Эпоха альтернативно живых

Калужская область, лесной массив. 19 марта 2015 года.

Заканчивался март. Зима нехотя отступала, птицы яростно пели хвалебные гимны солнцу, снег на пригорках с каждым днём становился всё темнее В обычный ритм жизни мелодичным звоном вмешалась капель, но в лесной глуши данное природное явление ещё не стало сильно заметным. Тем более под землёй.

Будильник, всем своим существом настаивающий на наступлении утра, пропел навязчивую мелодию, вырывая Фармера из объятий сна. Привычка верить чуду инженерной мысли и в этот раз не оставила хозяина будильника, долго спать утром он просто не имел права – работа ещё не закончена, и кроме него сделать её некому. Наскоро сделав разминку и выпив молочного коктейля, хозяин подземелья переключил режим работы генератора на основной и запустил водяной насос. По дороге в тренажёрный зал Николай на автомате сделал отметку в настенном календаре и щёлкнул рубильником гидравлического подъёмника крышки люка – сегодня среда, значит надо делать внешний осмотр. За время тренировки давление в системе как раз поднимется до рабочего и можно будет сразу выйти в шлюз, а затем и на улицу. Усмехнувшись в усы вспомнил о своих первых шишках – то гидравлику включит перед самым выходом и, отставая от графика, сидит на ступеньках в ожидании подъёма давления, то шлюз откроет раньше положенных 15 минут – как раз из-за спешки, и потому оказывается облитым ледяной, не успевшей уйти в отстойник, водой. Теперь же, спустя три года, многие важные вещи делались автоматически, вот недавно, пару месяцев назад, по дороге из спортзала в мастерскую Николай зачем-то выключил освещение. Как оказалось, не напрасно – засорился водяной чип-фильтр и когда пришлось лезть в абсолютно тёмную, во избежание роста водорослей, яму отстойника, глаза уже привыкли к темноте. Всё таки человек привыкает ко всему, будучи добровольным отшельником, Фармер в этом неоднократно убеждался. Не утратив никаких из своих физических свойств и умений, он приобрёл дополнительно способность видеть в почти абсолютной темноте и практически нечеловеческой выносливостью – набранная при строительстве мышечная масса заставляла держать тело в тонусе, для чего приходилось пробегать на беговой дорожке по 60 километров в день, тратя на это час утром и три часа перед отбоем.

Мешок цемента, бывший первое время почти неподъёмным, теперь переносился на манер пакета из супермаркета, одной рукой, раскачивая за уголок, а во время вечерних пробежек в течение часа лежал на плечах

Закончив тренировку Жовтобрюх надел тёмные очки и обулся, для часовой прогулки по свежему воздуху хватит и велосипедных шорт. Шлюзовая бронированная дверь громко сказала «Пффф», выравнивая давление с бункером и на добровольного заточенца обрушился свежий запах весны.

Порадовавшись за свою проницательность, Николай откинул контрольные запоры внешнего люка и запустил механизм. Ручной привод позволял не бояться вечного заточения, тем более, что Фармер, как любой мудрый хозяин крепости, ещё на стадии проектирования заложил в бункере даже не один, а три запасных выхода. Точнее, выходов было всего четыре, и все они использовались в своё время года. Осенний и зимний выходы были герметичными, летний и весенний – нет. На такой конструкции настаивали проектировщики, и в первую же весну Николай с ними согласился, облитый ледяной водой в момент выхода на поверхность через зимний люк – скопившаяся в низинке талая вода как будто специально ждала этого момента и обрадованно рванула вниз, весело журча и подчиняясь неумолимым законам гравитации. Зато такое расположение входа в бункер позволяло зимой не опасаться обнаружения – захлопнувшись, люк мгновенно покрывался хорошим слоем снега, сползающего со склона небольшого холма.

Негерметичное устройство «весеннего» внешнего люка не препятствовало проникновению жидкости в шлюзовую камеру после открытии основных запоров, с целью дальнейшего её использования в системе водоснабжения Убежища. Естественно после отстаивания и фильтрации.

Выйдя на поверхность, Николай зажмурился – даже почти чёрные очки не спасали от лучей яркого весеннего солнца, в добавок очень удачно отражавшихся от ещё пока местами белого снега.

Плановый осмотр территории предполагал проведение дозорно-караульного мероприятия на специально подготовленной точке – случайно построенном прародителе бункера, впоследствии названным летней кухней – сырой, постоянно протекающий и не очень удачно расположенный погреб служил хранилищем листов и чушек нержавеющей стали, и выполнял роль сигнального устройства.

А для проверки наличия металла в месте постоянной дислокации имелась нехитрая приспособа, основанная на умении всех металлов проводить электрический ток, замыкая тем самым электрическую же цепь. Проще говоря, лампочка, подсоединённая к питанию от бортовой сети бункера через металлосклад. К этой самой лампочке и бежал лёгкой трусцой Николай, попутно оглядываясь по сторонам и вдыхая широкой грудью целебный кислород. Тишины весеннего леса, кроме щебетания птиц, не нарушало ничего. Человеческого присутствия не ощущалось, хотя данное умение выживателю пока развивать не приходилось, по этой причине он и не был уверен на сто процентов в своих ощущениях.

Добравшись до наблюдательного пункта Фармер ловко взобрался на дерево и вкрутил лампочку в патрон. Ничего странного не произошло, свет вспыхнул как и всегда. Склад цел, можно и наведаться. Выкрутить лампочку и спрыгнуть в сугроб много времени не заняло, привыкшие к ледяной воде ноги слегка обожгло холодным снегом. Сам путь также не заслуживал особого упоминания, что такое триста метров по заснеженному лесу для подготовленного человека – за время наружного строительства, занявшего четыре с лишним года, Николай досконально изучил окрестности и, наверное, мог бы найти все свои объекты с закрытыми глазами, ориентируясь по слуху и рельефу местности.

А вот в самом металлоскладе ждал сюрприз. Не сказать, что неприятный, но и не сильно хороший. Жовтобрюху подложили свинью. Не в буквальном смысле подложили, скорее всего, она дошла сюда сама, об этом же говорили и следы на снегу. Умирающая от голода свинья лежала в небольшом овражке, в стене которого находился замаскированный вход в «холодный» бункер. Свинья не выглядела довольной жизнью, худая и с голодными глазами, как только добралась в такую глушь? Хуже было то, что свинью могут начать искать, и её обнаружение не исключает потенциальную возможность нахождения холодного бункера. Конечно, стоило от него давно избавиться, но все складские помещения были забиты под завязку, а возможность складирования хлама по и без того не сильно широким коридорам Фармер отвергал в принципе. Даже в угоду безопасности всего проекта «Убежище». Со свиньёй надо было что-то делать. Можно было дотащить тушу до главного бункера и разделать там, но перспектива тащить на себе вонючую трепыхающуюся тушу энтузиазма не прибавляла совершенно. Решение пришло неожиданно – отмыть тушу снегом до состояния, близкого к терпимому, и утащить её метров на сто в сторону жилья, в похожую ямку, чтобы не вернулась. Резать незнакомое и, вероятно, больное животное, не хотелось – своего мяса было более чем достаточно. Небольшой «свинопарк» в восемь голов и семь поросят, для пропитания одного человека, не мало. И возобновляемо, запас сала вообще можно считать вечным, только не забывай кормить. Семь тонн соли в «Соляной пещере» позволяли вообще не задумываться о способе хранения любимого стратегического продукта.

Транспортировка умирающей заняла больше времени, чем было рассчитано, потому обратный путь на базу был вообще скорым – Николай не любил нарушать установленный режим, а возня со свиньёй сбила его почти на час. Наверстать упущенное теперь удастся, в лучшем случае, только к лету. С другой стороны, теперь, когда вся работа по обустройству жилья была закончена, режим можно и, скорее всего, даже нужно было менять. Посчитав свинью «знаком» к переменам, выживальщик решил так и сделать. А в ознаменование смены курса, точнее сказать, выхода на прямой курс к победе, устроить себе банкет. Всё как положено, жареный поросёнок, дорогое вино, свечи. Было бы с кем посидеть при свечах, ан нет. Посему, от свечей откажемся – продукт на данный момент невосполнимый, БП ещё не наступил и полностью выходить на поверхность пока нельзя. Да и надо бы внести в план действий обзаведение семейством – основа выживания заложена, осталось выживание обеспечить. Найти в городе и окрутить пару молодых девах, а лучше трёх, как папиросная бумага из запасов. Нет, Николай не был заядлым курильщиком, но иногда давал себе волю посидеть с папироской на природе, что-то было в этом романтическое, как в военных хрониках. Для этого увлечения и создан был бумажный резерв – дорогая папиросная бумага трёх цветов. По чётным числам – светло-коричневая, по нечётным – тёмная, буде же желание покурить возникнет в день праздничный, или выходной – рыжая, самая дорогая. С будущими матерями своих детей следует придерживаться подобной логики, также как и с выходами из бункера – у всего в этом мире должно быть своё предназначение.

День пролетел в делах, наступал вечер. План мероприятий на следующий день был составлен, теперь оставалось закончить дела сегодняшние. А из сегодняшних дел оставалась только ежевечерняя пробежка с мешком цемента на плечах и праздничный ужин. Распорядок дня и так сбит, потому отбой будет по усталости, как говорится, «Упал – хватит». Но это всё впереди, а в данный момент Николаю надлежало озаботиться меню, для которого уже были отобраны овощи и вынесен из загона поросёнок. Выпустив Инокентия, любимого хряка-осеменителя, Фармер обсудил с ним порядок подачи и смены блюд, заодно рассказал про умирающую свинью, тот в ответ лишь сочувствующе всхрапнул и поинтересовался насчёт еды. За три года Николай научился худо-бедно понимать своего собеседника, единственным минусом был не слишком высокий уровень интеллекта последнего.

Подготовив нож, выживальщик взгромоздил порося на разделочный стол из нержавейки, с канавкой для стока, и вонзил нож в сердце жертвы. Подложил клинообразный упор, чтобы обеспечить наклон тушки для лучшего оттока крови и, раскочегаривая паяльную лампу продолжил прерванный разговор.

«Я думаю яблоками фаршировать всё-таки не стоит, они вялые уже, вот к осени урожай новый будет – тогда сделаем. Не кряхти, я тебе серьёзно говорю, поверь – пробовал уже не раз, не очень получается. Ну и что, что несладко, я могу соевого соуса добавить, вот видишь, отличная мысль. Что ты говоришь?»

Николай повернул голову, последовав взгляду Инокентия, и почувствовал, как волосы зашевелились на затылке, а между лопатками застучали невидимые молоточки – только что зарезанный и обескровленный поросёнок встал на ноги, и теперь оглядывался по сторонам. Хряк завизжал свиньёй и попятился, порося повернулся на визг и, не издавая ни единого звука, прыгнул на Кешу.

Недолгая схватка была пресечена ударом поленом по спине мёртвой свинки, поросёнок потерял интерес к хряку и пополз, шевеля передними копытцами, в сторону Фармера. Хряк продолжал визжать, поросёнок глядел на попятившегося Николая дикими глазами, в которых отсвечивала смерть. Больно стукнувшись головой о что-то висящее, выживальщик каким-то посторонним чувством понял, что любая царапина, нанесённая поросём , убьёт его. Наощупь схватил висящую хрень и, после короткого замаха, тяжёлый топорик для чистовой разделки прилетел в голову ожившего мертвого отпрыска Инокентия. Отпрыск замер, Кеша наконец заткнулся и смотрел дикими глазами то на останки, то на Николая, явно спрашивая хозяина о приключившейся внезапно метаморфозе – даже парнокопытные не привыкли, что потенциальная еда пытается съесть едока.

А потом хряку стало хуже, он тяжело задышал и упал на бок. Его морда была едва оцарапана, но вирус, а Фармер уже не сомневался, что умирающая свинья наградила его каким-то вирусом, уже проник в кровь героя-осеменителя и теперь он умирал. Опасаясь повторения инцидента с поросёнком, Жовтобрюх привязал хряка к столу, крепко его зафиксировав, и стал наблюдать, делая пометки в своём наладоннике. Кеша умер через час. Еще через пять минут он ожил, и попытался наброситься на хозяина, чему помешали верёвки. Отказавшись от топора, Николай сходил за ружьём, зарядил его и, засунув ствол в ухо попискивающей твари, дёрнул крючок. Про ужин пришлось забыть.

Утром выживальщик нарушил все свои правила, и вышел наружу, чтобы похоронить своих питомцев. Теперь он остался совсем один. Яркое солнце словно в насмешку бросало тёплые лучи на голую спину, радостно гомонящим птицам не было вообще никакого дела до окружающих, а снег продолжал таять. Сидя на коряге и куря четвёртую подряд сигарету, Николай думал. Вновь перед глазами всплыла умирающая свинья, грустные глаза Инокентия и совершенно неземной холодный взгляд поросёнка-убийцы. Внезапно Фармера озарило – это бактериологическое оружие! И надо во что бы то ни стало возглавить борьбу с теми, кто его использовал. Кое-какие мысли уже появились, но для их закрепления надо было съездить в Москву к старому, ещё по институту лёгкой промышленности, другу. Эсесовец, как они его звали в институте, или Стас Опенбах, как его прозвали родители, был знаком со многими серьёзными людьми, он же и крышу для Колиной фирмы посоветовал, и некоторые щекотливые вопросы помогал уладить. И на нынешние вопросы, если уж не сам ответ, то хоть направление поиска, подсказать сможет точно. Надо ехать, а для этого надо провести разведку окружающей местности – что вообще в мире случилось за последние три года, которые Николай провёл в подземелье.