Нашего разнорабочего звали Зангези. Зангези Абабанга. Он принадлежал к редкой искусственной расе комбинизомби. Если вы подумали о зомби в комбинезоне, то не сильно промахнулись. Зангези действительно ходил в комбинезоне и был «комбинированным зомби».
Комбинизомби были выведены древней цивилизацией, известной под именем Ну-вы-и-странники. Ну-вы-и-странники баловались генетикой. Результатом хитрых комбинаций и стали предки Зангези. Ребята были смышленые, с повышенным чувством долга и… приручались. То есть, если вы чем-нибудь покорите комбинизомби, считайте, он ваш навеки.
Старину Зангези приручил мой наставник пятьдесят земных лет назад. Кстати, возраст Абабанги — сто одиннадцать ваших лет. Для комбинизомби это пора зрелости.
Генетически заложенная неспособность Зангези к насилию делала его непригодным к полевой работе. Зато на связи посидеть да за пиццей сбегать он был мастер.
Абабанга обладал нечеловеческой тягой к познаванию нового. Он прибыл на Землю вместе с Ярополком Велимировичем в тысяча девятьсот девяностом году (Я тогда под плиты пешком ходил). Не обладая свойством подключаться к лингво-семантическому полю иных рас, Зангези штудировал русский по словарям и с помощью, простите за каламбур, захваченного языка. Учительница, много лет преподававшая иностранцам, сильно помогла на первых порах моему наставнику и комбинизомби.
Другой страстью Абабанги было искусство, в том числе поэзия. Как ни странно, у комбинизомби и вас довольно много общего, в частности, в теории стихосложения.
Стоило Зангези ухватить азы русской речи, и он начал писать стихи, потому что был неисправимым графоманом. Сначала уловил ритмику, потом почувствовал рифму и к моему приезду творил совсем недурственно. Но наставник любил показывать новичкам один опус из «раннего русского периода Зангези».
Стихотворение называлось «Пра боль в галаве» (орфография и пунктуация авторские, в смысле, Абабанговские) и было написано после одного из похода в разведку. Комбинизомби помогал Ярополку Велимировичу изучать ваш быт. В тот раз он посетил поликлинику и уловил тамошние эманации примерно так:
Если болен голова
Знать судьба твое такой
Ничего сойдет и так
Так природа заведен
Доктор лучше не ходить
Тоже болен голова
Он пошлет ты далеко
И таблетка кинет в глаз
Глаз конечно заболеть
К окулиста ты пойти
Только он слепой как стол
И за ухо твой порвать
К ушнику бежать скорей
Но его глухой совсем
Он не слышать ты и злой
Скальпель в твой рука воткнет
Ты ползти к бухой хирург
Он решит аппендицит
И оставить там зажим
Отчего ты умереть
Хоронить твое никто
Ибо сам дурак и всё
Вывод: голова болеть —
Завязать и не наглеть!!!
Уже по этому тексту видно, что поэт Зангези весьма… как же это?.. концептуален.
Я видел, как он выкладывает свои вирши в интернет и пользуется некоторым вниманием. Впрочем, если вы знакомы с этим вашим интернетом, то знаете: там и не такое можно найти. Хотя найти конкретного графомана в стогу таких же графоманов — задача не из легких.
В целом, наш помощник Абабанга был ценным кадром и неплохим другом. Не стану скрывать: для нас, вылезавров, комбинизомби являются аналогом ваших собак. Но имейте в виду — мы не опускаемся до придури заставлять старину Зангези приносить нам тапочки.
Упустив клопохозяйку, Абабанга не стал изгоем. Скипидарья сочувственно чмокнула его в лоб, Ярополк Велимирович потрепал по плечу, я ободряюще толкнул комбинизомби в бок.
— Не грусти, Зангези. Это моя вина, — сказал наставник. — Ошибся, как ящеренок. Сам себя обхитрил. Стоило ли выслеживать их шайтанову самку?
— Ярополк Велимирович? — спросил я, вклиниваясь в яростно шипящий монолог учителя. — Ярополк Велимирович, а она большая?
Он устало замер, вжав голову в плечи.
— Большая, Яша… В том-то и дело, что большая. Остался от силы год, и она разродится. Потому-то они торопят события. И вот что я вам всем скажу… Настала пора пересмотреть наше ревностное отношение к некоторым правилам Кодекса.
— Как?! — выдохнула Скипидарья.
— Завтра расскажу, — хмуро пообещал наставник и скрылся в кабинете, заперев дверь.
Ее уже починил Эбонитий.
Я уселся в гостиной, листая журнал «Men's Hell». Автоматически переворачивая страницы, впал в третью степень задумчивости.
Кодекс Преследователя — наиважнейший документ вылезавра, занятого истреблением клопоидолов. Составленный примерно три тысячи ваших лет назад, он никогда не изменялся и чтился свято, словно духовная книга.
Настало время рассказать, да. В свое время клопоидолы едва не уничтожили нашу цивилизацию. Когда мы распознали, что нас сводит в могилы, было почти поздно.
Тогда один из самых великих вылезавров в истории вселенной великолепный Легендариус создал Ковчег и отселил несколько сот вылезавров в параллельную вселенную. Ковчег сначала расширил контекст, а затем сузил его немного не в той точке сборки реальности. Эти несколько сотен остались незатронутыми ментальным ядом клопоидолов.
Мои предки поклялись истреблять паразитов, пока хватит сил или не закончатся сами клопоидолы. Но здесь есть любопытный нюанс: мы, вылезавры, необычайно щепетильны в вопросах этики. Этика — это фундамент любого нашего начинания. Единственный раз этика трактовалась гибко — когда Легендариус решил построить Ковчег. С точки зрения спасения каждого гражданина, Ковчег был заведомо аморален. Но тогда Легендариус нашел в себе силы шагнуть на более высокий уровень осмысления нашей беды. Он сказал: «Допустим, я не вылезавр, а пришелец из космоса. Я вижу, что вид разумных ящеров можно спасти, пожертвовав немалой частью популяции. И я это сделаю». А слово вылезавра, даже если он прикинулся пришельцем из космоса, — алмаз.
Примерно через тысячу земных лет потомки спасшихся в Ковчеге выслали разведчиков в «материнскую» реальность. От цивилизации вылезавров, пораженных клопоидолами, остались лишь руины. Ушли и клопоидолы.
Тогда мы вернулись на родину и обжили свою планету заново. Мы были вооружены Кодексом Преследователя. С тех пор только лучшие из нас попадают в охотничьи отряды. Таким отрядом и являются «Нелюди в белом».
Вот зачем клопоидолам сверхволна? Для питания потомства. Перед её открытием самочка разбухает и в момент выброса чёрной энергии разрождается тысячами клопят, которые начинают жрать эту энергию и неистово расти.
Мои предки вложили в Кодекс положение, по которому мы обязаны не дать зараженной клопоидолами расе поднять сверхволну, а самих паразитов — уничтожить. Но изящество игры достигается максимальным драматизмом. Наше Преследование — это не ваша вылазка отряда вооруженных головорезов против беззащитной косули. Мы помним, что клопоидолы почти победили нашу цивилизацию. Их сила внушает уважение. Поэтому наша брань — интеллектуальна. Мы отдаем им должное: противостояние должно вестись так, чтобы все решилось в последнем акте пьесы, когда одни уже предвкушают энергетическую сверхволну, а вторые гасят ее и настигают первых в момент крушения их надежд.
Любой человек скажет, мол, кратчайшим расстоянием между точками является прямой отрезок. И вы уже спрашиваете: «Зачем сознательно оттягивать момент расплаты, ставя саму расплату на карту? Ведь можно и не успеть, не справиться?..»
Да, изредка мы терпим временное поражение. А раса, на которой расцвели клопоидолы, отправляется во вселенский архив. Но без нас у таких рас вовсе не бывает шансов — клопоидолы выбирают слабых. По космическим меркам, конечно. Не обижайтесь.
Месть должна быть красивой. Мы мстим за то, что клопоидолы когда-то нанесли по нам страшный удар. Их паразитической агрессии мы противопоставляем смех и доброту, но не из побуждений благотворительности, а из кодексно-эстетических соображений.
Вот каковы наши интересы в вашем окраинном мире, милые мои «высшие приматы». О, я буду вас подкалывать и впредь. Во-первых, есть за что. А во-вторых, я не по злобе.
Я вот неожиданно подумал, наверняка кому-нибудь пришло в голову, мол, слишком уж человекообразно я изъясняюсь, не похож на инопланетянина. Что ж, это суждение только польстит моему профессионализму. Значит, хорошо воспринял ваше лингвополе.
Ваш язык — гремучая смесь многих языков. Он обладает уникальным разрушительным и созидательным потенциалом.
Познание языка было первым, что предприняли клопоиды. А мы не должны отставать от врагов, тем более, у них всегда бывает фора — они прибывают в кризисный мир первыми. Неудивительно, что помимо русского Ярополк Велимирович изучил арабский, английский, немецкий, китайский и несколько других, и я те же, кроме арабского.
Потом, начни я рассказывать в той линейности, которая принята у моей расы, никто ничего бы не понял: «Вхоживенькокнув Хай Вэяперепрыгнуличный парапетардала сбойколотиливни».
Я имел в виду: «Бойко колотили ливни. (Было мокро). Петарда дала сбой. (Отвлечь внимание не удалось). Я перепрыгнул уличный парапет. (Дальше секунды понеслись галопом, потому я изменяю повествование на «репортажное настоящее время»). Вхожу, живенько кокнув Хай Вэя…»
Для понимания моими соплеменниками достаточно первого варианта высказывания. Обратный порядок смысловых единиц типа «предложение» в моем примере не особо характерен, но он является методом усиления эмоционального эффекта при передаче затекстового сообщения: «Время ускорилось».
Короче, замнем.
Ни свет, ни заря Ярополк Велимирович вызвал меня к себе и огорошил вводной:
— Яша, ты установишь клопоидолам хапуговку!
В то утро в Москве сильно похолодало, а мы — рептилии — имеем известную реакцию на низкие температуры. Будучи вызванным на ковер прямо из постели, я не успел достать термическую спецодежду, оттого тупил чрезвычайно.
— Хапуговку? — переспросил я.
— Именно, Яша. Не спи, когда с начальством разговариваешь. — Ярополк Велимирович положил на стол маленькую коробочку, раз в пять меньше спичечной. — Она внутри.
Хапуговка — это искусственный паразит, который прицепляется и адаптируется к любому живому организму. В терминах вашего программирования хапуговку можно назвать троянским конем или червем, который питается за счет жертвы и потихоньку сливает информацию в эфир. Имея приемное устройство, мы получаем возможность отслеживать, где находится носитель, в каком он настроении, а если хапуговка удачная, то и кое-какие мысли можно уловить.
Приемник у нас был. Зангези. У комбинизомби в мозгу — встроенная приемная зона с возможностью подстройки на конкретную хапуговку, ведь и она была изобретением Ну-вы-и-странников. А у них все подчинялось принципам унификации и мультисовместимости. Видели бы вы их туалеты…
— Подождите, шеф, — сказал я. — Мы ее прикрепим куда?
— Яша, не зли меня. — Наставник на мгновение продемонстрировал мне истинное ящериное лицо и снова стал седым российским отставником.
Я оцепенел.
Тут Ярополк Велимирович понял, в чем моя проблема, и вывел пультом климат-систему кабинета на полный обогрев.
Минут десять я приходил в себя, потом разговор продолжился.
— Итак, ты сгораешь от стыда и надеваешь термошмотки, — изрек наставник. — Берешь хапуговку, синхронизируешь ее с Зангези. Потом отправляешься в логово клопоидолов и вешаешь хапуговку на клопапу. В крайнем случае — на кого-то из телохранителей. Но лучше на самого Разоряхера, конечно.
Оборонилов замолчал, и я не сразу понял, что инструктаж закончен.
— Подождите-ка, шеф! — воскликнул я. — А как же, простите покорнейше, я?! Они что, жмут мне лапу и отпускают к вам?
— Странно, я ожидал, что ты возопишь о нарушении Кодекса… — пробормотал Ярополк Велимирович.
Я вылупился на него, как на чудо дивное.
— Ой! И точно… Хапуговка нарушает чистоту преследования! Это оскорбление нашей этике! — Я недоумевал, почему же сам не увидел главного.
Наставник сбросил человеческую личину, став матерым ящером с красным гребнем на голове.
— Яша, слушай внимательно. — Оборонилов говорил на нашем родном языке. — Клопохозяйка не просто большая. Она уже готова. Я думаю, все должно случиться через пару недель, от силы через месяц, а не в течение года, как сказал вчера. Это я для успокоения команды. Мы, мальчик мой, находимся в самом эндшпиле и притом не знаем, ни где наши враги прячут самку, ни как они станут поднимать сверхволну. Ты, Яша, пойдешь к Иудушке и предашь нас.
Я снова остолбенел, но уже не от холода.
— Да, мальчик мой. Притворись перебежчиком. Прилепи хапуговку и дальше действуй по обстоятельствам.
— Вы меня сливаете? — Я не верил собственным ушам.
— Я бы это так не назвал. — Наставник вернулся в человечье обличие и нахмуренно смотрел прямо мне в глаза. — Я рискую твоей жизнью, ты прав. Но я изучил Разоряхера, он захочет иметь в команде отступника.
— Ярополк Велимирович, — тихо сказал я. — А сколько раз вы преследовали Разоряхера?
— Это третья охота. — Оборонилов пошел на предельную откровенность. — Как ты понимаешь, первые две я проиграл. Давно мы с ним не пересекались… Пойми, сейчас я не имею права на ошибку. У меня были прекрасные помощники, я завершил массу замечательных преследований, но Разоряхеру везло. Вот тебе, кстати, и мотив предательства.
Я был настолько поражен, насколько мог быть удивлен и оскорблен самурай, которому приказали обманом убить равного противника.
Мир моей этики рухнул. Я был раздавлен. Смят. Мне даже вспоминать не хочется, насколько сильным было разочарование.
— Яш, ты облик-то себе верни, — ласково сказал наставник. — На тебе лица нет.