Ёлка Для Вампиров (СИ)

15

В комнате было тепло и уютно. Отблески огня, лениво лизавшего своими рыжими язычками поленья в зеве камина, наполняли полумрак красноватым мерцанием.

Соня протяжно застонала, сжав голову ладонями. Кажется, мозг слипся и превратился в тяжелый, гулкий камень. Она закрыла глаза, даже тусклый свет камина резал, словно бритва. Где-то недалеко, вроде бы за стеной, слышались приглушенные голоса. Но в ушах Сони тихие отзвуки гремели нечленораздельным рокотом, от которого окаменевший мозг раскалывался трещинами. Когда же с тонким скрипом отворилась дверь, и скрип этот дрелью просвистел от уха до уха — Соня не удержалась от жалобного писка.

Она не открыла глаз и тем более не поднялась с дивана, где лежала вытянувшись — не было сил. Она слышала легкие шаги, кто-то подошел к ней, встал совсем близко. Чья-то холодная ладонь легла ей на разгоряченный лоб, словно благословение ангелов… Соня благодарно вздохнула.

Всё-таки разлепила тяжелые веки. Так и есть — ангел. Склонился над ней, присев рядом на краешек дивана. Смотрит на нее. Светлые волосы, ласковый взгляд, добрая улыбка… Наверное, Соня не сумела пережить третье похмелье в своей короткой жизни и всё-таки удосужилась помереть.

— Как ты? — участливо поинтересовался посланец небес.

— Х…хх… — прохрипела Соня, с трудом открыв рот и напрягая шершавый, как у кошки, язык. А что сказать, не решила. Хреново? При ангелах нельзя выражаться. Хорошо? Врать тоже нельзя, грех.

— Х… хочу пить, — выдавила Соня.

Ангел улыбнулся. Просто протянул руку, взял со столика заранее приготовленную бутылочку сока… И вот тут ангел учудил. У Сони аж глаза получилось шире открыть. Он отпил сам — и прижавшись мягкими губами к ее, пересохшим, сухим, влил сок ей прямо в рот. Да еще проглотить заставил, тронув своим языком ее.

Соню будто током шарахнуло. Подскочив на месте, отпрянула, вжалась в плюшевые подушки, отчаянно закашлялась.

— Не!.. кх… Не подходи! — взвизгнула она, выставив ладони, готовая защищаться.

Он спокойно смотрел, не шелохнувшись, не отодвинувшись. Просто ждал, когда она отдышится.

А она не знала даже, что сказать. Что делать — тем более! Очнулась — один на один с врагом!.. Хотя, разве он ей враг?.. С соблазнителем! Оказалась с глазу на глаз с соблазнителем — и совершенно беспомощна! Да еще в ужасном виде, с бодуна! Морда наверняка опухла, макияж разъехался, под глазами синяки, волосы взлохмачены. А он смотрит, паразит, любуется.

Соня выхватила протянутую бутылочку сока, в пару жадных глотков осушила до дна. Сунула бутылку обратно — и быстро улеглась, вытянувшись, сцепив руки на животе. И закрыла глаза.

— Давайте! Убивайте! — велела она. — Я всё о вас знаю! Вампиры-маньяки.

— Так сразу? — фыркнул Ольгерд.

— А чего вам еще? Прелюдий надо?

— Было бы не лишне, — мурлыкнул он, подбираясь к ней поближе.

— Вот еще! Кончайте скорей! — возмутилась подобным излишествам Соня.

Герд фыркнул, то ли удивился, то ли оскорбился случайной двусмысленной пошлостью. Лично ей было по барабану!

— Тебе совсем не нравится? — поинтересовался он, всматриваясь в крепко зажмуренные глаза. Соня помотала головой, стиснула зубы. — Не бойся, больно не будет.

— Больно надо мне бояться, — буркнула она.

Он наклонился. Его волосы, которые он машинально откинул назад, шелково выскользнули, свесились вниз, легонько щекоча ей ухо. Лицо его нависало ровно над ее, Соня невольно вытаращилась, уставилась, как кролик на удава. В глазах его плясали красно-золотые отблески вновь разгорающегося пламени.

— Ты хотела бы жить вечно? — шепотом спросил он.

— Больно надо, — повторила она, раздраженно пыхтя.

— Нет? — насмешливо выгнул бровь Ольгерд. — Разве ты не хочешь навсегда остаться молодой и красивой? Беззаботной, не стареющей. Долгие годы, десятилетия быть такой же, как сейчас, не позволяя беспощадному времени заклеймить твое тело возрастом, дряхлостью, перекорежить, до неузнаваемости изменить тебя.

— Только самовлюбленная дура на такое согласится, — решительно отказалась Соня дрогнувшим голосом. — Никогда не меняться? Я не настолько совершенная сейчас! Может, старухой я стану лучше?

— Вот как… — Он притронулся к ее щеке, пальцем провел замысловатую линию по скуле, неуловимыми, дразнящими движениями очертил контуры ее губ. — Выходит, ты не боишься смерти? Не боишься, что вдруг однажды твоя жизнь оборвется?

Он удержался от страстного поцелуя. Только два коротких прикосновения губами к уголкам ее дрогнувшего рта.

— Выходит, ты отвергаешь бессмертие? Тебе не нужна долгая… очень долгая жизнь… лишенная всех страхов, болезней и старости… — Он поправил ее волосы, упавшие на лоб. Запустил пальцы в мягкие кудряшки, лаская завитки. — Повторяю: ты хочешь жить вечно?

— Зачем? — Соня сглотнула. — На что мне века бессмертия? Я и свою-то жизнь не знаю куда девать. Плыву по течению, как лягушка на оторванном ветром листке кувшинки. Даже лапками подгребать лень.

— Какое поэтичное сравнение, — выдохнул ей в ухо Герд, принявшийся исследовать легкими поцелуями ее висок и шею.

— Куда течением прибьет, там и квакаю, — продолжала она, прикрыв глаза, словно забывшись. — Вот расквакалась про любовь — и подслушала меня судьба. Такой любовью меня по башке огорошила, что хоть стой, хоть падай.

Ольгерд мурлыкнул что-то успокаивающе-сладострастное, продолжая мучительно-неуловимые дразнящие ласки. В его полном распоряжении были вяло лежащие руки, обнаженные плечи, открытая в низком вырезе вечернего платья шея и верх груди… Но Соня его не слышала и не слушала, всё глубже погружаясь в пучины жалости к самой себе:

— Я-то мечтала о романтической любви. Чтобы как в старых романах: чтобы рыдания и клятвы, чтобы сердце билось птичкой в клетке… Я не хотела экстрима! Да что же я, ненормальная, и влюбиться-то, как все люди, не могу? Что же у меня вся жизнь не по-человечески? Другие девчонки в моем возрасте уже давно… А я? Я чем хуже других? Да за что мне такое?..

От огорчения у нее слезы покатились из глаз. Ольгерд заворожено смотрел на крупные капли, набухающие на ресницах, срывающиеся вниз из-под зажмуренных век. Прикоснувшись поцелуем, ощутил соленый вкус на губах — вкус странных, непонятных ему девичьих обид.

— Я и на работу-то устроиться нормально не смогла. Попались мне вампиры-банкиры, на мою голову. И начальник — красавчик озабоченный… Ой, простите, пожалуйста!

Ольгерд только рассмеялся. Смущенно вспыхнув, Соня вскинулась, приподнявшись на локтях. Но встретившись с его хищным взглядом, с плотоядной улыбкой, рухнула обратно, страшно побледнев, не зная, куда глаза деть со стыда.

— Простите, просто вырвалось, — залепетала она. — Просто… Всё как-то у меня наперекосяк в жизни. А вы говорите — бессмертие!.. Единственная подруга появилась — и та пропала. Единственный раз в праздники не сижу дома, не слушаю от бабушки поучений — и то попала на корпоративку к чудовищам. Вокруг столько красивых парней, аж голова кругом, а все маньяки-кровососы… Ох, простите! Ах!..

На губах Ольгерда блуждала довольная улыбка. Под его руками, от его поцелуев девчонка распалилась, сама того не осознавая. Его изысканным ласкам не мешали ни ее платье, ни сапоги. Даже если бы она была закутана в шубу, он сумел бы ее завести. Она вздрогнула всем телом и выгнула спину, подставляя под поцелуи бюст, спрятанный под красивой тканью и кружевами — словно самый настоящий новогодний подарок, завернутый в упаковку из блестящей бумаги и увенчанный пышным бантом! Частые вздохи рвались из волнующейся груди, выдавая истинное ее состояние. Он отлично знал все чуткие точки на девичьем теле, так что довести любую жертву до экстаза мог не раздевая и не раздеваясь. Впрочем, эту барышню он хотел получить всю и целиком, ведь он так долго ждал этого момента.

Ольгерд медленно стянул тонкую бретельку с ее плеча.

В голове Сони вспыхнула мысль: как хорошо, что сейчас на ней новенький кружевной лифчик и кокетливые трусики, хоть за белье краснеть ей не придется. Но сама эта мысль еще больше вогнала в краску. Соня порывисто задышала, замотала головой:

— Нет, не надо! Не смотрите на меня так! — пискнула она тоскливо. — Не лгите мне! Я некрасивая, я знаю это! И никогда, знаю, ни один уважающий себя мужчина на такую дурнушку, как я, в жизни не позарится!.. Ой, простите! Я не вас имела в виду!.. А-а!..

Соня мысленно проклинала себя за слабость. Как же она не справилась с собственным телом? Как позволила довести себя до дрожи, до сладостного возбуждения? Ее собственное тело предало ее! Коварное предательство, удар в спину. Как будто в вены впрыснули огнем горящий яд, одурманивший разум… Она чуть не зарыдала от стыда, когда почувствовала, как ее собственные ноги — против ее воли! помимо разума! без прямого давления со стороны соблазнителя! — ее коленки начинают сладострастно раздвигаться.

От внимания Ольгерда, конечно же, не ускользнуло, как его жертва елозит, пытаясь незаметно натянуть подол до пяток. Она уже задыхалась и всхлипывала, почти готовая его принять. Но он медлил. Жестоко заставлять ее ждать. Но если довести ее до отчаянья — бросится ли она сама в его объятия, рыдая и умоляя? Любопытно, каким тогда будет вкус ее крови? Как будут пылать ее глаза, ненавистью или страстью?

Ольгерд провел ладонью по ее бедру, по колену, вниз. Он чувствовал жар и дрожь ее тела… Он, отодвинувшись, приподнял ее ногу. Закинув лодыжку на плечо, взялся за собачку длинной молнии на сапожке.

— Можно, я расстегну? — вежливо спросил он, глядя в вытаращенные в испуге глаза.

— Нет! Нельзя! Пожалуйста...

— Нравятся острые каблучки? — улыбнулся он. — Что ж, я не против.

Соня резко отдернула ногу. Стиснула коленки вместе. Вдохнула и выдохнула, борясь с дрожью.

— Ну же, расслабься, — вкрадчиво предложил он, вновь подбираясь к бретелькам. Будто это было для нее так просто сделать — расслабиться!

— Н-не могу… — помотала она головой.

— Постарайся. Так будет лучше. И приятнее.

— Нет уж. Вы как-нибудь так… Если я расслаблюсь, нам обоим будет… неловко.

— Мм?.. — не понял Герд.

— Я… Мне бы… в туалет, — выдавила Соня.

Он замер. Эта девушка определенно умеет удивлять.

— Ха, господи, — вырвалось у него. — Всего-то? Беги скорее.

— Можно? — обрадовалась она, будто он ей букет роз подарил.

— Что за глупости! Давай поторапливайся — удобства здесь во дворе, еще надо добежать. Смотри, не замерзни! Я буду ждать, — добавил он с милой улыбкой.

Привалившись плечом к спинке дивана, он смотрел, как она неловко поднялась. Смотрел ей вслед, как она суетливо костыляет на трясущихся ногах к двери, на высоченных каблуках, на ходу подтягивая съехавшие ботфорты, одергивая платье. Интересно, вернется ли? Или удерет, и снова придется за ней бегать? Герд с удовольствием потянулся, уронил голову на подушку. Ну что ж, эта девочка-недоразумение, с отравленным комплексами разумом и пьянящей кровью — она стоит того, чтобы за ней охотились.

______

Подслушивавший под дверью Юлий метнулся в сторону. В голове его мгновенно вспыхнул план. Он схватил с тумбочки какой-то моток веревки и, сцепив руки за спиной, кое-как опутал запястья. Сел на табурет, но тут же вскочил. Выдернул руку из спутанного клубка, примостился спиной к массивной ножке стола, снова сцепил руки сзади. Сделал обиженное лицо. Замер.

На вошедшую Соню Юлий взглянул выразительными глазами побитой собаки. Разумеется, та мгновенно позабыла о своих проблемах и бросилась к нему:

— Что случилось?! — вскрикнула она. (Правда, вскрикнула тихо, предусмотрительно перейдя на заговорщицкий шепот.)

— Я… просто не хотел пускать его к тебе, — с запинкой проговорил Юлий. А что? Ведь это была чистая правда.

— Вот упырь! — ругнулась Соня.

Она немедленно взялась освобождать несчастного. Но путы не поддавались! Еще бы, Юлий крепко сжимал концы веревки в кулаке.

— Никак! — выдохнула Соня.

Но сдаваться она не желала. Торопливо вскочила на ноги и схватилась за край столешницы: хотела приподнять стол, чтобы Юлий мог просунуть связанные руки между ножкой и полом. Юлий мысленно перекрестился. Как же он не подумал, ведь она могла бы и за нож схватиться, что в подобном состоянии было крайне травмоопасно. Но обошлось.

Почти обошлось.

Натужно поднимая стол, Соня не подумала убрать с него нехитрую посуду лесника. Жестяные плошки, эмалированные кружки, сковородка — всё с грохотом посыпалось на пол. Соня шепотом чертыхнулась, помогая всё еще связанному Юлию подняться.

— Да чтоб этого лешего, развел бардак тут!

Она потащила Юлия к двери.

— Погоди… — заикнулся Юлий. В последний момент сомнения схватились в его душе с совестью. Зря он это…

— Некогда! Надо скорее смываться!

Но под каблучок попала обруганная сковородка, видимо из мести подсунулась под ногу. Соня пошатнулась… И упала бы, если бы не рухнула на грудь Юлия, не вцепилась бы со всей силой в ворот куртки. Он в замешательстве бросил веревку — поддержал, обнял девушку.

Соня подняла на него глаза. Юлия поразил неподдельный жалобный взгляд загнанной дичи, которая уже не разбирает от страха, куда ей бежать — к пропасти, куда ее гнали, или к самим охотникам навстречу, на острия рогатин... Он крепче прижал ее к себе. Склонил голову в безотчетном желании ободрить… поцеловать…

— Хм. Если собираетесь сбежать, то хотя бы ей пальто прихватите. Зима всё-таки.

Оба вздрогнули и оглянулись.

В дверях стоял Ольгерд, разглядывал обнимающуюся парочку. На губах его играла милая улыбка. Но в глазах плескалась затаенная жажда крови.

— Герд, это не… — запнулся Юлий.

— Нет, милый, это именно то, что я думаю, — сладко протянул Герд. — Она-то дурочка, она-то жить хочет. Но ты? Предатель? Лгун?

— Я не… — Юлий растерялся и сам не знал, что сказать в оправдание.

— Перестань, — отмахнулся Герд. — Конечно, я тоже виноват. Я оставил ее с тобой, позволил тебе увлечься. Я избаловал тебя, заставил поверить, что тебе всё разрешено. Что тебе всё простится. И ты решил украсть у меня игрушку. Хотя отлично знаешь, как я хотел ее получить.

— Герд, я…

Юлий не нашелся, что ответить. Просто загородил собой Соню. Та была только рада спрятаться. От Ольгерда, несмотря на дружеский тон, веяло таким леденящим холодом, что зуб на зуб не попадал.

— Знаешь, — продолжал Герд. — На сей раз я не хочу быть великодушным. Не собираюсь прощать. Ты перешел границу дозволенного, Юлий. Ты обманул мое доверие.

Юлий виновато опустил голову, кидая настороженные взгляды исподлобья. Редко, очень редко доводилось ему видеть шефа в подобном настроении. Только с посторонними, с чужими Герд допускал такой тон, надевал эту жуткую, вселяющую уважение и страх маску. Сейчас он не казался ни очаровательным, ни хрупким — как есть хищное, кровожадное чудовище с повадками средневекового инквизитора. Даже Юлия пробрал озноб, что говорить о перепуганной Соне.

— Ольгерд, мне жаль, — произнес он.

Герд высокомерно выгнул бровь.

— Мне очень жаль, что я огорчил тебя. Но раз уж так получилось, давай разрешим наш спор по-мужски?

— Дуэль? — удивился Ольгерд.

— Дуэль?! — пискнула Соня на грани обморока. — Из-за меня?..

— Да, дуэль, — подтвердил Юлий.

— У тебя нет ни единого шанса, — произнес Герд, прожигая соперника взглядом.

Соня глянула на одного, глянула на другого, мысленно сравнивая противников. Герд на голову ниже ростом, почти вдвое легче, уже в плечах и куда изящнее своего помощника. Но угроза его прозвучала настолько уверенно, что у нее не закралось ни малейшего сомнения в его преимуществе. Ведь, если верить их легенде, Ольгерд был гораздо старше, а поэтому наверняка искуснее в поединках. Интересно, часто ему приходилось сражаться за свою бессмертную жизнь или все дуэли случались из-за таких вот, как Соня, «призов»?

— Всё равно, — упрямо мотнул головой Юлий, завесив глаза растрепавшейся челкой. — Пусть судьба рассудит нас в честном поединке!

Герд прикрыл рот рукой, как будто в сомнении. На самом деле чуть не расхохотался — настолько пафосно прозвучала эта фраза.

— Ладно, поехали, — фыркнул он, бросив быстрый взгляд на впавшую в остолбенение девушку. Соня совершенно дар речи потеряла, только глазами хлопала.

Подхватив шубку, Ольгерд решительно распахнул дверь… И отшатнулся назад, брызги снега окатили его с ног до головы.

Ровно перед входом круто развернулся снегоход.

— В усадьбе пожар! Горит склеп! — крикнул, не заглушая мотор, Кот.