Две половинки демона (СИ)

Глава девятнадцатая, в которой демона испытывают на прочность

Конечно, если рассуждать спокойно и обстоятельно, ничего нового не произошло. Случалось уже, что своенравный гузгай отзывался не сразу, капризничал или просто играл на хозяйских нервах из какой-то своей непонятной вредности. Да только вот какая беда — рассуждать спокойно сейчас у Степана не получалось. И обстановка была не та, и компания подобралась не совсем подходящая. Ну — и ко всему прочему — до тошноты отчётливо ощущалось, что гузгай исчез. Верный и привычный спаситель и хранитель не отзывался, как говорится, от слова совсем. И не ощущался никак абсолютно. Хоть в голос кричи, хоть в грудь стучи. Словно его там внутри никогда и не было. «Гузга-ай, ты где?» И ничего. Ни малейшего отклика. Как будто вдруг ослеп или оглох. Или, что точнее, внезапно обессилел. Естественно, Стёпка запаниковал. Естественно, о самом плохом подумал. Потому что сразу вспомнил слова гадского Ниглока. «Нет у вас ни суперсилы, ни могущества, всё это вы себе придумали.» Не начало ли уже сбываться мрачное пророчество?

А юный оркимаг Стёпкино смятение угадал. То ли по глазам, то ли по выражению лица, то ли с помощью своей оркимагии. Истинную причину смятения демонской души он понять не мог, но растерянность и неуверенность уловил чётко и, кажется, решил для себя, что демон его просто напросто испугался. Потому что оркимагов боятся вообще все. Довольно улыбнувшись, он попрочнее утвердился на тропе, встал, расставив ноги, и меч теперь держал двумя руками прямо перед собой. И даже свой страх, кажется, сумел одолеть. Бледное лицо без малейшего следа загара так и сочилось радостью. Попался демон. Никуда теперь не денется.

Тем временем подоспели и прочие нежелательные для Степана личности, те самые, с которыми оркимажик так радостно перекликался. Они поднимались по тропе, со стороны реки. И оказалось их не так уж и много — не десяток, к счастью, а всего четыре человека. Впрочем, человек среди них был всего один, поскольку остальных трёх называть человеками совершенно не хотелось.

Впереди, настороженно поглядывая по сторонам, шустро косолапили два приземистых кривоногих орфинга, удивительно гармонично вписывающихся в окружающий пейзаж. Особенно тем, что похожи они были на этаких киношных индейцев: сплошь кожаной одеждой, кожаной же мокасиноподобной обувью и выбритыми почти наголо татуированными головами. Лишь сзади у обоих болтались жиденькие косички с ремешками и бусинами. Морды у них были, конечно, совсем не индейские. Страшноватые, что и говорить, морды. Угрюмые, злобные, с низкими лбами, крутыми надбровными дугами и внушительными выступающими челюстями. Когда один из них оскалился, увидев демона, Стёпка невольно содрогнулся. Зубки у орфинга были пострашнее акульих. Так и представлялось, как они с хрустом дробят кости попавшего в плен врага. Стёпкину руку такие зубы перекусили бы шутя. А то и ногу. Сразу захотелось бежать без оглядки вслед за Ванькой. «Мама дорогая! Вот так я сглупил, ничему меня все мои геройские приключения не научили. Как был дураком, так и остался.»

Следом за зубастой парочкой шагал вполне обычный и, к счастью, не слишком ужасный на вид оркимаг, ожидаемо весь в чёрно-серебряном. Был он довольно стар и абсолютно сед. Высокий, широкоплечий, но при этом кажущийся сутулым, худой, словно вешалка, с острым носом и запавшими выцветшими глазами на бледном лице. И всем своим недобрым обликом он напоминал старого потрёпанного жизнью стервятника, особенно морщинистой шеей, торчащей из широкого ворота камзола.

На Степана он смотрел так, как обычно не слишком добрые учителя смотрят на попавшегося с поличным школьного хулигана: мол, добегался, дружок, допрыгался. Сейчас узнаешь почём фунт лиха. За всё заплатишь, пороть тебя не перепороть… Впрочем, про порку это совсем другая история… хочется верить.

Последним показался огромный орфинг предельно жуткого облика. Уж на что его сородичи не отличались красотой и благообразностью — этот смотрелся истинным чудовищем. Мощный, почти квадратный, с пугающе длинными, словно бы свитыми из одних жил ручищами и с такой зверской мордой, что при взгляде на неё хотелось поскорее отвернуться. И что удивительно — его звероподобная физиономия была Степану точно знакома. На что угодно он готов был поспорить, что видел уже это исчадие оркландских мрачных недр. Причём, видел чуть ли не в упор, чуть ли не на расстоянии вытянутой руки. Вспомнить бы только где… Впрочем, сейчас это неважно. Знакомый ли, незнакомый — ничего хорошего от этого неандертальского питекантропа ждать всё равно не приходится. От всей их развесёлой кампании ничего ждать не приходится. Ничего, кроме очень крупных неприятностей.

Орфинги набрасываться на Степана не торопились, стояли, поигрывая зазубренными тесаками, настороженно поглядывали по сторонам и время от времени почти по-собачьи принюхивались, шевеля ноздрями. Демон их, похоже, не интересовал. Жуткий гигант, которого Стёпка сразу окрестил про себя Годзиллой, смотрел в упор и взгляд его был страшен. Я тебя съем, казалось, говорил этот взгляд, вот прямо сейчас возьму и съем. Сырым и без соли. И косточки молочные разгрызу. Хруп-хруп. Ням-ням.

Оркимаг оглядев Степана с ног до головы и, похоже, вполне удовлетворился увиденным. Тёмные искры магической ткани сущего крутнулись пару раз над его головой и безвредно растворились в воздухе. Не хотел пока оркимаг применять магию, знал, наверное, о том, что случилось с неудачливыми магами в подвалах Оркулана.

— Васт-то цвон дэймон, Г'Варт? — спросил оркимаг. Голос у него был звучный и сильный, совершенно не старческий.

— Усквиста, о-о мэйр К'Санн, — мальчишка, не отводя взгляда от Степана, махнул рукой в том направлении, куда убежал Ванька. — Сцирлих йест.

Ага, значит, старший спросил, где ещё один демон, а пацан ему ответил, что второй сбежал, догадался Стёпка. Я, конечно, дурак ещё тот, что тоже не усвистал, но всё-таки правильно сделал, заставив Ваньку поскорее отсюда свинтить. Теперь они его уже не догонят. Отсюда до Предмостья не так уж и далеко, ещё минут пять-десять — и Ванес будет в безопасности. Если, конечно, по дороге ногу себе случайно на камнях не подвернёт.

— Хомм, цу гевар шесс! — приказал оркимаг.

Оба орфинга сорвались с места, не слишком сноровисто вскарабкались на скалу и скрылись за соснами. Не догонят, с облегчением подумал Стёпка, неуклюжие они какие-то. И ноги у них слишком кривые. Лишь бы только Ванька не запыхался раньше времени. Вряд ли он в последние две недели тренировался в беге на длинные дистанции, да и жиру поднакопил лишнего на дармовых чародейских харчах.

— Здрав будь, Стесла-ав! — соизволил наконец обратиться к Стёпке оркимаг. Зубы у него были слишком белые и слишком ровные. К хорошему стоматологу, наверное, ходит, подумалось зачем-то. Тут бы иным озаботиться, о судьбе своей задуматься, а в голову чужие зубы лезут, будь они неладны…

— И вам не хворать, господин К'Санн, — чуть склонил голову Стёпка. Не очень-то хотелось ему здороваться с этим гадом, но вежливость победила.

— Мы прежде уже встреча-ались? — лёгким изгибом седой брови оркимаг позволил себе изобразить удивление.

Стёпка покачал головой:

— Нет.

— Откуда тебе знаемо моё и-имя?

— Этот вот… назвал вас.

— Понимаешь орклингву?

— Чуть-чуть. Очень мало, — почти не соврал Стёпка, только и сумевший определить прозвучавшие в незнакомой речи имена. Сделать это было нетрудно. Все орклы свои имена произносили с чётким ударением на первую букву, что для русского уха звучало примерно так: Гы-Варт, Цы-Вента, Оо-Глусс, Кы-Санн.

— Умный дэймо-он? — вздохнул оркимаг. — И не называть меня господи-ин. Обращайся ко мне крон-мейстер. Первый крон-мейстер К'Санн. Согла-асен?

Стёпка пожал плечами:

— Как скажете. Мне всё равно. Хоть крон-мейстер, хоть микрон-тостер.

Оркимаг скривился так, будто лимон проглотил. Не понравилось ему такое пренебрежительное отношение к достаточно высокой, надо полагать, должности. Но сдержался и одёргивать наглого мальчишку посчитал ниже своего достоинства. А так как Степан всё ещё стоял с обнажённой эклитаной в руке, спросил, указав на клинок глазами:

— Отдашь свой ме-еч сам или попробуешь срази-иться? Нет, нет, не со мно-ой. С Г'Варт-нааном?

Юный оркимажик, услышав, что его назвали нааном, вздёрнул подбородок и мечом картинно покрутил, это, значит, чтобы силу свою и ловкость продемонстрировать. Вот ведь!.. Кто бы ещё так возгордился, услышав, как его называют почти вампиром? А этот недоросток аж зацвёл. Нет, ты погляди, какой он весь из себя крутой. Словно не боялся меня только что до спотыкания и побледнения?

— Сражаться? — фыркнул Стёпка. — Вот с этим вот? Не, не буду.

Участвовать в поединке здесь и сейчас он совершенно не желал. Смысл? Время тянуть уже не надо. Ваньке этим не поможешь, орфинги всё равно за ним ускакали. А чёртов гузгай так и не отзывается. Да и был ли он вообще, вот в чём вопрос? Позориться же, показывая врагам своё абсолютное неумение, и вовсе желания нет. Посему не будет вам, милорды, красивого зрелища, перетопчетесь как-нибудь всухомятку. Я в гладиаторы пока не рвусь.

— Мой внук будет ра-ад, — снизошёл до пояснений оркимаг. — С дэймонами он ещё не сража-ался.

— Сочувствую, — Стёпка пренебрежительно пожал плечами. — Но сегодня ему не повезло.

— Не хочешь показать своё уме-ение.

— Не хочу.

— Боишься? — прищурился оркимаг. Кажется, ему было весело. — Не бо-ойся, мы не будем вам меша-ать. Мы просто посмо-отрим. Честный поединок. Даю сло-ово.

— Нет, — сказал Стёпка. — Просто не хочу. Настроения нет.

И убрал эклитану.

— Шлайста! — сплюнул юный Г'Варт. — Туцай юппа!

— Сам ты тупой юппа! — не выдержал Стёпка.

— Жа-аль, — оркимаг положил руку на плечо внука и вовремя. Тот едва не бросился на Стёпку. Очень уж хотел юный оркимажик записать победу на демоном в свой невеликий, скорее всего, список побед. Даже страх забыл. Да и кого бояться, когда в группе поддержки натуральный годзиллоид?

— А теперь тебе придётся пойти с на-ами, — сказал оркимаг и, увидев недовольную Стёпкину гримасу, спросил. — Сопротивляться бу-удешь?

Стёпка покосился на хмуро-свирепую морду орфинга. Ага, посопротивляйся такому, мало не покажется. Особенно, если ты всего лишь подросток с неизвестно куда запропавшим гузгаем. Кто спорит, было бы неплохо, да что там — очень даже здорово, если бы он сейчас показал этим гадам, где драконы зимуют. Порубал бы в клочья костюмчик на тошнотном мальчике-оркимажике, выбил бы у него игрушечный меч так, чтобы тот воткнулся в скалу и сломался. Старому оркимагу вернул бы с добавкой какое-нибудь мощное заклинание, чтобы у того всякое желание пропало на демона нападать и против него магичить… Орфинга… Вот с орфингом — да, посложнее будет. Меч у него не выбьешь, потому как меча он не имеет, порубленная одежда ничем ему не помешает. Так что — нет, никаких сражений и поединков, откладывается жестокий бой с коварными врагами на неопределённое время.

— Ваша взяла, — сказал Стёпка и внутри у него что-то гордое и отважное отчётливо надломилось. — Не буду сопротивляться.

— Слово де-емона?

— Слово демона, — с трудом получилось подтвердить.

— Отдай ме-еч.

Стёпка стиснул зубы, помедлил, затем нехотя протянул рукоять эклитаны.

— Г'Варт, — приказал оркимаг. — Вэ-еген.

Пацан, радостно оскалясь, попытался выхватить рукоять, но Стёпка отдёрнул руку — не хотелось ему отдавать своё оружие этому… торжествующему гадёнышу. Чтобы он тут, прямо у него на глазах родной, можно сказать, нож рассматривал, обнюхивал и восторгом своим обслюнявливал? Ещё чего!

— Обойдёшься, — сказал он. — Мал ещё, мой меч хватать. Вырасти сначала.

Г'Варт зашипел, аж посинел от злости, опять свой клинок из ножен потянул, но Стёпка, не обращая на него внимания, просто бросил нож оркимагу. Тот без труда поймал его, осмотрел рукоять, повертел туда-сюда, попытался сдвинуть — не получилось, конечно, — уставился на Степана:

— Именной ме-еч? В чужих руках не рабо-отает?

Стёпка пожал плечами, понимайте, мол, как хотите.

— Ку-уста цфес, — буркнул пацан, косясь на деда. — Герш?

— Дерв исцва-ан, — отмахнулся тот. И, уже обращаясь к Стёпке, приказал:

— Иди за мной.

— Зачем? Что вам от меня нужно?

— Узна-аешь.

— А если я не хочу? — это он уже просто из глупого мальчишеского упрямства сказал. Мол, вроде бы, я как бы и сдаюсь, но всё же не совсем, и по доброй воле идти с вами желанием вовсе не горю. Хотя уже всем было ясно, что никуда он не денется и пойдёт как миленький. С самого ведь начала было ясно, что пойдёт. Да и согласился уже с тем, что сопротивляться не будет.

Оркимаг скривил сухой рот в усмешке:

— Тогда Шурхесс понесёт тебя… Как это?.. За шиворотку. Хо-очешь?

Орфинг выдвинулся вперёд, навис над Степаном, растянул губы по-обезьяньи, показав жёлтые клыки. Очень большие и очень острые. При желании орфинг мог бы прихлопнуть Стёпку одной рукой. Он, кажется, был больше даже дядьки Неусвистайло. Да уж, конечно, совсем не хочется, чтобы такой вот годзиллоподобный гориллоид тащил тебя, словно добычу, причём, не перекинув через плечо, а просто держа за шкирку, как носят кроликов или зайцев.

И тут Стёпка, всматриваясь почти в упор в жутковатую, покрытую шрамами и татуировками физиономию, вдруг сообразил, почему этот орфинг показался ему знакомым. Даже странно, что сразу не вспомнил, как затмение нашло, честное слово. Это же он, этот самый Шурхесс был нарисован на обложке той магической книги, с которой всё началось! Только там он был не живой, а убитый. Там этот жуткий оркимагов прислужник лежал на земле и из груди его торчал нож. Они с Ванькой тогда ещё почему-то подумали, что это гоблин. У него ещё глаза были красные, как у киношного вампира. Наверное, автор рисунка от себя для пущего правдоподобия добавил. А рядом с убитым орфингом сидел какой-то бородатый седой воин, явно весич, прислонившийся к вот этому валуну… Стёпка оглянулся. Ну точно! Скалы, лес вокруг, замок неподалёку. Картинка ожила. Иллюстрация, казавшаяся всего лишь выдумкой художника, была нарисована не просто так. Те кровавые события происходили в этом мире на самом деле. Вот только оба оркимага были здесь лишними. Да и сам Степан в сюжет никак не вписывался. И не хватало дракона, кружащего над замком, и, конечно, очень, очень не хватало того отважного воина, который этого чудовищного Шурхесса уделал. И нет никакой надежды на то, что в ближайшее время он тут появится. Стёпка ещё раз оглянулся. Где ты, Дрэга? Знал бы ты, как ты мне сейчас нужен! Столько раз выручал, а в самый нужный момент запропал куда-то, любовь небось голову закружила…

— Иди за мно-ой, — повторил оркимаг и, развернувшись, зашагал вниз по тропинке, широко переставляя худые длинные ноги.

Стёпка вздохнул, помедлил, — но что делать? — послушно двинулся следом.

Оркимажик сопел в спину, орфинг топал замыкающим и под его тяжёлыми шагами, казалось, содрогались скалы и с елей осыпалась хвоя.

— Дайма юппа, — прошипел пацан. — Цу шелл!

И больно ткнул острым кулачком в спину. Шагай, мол, живее, пошевеливайся.

Стёпка слегка притормозил и, не оглядываясь, резко двинул локтем назад. И попал гадёнышу в грудь. Тот даже ойкнул. Не ожидал такого от пленника.

А Стёпка оглянулся и показал кулак:

— Ещё раз ткнёшь — урою!

О, как глазами-то сверкнул, вражий падаван! И физиономию у него знатно перекосило. Как бы мечом не рубанул исподтишка. С такого станется. Разве только деда побоится, тот вроде ясно дал понять, что демон ему живым и целым нужен.

Ну где же ты, гузгай? Где?! В Караганде, ехидно отвечала щемящая пустота в груди. Сам справляйся, своими силами, ежели они у тебя имеются. А ежели нету у тебя более никаких внутренних сил, то и жаловаться на это некому, сам виноват, сам и расплачивайся. Охо-хо! Тяжела ты демонская доля.

Оркимажик больше на него не покушался. Шурхесс тоже топал молча, но тяжёлый, давящий взгляд его заставлял внезапного пленника невольно ежиться. Так и представлялось, что вот-вот сожмётся на беззащитной шее огромная лапа и оторвёт голову от туловища. Испуганные мурашки бегали по спине и неприятно щекотали кожу многочисленными лапками.

Вот ведь гадство какое! Как быстро и разительно всё переменилось! Только что, совсем недавно, минут десять-пятнадцать назад бродили они с Ванькой по подземным переходам, почти беззаботные, сами себе хозяева, вольные люди, в общем… Ничто беды не предвещало… И вдруг — на тебе! Подстерегли, обезоружили, пленили, ведут куда-то, явно не в гости и не для дружеской беседы.

Стёпка вдруг поймал себя на том, что идёт, покорно заложив руки за спину, хотя никто его к этому не принуждал. Вот я уже и веду себя, как настоящий пленник, смирившийся с судьбой и не помышляющий о сопротивлении. Но ведь это не так! Я не смирился! Я помышляю! Он расцепил руки, глянул назад. Шурхесс чуть ли не на пятки ему наступал. От его горячего дыхания сводило шею. Ну и образина, чем его интересно кормят? Не иначе, пленными демонами. Бр-р-р! Оркимажик вышагивавший теперь последним, злорадно скалился. Стёпка хотел показать ему язык, потом передумал. Не стоит разрушать репутацию сурового и почти непобедимого демона детскими выходками.

Оркимаг аккуратно переступал через корни и камни, иногда отводя рукой нависающие над тропой ветки. Интересно, кто он такой? Скорее всего, глава оркимажьей разведки? Или главный спец по демонам? Вон как вышагивает, ноги словно циркули, почти не сгибаются. Старик совсем, лет под восемьдесят, а то и больше. Может быть и все триста. Неизвестно ведь, сколько эти оркимаги живут. Идёт, гад, не оглядывается, а чего ему бояться, Шурхесс пленнику ни за что не позволит убежать. Ну-ну, мы ещё посмотрим, как вы меня мимо троллей и вурдалаков проведёте.

Стёпка втихаря шибко надеялся на то, что Ванька успел поднять шум в Предмостье и что там всю их компанию уже с нетерпением поджидают. Пусть даже не чародеи, пусть только Смакла с Дрэгой. Оркимагам этого с лихвой хватит. Против дракона даже Шурхесс не устоит.

На берегу Лишаихи пленённого демона ожидало разочарование. Он-то полагал, что они сейчас всей компанией пойдут вдоль реки к замку, доберутся до Предмостья, а там… А там ведь вокруг все свои… Ага, щас. Уже. Ждите и надейтеся — может быть, дождётеся… Чего-нибудь.

Ещё один косолапый чингачгук зверской наружности поджидал их у наполовину вытянутой на берег лодки. Стоял с коротким веслом наготове. Значит, поплывём, покривился Степан, всё предусмотрели гады, обо всём позаботились. И откуда они узнали, что мы именно здесь из пещеры выйдем? Не иначе братцы Сквирятичи подсуетились, больше некому.

Шурхесс первым шагнул в лодку, между делом одной рукой подхватив по пути Степана, тот и ойкнуть не успел. Посадил на носу рядом с собой, волосатые руки держал наготове, чтобы не дать ни малейшего шанса на побег. Да и куда от такого убежишь, разве что в воду нырнуть? Только он и там достанет, ему эта Лишаиха в самом глубоком месте по пояс будет. Мелкий Г'Варт устроился напротив, вылупился злобно почти в упор, типа тоже сторожит, чтобы пленник ненароком не сбежал. Оркимаг сел спиной к Степану, повёл рукой, и все посторонние звуки тут же погасли, как будто кто-то громкость до отказа убавил.

Орфинг оттолкнул лодку от берега, ловко запрыгнул, не замочив ног, беззвучно погрузил весло в воду. Силы у него было с избытком, узкая лодка легко выскользнула из тростников и пошла против течения, беззвучно вздымая невысокую волну.

Стёпка с тоской поглядывал по сторонам, стараясь особо не вертеть головой, чтобы не раздражать Шурхесса. На левом берегу паслись кони, сидели с удочками пацанята, в лагере ополченцев дымили костры. Друзья вот они — совсем рядом. Однако нечего было и думать о том, чтобы позвать на помощь. Только попробуй пикнуть — вмиг заткнут. Стёпка косился на лежащую рядом с его коленом чудовищную волосатую лапу орфинга и бессильно скрипел стиснутыми зубами. Ладно, будем ждать и потихоньку надеяться на лучшее. Время работает на нас… Хочется верить.

Довольно скоро впереди показался мост, орфинг уверенно направил лодку в просвет меж осклизлых бревенчатых опор. На мосту стоял вурдалак из замковой стражи. Стоял в расслабленной позе, опёршись спиной на перила, посматривал лениво по сторонам, ветер легонько шевелил русые кудри. Вурдалак был знаком, встречались с ним, кажется, в подвале у Жварды. Крикнуть ему, что ли, мелькнуло у Степана, спасите, мол, враги в плен увозят… И тут же тяжёлая рука легла ему на затылок и, согнув в три погибели, заставила опустить голову ниже колен. Сиди, мол, и не рыпайся. Скрытная магия, оно, конешно, дело хорошее, но на всякий случай мы тебя, демон, ещё и так обезопасим, по-нашенскому, мордой вниз.

Это было не просто обидно, это было предельно унизительно. Жаркий гнев опалил лицо, сжал кулаки до боли… Степан всё же дёрнулся, попробовал вывернуть голову из захвата, но в итоге вынужден был склониться ещё ниже, почти к самому дну лодки. Уставясь ненавидящим взглядом на присохшую к доскам радужную рыбью чешую, клялся он самыми страшными словами отомстить обидчикам. Страшно отомстить, чтобы запомнили, чтобы навсегда зареклись поднимать руки на демонов. Злость и ненависть буквально разрывали его на части, он готов был взорваться, он задыхался от нестерпимого унижения и абсолютного бессилия… Он ждал, о, как он ждал, что вот-вот спасительная злость вскипит у него в груди и высвободит непобедимую и неостановимую внутреннюю силу! Как тогда — в лесу, когда он перерубил огромное дерево. Как в подвалах Оркулана, когда он нашинковал в мелкую лапшу стальных немороков… Дать бы сейчас, развернуться бы так, чтобы лодку вдребезги, в мелкую щепу, чтобы оркимаги с орфингами разлетелись во все стороны!.. Сердце едва не лопнуло, грудь, и без того сдавленная, болела всё сильнее, а желанного результата, увы и ах, не случилось. Ушла куда-то вера в гузгая — испарилось бесследно и горделивое убеждение в своём свермогуществе. И превратился непобедимый демон в обычного слабого подростка, которого любой взрослый дядя может безнаказанно согнуть в дугу. В самом прямом смысле, до скрипа позвонков и обидной боли в пояснице.

И потому пока приходилось терпеть. Шурхесс держал крепко, твёрдые его пальцы сжимали голову с такой силой, что, кажется, надави он чуть настойчивее — и хрустнет череп, только мозги брызнут по сторонам. Стёпка, удерживаемый вражьей рукой в нелепой позе, с трудом сдерживал слёзы ярости. Не хватало ещё расплакаться. Подумают ведь, что от страха. Особенно оркимажек ликовать будет, то-то ему радости — увидеть мокрые глаза на гордом демонском лице…

Гузгай, ты где, сволочь гадская? Мне без тебя плохо! Отзовись!

Лодка глухо ткнулась в мостки, и тотчас с лёгким хлопком лопнул невидимый магический полог, отрезающий все звуки.

— Приехали, — сказал оркимаг. — Выходи, де-емон.

Непонятно, зачем сказал. Выйти Степану не дали. Шурхес отпустил его голову, вздёрнул за шиворот и почти выкинул (да не почти, а именно что выкинул) под ноги стоящим на берегу нескольким вампирам и орфингам. И пока Стёпка возился в траве, пытаясь встать, пока оттирал испачканные при падении руки и колени, они молча смотрели на него и, наверное, облизывались. Вампиры в расчёте на свежую кровь, орфинги в надежде на угощение в виде запечённой демонской головы.

Степан, вглядываясь ночью в синие огни магических костров оркландского лагеря, и подумать не мог, что окажется здесь в таком вот унизительном качестве. Что будет смотреть в безжалостные вражьи глаза снизу вверх, не как гордый и свободный демон, а как бесправный и не способный постоять за себя пленник. Внутри у него всё кипело от гнева и бессильной злости. Разглядывать противные довольные рожи не было сил. Хотелось кого-нибудь убить.

Один из вампиров склонился вдруг к нему и шумно втянул воздух, принюхиваясь. И уже когтями своими жуткими на Стёпкину шею нацелился.

— Урфак, цу линн! — резко одёрнул его оркимаг.

Вампир, не сводя ненавидящего взгляда с пленника, попятился с недовольным ворчанием.

На берегу они надолго не задержались. Мейстер К'Санн выразительно двинул бровью, Шурхесс сноровисто накинул на пленника мешок, взвалил его на плечо и припустил следом за уходящим хозяином. Такой подлянки Стёпка не ожидал и совершенно не был к ней готов. В мешках его ещё не таскали, и новый опыт ему совершенно не понравился. Мало того, что это было оскорбительно, это было ещё и очень неудобно и душно. Но приходилось терпеть, поскольку брыкаться и вырываться было бесполезно. При малейшем намёке на сопротивление орфинг встряхивал ношу с такой силой, что у Стёпки лязгали зубы и перехватывало дыхание.

Когда его наконец опустили на землю и сдёрнули с него мешок, он даже прийти в себя толком не успел. Пока пытался отдышаться и проморгаться, тот же Шурхесс рыкнул что-то устрашающее впихнул его куда-то… Стёпка не сразу понял куда. Но все звуки опять как ножом отрезало.

Потирая ушибленную ногу и отдавленный твёрдым орфическим плечом бок, он огляделся. Впрочем, оглядывать-то было и нечего. Новая темница на этот раз оказалась не совсем темницей, хотя света в ней и в самом деле не хватало. Это был большой четырёхугольный шатёр, несомненно элль-фингский, с расписными полотняными стенами и ничем не прикрытым земляным полом. И ни стола, ни стула, ни даже какого-нибудь ведра. Оставалось надеяться, что находиться в этом шатре ему придётся недолго. Либо враги переведут в помещение получше, либо свои успеют выручить. Новоявленному узнику второй вариант, разумеется, нравился больше.

Это я в который раз уже в плен попадаю? Чтобы хоть как-то отвлечься от мрачноватой действительности, Степан принялся загибать пальцы. Когда в Предмостье по башке от карлика получил — это раз. Полыня заманил в обложной силок — это два. Лихояр сон-травой опоил — уже три. В Оркулане не считается — плена там не было. Так что выходит — это уже четвёртый раз. А сколько было неудавшихся покушений! Всех уже и не припомнишь. Ладно, успокаивал он себя, выкрутился тогда, вывернусь и сейчас. Чародеи в беде не оставят, да и Ванька тоже что-нибудь придумает. Пожалеют ещё оркимаги, что с нами связались, ой, пожалеют.

Не успел он обойти место своего заточения по периметру, как входной полог откинулся, и перед Степаном оказались две орфингские старухи, безжалостно нагруженные объёмными мешками с каким-то барахлом. Сказать, что они были страшные, значит, ничего не сказать. Баба-Яга, доведись ей встретить эту парочку на узкой тропинке в лесу, заработала бы себе сердечный приступ. Стёпка, разглядев их сморщенные, безобразные лица, тоже не обрадовался. Сердце у него не дрогнуло, но холодок страха по спине пробежал довольно ощутимо.

Не глядя на пленника, эти «две старушки из ларца — жутковатые с лица» принялись раскатывать по полу цветастые коврики и раскидывать меховые тюфяки; появился откуда-то невысокий раскладной столик, на котором чуть ли не по мановению волшебной палочки возникло наполненное фруктами широкое серебряное блюдо, стеклянный кувшин с непонятным мутным напитком (самогонка, невесело хихикнул про себя Степан), узорные чашки и даже полотенца для рук. Общаться с пленником старухи не желали, а когда он ненароком попадался у них на пути, бесцеремонно отпихивали в сторону, больно с вывертами щипались и бурчали себе под крючковатые носы что-то определённо ругательное. Благодаря их усилиям обстановка в шатре в считанные минуты разительно изменилась. Под конец опять же словно из ниоткуда встали вокруг столика две низенькие лавки без спинок. Страшные старухи в последний раз крутнулись по шатру, там одёрнули, тут подвязали, здесь что-то поправили, добавили пару самосветок в светильник, ещё раз ущипнули Степана с двух сторон за бока и испарились.

Потирая пострадавшие места, шипя от боли и ругаясь втихомолку нехорошими словами, он подошёл к столику. Мясом не пахнет, зато есть яблоки, груши и виноград. Значит, морить его голодом оркимаги не планируют. Уже хорошо. Только вот фигушки им. Ничего не буду есть и пить. Мало ли, вдруг там отрава какая-нибудь. Хотя… Он приподнял кувшинчик, принюхался. Если бы хотели убить, попробовали бы ещё в лесу. В кувшинчике была точно не самогонка. Что-то хвойно-цитрусовое. Пить хотелось всё сильнее, но он с сожалением поставил кувшин на место. Какое-то время можно и потерпеть.

Вспомнив первые минуты в подземной тюрьме у весских магов, внимательно осмотрел шатёр, подошёл к пологу и попытался одним пальцем, очень осторожно отодвинуть его в сторону, чтобы… ну, для начала просто выглянуть наружу. Короткая злая молния больно укусила его в руку, заставив отпрыгнуть и зашипеть. Показалось даже, что пострадавший палец обуглился… Нет, просто показалось. Стены шатра стрелялись такими же молниями. Стёпка мужественно вытерпел ещё несколько разрядов, чтобы убедиться наверняка. Молнии жалили ногу сквозь кроссовку и кусали руки сквозь деревянную лавку, которую он попробовал использовать в качестве тарана. Ну что — проверил и убедился, что выйти отсюда просто так, по своему желанию не получится. С молниями он уже имел счастье познакомиться в склепе, теперь они стерегли его здесь. А кто оркимагам мог такое посоветовать? Ну, конечно же, Полыня с Алексидором, кто же ещё. Так что сиди, демон, и не рыпайся. Большой Гномий Отговор тоже бесполезен, потому что дверей здесь нет. На тряпичный полог спасительное заклинание не действует, три раза Стёпка повторил, чтобы уж наверняка. Ну и ладно. Подождём. Скоро, наверное, кто-нибудь придёт. Поговорить или допросить. Или договориться о чём-нибудь. В общем-то время работает на нас, и хотя уже вечер, спасение всё равно не за горами. Ванька друга в беде ни за что не бросит, не такой он человек. Уже, наверное, со Смаклой летит, дракона подгоняет.

Посетители не заставили себя долго ждать. И первым пленника навестил — кто бы вы думали? — наш старый друг, юный оркимажик по имени Г'Варт. Заглянул (жаль, что молнией его не шарахнуло), поводил носом, наткнулся взглядом на стоящего у дальней стены Степана и ехидно оскалился.

— Ци-итес, юппа? — спросил он и добавил, заставив вспомнить слегка поджаренную Ц'Венту. — Хей-хей, штуц!

— И тебе того же по тому же месту, — не остался в долгу Стёпка. — Чё припёрся? Делать нечего?

Ответить на этот выпад зло нахмурившийся оркимажик не успел. Кто-то снаружи повелительно рыкнул, и Г'Варт задёрнул полог, успев всё же напоследок выразительно провести ребром ладони по горлу, как бы предсказывая пленнику его ближайшее будущее.

Следующие посетители оказались ничуть не лучше. Хрипло перерыкиваясь и похохатывая, ввалились в шатёр три приземистых косолапых орфинга. По свирепо оскаленным мордам понятно было, что ничего хорошего от них ждать не стоит. Стёпка напрягся весь, к худшему приготовился, решил, что или бить будут или завернут руки и потащат к оркимагам на допрос. Однако орфинги, увидев его, почему-то притормозили, словно глазам своим глубоко посаженным не веря, переглянулись, безмолвно спросили что-то друг у друга и вновь уставились на пленника.

О причине их удивления догадаться было несложно. Стёпка оглядел себя и хмыкнул. Его зачарованная одежда опять сама по себе поменяла покрой и фасон (или это одно и то же?). Орфинги ожидали увидеть в шатре сломленного и перепуганного демона в ненавистном костюме таёжного порубежника, а вместо того перед ними стоял весь из себя строго-парадный демон-студиозус определённо благородных кровей. И было в его новом облике даже что-то оркимажье: чёрные полусапожки, чёрные брюки, чёрная безрукавка на ослепительно белой сорочке.

Впрочем, увы, смятение орфингов длилось недолго. У них имелся приказ и они его поспешили выполнить. Бить Степана они, к счастью, не стали, но за руки всё же схватили и растянули в стороны. И пока двое держали его в таком растопыренном положении, третий сноровисто обыскал его с головы до ног: охлопал, ощупал, обмял, заставил открыть рот, а под конец стянул с него обувь. Стёпка, внутренне кипя и едва не взрываясь, вынужден был подчиняться. Поворачивался, терпел, морщился, а сам думал, что ещё часа два назад он такое унижение и представить не мог. Часа два назад эти орфинги к нему даже на два шага не смогли бы приблизиться. Часа два назад у него ещё была в руках эклитана… У орфингов на поясах тоже висели тяжёлые ножи. Выхватить бы один, да как взмахнуть бы перед этими ненавистными рожами!.. А вообще, поздновато оркимаг спохватился, обыскивать пленника нужно было сразу, на месте, потому что мало ли какие опасные вещички могли иметься у вражеского демона.

При всей дотошности и тщательности результата обыск не принёс. У демонской магической одежды и карманцы были магические. Обнаружить в них что-либо без желания хозяина не мог никто, даже самые могучие маги, не говоря уже об их не столь могучих слугах. Поэтому зажигалка-огниво и двойной драк, взятый в подземном хранилище, так и остались лежать в Стёпкиных карманах. Хоть это осталось при нём, не исчезло подобно гузгаю.

Ничем не выдав своего разочарования и уж, конечно, даже не подумав извиниться за бесцеремонное обращение, орфинги молча покинули шатёр. Стёпка догадывался, что они отправились с отчётом к пленившему его оркимагу и даже догадывался, что они ему скажут: ничего, мол, не нашли. Он не знал только, что после этого первый крон-мейстер К'Санн встретился с неким весским магом-дознавателем, тем самым, стараниями которого состоялся недавно поединок между демоном и оружничьим княжьей охранной сотни боярином Всегневом.

— У демона ничего не-ет, — сказал оркимаг. — А свой ме-еч, как вам известно, он отдал мне.

— Это плохо, — на орклингве весич говорил почти без акцента. — Значит, жезл у второго. Поспешите. У нас очень мало времени.

— Времени всегда ма-ало, — согласился оркимаг. — Будем ждать. Его друг придёт, я уве-ерен. Так всегда быва-ает, эти юные восторженные герои о-очень предсказуемы.

— Вы уверены, что наш прыткий друг отсюда не вырвется?

— Я мало в чём уверен в этой жи-изни, — сказал старый оркимаг. — Однако пока всё говорит о том, что наш де-емон каким-то образом полностью лишился своей силы. Если он, конечно, не притворя-ается. Вы не знаете, как это произошло-о?

— В него недавно два раза попали заклинанием малой молнии.

— И он остался жи-ив? Любопытно.

— Это же демон.

— Демоны тоже умирают. Вы не зна-али?

— Это особенный демон.

— Не буду спорить. Я пришлю за ва-ами, когда что-нибудь выяснится.

Собеседники сдержанно раскланялись и разошлись каждый в свою сторону. Весич скрылся в наступающих сумерках, а оркимаг, чему-то усмехаясь, направился к раскинутому посреди двора походному элль-фингскому шатру.

А к Степану в гости пришёл вампир. Осторожно отодвинул полог длиннющим когтем, невесомо скользнул — и вот он уже внутри. Несмотря на почтенный возраст (если слово «почтенный» применимо к кошмарному высосу) двигался он легко и плавно. Как старый кот, ободранный, но ещё полный сил. Это был тот самый Урфак, который на берегу уже пытался подобраться поближе к пленнику. И гляди-ка, подобрался, посетил, так сказать, в порядке живой очереди. Сначала замер, прислушиваясь, поводил головой из стороны в сторону, убедился, что больше никого нет, потом остановил взгляд на Степане.

Новый облик демона его ничуть не удивил. Заметив, что отрок потихоньку пятится, хрипло приказал вполголоса:

— Стой на месте! Не шевелыс!

Ага, так Стёпка его и послушался. Орфинги с виду хоть и страшные были до дрожи, особого отвращения не вызывали. И пахло от них просто и понятно: лесом, травами, дымом костра, да ещё, может быть, чуть-чуть жареными (ха-ха!) головами. От вампира же несло смертной жутью и откровенной тухлятиной — не сильно, но ощутимо. Стёпка знал, что это не настоящий запах, что это такая магия у высосов — вонючая, но ему от этого было не легче. Ниглок, тот хоть дух свой вампирский скрывал, а этот Урфак смердел на всю округу.

Как ни странно, но свой запах вампир, похоже, не ощущал. Зато кое-что другое уловил безошибочно. Он втянул воздух своими уродливыми сопелками, почмокал серыми губами, словно пробуя на вкус, и что-то для себя определил, отчего его мутные глаза загорелись багровым огнём.

— Ты пахнэш смэртъю, — по-змеиному прошипел вампир, одним рывком оказавшись рядом и приблизив морду вплотную к Стёпкиному лицу. — Кто из наших умер радом с тобой?

Стёпка брезгливо отвернулся, зажимая нос. Ф-фу! Кто бы говорил о смерти. От самого разлагающейся плотью так и несёт. Ну и вонь! Как бы не стошнило. Но всё же ответил. Какой смысл скрывать, если всё равно узнают.

— Ниглок ваш в пыль превратился, — сказал он почти с удовольствием. А что? На одного вампира стало меньше, почему бы и не порадоваться.

— Кто его убыл? Ты?

— С лестницы он упал неудачно. Споткнулся и спину сломал.

— Врош, — прошипел вампир. Когти его опасно клацнули перед Стёпкиным лицом.

— Ну, значит, вру, — спорить с этим гадом не было никакого желания. — Только он всё равно умер.

Урфак ещё раз потянул воздух, сглотнул и растопырил худые руки, как бы собираясь обнять пленника. Обнять, прижать и укусить.

— Но-но, — попятился Стёпка. — Не лезь ко мне.

— Угрожаэш? — даже такие слова вампир ухитрялся произносить без мягкого знака.

— Предупреждаю.

Эх, где ты моя верная эклитана? Где ты, непобедимый гузгай? Меня же сейчас завампиривать будут, или как там говорил Ниглок-Нигашин, удостаивать высокой чести принять в себя сумрачную душу истинного народа. В гробу я видал такую честь! Не желаю принимать ничьи души!

— Сказать, почему Ниглок в пыль рассыпался? Его моя кровь убила, — понимая, что вампир вот-вот бросится, Стёпка старался врать как можно убедительнее. — Куснул меня за руку и умер в муках. Кричал очень. Потому что демонская кровь для вампиров страшный яд. На, попробуй.

— Мне твой кров не нужна. Мне твой смерт нужна, — Урфак небрежно отвёл в сторону Стёпкину руку (Ура! Поверил, не стал пробовать). — Ты умрош от страха. Смотры на мена! Смотры!

Стёпка изо всех сил пытался отвести взгляд от тусклых вампирьих глаз — и у него не получалось. «Я не боюсь. Я не боюсь, — твердил он про себя, как заклинание. — Мне не страшно. И не дави на меня, вампир, своей вонючей аурой, ничего у тебя не получится. И зачаровать ты меня не сможешь, пусть даже мой гузгай куда-то подевался»… А сам уже чувствовал, как захватывает его кровавое кружение в глубине вампирских зрачков, как слабеют ноги, как всё реже стучит сердце…

— Что здесь происхо-одит? — резкий голос оркимага заставил вампира моментально отпрянуть от загнанного в угол пленника. — Урфак, я тобой недово-олен. Кто тебе разрешил приближаться к де-емону?

Стёпка помотал головой и с облегчением перевёл дух. Вязкий морок вампирской магии схлынул, даже запах тухлятины исчез. Только во рту ещё ощущался тошнотворный привкус близкой смерти.

— Он убыл одного из наших, — бормотнул Урфак. — Он должен за это заплатыт.

— Это правда? — мейстер К'Санн подошёл к Степану, и острым пальцем приподнял его голову за подбородок.

— Нет. Мы его не убивали. Ниглок умер сам.

Мейстер К'Санн пожевал губами:

— Ниглок умер? Печа-ально. Он тебе что-то порассказа-ал?

— Ничего не рассказал, — почему-то говорить оркимагу правду не хотелось. — Ругался только сильно. Умирать не хотел.

Уже выходящий из шатра Урфак обжёг Степана напоследок коротким ненавидящим взглядом.

— Убирать палец оркимаг не торопился.

— Кто ты, Стесла-ав? — спросил он, задумчиво разглядывая Стёпкино лицо. — Кто ты такой?

По его тону понятно было, что отвечать не обязательно. Да и не хотелось повторять уже давно самому надоевшее «я демон такого-то уровня, такого-то периода».

— Зачем поменял надежду… э-э-э… о-одежду? Думаешь, это тебе помо-ожет?

— Она сама.

— Сама? — оркимаг улыбнулся и на миг стал похож на обычного человека, почти хорошего, почти нормального. — Твоя одежда не слу-ушается своего хозяина? Это смешно-о.

«Это значит, что скоро меня здесь уже не будет, — подумал Стёпка. — Только я тебе этого не скажу».

— Плохо быть слабым, пра-авда? — оркимаг давил всё сильнее, и твёрдый палец его с заточенным ногтем уже почти проткнул кожу, ещё немного и он вонзится в корень языка. Стёпка невольно привстал на носки, чтобы хоть немного ослабить боль. «Плохо быть гадом, который мучает людей» — вот что тут надо было бы ответить, но он, конечно, промолчал.

А оркимаг не унимался. У него, как видно, накопилось к демону много вопросов:

— Жезл остался у твоего дру-уга?

А вот тут уже отмолчаться не получилось. Единственное, на что Степана хватило, это ответить вопросом на вопрос.

— Какой жезл? — спросил он как можно равнодушнее. Говорить с запрокинутой головой было ужасно неудобно.

— Тот, за которым весские ма-аги охотятся.

— Не знаю никакого жезла.

— А врать ты не уме-ешь, — усмехнулся крон-мейстер. Он наконец отпустил Стёпкин подбородок и укоризненно покачал пальцем перед его носом. — Совсем не умеешь. Не бо-ойся. Мне жезл ни к чему-у. Я не верю в силу этой игру-ушки. Могущество Оркланда заключается в ино-ом.

— В чём? — не удержался Стёпка. Он, конечно, не слишком верил, что оркимаг вдруг сейчас возьмёт и откроет ему Самую Страшную Тайну Орклов. Первый крон-мейстер был для этого слишком стар и, вероятно, достаточно мудр. К тому же только в глупых фильмах бывает такое, когда злодей наивно выбалтывает главному герою способ, с помощью которого его можно победить. Что в конце таких фильмов обычно и случается. Однако к Стёпкиному удивлению оркимаг ответил.

— Мы умеем прика-азывать! — таинственно прошептал он, прикрывая рот полусогнутой ладонью, как бы для того, чтобы больше никто не услышал. И тут же рассмеялся, напрочь разрушая мрачную торжественность момента. Смех его был похож на карканье простуженного ворона. — Кыхе-кыхе-кыхе! Ты мне не пове-ерил, но это правда. Хочешь, докажу-у?

— Не очень, — честно признался Стёпка, догадываясь, что доказательство вряд ли доставит ему удовольствие.

— Ну и ладно, — решил не настаивать оркимаг. — С тобой сейчас… поувидится… э-э-э… повстречается один балай-игыз. Это есть степной колду-ун. Не бойся, это не бо-ольно… А вот и он. Входите, Той-Шержеген, мы вас ждём нетерпели-иво. Акма, акма, сентере!

Крон-мейстер повёл рукой, как бы представляя Степана и колдуна друг другу, а сам уселся за низкий столик, забавно выставив худые колени. Той-Шержеген коротко поклонился оркимагу, сложил руки перед грудью по-восточному и принялся разглядывать стоящего перед ним пленника. Стёпка в ответ так же пристально и бесцеремонно смотрел на балай-игыза, тем более что посмотреть и вправду было на что. На плоском, прокалённом степным солнцем лице элль-финга отчётливо выделялись бледные полоски шрамов, словно кто-то процарапал его когтями сверху вниз. В седые сальные волосы, собранные в несколько косичек, были вплетены пёстрые птичьи перья. На шее висели ожерелья из кривых звериных когтей и сразу чуть ли не с десяток всевозможных амулетов. Взгляд его невозможно узких глаз пронзал Степана насквозь подобно стреле выпущенной из тугого степного лука. Интересно, зачем он сюда пришёл? И что ему от меня нужно? Насколько Степан помнил, с элль-фингами он почти не сталкивался (если не считать знакомство с Зарусахой в Проторе) и делить ему с ними было нечего. По крайней мере, это он сам так думал. Вполне возможно, что элль-фингские колдуны имели на этот счёт другое мнение.

— Твой рука. Правый. Отдавай мне, — лающим голосом приказал балай-игыз.

— Зачем? — Стёпка, конечно, понял, что элль-финг просто не очень хорошо говорит по-весски, но подчиняться не спешил. Как-то неприятно требование прозвучало, почти кровожадно, как будто он руку себе должен был оторвать и, уже оторванную, отдать колдуну.

— Руку правый. Ко мне тяни, — повторил колдун.

— Не бойся, Стесла-ав, — подал голос крон-мейстер. — Всепочтенный Той-Шержеге-ен просто попробует разглядеть линию твое-ей судьбы. Это не бо-ольно, поверь.

Это и в самом деле оказалось не больно. Сухие и холодные пальцы колдуна пробежались по Стёпкиной ладони, потом сжали его кисть… И колдун на долгие пять минут застыл с закрытыми глазами.

Стёпка стоял, стоял, потом ему надоело и от тоже закрыл глаза. Попробовал прислушаться, ничего не почувствовал, открыл глаза…

Балай-игыз смотрел на него не моргая и, как показалось, чуть-чуть удивлённо. Что он там такого интересного ухитрился в моей судьбе высмотреть? Что мы из другого мира и должны туда вернуться? Или что мы скоро, может быть, исполним предназначение?

— Ну так что, всепочтенный? — спросил оркимаг. — Чем пора-адуете?

— Ничем, — проскрипел элль-финг, отпуская Стёпкину руку. — Пустой судьба. Никакой жизнь. Идёт без ума. Смотрит в чужой небо. Гортын-забар агары-тугас.

— Прошу простить меня, всепочтенный, но… Это ка-ак?

— Не весь демон. Никому не нужен.

Балай-игыз вдруг незаметно подмигнул Степану, затем слегка поклонился в сторону оркимага:

— Я все видел. Я уходить.

И только полог шевельнулся, пропуская его наружу.

— Хм-м, — протянул крон-мейстер. — Ну ладно, демон. Эти плоскомордые всегда-а такие… Себе на уме. Да и ничего нового он мне не сказа-ал, не правда ли, половинка демона?

Стёпка только и нашёлся, что как можно равнодушнее пожать плечами. А у самого так и кольнуло в груди. Выходит, знают уже оркимаги про Ваньку, или проболтался кто-то или сами догадались. И это очень плохо.

— Уже ночь, — вдруг спохватился оркимаг. — Отдыхай, де-емон. Завтра будет трудный день. У всех на-ас.

И уже выходя, оглянулся и добавил:

— Надеюсь, твой друг не бро-осит тебя в беде?