Движение

«София», устье Темзы утро четверга, 29 июля 1714

У Ганновера нет выходов к морю. Самое большое водное пространство в нём — трёхмильной ширины лужа. Богатеи вкладывают средства в корабли, а смельчаки даже пускаются на них в плавание, но для этого надо прежде попасть в Бремерхафен. Для большинства ганноверцев лучший способ пересечь воду — дождаться, когда она замёрзнет. «София» — шлюп, на который Иоганн и Каролина взошли под покровом тьмы, — формально принадлежал Ганноверу, что подтверждал внушительного вида документ. Однако команда по большей части состояла из фрисландцев, шкипер был антверпенский протестант по фамилии Урсель, а гребцов, доставивших вчера принцессу, наняли вместе с баркасом на датском китобойце, который чистился от ракушек в ротерхитском доке. Сейчас эти датчане просыпались в Восточном Лондоне, постанывая от ломоты в спине. Много воды, частью свежей пресной, частью застойной, протекло тем временем под килем «Софии».

Если бы Каролину спросили, она бы сказала, что они уже в открытом море на пути к Антверпену. В тумане было видно не дальше, чем на вержение камня, но «Софию» перекатывало с одной мощной волны на другую, словно ребёнка, которого передаёт над головами толпа, собравшаяся смотреть повешение. Температура упала (Каролина-натурфилософ знала, что оттого и туман), воздух пах по-другому. Впрочем, чтобы убедиться в наивности её сухопутных измышлений, довольно было взглянуть на Урселя: так выглядел бы ганноверец, который добрался до середины Штейнхудер-мера и обнаружил, что лёд у него под ногами трещит и встаёт торосами.

— Это то, почему никто не пытается сделать это, — сказал он Иоганну на смеси голландского и немецкого.

Второе «это» в контексте последних событий, вероятно, означало: «выбраться из Лондонской гавани под покровом тьмы, избежав таможенного досмотра в Грейвзенде, по замерам глубины пройти Хоуп и до зари миновать Ширнесский форт, не угодив под огонь береговых батарей и не попавшись военным кораблям, чья задача — ловить контрабандистов». На сухопутный взгляд Каролины, всё перечисленное им удалось. Большой колокол пробил девять раз, и один из корабельных помощников, знающий Темзу, сказал, что звонят в Кентерберийском соборе. Каролина, изучавшая карты, пришла к выводу, что они выбрались из устья реки.

Менее понятно было, что Урсель разумеет под первым «это» — надо думать, нечто, очевидно, изобличающее безумие второго «это». Каролина покосилась на Иоганна. Тот устал гораздо сильнее (Каролина хотя бы поспала, а он — нет) и больше страдал от морской болезни. Судя по лицу, он точно так же не понимал, в чём состоит первое «это». Каролина перестала пытать его взглядом и перенесла внимание на фрисландцев. Они бросали лот и с правого борта, и с левого; глядя на них, недолго было вообразить, что к «Софии» со всех сторон подбираются вплавь пираты с ножами в зубах, и единственное оружие против нападающих — свинцовые гири на длинной верёвке. Каролина и прежде видела, как определяют глубину. Обычно замер требовал больше времени, поскольку лот не сразу касался дна, а выбирать лотлинь надо было в несколько приёмов, перехватывая руки. Сейчас матросы бросали лот по два-три раза в минуту и выкрикивали глубину, не выбирая линь. Цифры на фрисландском диалекте звучали чудно, но то были маленькие цифры.

Каролина прошла вдоль ограждения юта к Иоганну.

— Все всполошились, когда прокукарекал петух.

— Я не слышал петуха, — отвечал Иоганн.

— Разумеется, не слышал! Ты блевал, перегнувшись через борт, — объяснила Каролина. — Однако петух прокукарекал, вполне отчётливо, вон там. — Она махнула рукой в направлении правого борта.

Иоганн выдавил уверенную улыбку.

— Не тревожьтесь. В тумане звуки распространяются на большие расстояния. До петуха могут быть мили. Или он на другом корабле.

Замычала корова.

— Петушиный крик может знаменовать и другое, не менее тревожное обстоятельство, — заметила Каролина. — Туман рассеивается.

Ей пришлось повысить голос и подойти ближе к Иоганну, потому что Урсель начал кричать. Как флейтист, освоивший технику кругового дыхания, способен выдувать длинные непрерывные ноты, так и Урсель обладал умением, общим для сержантов, школьных учителей, жён и других властных особ: мог орать несколько минут кряду, не переводя дух.

— На него снизошло озарение, — сказала Каролина. — Мы заблудились в тумане. Теперь он понял, где мы.

— Да, — отвечал Иоганн. — Не там, где следует.

Наблюдение было столь очевидным, что лучше бы Иоганн оставил его при себе. Крики Урселя и усилия матросов привели к тому, что «София» повернула и, килем прочертив на илистом дне свои инициалы, двинулась новым курсом. Через несколько минут лотовые уже выкрикивали глубину в пять, даже шесть саженей. Звуки скотного двора стихли, запах теплокровных сменился запахом тварей, одетых в чешую. Серое небо сделалось серебристым, потом золотым, и Каролина уже ощущала губами его тепло, как чувствовала жар Иоганнова тела ночью в холодной спальне. Наконец шлюп вынырнул из тумана. Неясное пятно на левом траверзе обрело чёткость и превратилось в английский военный бриг, идущий параллельным курсом. В данную минуту он открывал пушечные порты.

— По ходу исполнения нынешнего плана у меня не раз возникал случай усомниться в его разумности, однако пока все затруднения разрешались, — сказал Иоганн. — Уповаю на Провидение, что всё не так плохо, как кажется.

Лицо его было красным и в иных обстоятельствах выглядело бы премило, однако сейчас внушало тревогу.

— Бедненький Жан-Жак. Ты здесь так же не к месту, как петух.

— Если бы мы могли домчать до Ганновера верхом, я бы это устроил, — сказал Иоганн. — Но негоже вам беспокоиться обо мне.

— Если нас остановят, я надену чёрную ленту через плечо в знак, что я здесь инкогнито, — отвечала Каролина. — На бриге наверняка есть офицер, человек воспитанный, который поймёт, что это значит.

— Инкогнито годилось для Софии, когда та навещала Лизелотту в золотую пору Версаля, — задумчиво проговорил Иоганн. — Рассчитывать, что виги и тори будут соблюдать такие странные условности, всё равно что требовать от бойцовых петухов, чтобы те провозгласили здоровье королевы, прежде чем ринуться в драку. Нет, думаю, если до этого дойдёт, мне придётся взять ответственность на себя.

— Как? Объявишь, что похитил меня и силой увёз в Англию?

— Что-нибудь в таком роде.

— Глупости. Я буду просто отрицать, что я — это я…

Бесполезный разговор пошёл по второму кругу; тем временем шкипер Урсель почти так же томительно спорил с английским капитаном. Тот флажками требовал, чтобы «София» легла в дрейф, Урсель делал вид, будто не видит и не понимает. Капитан брига заговорил жестче: дал предупредительный выстрел поперёк курса «Софии». «София», которая вышла наконец на глубокую воду, прибавила парусов и сделала попытку оторваться, идя круче к ветру, чем позволяли бригу его прямые паруса. Таким образом они оказались на несколько миль ближе к открытому морю, поскольку ветер дул с востока, то есть примерно оттуда, куда они хотели попасть. «София» шла галсами, беря то несколькими румбами южнее, то несколькими румбами севернее восточного направления. Бриг делал то же самое, но под большим углом к ветру, что замедляло его продвижение. На первый взгляд «София» выигрывала. Однако Каролина (которая очень внимательно наблюдала за происходящим, поскольку собиралась унаследовать английский военный флот) видела, что это тот случай, когда дьявол скрывается в мелочах. Бриг двигался быстрее «Софии»; чистый выигрыш в скорости получался не такой и большой. И на бриге был лоцман, который знал нынешнее положение мелей в устье Темзы, Урсель же смотрел на карту, отпечатанную десять лет назад и превратившуюся в палимпсест добавленных от руки штриховок и противоречивых надписей на разных европейских языках. Вместо того чтобы чертить на водном просторе величественный зигзаг, «София» виляла вбок всякий раз, как Урселю мерещилась впереди отмеченная на карте мель, или не нравился цвет воды, или выкрики лотовых рождали у него нехорошие предчувствия. Много времени терялось, и много инерции шло псу под хвост на частых сменах курса, тогда как бриг уверенно лавировал, прокладывая каждый галс в невидимых зазорах между Срединой, Верпом, Мышью, Щепкой, Испанцем и прочими навигационными опасностями, столь маленькими либо столь эфемерными, что на них пожалели тратить название. Такая азартная погоня должна была бы захватывать, но она растянулась на полдня и порой целый час проходил вообще без всяких событий. Таким бывает бдение у постели тяжелобольного: все чувства напряжены, каждый миг важен, но время тянется бесконечно, выматывая последние силы.

Наконец Урселя подкосила усталость. Или просто англичанин его переиграл. Ближе к середине дня бриг заметно сократил расстояние и теперь поворачивал, чтобы дать бортовой залп. Поставленный перед выбором — орудийный огонь или мелкая вода, шкипер выбрал мелкую воду и почти сразу посадил «Софию» на илистый гребень, который (как стало ясно задним числом) подразумевался закорючкой на карте. Это произошло между мысами Форенесс и Фаулнесс, там, где устье достигает в ширину двадцати миль и рекой именуется чисто технически; всю восточную половину горизонта занимало море, полные сто восемьдесят градусов насмешки над бедным шкипером. Когда Каролина спросила Урселя, каковы их дальнейшие действия, тот ответил, что ничего не может сказать, поскольку его дело — водить корабли, «София» же больше не корабль, а обломки кораблекрушения, и принадлежит не Ганноверу, а тому, кто первый её подберёт. Сделав приведённое заявление, он удалился в каюту пить джин.

— Я не разбираюсь в морском праве, — сказала Каролина, — но, по-моему, это скорее океан, чем река. Я утверждаю, что мы в открытом море, идём по своим делам.

— Мы на мели, — упорствовал Иоганн.

— Значит, мы были в открытом море, шли по своим делам, и тут откуда ни возьмись появился гадкий бриг и загнал нас на мель. Это пиратское нападение.

Иоганн закатил глаза.

— Нападение случилось, когда мы вышли из Антверпена на увеселительную морскую прогулку, — продолжала Каролина.

— И нечаянно пересекли Северное море?!

— Ночью нас сбил с курса нежданный восточный ветер. Обычная история. Не придирайся! Вчера в Лондоне ты сказал, что я должна вершить дела, которые не в твоей власти. Переписывать историю — прерогатива монархов, не так ли?

— Такое впечатление складывается, если читать много исторических книг.

— И кто более находчивая сочинительница: королева Анна или женщина перед тобой?

— Эти лавры принадлежат вам, любовь моя.

— Отлично. В трюме есть ганноверский флаг. Пусть его поднимут на мачте. И пусть все проходящие корабли видят, что королевский флот бессовестно напал на беззащитное ганноверское судно.

И она приняла вполне царственную позу, указуя рукой на море, испещрённое белыми парусами.

— Если так угодно вашему королевскому высочеству, — сказал Иоганн.

— Угодно. Исполняйте.

Когда «София» села на мель, бриг приступил к череде манёвров, растянувшихся примерно на полчаса: он повернул оверштаг, убрал часть парусов и медленно двинулся на более глубокую воду, чтобы лечь в дрейф и спустить шлюпку без риска повторить участь «Софии». К тому времени, как с этим было покончено, над мачтой «Софии» уже реял ганноверский флаг. Капитан брига призадумался. Герб Ганноверов так походил на герб правящего дома Великобритании, что с такого расстояния их было не отличить. Бриг мог угрожать «Софии» открытыми пушечными портами и выдвинутыми орудиями, но Каролина только что приставила ко лбу его капитана заряженный пистолет.

Легко представить, что вчера ночью гонец Болингброка прискакал в Ширнесский форт и вручил капитану приказ задержать такой-то шлюп с иностранными шпионами на борту. Тогда всё казалось предельно ясным. Печать Болингброка на документе, взмыленная почтовая лошадь, заляпанный грязью, падающий от усталости гонец, срочный приказ среди ночи — предел мечтаний любого честолюбивого офицера. До сего момента он исправно выполнял свой долг. Теперь что-то нарушилось в отлаженном механизме: капитану представился случай подумать. Королевский герб, плещущий на мачте шлюпа, давал обильную пищу для размышлений и все основания не торопиться.

Шлюпку изготовили к спуску, но матросов в неё не посадили. Затем гребцы появились, но на шканцах, очевидно, спорили, кого из офицеров отправить. Что это будет? Абордаж? Спасательная операция? Дипломатическая миссия? Кто на шлюпе: иностранные шпионы, контрабандисты или будущие хозяева и адмиралы королевского флота? В таких случаях нельзя действовать сгоряча.

А ситуация тем временем ещё усложнилась. Как только «София» подняла флаг, один из кораблей, входящих в Темзу, сменил курс и с тех пор всё приближался: многоярусная крепость белых парусов росла на глазах. Если бриг был бульдогом, то этот корабль — медведем: три мачты против двух у брига, больше парусов на каждой мачте, больше грузовых и орудийных палуб. Преимущественно орудийных, поскольку в корабле безошибочно угадывался вест-индиец. Водоизмещением он в три раза превосходил бриг. В Темзе такие размеры стали бы помехой, но здесь можно было маневрировать свободно, если, конечно, располагать точной картой и уметь ею пользоваться. Вест-индиец лавировал между мелями не хуже брига, хотя был не голландским и не английским, а, как стало видно, когда он наконец поднял свой флаг…

— Чудеса, — сказал Иоганн, двумя руками вдавливая подзорную трубу в глазницу. — Какова вероятность, что встретятся два ганноверских корабля?

— Какова вероятность, что в мире есть два ганноверских корабля? — Каролина вырвала у Иоганна трубу и с минуту одобрительно разглядывала фигуру на носу вест-индийца: гологрудую Афину, змееносной эгидой рассекающую океанский простор.

— Моя матушка как-то вложила средства в корабль, — сказал Иоганн. — Вернее, вложила София, а матушка вела счета.

— Позволь мне угадать название корабля. «Афина»? «Паллада»? «Минерва»?

— «Минерва». Впрочем, я думал, она в Бостоне.

— Может, она там и была, — сказала Каролина. — Но сейчас она здесь.