Егерь. Вызов. Книга 3

Глава 5

Едва Григорий растворился в тени, я заметил, что солнце уже касается макушек деревьев. День подходил к концу. Я переступил порог дома, за мной скользнула серебристая тень Актрисы, а Красавчик соскочил с плеча и стрелой метнулся к Ольге.

Она сидела за столом, перебирая какие-то бумажки. На лице читалась усталость не только от сегодняшнего дня, но от всех этих лет борьбы. Когда Красавчик забрался к ней на колени, она машинально погладила его белую шёрстку, но взгляд остался мрачным.

Актриса подошла к матери и тихо урчала, потираясь о её ногу. Ольга удивлённо посмотрела на рысь, затем осторожно протянула руку. Серебристая хищница позволила себя погладить, и на лице матери мелькнула слабая улыбка.

— Красивая какая, — прошептала она. — И умная. Чувствует, наверное…

Ольга подняла голову и посмотрела на меня. Улыбка тут же исчезла, сменившись напряжённым выражением.

— Сынок, ну как? Что-то вышло?

— С одной стороны — да, с другой — нет, — я сел рядом с ней, чувствуя усталость.

Рассказал ей о встрече в беседке старосты — как представители барона увидели рысь, как Ефим был вынужден публично признать, что хворь, возможно, отступила. О том, что у меня остался один вариант — продать зверя. Ольга слушала внимательно, но в её глазах горел не столько надежда, сколько гнев.

— Значит, ты здоров? Так он сказал? — она сжала кулаки, и я увидел, как побелели её костяшки. — Макс, этот… эта гнида изгнал тебя по своему желанию⁈

Голос её дрожал от ярости.

— Он знал! Знал, что ты здоров, и всё равно…

— Успокойся, — я накрыл её руку своей. — Понимаю, но сейчас нужно думать о том, что делать дальше.

— Что делать⁈ — Ольга резко встала, опрокинув стул. Красавчик испуганно метнулся в сторону. — Я продала всё! Всех отцовских питомцев, инструменты, да чтоб меня!

Актриса тревожно заурчала, чувствуя накал эмоций.

— Послушай, — я встал и обнял её за плечи. — Я понимаю. Но злость не поможет решить проблему с долгом.

— Чёртов долг! — Ольга вырвалась из моих объятий, но голос её дрогнул. — Как же так!

Она опустилась на стул, и я увидел, как её плечи затряслись. Но слёз не было — только сжатые кулаки.

— Если… если меня заберут, — сказала она тихо, но твёрдо, — ты мне пообещай одно.

— Послушай…

— Пообещай! — её глаза встретились с моими, и в них пылал холодный огонь. — Если этот мерзавец разрушит нашу семью, ты не оставишь это просто так.

Что-то горячее поднялось в моей груди. Материнская боль, переплетённая с яростью за несправедливость.

— Обещаю, — хрипло ответил я. — Но я не допущу этого. Барут что-то говорил?

Ольга села обратно, её плечи поникли.

— Ушёл куда-то быстро, сразу после того, как ты ушёл. Сказал только, что скоро вернётся. Лицо было… озабоченное. Господи… — она обессиленно откинулась на спинку стула. — И что же теперь? Меня правда арестуют?

Я посмотрел на её уставшее лицо, на руки, покрытые мозолями от тяжёлой работы. Эта женщина четыре года тянула семью одна, пока я лежал больной. Пахала в полях с утра до ночи, лишь бы прокормить нас.

— Слушай, а торговец Тимофей, он…

— Он писал, что постарается и всё, — вздохнула она.

— А Ирма где? — спросил я.

— Ушла в лес с утра, — Ольга покачала головой. — Заказ важный у неё — собрать редкие травы для богатой семьи из соседней деревни. Сказала, что утром придёт.

— А что, если мы просто уйдём? Прямо сейчас, на пару дней. Я продам реагенты Ганусу чуть позже, заплачу этот долг, и всё.

Ольга замерла.

— Максим… Ты не понимаешь. Этот золотой — он ведь копился годами.

— Что ты имеешь в виду?

— Это не простой налог, сын. Это долг, который накапливался все эти годы, пока ты болел. Лечение, лекарства, отсрочки оплаты… Всё это записывалось, пересчитывалось, оплачивалось…

— То есть?

— Даже если ты заплатишь деньги через пару дней, ничего не изменится. По закону, если долг такой давности не выплачивается в срок, должник обязан отработать всю сумму на каторге. И при этом долг всё равно остаётся за ним — его нужно выплатить дополнительно. Понимаешь? Я должна и отработать, и заплатить.

Я молчал, переваривая информацию. Потом вдруг выпрямился.

— Тогда бежим!

Слова сорвались с губ прежде, чем я успел их обдумать. В голове мелькнула дикая картинка — мы с матерью, рюкзаки за спинами, идём по лесной тропе прочь от этой проклятой деревни.

— Что? — Ольга резко обернулась, стул заскрипел под ней. В её глазах вспыхнуло не просто возмущение — настоящий ужас. — О чём ты вообще говоришь?

— Да просто… — я замялся, видя её реакцию, но упрямо продолжил. — Бросить эту деревню к чёрту и уехать. Начать новую жизнь где-то далеко. У меня есть способности Зверолова, смогу прокормить нас.

— Ты хочешь погубить меня что ли⁈ — она снова вскочила с места так резко, что Красавчик испуганно метнулся в сторону. Словно её ужалили раскалённым железом.

Лицо побелело, губы затряслись. Я даже не ожидал такой бурной реакции.

— Как это погубить? — я растерянно моргнул. — Наоборот, переживаю за тебя. Мы просто…

— Сынок! — голос её дрожал от гнева и отчаяния, чуть ли не срываясь на крик. — Отработать долг — это просто время, тяжёлое, но пройдёт! Я выживу, вернусь домой! А если бежать от королевских долгов…

Она медленно провела дрожащей ладонью по горлу, и этот жест был красноречивее любых слов.

— Измена! Смертный приговор! Охота по всему королевству! Нет места, где можно спрятаться! — её глаза наполнились слезами ярости. — Вот такого умника я воспитала! Хочешь обречь меня на жизнь вечной беглянки? Хочешь, чтобы твою мать поймали и казнили на площади⁈

Ольга отвернулась к окну, я видел, как она сжимает кулаки, пытаясь совладать с эмоциями.

Проклятье! Откуда я мог знать?

— Господи, прости меня. Не подумал…

Похоже в этом мире долги перед короной ставились превыше всего. Неуплата — серьёзное преступление, а бегство от неё — государственная измена. Оно может и логично, учитывая ситуацию с Расколом, с тем, что человечеству приходится выживать. Но я не знал этих законов.

Подошёл к Ольге, её плечи всё ещё вздрагивали. Осторожно обнял сзади, чувствуя, как напряжены её мышцы.

— Прости, сынок. Просто… паника взяла своё.

Её руки накрыли мои, и я почувствовал, как холодны её пальцы. Ольга медленно повернулась в моих объятиях и крепко прижалась ко мне, словно боялась, что я сейчас исчезну.

— Максим, — прошептала она мне в грудь, — Если мы сбежим… нас обоих казнят.

Я крепче обнял её, вдыхая уже знакомый запах её волос — травы, мыла и чего-то неуловимо родного.

За стеклом медленно сгущались сумерки, окрашивая небо в тревожные оттенки красного. Время утекало, как песок сквозь пальцы.

— Рысь… — мать отпрянула и посмотрела мне в глаза, — Ты же продашь её?

Вопрос, которого я боялся больше всего.

— Это очень тяжело… Но ради тебя — конечно. За неё предлагают ровно столько, сколько нужно для долга.

— Тогда что мы обсуждаем? — в голосе Ольги зазвучала сталь. — Продавай немедленно!

— Чёрт, — выдохнул я, и она увидела боль в моих глазах. — Это не так просто! Поэтому я оттягивал этот момент, думал, что найду другое решение. Но уже нет времени, ничего не получилось. Скоро придёт Кирилл, покупатель. Продам ему. А не придёт, есть ещё варианты. Но все они мутные какие-то, чувствую, что что-то не так.

Актриса настороженно следила за нашим разговором.

— Максим, я прожила достаточно, чтобы понимать — всё можно заработать заново. Деньги, репутацию, даже питомцев. Не переживай.

Я тяжело опустился на лавку рядом с матерью, чувствуя, как последние моральные силы покидают меня. Актриса подошла и положила морду мне на колено, её серебристые глаза смотрели с грустью.

— Есть кое-что, что ты должна знать, — сказал я тихо. — О рысях.

Ольга подняла голову.

— О каких… рысях?

Я мысленно потянулся к потоковому ядру, ощущая присутствие Режиссёра. Брат откликнулся мгновенно, и я позволил ему материализоваться.

Воздух рядом со мной замерцал серебристыми искрами, и через мгновение в комнате появилась вторая рысь.

Мать ахнула, отшатнувшись.

— Духовный зверь! Уже? Стой. Их… их двое?

Режиссёр окинул комнату царственным взглядом, затем посмотрел на Ольгу сверху вниз, словно оценивая. В его позе читалось благородное высокомерие.

— Двое, — подтвердил я, поглаживая Актрису. — Брат и сестра. Близнецы. Они всю жизнь были вместе, охотились парой, защищали друг друга.

Режиссёр подошёл к своей сестре и нежно коснулся её морды носом. Актриса тихо заурчала в ответ. Между ними была глубокая, неразрывная связь, которую я чувствовал.

— И ты их разлучишь? — голос матери дрогнул.

Я сжал кулаки.

— Понимаешь, когда поймал брата… Самка сдалась только потому, что не хотела оставаться одна. А он… — я посмотрел на Режиссёра, который смотрел на меня с плохо скрытой тоской. Он понимал, о чём идёт речь.

— … Принял меня как вожака только после того, как понял — я не причиню вреда его сестре. Они доверились мне. А теперь я должен предать это доверие ради денег? Это невозможно принять, хоть головой и понимаю!

Ольга молчала, глядя на рысей. Режиссёр величественно прошёлся по комнате, его движения выражали сдерживаемую ярость. Он был готов сражаться, готов умереть, но не готов смириться с тем, что его владелец может смениться.

— Боже мой, — прошептала мать. — Точь-в-точь как твой отец.

Я удивлённо посмотрел на неё.

— Что ты имеешь в виду?

— Саша всегда говорил, что звери понимают намного больше, чем мы думаем. — Ольга смотрела на рысей, и в её глазах светилась грустная нежность. — Особенно те, кто привязан друг к другу. Он никогда бы не предал такое доверие зверя.

Она протянула руку к Режиссёру. Тот настороженно принюхался, затем позволил ей коснуться своей головы.

Мать посмотрела мне в глаза.

— Я понимаю, как тебе тяжело. Но, сынок… иногда приходится делать болезненный выбор. И наша семья тоже важна.

Режиссёр прислал мне через связь образы — он и Актриса, бегущие по лесу, охотящиеся вместе, спящие бок о бок. А потом — картинку клетки, одиночества и тоски. Его ярость была холодной и отчаянной.

— Знаю, — прошептал я ему. — Знаю…

Морда брата легла мне на колени.

Я сжал кулаки, чувствуя, как в груди сдавливает что-то тяжёлое. Актриса тоже подошла и прижалась к моей ноге, словно пытаясь поддержать.

— Просто… хотелось бы найти другой выход, — выдавил я. — Ефим выиграл, а мне остаётся только подчиниться? Бред.

— Какой ещё выход⁈ — Ольга ударила кулаком по столу. — Он перекрыл тебе все пути!

Она опустилась на стул, внезапно постарев лет на десять.

Я понимал её страх. И мой выбор был очевиден.

— Придётся продать обеих. Хотя бы не разлучу друг с другом.

Она кивнула и снова принялась за бумаги, но руки её дрожали. Красавчик осторожно вернулся к ней на колени.

— В ядро! — резко скомандовал Режиссёру, когда во дворе послышались тяжёлые и уверенные шаги человека, который пришёл по делу.

Стук в дверь прозвучал как приговор.

— Макс, — раздался знакомый голос. — Это Кирилл. Ты дома?

Но точно ли я рассмотрел все варианты? Пожалуй, остался ещё один… Тот, который я откладывал на самый крайний случай.

Взглянул на мать. Она сидела прямо, сжав губы.

— Актриса, — тихо сказал я, — останься тут.

— Что ты удумал? — всполошилась Ольга, но я жестом остановил её.

— Сделаю то, что нужно.

Хищница неохотно отошла к очагу, но продолжала следить за мной напряжённым взглядом. Красавчик спрыгнул с коленей матери и устроился рядом с рысью, а она… лизнула его и посмотрела на меня с такой глубиной, что я прикусил губу.

Поэтому побыстрее открыл дверь и вышел во двор.

Кирилл стоял у ворот. В вечернем свете его зелёные татуировки тускло поблёскивали, а лицо казалось суровым и решительным.

— Ну что, юноша, — сказал он, — надумал продавать?

— Зависит от условий, — ответил, стараясь сохранить спокойный тон. Я уже всё для себя решил, просто не мог понять, что грызёт меня изнутри этой холодной тревогой. Хотелось узнать, в чём конкретно подвох? Где ловушка?

— Условия простые, — Кирилл шагнул ближе. — Один золотой, как и говорил. Деньги у меня с собой.

Он похлопал по кожаному мешочку на поясе, который мелодично звякнул монетами.

— А если я захочу выкупить её обратно? — спросил я. — Скажем, через месяц или два?

Кирилл нахмурился, словно такая мысль ему и в голову не приходила.

— Выкупить? — переспросил он. — Зачем тебе это? Продал — значит, больше не твоё. Так дела не ведутся.

— Просто интересно, — настоял я. — Чисто теоретически.

Мастер помолчал, явно обдумывая ответ.

— Теоретически… — протянул он, — можно было бы обсудить. За подходящую цену, конечно. Скажем, золотых пять.

Пять золотых…

— Понятно, — кивнул я, сжав кулаки. — Значит, продаю за золотой, а выкупаю за пять. Хороша сделочка.

— Сделочка? Ты не понял. — Кирилл рассмеялся. — Парень, плати мне прямо сейчас пять золотых и сможешь выкупить. Считай гарантией, что я не перепродам её.

— Чего? — я опешил. — Ты платишь мне золотой за рысь, а я тебе пять сразу же?

Он сделал ещё шаг вперёд, его голос стал жёстче.

— Слушай, времени у меня немного. Либо соглашайся, либо ищи других покупателей. Только сомневаюсь, что найдёшь за такую цену. Мне уезжать пора.

Я молча смотрел на него, чувствуя, как внутри поднимается холодная ярость. Уж очень давит, чтобы купить питомца.

Закатное солнце окрасило лицо Кирилла в кровавые тона, и что-то в его профиле показалось знакомым. Словно щелчок в памяти — и вдруг всплыла картинка из той ночи, когда сборщик налогов впервые пришёл к нам.

Тёмные силуэты на тропе, приглушённые голоса, осторожные движения людей, которые не хотели быть замеченными. Лица тогда различить было трудно — ночь, да и времени разглядывать не было. Но теперь, при свете заката, я узнал Кирилла. Тот же наклон головы, те же широкие плечи, та же манера стоять, слегка подавшись вперёд.

И Василия тоже — оба стояли рядом с Ефимом в ту ночь, когда планировалась эта долговая ловушка. Значит, вся эта история с «независимыми покупателями» была спектаклем с самого начала. Продуманной операцией, где каждый знал свою роль.

Картина сложилась окончательно. Ефим не просто перекрыл мне все пути — он создал иллюзию выбора. Дал мне поверить, что у меня есть покупатели, что рынок диктует цену, что я сам принимаю решения. А на самом деле все нити вёл он.

Он слишком сильно старается купить рысь и даже не знает, что их две. Тут ТОЧНО дело нечисто.

Внутри что-то щёлкнуло. Будто последняя нить, которая ещё удерживала меня, лопнула с тихим звоном.

Старик, ты решил натравить на меня своих шакалов?

В груди разгорался жар, который я узнавал ещё по прошлой жизни. Холодная, выжигающая всё ярость. Та самая ярость, которая заставляла меня безжалостно добивать диких зверей, не оставляя им ни единого шанса.

Ефим думает, что загнал меня в ловушку? Создал иллюзию выбора?

Всё. С меня хватит.

— Знаешь что, мужик, — сказал я тихо, но отчётливо, чувствуя, как каждое слово пропитывается угрозой. — Катись на хрен.

Мастер моргнул, словно не поверил своим ушам. Его лицо на мгновение застыло в удивлении — видимо, он ожидал покорности от загнанного в угол юнца.

— Что ты сказал?

— Проваливай к чертям собачьим, — повторил я громче. — И передай Ефиму, что его план провалился. Рысь не продаю.

Воздух между нами словно наэлектризовался. Кирилл стоял, открыв рот. Его уверенность дала трещину.

— Ты что, совсем дурак? — он шагнул ко мне вплотную, и я уловил запах его пота, смешанный с кожей и металлом. — Какой ещё Ефим? Твою мать завтра на каторгу потащат! За один золотой ты можешь её спасти, а упрямишься как баран!

Он нависал надо мной, пытаясь задавить массой и ростом.

— Мою мать никто никуда не потащит, — я встретил его взгляд не моргая, и сам удивился тому спокойствию, которое слышал в собственном голосе. — А если кто попытается — пожалеет.

Что-то в моём тоне, в моей позе заставило его инстинкты насторожиться.

— Слушай, парень, ты не понимаешь, с кем связался…

— Это ты не понимаешь, — перебил я его, делая шаг вперёд.

Теперь уже он отступал, и я видел, как в его глазах мелькнуло что-то похожее на неуверенность. Хорошо. Пусть почувствует, каково это — быть загнанным в угол.

— Передай своей старой крысе простую вещь, — продолжил я, и каждое слово отчеканивал как удар молота по наковальне. — Семью мою он не тронет. Если попытается — я его уничтожу.

Сделал ещё шаг, и Кирилл отшатнулся, словно от удара.

— Хватит с меня ваших игр. Я буду вас убивать. Как диких зверей. Вскрывать глотки и отдавать своим зверям на корм, мрази.

РРРРРРРРРРРРРРРРРРАУ!

Из глубины Потокового ядра ударила волна дикой ярости — Афина рычала, не в силах сдержаться.

МММРРРРАУ!

Режиссёр отозвался низким, гортанным звуком одобрения — для него защита сестры была священным долгом, который я только что подтвердил.

Мои последние слова прозвучали так тихо, что их едва можно было расслышать. Но в них было что-то такое, что заставило Кирилла нахмуриться. Возможно, он увидел в моих глазах то, что видели медведи и волки в тайге перед тем, как я нажимал на спусковой крючок. Возможно, почувствовал запах смерти, который всегда витал вокруг настоящих охотников.

— Ты угрожаешь старосте? — выдавил он хрипло.

— Я даю честное слово, — ответил спокойно. — Если завтра утром к маме хоть пальцем прикоснётся твой сборщик налогов, вам придётся меня убить.

Тяжёлая и зловещая тишина повисла во дворе, даже птицы перестали петь, словно чувствуя напряжение в воздухе.

Кирилл смотрел на меня ещё несколько секунд, словно пытаясь понять, блефую я или говорю серьёзно. Потом его лицо исказилось злобной усмешкой, и он издал длинный свист. Пронзительный звук разрезал вечерний воздух.

Я мгновенно напрягся, инстинкты кричали об опасности. Это был подготовленный сигнал.

— Молодец, парень, — усмехнулся Кирилл. — Сам себе могилу выкопал.

Через несколько секунд из-за угла дома показались тёмные силуэты. Сборщик налогов, рядом с ним — Василий с луком в руках, и замыкал процессию сам Ефим, опирающийся на свою трость.

Они двигались неспешно, с видом людей, которые знают, что добыча никуда не денется. На лице сборщика читалась привычная деловитость — для него это была обычная работа.

— Актриса, Красавчик, — мысленно позвал я питомцев. — Ко мне. Сейчас.

Рысь бесшумно выскользнула из дома, её серебристая шерсть сливалась с сумеречными тенями. Красавчик выпрыгнул следом и тут же вскарабкался мне на плечо, его маленькие когти впились в ткань куртки. Ольга появилась на пороге.

Ефим остановился в нескольких шагах от меня, его улыбка была знакомой — приторная и мерзкая.

— Ну вот, Максим, дорогой, — протянул он мягко. — Твоя упрямость дорого обойдётся семье.

Сборщик налогов развернул свиток и начал зачитывать официальным тоном:

— По предписанию службы его королевского величества, гражданка Ольга обязана была погасить задолженность в размере одного золотого до заката солнца сего дня. Поскольку срок уплаты истёк…

— Стойте, — прервал я его. — Какой ещё срок истёк? До завтрашнего утра время!

Сборщик равнодушно посмотрел на меня.

— Долги, выставленные в течение недели, считаются просроченными с момента истечения седьмого дня, независимо от времени суток. Поскольку документы были составлены неделю назад, срок уплаты истёк.

Я перевёл взгляд на Ефима. Его улыбка стала ещё шире.

— Понимаешь, мальчик, — сказал он с притворным сочувствием, — когда ты так резко отказался быть… Разумным. Нельзя же позволять отшельнику появляться в деревне. Нарушать приказы совета.

— Поэтому, — продолжил сборщик, — Ольга подлежит немедленному аресту для отработки долга на каторжных работах сроком на…

— Попробуйте только, — выдавил я сквозь зубы.

— Не делай глупостей, парень, — сказал сборщик спокойно. — Сопротивление представителю барона.

В потоковом ядре Афина металась как в клетке, готовая материализоваться по первому зову. Режиссёр был напряжён до предела, его ярость смешивалась с моей.

— Значит, так… — прошептал я. — Сроки меняешь по ходу дела, лишь бы что? Выкупить рысь? Похоже она не так проста, да?

— Мальчик, — елейно произнёс староста, — ты сам довёл ситуацию до крайности. Мог продать рысь за разумную цену, но упёрся, как баран. Теперь пожинай плоды упрямства.

Ефим постучал тростью по земле.

— Заберите женщину. Аккуратно, но без церемоний.

Кирилл кивнул и направился к дому. Ольга стояла в дверном проёме, выпрямив плечи, с поднятой головой. На её лице не было страха — только холодная решимость.

— Не смей к ней прикасаться, — рыкнул я, делая шаг вперёд.

Василий мгновенно поднял лук, наводя стрелу мне в грудь.

— Стой! — резко скомандовал он. — Ещё шаг — стреляю!

Актриса заурчала низко и угрожающе, её серебристая шерсть встала дыбом. Красавчик напрягся на моём плече, готовый к прыжку.

— Максим, — тихо сказала мать, — не надо. Не губи себя.

Я мысленно потянулся к потоковому ядру, чувствуя, как откликаются Афина и Режиссёр. Кошка уже рвалась в бой — её ярость била через связь горячими волнами. Режиссёр оставался спокойнее, но я ощущал его готовность к мгновенному призыву.

— Девочка, бери того, что справа, — передал я мысленно. — Режиссёр — левого. У них есть духовные звери, будьте готовы к драке. Актриса, ты защити мать.

Афина подтвердила команду коротким импульсом согласия. Режиссёр прислал образ атаки — молниеносный прыжок с использованием воздушных потоков.

Едва я собрался выпускать стаю, как Кирилл вдруг замер. Его голова повернулась в сторону леса.

— Эй, — тихо сказал он Ефиму, — ты слышишь?

Все замерли. В наступающей темноте до нас доносились далёкие звуки — едва различимый стук копыт, звон упряжи, приглушённые голоса.

Ефим нахмурился, вглядываясь в сумерки.

— Откуда едут? — пробормотал он.

Звуки приближались. Стук копыт становился отчётливее, и теперь можно было различить, что всадников минимум трое. Они двигались уверенно, без попыток скрыться.

— Может, свернут? — негромко спросил Василий, но лук не опускал.

Сборщик налогов обернулся к старосте:

— Ефим?

Лицо старосты помрачнело. Это явно не входило в его планы.

— Может мимо, — буркнул он. — Мало ли.

Звук копыт усилился. Всадники явно направлялись именно к нашему дому.

— Проклятье, — выругался Кирилл. — Что теперь делать?

— Ничего не меняется, — отрезал Ефим, но голос его звучал менее уверенно. — Выполняй, что до́лжно.

Василий покрепче сжал лук. Кирилл сделал шаг к матери. Я уже почти выпустил Афину.

Стук копыт раздавался всё громче. Приближающиеся всадники не сворачивали. Они определённо ехали к нам.

И тут из темноты показалось три внушительных силуэта на крупных лошадях.

— И что это тут происходит? — раздался мощный, уверенный и… знакомый голос.

Ефим побледнел. Василий растерянно оглянулся. Кирилл застыл как статуя.