Эльфийская звезда

Глава 10. ЗАКАДПОРТ, ТИЛЛИЯ

Караван Пайтана переправился паромом в следующий цикл. Переправа заняла целый цикл и не доставила эльфу никакого удовольствия — он страдал от последствий злоупотребления вингином.

Эльфы на диво никудышные выпивохи; Пайтан прекрасно знал, что не должен был пытаться угнаться за Грегором. Но тут он напомнил себе, что он празднует — рядом нет Каландры, которая строго присматривает, чтобы он не выпил лишний бокал вина за обедом.

К тому же вингин затуманил воспоминание о рехнувшемся старом волшебнике, его дурацком пророчестве и мрачных рассказах Грегора о гигантах.

Постоянный грохот вращающегося кабестана, похрюкивання и сопения пяти диких кабанов, вращающих его, и понукания человека-погонщика — голова бедного эльфа прямо-таки раскалывалась. Покрытый слизью тонкий трос из лиан, тянувший паром, наматывался на кабестан. Возлежа на стопке одеял с влажным компрессом на пылающем лбу, Пайтан смотрел, как рассекаводу паром, и чувствовал необыкновенную жалось к себе.

Паром ходил через залив Китаи уже почти шестьдесят лет. Пайтан помнил, как увидел его еще маленьким ребенком, когда путешествовал вместе со своим дедом — это было их последнее совместное путешествие, после чего старый эльф сгинул в глуши. Тогда Пайтан подумал, что паром самое удивительное изобретение в мире, и был крайне поражен тем, что люди были способны его придумать.

Дед терпеливо объяснил ему, что люди жаждут денег и власти (эта жажда называется амбицией) и что это результат краткости их жизни, и что это толкает их на всякие дерзкие предприятия. Эльфы быстро поняли преимущества паромной переправы, поскольку она резко увеличила объем торговли между двумя странами, но смотрели на нее с подозрением.

Эльфы не сомневались, что паром — как и большинство прочих людских изобретений — когда-нибудь доведет до беды. Тем ни менее они великодушно позволяли людям обслуживать себя.

Убаюканный плеском воды и остатками вингиновых испарений в мозгах, разомлев от жары, Пайтан задремал. Он слабо припоминал, что Грегор пришел в неистовство, лез в драку и чуть его, Пайтана, не убил. Эльф провалился в сон. Разбудил его Квинтин, тряся за плечо.

— Ауана! Ауана! Квиндиниар! Проснитесь, мы причаливаем.

Пайтан застонал и сел. Он чувствовал себя не много лучше. Хотя голова все еще болела, ему, по крайней мере, не казалось, что он упадет в обморок, стоит ему пошевелиться.

Поднявшись на ноги, он нетвердыми шагами направился через полную народу палубу туда, где на досках, ничем неприкрытых от палящего солнца, скорчились его рабы. Казалось, что они вовсе не замечают солнца. На них не было никакой одежды, кроме набедренных повязок. Пайтан, который укрывал от солнца каждый дюйм своей светлой кожи, при взгляде на бронзовую или черную кожу людей невольно вспоминал о непреодолимой пропасти разделяющей две расы.

— Калли права, — пробормотал он про себя. — Они не что иное, как животные, и никакая цивилизация в мире их не изменит. Не надо было пить с Грегором прошлой ночью, надо было остаться с себе подобными.

Это твердое решение продержалось, скажем прямо, примерно час, после чего Пайтана, которому заметно полегчало, навестил помятый, опухший, ухмыляющийся Грегор, и они стали в очередь, чтобы представить свои бумаги портовым властям. Пайтан за время долгого ожидания приободрился. Когда подошла очередь Грегора на таможне и он ушел, эльф с удивлением поймал себя на том, что прислушивается к болтовне своих рабов, которые забавно проявляли свое волнение при виде родной стороны.

Если уж они так ее любили, то почему же позволили продать себя в рабство? Предаваясь таким праздным размышлениям, Пайтан стоял в очереди, которая двигалась со скоростью улитки, пока люди-таможенники задавали бесчисленные и бессмысленные вопросы и перетряхивали пожитки караванщиков. Эту процедуру прерывали перебранки среди людей, которые — будучи пойманы за контрабандой — пытались доказать, что закон действителен для всех, кроме них. Эльфийские торговцы редко попадали в переделки на границе. Они или строго подчинялись законам, или, как Пайтан, измышляли какой-нибудь хитрый способ обойти их.

Наконец один из таможенных чиновников двинулся к нему. Пайтан и его помощник вывели вперед рабов и тиросов.

— Что везете? — Офицер пристально разглядывал корзины.

— Магические игрушки, — ответил Пайтан с очаровательной улыбкой.

Взгляд чиновника стал острее:

— Подходящее время для игрушек.

— Что вы имеете в виду, сэр?

— А как же! Разговоры о войне! Не станете же вы говорить мне, что не слышали их?

— Ни слова, сэр. Кто там воюет в этом месяце? Стретия, наверное, или Доргласия?

— Не, мы не стали бы тратить стрелы на эти отбросы. Слух идет о воинах-гигантах, которые идут с северинта.

— А, это! — Пайтан изящно пожал плечами. — Я слышал что-то в этом роде, но не особо прислушивался. Но вы, люди, готовы отразить такое нападение, не так ли?

— Конечно, — сказал чиновник. Подозревая, что над ним смеются, он пристально посмотрел на Пайтана.

Лицо эльфа было невозмутимо-вежливо, как и его речь.

— Дети так любят наши магические игрушки. Скоро День святой Тиллии. Нам не хотелось бы огорчать малышей, верно? — Пайтан чуть подался вперед и заговорил доверительно:

— Готов спорить, что вы уже дедушка, а? Как насчет того, чтобы мне пройти без этой обычной мороки?

— Точно, я уже дедушка, — нахмурившись, сообщил чиновник. — Десяток внуков, и всем года четыре или около того, и все живут в моем доме! Откройте эти корзины.

Пайтан понял, что допустил тактическую ошибку. Приняв вид оскорбленной невинности, он пожал плечами и направился к первой корзине.

Пайтан — весь вежливость и предупредительность — развязал веревки. Рабы, стоявшие рядом, наблюдали за происходящим, с трудом сдерживая веселье, что крайне не нравилось эльфу. Какого дьявола они так скалятся? Можно подумать, они знают…

Таможенник откинул крышку корзины. Куча ярких игрушек засверкала на солнце.

Искоса взглянув на Пайтана, таможенник засунул руку глубоко в кучу.

И немедленно с воплем выдернул ее оттуда, потрясая кистью.

— Что-то цапнуло меня! — воскликнул он.

Рабы разразились хохотом. Потрясенный надсмотрщик принялся размахивать кнутом и быстро навел порядок.

— Я прошу прощения, сэр. — Пайтан закрыл крышку корзины. — Это, должно быть, чертик из табакерки. Они на диво любят кусаться. Я очень сожалею.

— Вы даете этих демонов детям? — вопросил чиновник, сунув в рот укушенный палец.

— Некоторым родителям нравятся агрессивные духи в игрушках, сэр. Вы же не хотите, чтобы малыши росли слишком мягкими? Э… сэр… будьте поосторожнее с этой корзиной. В ней куклы.

Таможенник протянул было руку, подумал и решил не связываться.

— Ну так и идите себе с ними. Марш отсюда.

Пайтан отдал Квинтину приказание, и тот не медленно заставил рабов взяться за дело.

Некоторые рабы, несмотря на свежие следы кнута на коже, все еще усмехались, и Пайтан подивился странному свойству людей получать удовольствие при виде чужих страданий.

Накладную Пайтана торопливо проверили и пропустили. Пайтан сунул ее в карман своей дорожной куртки, вежливо поклонившись чиновнику, поспешил за своим караваном, когда его схватили за руку. Эльф мигом растерял все хорошее настроение, поджилки у него затряслись.

— Да, сэр? — Он обернулся, изобразив улыбку.

Таможенник придвинулся поближе.

— А сколько стоят десять этих чертиков?

Путешествие через людские земли обошлось без происшествий. Один из рабов сбежал, но Пайтан предвидел это и не обеспокоился. Он подбирал себе рабов, семьи которых оставались в Эквилане. Видимо, этот больше думал о свободе, чем о жене и детях.

Под влиянием рассказов Грегора пророчество Зифнеба снова стало угнетать его. Пайтан пытался разузнать о появлении гигантов все, что мог, и в каждой таверне находил кого-то, кто что-нибудь об этом рассказывал. Но постепенно он уверился, что это всего лишь слух, и ничего больше.

Кроме Грегора, он не нашел никого, кто действительно говорил бы с беженцами.

— Дядя моей матери встречался с тремя из них, и они сказали ему, а он сказал моей матери что…

— Сын моей двоюродной кузины был в Дженди месяц назад, когда прошли корабли, и он сказал моей кузине, а она сказала отцу, а он — мне что…

— Я слышал это от одного коробейника, который там был…

В конце концов Пайтан решил с некоторым облегчением, что Грегор накормил его сумовыми конфетками.

И эльф окончательно и бесповоротно выкинул пророчество Зифнеба из головы.

Пайтан пересек границу Марсинии с Тернцией без досмотра его корзин пограничной стражей. Они со скукой глянули в его накладную, подписанную чиновником в Закадпорте, и помахали ему ручкой. Путешествие было приятным.

Погода стояла чудесная. Люди, по большей части, были дружелюбны и хорошо воспитаны. Разумеется, до него доносились замечания насчет «похитителей женщин» и «вонючих рабовладельцев», но Пайтан, не будучи вспыльчив, или игнорировал эти эпитеты, или встречал их смехом, предлагая поставить выпивку на следующий круг.

Пайтан, как и любой эльф, любил людских женщин, но, много путешествуя в людских землях, знал, что нет более верного способа потерять уши (и, возможно, другие части тела), чем заигрывать с людскими женщинами. А потому он был способен обуздать свои аппетиты, довольствуясь восхищенными взглядами или урывая быстрый поцелуй в темном уголке.

Если дочка трактирщика приходила к его двери темной ночью, желая проверить легендарные эротические умения эльфов, Пайтан всегда осторожно выставлял ее в сумерки, прежде чем проснутся другие.

Эльф добрался до своей цели — крохотного отвратительного городишки Гриффита — на несколько недель позже назначенного срока, однако же он был весьма доволен этим, учитывая, что княжества Тиллии постоянно воевали между собой, путешествие прошло чрезвычайно удачно.

Прибыв в кабачок «Цветок джунглей», он устроил своих рабов, разместил в стойлах тиросов, нашел место для надсмотрщика, и заказал себе комнату.

«Цветок джунглей», видимо, не так уж часто давал приют эльфам, поскольку содержатель долго разглядывал деньги Пайтана и катал монету по столу, желая увериться, что она из твердого дерева. Услышав соответствующий звук, он стал несколько вежливей.

— Как вы сказали, ваше имя?

— Пайтан Квиндиниар.

— Ха, тут вам два послания. Одно оставлено так, другое пришло с безошибочником.

— Большое спасибо, — сказал Пайтан, добавляя еще монету.

У кабатчика заметно прибавилось вежливости.

— Вы, должно быть, хотите пить. Садитесь в общем зале, я принесу вам чего-нибудь промочить горло.

— Только не вингин, — велел Пайтан и отошел с посланиями в руке.

Одно было написано человеком — обрывок дешевого пергамента, побывавшего в употреблении.

Первоначальный текст постарались соскоблить, но не слишком преуспели в этом.

Развязав перекрученную грязную веревочку, Пайтан раз вернул пергамент и с некоторым трудом прочитал послание, написанное поверх старого счета:

«Квиндиниар. Ты опоздал. Это будет…..я: Мы должны совершить… путешествие… осчастливить покупателя. Вернемся… «Пайтан подошел к окну и поднес пергамент к свету. Нет, он не мог понять, когда же они вернутся.

Подписано было небрежной завитушкой — Роланд Алый Лист». Вытащив из кармана потрепанную накладную, Пайтан посмотрел на имя покупателя. Оно было выведено четким почерком Каландры. Роланд Алый Лист. Пожав плечами, Пайтан сунул свиток в мусорную корзину и тщательно вытер руки. Кто его знает, где это послание валялось…

Кабатчик спешил к нему с пенящейся кружкой эля. Отведав его, Пайтан провозгласил напиток великолепным, и благодарный кабатчик был теперь его рабом на всю жизнь — по крайней мере, пока получает от него деньги. Усевшись в отдельной кабинке, Пайтан закинул ноги на соседнее кресло, откинулся назад и с удовольствием развернул другой свиток.

Это было письмо от Алеаты.