Эпоха альтернативно живых

Первый год Белого дракона, 28 августа Тульская область рядом с селом Новое Глазово

– И чего ты так на меня смотришь? – Толя бодро крутил руль своего возвращенца.

– А с какого перепугу, ты думаешь, что на тебя? – Я поспешно отвернул взгляд и уставился в окно, вроде, я рассматриваю поля или леса.

– А что не заметно, что ли? Нет-нет, да и зыркнешь.

– Ну, эта, мне интересно очень, вроде как «мазай» твой, ну, немного странный какой-то. Что-то не то в нем.

– Да? И что же?

– Я вот понять не могу, какие-то приборы странные, не автомобильные вроде, да движок, вроде, иначе звучит. Не?

– А-а-а. Так ты про это. – Пряник с какой-то нежностью погладил панель приборов. – Знаешь, брат, это спасибо нашему механу, он хоть и не русский совсем, но мастер от бога. Он мне этот «мазай» по винтику перебрал. Новую систему зажигания впендюрил, двигло родное снял, с седельного «маза» воткнул. А то был бы я как ХБСка. А теперь прям как настоящий. Только механ, наш где-то за пару недель до нашествия парусных танков пропал. Сначала, к нам приехал один типок на джипе-иномарке. Ну, которые в «Кэмел-трофи» участвуют, а потом наш механ пропал. Странно так, вещи его целые, а самого нету.

– Странно и не говори. – Я хмыкнул, покачал головой. Спрашивать, что такое ХБСка не стал, куда механ пропал рассуждать не будем, хватит и так вопросов. Надо решать насущные проблемы. – Со мной расплачиваться завтра будем, ага. Сейчас на ночевку встаем где-нить.

– И то верно. – Толя свернул с трассы, переключил передачу, и машина затряслась по ухабам проселочной грунтовки.

Как говорится в сказках, долго ли, коротко ли, а точнее минут через сорок, Толя нашел полянку на опушке, и объявил привал. Будем разбивать лагерь. Пряник поставил свой «маз» за кустами, между двух деревьев, выпросил у меня маск-сеть. Принялся камуфлировать свой грузовик. Я решил поставить шалаш, да и собрать хворосту для костра.

Хорошо в сказках, или в фильмах, раз и готово. Две минуты и лагерь, три минуты и костер, пять минут и еда готова. В жизни все не так, часа два применения страшных магических заклинаний и посылов к такой-то матери, суета, мельтешение по поляне, вот через что мы прошли, пока лагерь был разбит. Подогретая на костре тушенка с гречкой сморила Пряника и он отправился спать к себе в МАЗ, я остался у огня. Звуки ночных насекомых, треск костра навевали невеселые мысли. Только своеобразная «работа» по отстрелу зомби позволяла мне отвлечься. Но моменты отдыха мой разум возвращался к тому, что произошло с моими друзьями примерно месяц назад никак не выходило у меня из головы. А ведь это я виноват в случившемся, из-за меня они все погибли. Я посмотрел на горящий огонь, и отшатнулся. Оттуда, очень четко, проступили их лица. Два брата и она смотрели на меня с сожалением, с тоской, словно звали куда-то. В ушах зашумело, и я провалился во тьму.

Утро наступило неожиданно, неприятно даже. Я бы сказал, пинком в ребра, причем, в самом прямом смысле. От удара просыпаешься моментально, я попытался вскочить, и схватить свое оружие, но второй пинок уложил меня обратно.

– Ты гля, он еще встать пытался. – Раздался хохот. Нет, ребята, кто бы вы ни были, вам Возломителя голыми руками не взять. Повторно вскакиваю, и набрасываюсь на, близко стоящего ко мне, обидчика. Сердце заколотилось как башенный насос, кровь побежала по венам, дыхание участилось, ярость заполнила каждый уголок моего сознания. Приседаю, правой рукой наношу удар в грудь, выбрасываю тело вперед, и на выходе завершаю удар локтем в ухо. Разворачиваюсь, и достаю, спешащего на помощь моему обидчику, второго левым локтем в ключицу. Рвусь вперед к следующему…

– Прекратить! – Громкий выкрик сопровождается выстрелом. Я оглядываюсь. Попал, так попал. Вот мы и встретились, как я этого не пытался избежать, не вышло. Поляна была окружена бравыми парнями в однотипной черной форме, с автоматами наперевес, позади них, сквозь кусты, виднелись силуэты танков Pz I или II. Вот я сделал простой вывод, что сейчас состоится мое знакомство с «бронетанкистами». Недолгое, скорее всего. Радости моей не было предела.

– Так-так-так, кого мы тут видим. Нет, вы посмотрите – Проговорил тот же голос, что и кричал прекратить. И он показался мне знакомым. – Что? Все так же как всегда буянишь? Дерешься? Пакуйте его. Поедем в Штаб.

– Но бригадир! Может его тут, ну, на месте шлепнуть, а то он на наших напал.

– Молча-а-а-ать! Сколько можно повторять, солдат, я не бригадир! Бригадир у тебя в колхозе остался! Для тебя, чернь, я – господин Оберстгруппенфюрер Денисов. Рихард Денисов. – Он взбесился. – Чтобы моего персонального врага, вот уже на протяжении двадцати лет, так просто шлепнули в лесу? Нет! Пакуйте. Едем в штаб.

– Так точно. – Парни в форме козырнули, и, держа меня на прицеле, заломили мне руки за спину, повели в сторону непонятного фургона. Каждое их движение сопровождалось ударом прикладов под ребра. Ну чего суки, мы еще поглядим. Прежде чем залезть в фургон, я, словно невзначай, бросил взгляд на поляну, где в самом дальнем углу я увидел Толю, глядящего на все это. Хотя, может быть, мне показалось.

«Танки» взревели двигателями, колонна начала движение. Сначала тронулся «дефендер» Денисова, сука с комфортом ездит, потом первый «танк», следом фургон, а потом уже и остальная «бронетехника». Я попытался устроиться поудобнее на деревянной скамье, и стал вспоминать.

Первая наша стычка с Денисовым произошла лет двадцать назад, в детском саду еще. Мы тогда были в старшей группе, и нам был пофигу на все то, что происходило в стране, имели значение лишь свои простые детские радости и горести, вроде жареной курицы на обед и нелюбимого сон часа. Мне родители подарили модель «пятерки», кажется, темно-красного цвета, с открывающимися дверями, капотом и багажником. Я, такой гордый и довольный собой, принес это чудо в детский сад. Ну не мог я расстаться с этой машинкой, я даже спал с ней.

Детское счастье оборвалось неожиданно, когда мою машинку заметил Рихард. Вместо того, что бы подойти и попросить «Дай, пожалуйста, поиграть», или что-то вроде, он подбежал ко мне и попытался выхватить ее. Я и тогда был крепким парнем, так что машинку он не получил. А скорее даже, получил он машинкой по носу. И сразу кровь, сопли, слезы, шлепок и отправление в угол от воспитательницы. Вечером, пока шли с мамой домой, я умудрился выслушать столько нотаций о своем плохом поведении, что мне хватило на всю жизнь. Лишь только отец меня похвалил, сказал «молодец!»

Судьба не развела нас по сторонам и в дальнейшем, в школе мы оказались снова вместе. До пятого класса Рихард мне пытался гадить, все никак не мог простить мне машинку. Потом вся их семья эмигрировала в Германию, как эти, «природные» немцы. Вот так наши пути с ним разошлись лет десять-двенадцать. А вот гляди-ка, вернулся из эмиграции, хотя нет, вроде как он приехал года два назад. Значит, что-то не срослось у них в Германии.

Пока я предавался воспоминаниям, часть моего мозга пыталась запомнить то количество поворотов, которое сделал фургон, но весь путь так и не выстраивался. Ладно, прорвемся, на место приедем и разберемся.

Наконец колонна остановилась, снаружи раздались голоса и крики, призывы разгружать. Вот и приехали. Тент распахнулся.

– Выходи, не думай тут чудить, понял? – В проеме показалась голова в фуражке.

Я кивнул, встал, как мог, и стал вылезать из фургона. Стоило мне только показаться снаружи, где остановилась колонна, так мне показалось, что я на съемках фильма про войну. «Фашистская» цитадель располагалась в типичном российском поселке, но все надписи на домах, которые мне бросались в глаза, были на двух языках. Немецком и русском, причём немецкий ломал глаза не только своей чужеродностью, но и готическими завитушками на буквах.

Колонна встала на площади перед комендатурой, о чем говорила вывеска «Komendatur». Красивое здание в стиле сталинского ренессанса, двухэтажное, с колоннами, было украшено фирменными знаменами «бронетанкистов». Скорее всего это было здание поселковой администрации. Напротив комендатуры было одноэтажное здание, типа вокзала, кирпичное, длинное, с трапециевидной крышей по крыльям, и двускатной, с маленьким круглым окошком в центре. И только одно вносило диссонанс в этот гитлеровский антураж – это памятник Ленину. Ухоженный, недавно покрашенный серебристой краской, памятник стоял в центре площади. Он сразу же притягивал и отталкивал. От него веяло чем-то, но чем я никак не мог понять.

За три или четыре дома от площади виднелся частокол, окружающий центр поселка. Видимо они не решились осваивать весь поселок, довольствуются лишь площадью у вокзала и администрации. Но и такая, с виду, небольшая территория внушал уважение перед бандой. Площадь не была пустой. Различный люд сновал по своим делам, туда-сюда. Атмосфера в поселке была мирной, а это говорило об их численности. Вот только, где же они технику размещают, я никак не мог понять.

– Что стоишь? Вперед! – Парень в фуражке ткнул меня автоматом в спину. Я покорно пошел.

С площади мы двинулись на северо-восток поселка, мимо здания вокзала, мимо ларька с надписью Apotheke, стационарного поста полиции. Обогнули вокзал и направились к железнодорожной линии. Там за линией высилась четырехэтажная башня, огражденная бетонным забором. Перешли через линию, прошли вдоль забора, мимо ворот и проходной с вывеской Werkhalle. Вот даже как, тут значит, наверное, и техника стоит. Свернули направо, прошли еще пятнадцать метров по улице, и остановились у здания с надписью ZellengefДngnis. Судя по всему, пришли.

Тюрьма располагалась в обыкновенной избе-пятистенке. Тычками меня загнали в сени, где я встал пред светлыми очами дежурного. Тот оглядел меня с ног до головы, почесал затылок, пролистнул тетрадь, покачал головой.

– Это хто? – дежурный посмотрел на конвоира.

– Личный враг самого! Велено определить в одиночку. – Он подтолкнул меня к дверям во двор. – Seien Sie vorsichtig mit – er liebt es zu kДmpfen

– В одиночку? А места есть, кто меня спросил? Akzeptiert.

– Э. Ты тут не начинай. Мое дело привести и сдать. А дальше сам определяйся. – Конвоир склонил голову набок. – Только, эта, Сам еще обещался к нему прийтить сегодня.

– Ты меня не стращай, тут. Не вырос еще. Чай не боюсь.

– А я тебя и не стращаю. Говорю велено в одиночку.– Повторил конвоир и добавил. – Сам велел.

Дежурный закряхтел, стал что-то искать на столе. Нажал на какую-то кнопку, из избы появилось еще два ухарая. Наконец он достал журнал, ручку, и подал все это конвоиру, пробубнил – Распишись.

Пока конвоир расписывался, два ухаря ухватили меня под руки, поволокли меня куда-то во двор.

– В одиночку его! – Проворчал дежурный, принимая журнал из рук конвоира. – Хотя стой! Ремень, шнурки, сдать!

Ухари в два счета вытащили из моих брюк ремень, потянулись к ногам, но зря – в кирзачах шнурков нету. Сдав ремень, они продолжили волочь меня на новое место жительства.

Одиночка оказалась клетушкой, примерно полтора на два, в помещении бывшего то ли курятника, то ли крольчатника. Сейчас непонятно, но вонь стояла характерная. Как только дверь закрылась, я кинулся к единственному слуховому окну, глотнуть воздуха.

Надышавшись и наглядевшись на фабричные ворота, я вернулся в камеру. Будем думать, что делать дальше. Побег? Подождем, что сегодняшний день покажет, но долго я тут задерживаться не хочу. А пока ждем, надо придумать, чем тут заняться можно. Я в камерах гость новый, все мое знание про тюремную жизнь только из фильмов. По началу, думаю, надо измерить свою камеру шагами, а там поглядим.