окон тоже занимали стопки папок, искусственный же свет государственный полицейский, отчего-то, не зажег.

- Здравствуйте, товарищ профессор, - будто даже обрадовался мне старший майор. - Присесть не предложу, сами видите, некуда. Цифровальный день: кормлю демона старыми делами, переносим, так сказать, все в эслектронную форму.

Прямо позади стола, водруженный на невысокую тумбу и не сразу потому замеченный от входа, пыхтел сложной начинкой загадочного вида аппарат: больше всего он напоминал мне устройство, предназначенное для уничтожения секретных и (или) ненужных уже бумаг. Сходство усиливалось тем, что отправленная в нутро аппарата папка с бумагами обратно не появлялась, то ли действительно перемалываемая в труху, то ли отправленная цифродемоном обратно в архив прямо изнутри устройства.

- Работы еще, как видите, непочатый край: буквально, конь не валялся, - сообщил мне чиновник. - Имею намерение сделать перерыв и что-нибудь съесть. Составите компанию? Там и поговорим.

Было интересно: «там» я появился впервые за все время пребывания на Проекте. Место это представляло из себя специальную, закрытую от простых смертных, столовую, или, скорее, буфет. Был он, буфет, о пяти столиках, и два из них оказались заняты немного мрачными по причине дежурства в выходной день орками, одетыми в какую-то военизированную униформу. Орки бросали на нас настороженные взгляды и регулярными движениями мощных челюстей перемалывали какую-то еду, оказавшуюся в этот день на белых столовских тарелках.

Присели за свободный столик. От раздачи подошла такая же мрачная и клыкастая, как и давешние едоки, орчанка: нам было предложено угоститься дежурным блюдом. Я же, уже по установившейся привычке, спросил черного чаю.

- Тут вот какое дело, товарищ старший майор, - начал я спустя десять минут. Говорил, разумеется, на норске. - Мне тут кое-что требуется, и Бабаева утверждает, что сначала нужно получить Ваше, как начальника отдела номер один, разрешение.

- Не отдела номер один, а pervogo otdela, - Транин проявил солидарность с коллегами и подопечными. - Что конкретно Вам, товарищ профессор, требуется?

Я, уже третий раз за день, изложил пожелание. Старший майор отреагировал так же, как и в двух предшествовавших случаях: подозрительно уже радостным образом.

- Конечно, дорогой Вы наш человек! - заявил полицейский. - Я, от лица Комитета Государственной Безопасности, могу только приветствовать желание настоящего ученого, без преувеличения, светила мировой физики, учиться советскому языку самым настоящим образом!

Разрешение было оформлено моментально: старшему майору не понадобилась даже бумага или еще какой-нибудь похожий носитель. Эфирный слепок нужного документа появился, натурально, ниоткуда и аккуратно спланировал в вовремя подставленную ладонь.

Привычные уже эфирные струны, особенно хорошо слышимые в общении с представителем неизвестной, синекожей и красноглазой, человеческой расы, звенели особенно громко и даже торжественно. Прислушавшись, я уловил мелодию то ли Баха, то ли Бетховена: остановиться решил на концерте для двух скрипок ре-минор первого из упомянутых.

Что за необычные эфирные силы раз за разом призывал сотрудник всемогущего Комитета, и как у него это получалось без жезла или какого-то иного концентратора, оставалось решительно непонятным, и я сделал в памяти зарубку: постараться выяснить.

- Доктор прибудет буквально завтра, - одновременно и порадовал, и насторожил меня старший майор, завершив разговор по личному элофону. - Можно будет пройти первую консультацию прямо с утра, если у Вас, профессор, нет пока других планов. Советую, кстати, эти планы перенести или вовсе отменить: как известно, раньше начнем, раньше закончим.

Потом полицейский закончил торопливую и не особенно обильную трапезу, и предложил проводить его до кабинета: предполагалось, что по дороге мы обсудим некие важные моменты, прямо относящиеся к моей просьбе и ее выполнению.

Говорили, однако, о том, как сложно и неинтересно целому старшему майору (чин, в моем, уже имеющемся, понимании, достаточно высокий) и начальнику pervogo otdela, в гордом одиночестве заниматься цифрованием. Что ему, старшему майору, очень не помешала бы помощь ответственных товарищей. Что я, как иностранец, конечно не могу быть допущен к служебной тайне, но могу попросить о помощи девушку Анну Стогову, у которой, кстати, нужный dopusk имеется.

Беспристрастный прежде (за несколько дней до этой встречи) сотрудник кей-джи-би был так красноречив, глаза его красные сияли такой невысказанной мольбой, что сердце мое дрогнуло: девушка Анна Стогова была повторно изловлена и, практически, командирована на выполнение неожиданной трудовой повинности.

Оставшийся без компании и без планов на день пилот решил мне изысканно отомстить, и уже через час после убытия Анны в распоряжение старшего майора, мы с ним на пару уподобились двоим гигантским муравьям. Муравьи в наших лицах (точнее, ехидном эльфийском лице и недоуменной псоглавьей морде) переоделись в комбинезоны летных техников и принялись ползать по огромной гондоле дирижабля, установленной сейчас в ангаре. Называлось это советским, но смутно понятным словом reglament.

Потом полуэльф некоторое время рылся в ящике с моющими средствами, а я переиначивал старинный анекдот, аналог которого, неожиданно, был известен и любим и в Советском Союзе тоже: положительно, люди — существа куда более похожие и даже одинаковые, чем сами считают. Пилот в это время неприлично ржал: смех его доносился изнутри ящика слегка приглушенным.

…- а летный техник и отвечает: «И тогда, господин полковник, я ему вежливо так и говорю: Джонсон, обратите, пожалуйста, внимание: давлением сорвало моторный клапан, и раскаленное масло заливает сейчас хвост Вашего товарища. Примите же меры, мастер-сержант Джонсон!»

Масло, к счастью, оказалось не раскаленным, а слегка теплым, и отмыть от него уже мой хвост удалось прямо на месте: помогла специальная химия, вовремя найденная пилотом.

В хлопотах этих, неожиданных, но интересных, прошел весь субботний день.

Доктор-индоктринолог действительно прибыл утром дня следующего, воскресного.