Глава 11. Будильник и демоны.

Побудка оказалась далека от всяческой деликатности: в шесть утра по местному времени окрестности огласил чудовищный рев. Более всего рев этот напомнил мне брачный крик северного левиафана: на хуторах, расположенных слишком близко к береговой полосе от него, рева, иногда лопались старые стекла.

Звучал этот жутковатый будильник недолго, но ощущение страшной внутренней вибрации вместе со звуком не ушло. Более того: меня слегка потряхивало, но сквозь тряску я вдруг отчетливо понял: спать мне не хочется совершенно.

«Распорядок рабочего дня,» - вдруг вспомнился мне важный пункт договора, заключенного между мной и советской организацией с непроизносимым названием.

В распорядке (это я помнил очень хорошо) меня больше всего возмутила необходимость утреннего подъема и совместного выполнения специальной гимнастики, причем — непременно под звуки местной музыки, слишком громкой и бравурной для столь раннего времени.

Можно было возмутиться, качать права или просто проигнорировать и сирену, и последовавший вскоре стук в дверь, но, удивляясь себе самому, я решил следовать договоренностям с работодателем, хотя бы и первое время.

- Профессор! - послышалось из-за двери. - Профессор, вставайте! Вы просили Вас разбудить вместе с остальными коллегами!

- Встаю, - громко и несколько даже лающе ответил я. - Zdravstvuite, tovarisch!

Бытовые условия поразили вашего покорного слугу еще накануне, когда, после короткой экскурсии по Проекту, меня отвели в жилой корпус для научного состава, заселили в просторный номер и оставили отдыхать одного.

Ожидал я чего угодно: тесной клетушки в щелястом бревенчатом бараке, сырой комнаты в землянке, общего дормитория на двадцать коек в бетонном коробе и с удобствами во дворе, но действительность превзошла все мои ожидания и сделала это со знаком «плюс».

Номер мой напоминал, скорее, квартиру, причем — со всеми удобствами, куда лучше той, что мне выделили на первых порах в Университете. Комнат в номере было три: достаточно просторная спальня, в которой я вчера и отключился без задних ног, еще одна спальня поменьше (возможно, гостевая или что-то вроде) и удобная гостиная-кабинет, оснащенная по последнему слову советской техники.

Санитарные удобства тоже оказались на высоте, более того, они и размещены были в разных помещениях, по, так сказать, назначению. Называлось это, по словам моего вчерашнего чичероне, razdelniy sanuzel, считалось стандартом де-юре и де-факто, и показалось мне достаточно удобным решением. «Нужно будет и дома устроить точно так же» — подумал я тогда.

Немного удивило полное отсутствие выключателей: оказалось, что все системы служебной квартиры управляются голосом, и цифродемон отлично понимает все существующие человеческие языки, а нечеловеческие (как было написано в короткой инструкции) начнет понимать совсем скоро, работы ведутся.

«Включи свет,» - потребовал я. Цифродемон издал мелодичный звук, видимо, соглашаясь выполнить команду, и в квартире немедленно стало светло почти так же, как солнечным днем.

«Включи теплую воду в душе,» - я решил провести эксперимент, совершенно не будучи уверен в том, что система правильно поймет такую сложную команду. Однако, система поняла.

Я скорее угадал, чем услышал, включение водяного крана в ванной комнате, и, покинув спальню, решительно открыл требуемую дверь. Вымыться надо было обязательно: мой волосяной покров хоть и напоминает, скорее, очень плотно растущие человеческие волосы, но, все же, сохраняет некоторые неприятные свойства собачьей шерсти. Проще говоря, если я не буду мыться с мылом ежедневно, находиться со мной рядом станет неприятно чисто обонятельно. Возможно, даже будет резать глаза.

- Установлена целевая температура: сорок градусов Цельсия, - на неплохом, хоть и устаревшем, исландском, сообщил цифродемон. - Желаете изменить или оставить?

Помыться удалось, позавтракать — нет. На все варианты запроса вида «приготовь завтрак», злокозненная эфирная машинерия отвечала непреклонным требованием сначала сделать гимнастику.

Делать ее можно было прямо в номере-квартире: в гостиной обнаружились и гимнастический коврик, и даже легкие гантели, но я, ведомый чувством непонятного противоречия, решил последовать рекомендации демона и дойти, все-таки, до общего спортивного зала. Благо, согласно подсмотренной еще вчера схеме, находился зал на том же этаже, что и моя служебная квартира.

«А ведь придется мыться еще раз,» - некстати подумал я, уже закрывая за собой дверь.

С неприятным коллегой по фамилии Хьюстон я встретился буквально на пороге лаборатории, любезно выделенной мне нанимателем.

Инженер был хмур и собран, совершенно не напоминая расхлябанного балагура, то есть — себя же, но вчерашнего.

- Dobroye utro, - произнес он по-советски, и тут же поздоровался: - Доброе утро.

- Здравствуйте, Хьюстон. - Я решил сделать вид, что вчера вообще ничего не произошло, и вести себя с американцем ровно и по-рабочему. - Позвольте поинтересоваться: что с Вами такое случилось? На Вас лица нет!

Инженер внимательно всмотрелся в мою, тщательно умытую и расчесанную, морду, будто выискивая признаки иронии и сарказма. Вотще! Ничего, кроме разумной обеспокоенности, он там не узрел.

- Вам-то это зачем? Мы знакомы пару дней, совершенно не тот опыт и стаж общения, чтобы за меня переживать, - инженер не был прав, и я поспешил объяснить, в чем именно.

- Мы с Вами, если сразу не заметно, вместе работаем. Во всяком случае, начинаем работать. Чисто технически Вы мне не подчинены, но от того, насколько хорошо работает инженерная служба, здорово зависят результаты и моего труда тоже. - Я ненадолго прервался, пропуская мимо задорно улыбающуюся дворфью девушку, несущую совершенно неподъемный, по виду, гроссбух.

Мы оба, тем временем, преодолели порог лаборатории (дверь открылась самостоятельно: видимо, и меня, и Хьюстона узнал сторожевой цифродемон). По раннему времени, помещение оказалось совсем пустым, и я счел уместным продолжить беседу.

- Вы верно подметили: мы с Вами не друзья и даже не приятели, но это не делает меня менее внимательным к возможным проблемам, на этот раз, совершенно делового свойства. Итак?

Инженер уселся на табурет, очевидным образом специально поставленный для посетителей. Я остался стоять: в помещении этом мне бывать до того не доводилось, и стоило прежде осмотреться, но сначала было нужно закончить важный разговор.

- Чертов рабочий график! - будто решился на что-то инженер. - Начало работы в девять утра, завершение — в восемнадцать вечера!

- Отличный рабочий график, просто замечательный, если я правильно понимаю, - заметил я. - У нас, в университете, он на два часа дольше, с восьми утра до семи вечера…

- Да нет же! - перебил меня инженер. - Сам график вполне себе, но вот то, что начинается после шести часов… Каждый, буквально, каждый, сотрудник, норовит остаться на работе после окончания официального дня! И ладно бы, если бы это была личная инициатива: у них принято задерживаться после работы!

- Люди стараются, им нравится работать. Наверное, неплохо платят. Не понимаю, в чем проблема, - я, на самом деле, уже начал догадываться о причинах негодования и плохого настроения моего визави, но что-то внутри меня требовало как бы спровоцировать коллегу на откровенность, возможно, большую, чем он сам планирует.

- Сначала они так работают сами, потом с этаким неудовольствием поглядывают на меня — я-то стараюсь завершать работу вовремя, а потом и вовсе назначают важное производственное совещание на восемь вечера, то есть, по местному, на двадцать часов, и каждый раз выясняется, что на совещании, на котором меня нет и быть не может, я совершенно необходим!

Я покивал сочувственно. Научная организация труда, за которую так ратовал любой социалист даже у нас, на благословенном Западе, полностью теряла смысл по причине наличия в коллективе таких вот энтузиастов. Что толку с того, что каждый знает свое место и время, если знание это остается теоретическим? Переработка же сверх нормы антинаучна: мало того, что такой энтузиаст ломает и свой, и чужие рабочие графики, он не успевает отдохнуть, а значит, сделать готов, в итоге, намного меньше и куда хуже, чем должен и может.

Примерно в таком ключе я и высказался, постаравшись успокоить коллегу: мол, я обязательно подниму этот вопрос на завтрашнем совещании с руководством Проекта.

Коллега немедленно повеселел, и дальше мы уже занялись делом: я осматривал лабораторию и заполнял чек-лист: отмечал имеющееся в наличии и вписывал в заявку недостающее, инженер же отпускал ехидные комментарии, по делу и нет. По его же собственным словам, ближайшие два часа ему совершенно нечем заняться, кроме, разве что, присутствия на рабочем месте.

Стоит, кстати, заметить, что веселый и ехидный хам в коллегах меня устроил куда больше, чем аватара итальянского мельника, знакомого всем читающим людям по la commedia dell’arte a soggetto.

Чек-лист получился, на удивление, зеленым: из того, что мне было по-настоящему нужно для работы, в наличии имелось почти все, за исключением, разве что, пары мелочей. Была, однако, выявлена проблема иного толка: по непонятной причине катастрофически не хватало справочников — обычных, нормальных, изданных на бумаге и содержащих ценную информацию. Пустой книжный стеллаж, однако же, в помещении присутствовал, на что я и указал коллеге и собеседнику.

- Интересное дело, коллега, - я прервал поток ехидного американо-советского красноречия. - Книжный шкаф есть, книг нет… Что бы это могло значить?

- А Вам, профессор, так уж нужны эти книги? Мне всегда казалось, что настоящие ученые, - на меня был брошен взгляд, полный парфянских стрел, - помнят все, что им требуется, наизусть.

- Личная память, если она тренирована, штука отличная и очень полезная, но справочник, особенно, содержащий скучные колонки цифр, на рабочем месте быть должен.

- Я знаю, где взять недостающие книги, - обрадовал меня инженер. - В библиотеке!

И мы, оставив на хозяйстве появившихся, наконец, лаборантов, устремились. В библиотеку.

Разговаривать, конечно, можно было прямо в корпусе: в самой ли лаборатории, в коридоре или в комнате отдыха, но я решил, что в любом помещении слишком много заинтересованных ушей. Среди ушей этих, конечно, были и те, кому не просто интересно, а даже и прямо положено слушать и слышать, но ситуации это принципиально не меняло: разговор мне предстоял личный, и ставить в известность о его содержании я не планировал примерно никого.

В чистом поле было сухо: я, выбрав самую ровную тропинку, удалился от сетчатого забора, окружающего Проект, и извлек из кармана элофон. В тот же момент встала дыбом шерсть: так организм мой всегда реагировал на акцентированное внимание, особенно — в тот момент, когда я не понимал, кто именно это внимание проявляет. За мной, понятное дело, наблюдали — с какой-то точки, с которой меня было видно.

Я мстительно повернулся к Проекту спиной: возможно, неизвестный наблюдатель и умеет читать по губам, но для начала их, эти губы, нужно видеть.

Связь установилась практически сразу, и это было неудивительно: пусть в примерно аналогичных пустошах где-нибудь в глубинной Исландии связи или не было вовсе, или она была весьма условной… Однако, там ведь не было Проекта, сама суть которого требовала обеспечения связью, современной и качественной.

Рыжая-и-Смешливая подняла трубку и страшно обрадовалась: это было заметно и по веселому, повизгивающему от избытка эмоций, голосу, и по мороку, соткавшемуся из эфирных нитей примерно в полуметре передо мной. Морок отображал некую рыжую морду, неимоверно радостную и свою.

- Кстати, милый, - высказав все положенные приветственные и скучательные слова, моя женщина обратила внимание на очевидно странное. - Как так получается, что я тебя вижу, а ты видишь меня? Ты звонишь мне на городской аппарат, у этого элофона вообще нет ни экрана, ни проектора, ни даже кнопок: только корпус, трубка и диск!

- Это местная связь, и мне очень нравится то, как она работает! У них тут вообще очень сильно все смещено из грубой технологии в эфирные техники, я мог вообще позвонить тебе хоть с концентратора!

Дело было в том, что буквально час назад я озаботился звонком в Ирландию, и спросил у одного из лаборантов, как его, звонок, можно совершить не очень дорого и относительно конфиденциально. Лаборант посмотрел на меня недоуменно, но потом, видимо, вспомнив, насколько недавно я нахожусь в Союзе, хлопнул себя по лбу, и посоветовал призвать цифродемона.

- Имя ему — Тегерион, - пояснил лаборант на отличном норске, который я, как исландец, понимал не хуже бритиша. - Но мы, ради краткости и удобства, зовем его ТэГэ. Призывается моментально, привязывается к элофону, работает замечательно, ничего особенного не требует. Даже в оплату принимает стандартные эфирные силы безлимитного маготрафика.

Лаборант достал свой собственный элофон. Я, с некоторой даже профессиональной ревностью, обратил внимание на то, что аппарат у моего подчиненного и новее, и интереснее, чем мой собственный! Между прочим, некий профессор некогда потратил на устройство сумму, эквивалентную двум профессорским зарплатам, и только недавно выплатил банковский кредит…

- Вот, смотрите, - лаборант развернул элофон экраном ко мне. - Выводите пальцем на экране глиф призыва — у вас, в Европе, они должны работать точно так же, школа-то одна, герметическая — и называете имя демона, громко и внятно.

- Тегерион, приди! - заявил я, проделав нужные манипуляции уже со своим устройством. Ожидаемо запахло озоном, экран мигнул, и на рабочей поверхности появилась небольшая псевдоруна, похожая на вписанный в синий кружок белый бумажный самолетик.

- Теперь просто запускаете демона, как и любое приложение к элофону, набираете номер вместе с международным кодом, и общайтесь себе на здоровье!

- Тегерион… Знакомое имя, - вдруг вспомнил я. - Кажется, это кто-то из средних демонов Большого Пандемония, и какой-то он нехороший. Точно ли стоит пользоваться его призывом? Может, отвязать его от элофона, пока чего не вышло?

- Вы, наверное, сейчас о Тагирироне, он же Тагаринун? Демон вражды и ссоры? - лаборант улыбнулся. - Можете не беспокоиться совершенно. Академик Дуров призвал его больше двадцати лет назад, системно усмирил и поставил на службу человеку. Имя же демона теперь звучит несколько иначе потому, что…

- Потому, что общая демонология, первый университетский курс, - перебил я подчиненного: мне все еще было неприятно понимать, что советский лаборант, вчерашний школьник, более умел в обращении с современной техникой, да и техника эта у него была дороже и новее. - При системном усмирении демона требуется исказить его имя, это помогает потусторонней сущности смириться с подчинением эфирно более слабому существу, - блеснул я интеллектом, чего немедленно устыдился: право слово, какое ребячество!

В общем, разговор с Рыжей-и-Смешливой прошел весело и интересно, и закончился на немного смешной ноте.

- Неужели все настолько хорошо, что не на что пожаловаться? - девушка, которой хорошо была известна моя привычка неконтролируемо впадать в меланхолию, то ли решила меня немного поддеть, то ли всерьез озаботилась вопросом.

- Есть. Есть, на что пожаловаться, - я прижал уши. - Был у них в библиотеке. Отличное собрание, есть буквально все, что нужно, больше пяти сотен томов только по моей тематике и паре смежных… Проблема только в том, что я ничего не могу прочитать.

- Дай догадаюсь, - разулыбалась Рыжая-и-Смешливая. Все эти сотни томов, они…

- Именно. На советском.

Загрузка...