Эльфийский порноспецназ в логове национал-вампиров

Глава 12. Князь Владимир. Репортаж с башкой на шее

Легко представить себе двух шахматистов, сосредоточенных на важнейшей партии: они не замечают ничего вокруг — ни шума, ни времени; их мир замкнут в пределы, не далеко выступающие от краев шахматной доски. Потом нужно мысленно убрать, растворить эту самую доску, и получатся князь Владимир и Марлен, сидящие в кафе и ведущие сложнейшую игру.

— Говорю прямо, и давай на ты, — думает полукровка. — Я подобрал кое-какой состав веществ, позволяющий быть с тобой на равных.

— Вижу, — признает упырь, он пытается разорвать неестественно крепкий контакт, но лишь глубже увязает в мыслях противника.

— Не старайся. С нами — психоделик и чуть-чуть эльфийского транспортного наркотика.

Владимир смотрит на собеседника, ему кажется, что тот становится полупрозрачным.

— Да, ну, это глюки, — говорит князь, хмурясь и тряся головой, внутри что-то мелодично звенит.

— Заказывать будете что-нибудь?.. Ваш друг уже пришел!.. — доносится голос откуда-то издалека, из-за дальних рубежей воображаемой шахматной доски.

С огромным трудом князь делает заказ.

— Только не кричи так больше, — просит Марлен и общается с официантом.

Упырю не нравится, что полукровка не потерялся, не замкнулся в странных границах, как произошло с ним, с Владимиром. Как бы проклятый полуэльф не стал единственным связующим звеном между ним и миром.

Белое пятно рубашки официанта растворяется в полумраке кафе, оставляя после себя тающий шлейф.

— Не бойся, — говорит полукровка. — Это пройдет, правда, не уверен, что быстро. Я готов с вами работать, но я не хочу, чтобы меня держали за дурачка.

— Мы не держим тебя за дурачка. — Владимир прижимает ладонь к груди, роняя по пути подставку с салфетками. — Мы не разменяем тебя, я это гарантирую.

И Марлен видит, что это правда.

— Свету в это всё не впутывайте.

Теперь полукровка чувствует, что вариант со Светой упыри обдумывали и держат про запас. Владимир разводит руками (салфетки разлетаются, словно маленькие величественные скаты):

— Цена вопроса, Марлен, цена вопроса… Мы не в бирюльки… Эльфийская кровь нужна нам, как воздух! Здесь не может быть «Ну ладно, не получилось, и хрен с ним».

— Света — это святое. Ее трогать нельзя. Ты это понимаешь?

— Да-да, конечно. — Князю делается стыдно, хотя ясно — на него давят, и давление, замешанное на наркотической закваске, стремительно превращает настойчивые слова Марлена в его, Владимира, святую убежденность.

Белеет парус одинокий… Это откуда-то из недр кафе возвращается официант с подносом. Рубашка официанта такая ослепительная в это время суток… Он что-то говорит, подбирая салфетки, но слишком тихо.

На столе появляются невероятные шахматные фигуры: вилки, ножи, тарелки салата. Салат полукровки угрожает корзинке с хлебом, но ее страхует солонка. Солонка белая, значит, это фигура князя. А вот перечница Марлена, нагло стоящая рядом…

— Да, знал бы, как тебя заплющит, не перечитывал бы на прошлой неделе Набокова, — говорит полукровка и, смеясь, принимается за салат.

Движения Марлена величественны и грациозны, они создают вереницу стоп-кадров, превращающих полукровку в многорукого индийского бога. Владимир вспоминает, что слипшиеся слухачи уже вызывали у него похожую ассоциацию. Это не только забавно, но и несет несомненный скрытый смысл. Или связь?

— Что за слипшиеся слухачи? — интересуется Марлен, и глаза его горят, как два маленьких любопытных пекла.

Нет способа утаить историю слухачей, а за ними нет способа утаить факт слежки, а этот факт тянет еще массу других. Например, кто такой Бус. Сливая информацию, Владимир успевает еще представить себя медведем, который напоролся на рогатину вопроса и теперь из брюха его ума вываливаются кишки ответов. Медведь хватает их лапами и пытается засунуть обратно, но мысль есть слово, а слово не воробей…

— Вот как?! — Ярость полукровки прерывает мысленную исповедь князя. — Вы меня слушали, даже когда я спал со своей девушкой?!

Сейчас напротив упыря сидит огненное божество гнева, чей свет проникает сквозь веки и выжигает глаза. Наверное, так действует стыд, думает Владимир. Ещё ему очень не нравится подчиненное положение, слишком просто он сдает позиции.

Марлен постепенно успокаивается, он ведь опасался слежки, так что же теперь злиться на зверей…

— Вы полностью снимете слежку.

— Согласен. Извини. Так было надо, — говорит князь и тут же задает один из главных вопросов: — Сколько у тебя транспортных доз?

— Двадцать четыре, но объявлена эвакуация…

Теперь Марлен сливает информацию Владимиру: его посетил отец, эльфы заметили пропажу троих, все под подозрением, он под подозрением, он ловко упомянул про вампиров в разговоре с Амандилом, и тот не поверил в реальность угрозы…

Завтра он начнет обзванивать эльфийских путешественников. Значит, количество доз сократится до семи.

— Там, куда перемещаются ваши, есть еще дозы?

— Конечно.

— Сколько?

— Не знаю. Это единственное заведение. Наверное, много.

— План здания и местоположения хранилища…

— Будут.

— Там у вас что — окна и свет? — Перехватив инициативу, Владимир чувствует себя всё лучше и лучше, возвращается уверенность.

— Не везде. И не у «нас», а у них.

Радужная и пустая женщина проплывает мимо их столика и мажет масленым взглядом по лицу князя. Упырь брезгливо морщится. Женщина взрывается обидой и злобой. Кажется, она что-то говорит и уплывает.

Надо поторопиться, думает упырь, эльфы встревожены, эвакуация эта… Чертовы игроки!

Сначала Марлен удивленно вскидывает брови, затем догадывается: о причинах визитов эльфов кровососы, разумеется, узнали от пленных.

— Верно, верно, — подтверждает Владимир, кивая головой.

Ему нравится кивать головой: картинка перед глазами начинает размываться — и сосредоточенное лицо Марлена, и не доигранная партия на столе, и темный фон кафе, и зеркальный потолок, с которого на князя смотрит Владимир, а может быть, на Владимира смотрит князь. Раз, два… Раз, два…

— Не мотай головой. — Полукровка хмурится, он вообще какой-то раздражительный и скучный. — Ты привлекаешь внимание.

— Кто здесь?! — Упырь озирается.

Ему кажется, что это лучшая инсценировка анекдота о наркомане, потому что достоверна на все двести процентов — пятьдесят из них дает вмазанный Марлен, а оставшиеся сто пятьдесят обеспечивает он, Володенька. Володенька, выходи… Я ведь тебя зубами загрызу…

— Братья Вайнеры, — обреченно констатирует Марлен. — Теперь ты зацепился за них. Что вы, вампиры, будете делать, когда выйдете на свет?

— Загорать и бегать, — ржет князь, потом наклоняется и доверительно шепчет: — Погляди вокруг. Здесь все прогнило. Стадо совершенно не умеет пастись, бедняги губят себя. Мы станем пастырями. Аккуратными и мудрыми, как китайская компартия, хе-хе… Вот у них традиции упырчества так традиции!

— То есть я вам помогу прийти к власти. До этой гениальной мысли я и сам дошел, — отмахивается Марлен. — А зачем все-таки?

— Жить, друже, просто жить! — Владимир берет салат в щепоть и трясет им перед лицом собеседника…

Или он противник? Противник значит противный. А полукровка, вроде, нормальный мужик, хоть и из стада.

— Из стада, значит? — спрашивает Марлен. — Ты салатом-то не тряси, пастырь в дупло инициированный.

— Цветасто! — уважительно протягивает князь, бросает салат обратно в тарелку. — А давай кровушки на брудершафт! В знак человеко-эльфийско-упырской дружбы, хе-хе…

Отказ полукровки настолько нецензурен и выразителен, что Владимир хочет записать его на салфетке вилкой, но вилка слишком скользка, а салфетки унес коварный официант.

— Нет, ну, не хочешь, не надо. Высокомерный вы народ, хоть ты и фифти-фифти… Перед тобой целый князь, а ты чураешься… Вот бы я поглядел, как стадо воспримет новость, дескать, эльфы используют наш мир в качестве поля для ролевых игр стратегического плана. Ребята, они в нас рубятся!

— Не ори. — Марлен заметно нервничает, ему не нравится эффект, оказанный на Владимира.

— Сам виноват, наркоман несчастный, — гвоздит упырь. — Велесе всесильный, когда ж меня отпустит-то?!..

На него набегает туча подавленности. Ее приносит ураган страха остаться в этом вывернутом состоянии навсегда.

Владимир смотрит на ладони, потом фиксирует внимание на подушечке безымянного пальца. Тень падает на палец, окрашивая его в черный цвет, но острый взгляд князя видит каждый завиток папиллярного узора, похожего на брусчатку Красной площади. Вокруг подушечки пальца вырастает маленькая кремлевская стена, крохотная Спасская башенка отбивает время, а маленький мавзолейчик ездит туда-сюда, словно он на колесиках. Голос Марлена похож на голос диктора Кириллова, который обычно комментирует парады:

— Отпустит тебя не скоро. Действие диэтиламида d-лизергиновой кислоты может продолжаться до шести часов, а иногда, пишут, больше. Кроме того, есть вероятность, что последействие будет проявляться волнами еще несколько дней, хотя, скорее всего, это ерунда — как выведется из крови, так и отпустит.

— Дурень, я же вампир, у меня кровь почти не течет! — Владимир падает в пучину депрессии.

— Сам дурень, — бодро вещает диктор-полукровка. — Ты же разогнался эльфийской кровью. Вот что тебе угрожает, так это непредсказуемое действие транспортного наркотика. А может, и не угрожает. Но если окажешься у эльфов, передай привет.

Марлен смеется. Требует счет. Расплачивается. Берет князя под руку, выводит из кафе.

— Надо же, князь… Не боярин. Не разночинец какой. — Мысли полукровки, скорее, ироничны, нежели оскорбительны. — Кто бы мог подумать, что мне придется нянчиться с упырем благородных кровей, уторчавшимся без приема.

Владимир ощущает себя полностью проигравшим. Он жалок.

На него и его поводыря надвигается айсберг делового центра… Лестница бесконечна… В лабиринте слышится мычание Минотавра…

— Здесь будешь спать, — говорит Марлен.

Комната отдыха. Владимир позволяет, чтобы его уложили.

— Спи! — приказывает полукровка, и упырь с радостью выполняет его волю.

Но жаль, что Марлен сбегает. Это как-то несправедливо. Одиночество становится физически ощутимым. Оно морозит сердце, щиплет глаза и шуршит в ушах.

Кажется, Владимиру снятся эльфы Диэтиламид и Лизергин. Один из них лучник, второй стрелочник, но ловкий князь всё же заставляет их через некоторое время изрядно расчесаться. Но его победа пиррова — он снова остается один, и нет перед ним двери со спасительной надписью «Выход».

А потом ему звонит на мобильный Бус Белояр. Владимир лезет за трубкой в карман, только никак не может достигнуть его дна, с которого доносится рингтон, вырезанный из песни «Калинового моста»: «Ледяной водой напои меня, время уходить… Зреет урожай. Батя, дай совет, опоясай в путь. Мать, не провожай…» Упырь тянется, тянется, ему так необходимо поговорить сейчас с родоначальником. Кто еще поможет ему выбраться из глухого психоделического зиндана?

Звонок обрывается — князь князей не дождался ответа. Владимир чувствует вселенскую покинутость. Одиночество становится настолько полным, что уже нечему холодить, щипать и шуршать.

Потом настает темная тишина. Здесь, в тихой темноте, где нет ни тела, ни ощущений, упырь познает Абсолютное Одиночество. Может быть, минуту, а возможно, целую эпоху Владимиру не приходит в голову ни одной спасительной мысли. Ему и не хочется думать… Лучше умереть — уснуть — прекратить скорби сердца, тысячи мучений…

«Наверное, это состояние и есть крайний антипод того, что я испытал этим утром», — решает князь и тут же приходит понимание: а ведь он только что вспомнил самое прекрасное переживание в жизни! Он вспоминает и ту, кто подарила ему то самое путешествие.

Тьма нехотя расступается. Становятся видны томно приоткрытые глаза проститутки Веры, в чьи спасительные зрачки князь и бросается, как та самая Катерина с обрыва. Но Катерина канула навеки, а Владимир ныряет, чтобы когда-нибудь вернуться в текущий контекст бытия.