Дурацкий расклад

Глава 16 Нетипичная ангедония

Оказывается, женщин можно понять. Когда в жопе зудит вредность, то так и тянет сделать охренительно глупый поступок. Например — бесить слона, искренне надеясь, что его, слона, чувства к тебе будут сильнее, чем то негодование, на которое ты его разведешь ради своих мелочных проблем и стимулов. Ну и нервной разрядки, конечно же.

Хотя нельзя сказать, что мои были такими уж и мелочными.

— Ну вы хоть пальцем покажите, куда нам заселяться!

— Пошёл вон!

С этим криком, идущим из глубины души, массивное и уже почти развалившееся само по себе кресло с жутким хряском разбилось о стену. Каким образом Окалине удалось пнуть его так, чтобы оно не разлетелось вдребезги чисто от удара её ноги? Черт его знает, какое-то блондинистое шаманство.

— Могли б просто кулаком погрозить…, — уязвленно пробормотал я, выпрыгивая из воняющего старостью и слабостью кабинета под гневный рык начальства.

— Темеев, я его сейчас убью нах*й!

— Товарищ майор, у меня есть пистолет. На вас никто не подумает.

— …еще один дебил! Какой пистолет?! Чем я его возьму? Стреляй сам!

Емоё, кажется, пора линять. Точно пора, окончательно решил я, двигаясь по проселочной местности зигзагами. Темеев, конечно, косил, но пара пуль вжикнула мимо на относительно опасном расстоянии. Вот что за жизнь такая? Почему я свой стресс сам перевариваю, а другие вон, обижаются?

Ладно, будем справляться своими силами…

Как я оказался в этой деревне? Легко и просто, точно также как и весь персонал НИИСУКРС, а также остальные неосапианты города, остававшиеся на время зачистки. Точнее, прямо до неё, потому что сейчас в Четвертом и Пятом районе вообще хрен из наших ночевал. Там сейчас по улицам в «поле мертвеца» бродят волонтеры, убирающие «дырки» фиолетового дыма, которые, внезапно, остались после смерти того старика-китайца.

…не объяснение, да? А вот нету его у меня. У всех, кто поблизости — тоже, от того Окалина и зла как триста тридцать три козла. Мол, Стакомск в движухе, найденное мной устройство и не захотевшая помирать мадам — так вообще вай-вай, нечто отпадное, но при этом всю нашу бригаду, включая все подразделения «когтей», («когтей»!!!) буквально ссылают в Неборадово, деревеньку в 70 кэмэ от Стакомска!

Более того, почему я злой? Не потому, что в деревне и без велосипеда, а потому что мы ждали, ехали сюда и ночевали в поезде. Не простом, а предназначенном для перевозки неосапиантов. Знаете, чем характерны эти поездатые поезда? В них каждое купе закрывается автоматически и дистанционно! А теперь вопрос залу! Что происходит, если в очень тесном пространстве закрыть Витю и двух «чистых», одну из которых только что спешно обеззаразили? Закрыть на сутки почти?! Про нас троих просто забыли!

Понимаете картину? Выползаю я спустя сутки борьбы за живучесть в каком-то Новогадюкино, вокруг говно, трактора, дети и грязь вместо снега, хочется жрать, пить, спать, душ, кофе и медаль, а до меня никому дела нет! Совершенно! Гоняют ссаными тряпками! Да я еле нашел местный дом культуры, куда Нелла свет Аркадьевна угнездилась!

Ладно, наигрываю. Душ не хочется. Сам себе душ. И другим тоже душ. Вот если бы не умел выделять эту прекрасную слизь, вот тогда бы сутки в вагоне прошли бы… куда хуже. Девчонок бы это не смутило, их бы, оставшихся вообще без какого-либо дела, вообще бы ничего не смутило, а у меня бы была еще одна психическая травма. Их и так слишком много.

В общем, история такова: стоит деревня такая немаленькая, посреди щелкает жвалами Изотов, у которого в кармане только полпачки сигарет и, как бы, всё. Ну еще значок есть, да. Хочется кушать… даже жрать. И вообще сиротно и холодно.

Что делать? У меня две голодные женщины (которые не дадут мне покоя). Хотя… стоп. Стоп-стоп…

Цао Сюин же тоже здесь! И Паша! И феечки! Их-то, в отличие от нас, сразу выпустили!

Кстати да, единственное, что мне буркнула тогда Окалина, когда мы с ней еще находились возле того странного «амплификатора», что долбанный Коробок, успевший смыться до того, как майор с «когтями» обрушились на этот театр, действительно никого не убил. Он, как оказалось, поступил в точности как я, даже дважды. Дождавшись, пока Радин отвлечется на упрыгнувшую от них Окалину, Коробок самым банальным образом рванул в ближайший подъезд. Паша, нагруженный моей шубой, ничего сделать не успел, а бабулька так вообще бабулька. В итоге негодяй попросту шарахнул заморозкой по потолку, вызывая его частичное обрушение, а пока матерящийся Радин преодолевал это дело — преступник благополучно ушёл через ближайшую квартиру, выморозив и разбив замок, а затем выпрыгнув в окно. И всё, искать его в фиолетовом дыму никто не стал.

А уж когда выяснилось, что у него осталась карта, на которой он что-то ранее показывал Радину… В общем, просрали. И хорошо, что просрали! Что-то я сомневаюсь, что этот парень не положил бы всю компанию, не увидь он такого шанса на бескровный побег. Максимум бы феечки уцелели, которые за каким-то фигом залезли к Салиновскому за пазуху.

— Эй, парень, ты чего это тут? — сварливо спросили меня сзади, — Чего встал?

— Думаю я, дедушка, — не оборачиваясь, заявил я, — Думаю, где женщину найти.

— О как, — удивился мой собеседник, — И какая ж тебе, милок, нужна-то?

— Ну, ей где-то около ста лет, а еще она китаянка, — без задней мысли заявил я. На самом деле я действительно думал о том, не превратиться ли мне в туман? Неборадово деревня немалая, тут дворов с тысячу, а вокруг как-то не бегают сотрудники НИИСУКРС со свежими надоями. Единственный нормальный способ поиска был превратиться в туман и полетать, но я пока сомневался.

— Совсем молодежь охренела, — оторопело заявил дед, обходя задумчивого меня, а потом добавил, глядя прямо в маску, — Еще и хрень какую-то на морде носит! И волосы эвона как завил!

Кстати, да, не выходя из задумчивости, понял я. Маска. Коробок на меня хорошо так попялился, верно? А если вспомнить Безликую, то можно предугадать, чем это все кончится…

— А кожа-то какая, — не унимался самый обычный деревенский старый пердун из всех обычных старых пердунов, — Ты что, на солнце вообще не вылезал, вурдалак?!

— Дед, мне, конечно, старушка нужна, — пробурчал я, резко теряя приязнь к местному жителю, — Но, возможно, и ты сгодишься. Продолжай в том же духе…

— Да иди ты! — отскочил от меня колхозный патриарх.

— Вот и не мешай думать, куда мне идти, — продолжил я извергать на пейзанина недоизвергнутую на Окалину вредность, — Стою, курю, никому не мешаю.

— Я т-те… я т-те щас участкового приведу! — нашелся дед, стратегически отступая от меня задом. Идея была вполне достойной, но зима же, снег нет, сплошные говны вокруг. Знаете, как нормально груженый трактор своей шиной такую хлябищу разворачивает? Хорошо он разворачивает, да. А та потом подмерзает.

Дед, короче, полетел. Я его поймал за фуфайку, правда, слегка поздно, в смысле не так, как в танго, а так, за грудки. Поставил на землю, аккуратно убедившись, что крестьянин стоит четко и не шатается. Похлопал по плечу, а затем, сделав пару шагов назад, начал раздеваться. Ну заметил, понимаете, что моя трансформация в туман плохо на майки, носки и прочие нежные вещи действует. Уже три резинки в трусах порвал, кстати. А вставить или связать как-нибудь порванную советскую резинку в советских трусах? Пф, не рекомендую. Проклянете всё. И не получится. Такие вот там резинки.

— Малой, ну не надо, а…, — жалобный старческий голос для вновь задумавшегося меня был, наверное, последним, что я готов был услышать.

Обернувшись, я удивленно диагностировал деда на том же месте, где я его заякорил, от чего и спросил:

— Отец, ты чего здесь делаешь-то до сих пор?

— Что-что! — плачуще заскрипел дед, как-то напряженно стоя на одном месте, — Спина, *ля! Ты ж меня как встряхнешь! Ой…

Угадайте, кто теперь первый на деревне стратегический дедоноситель?

Ну не бросать же его…

И вот, несу я аккуратно постанывающего пенсионера, тщательно выбираю дорогу (дорогу, ха!), следую его относительно мудрым, хоть и сдавленным комментариям… как навстречу идет женщина. Высокая такая, уверенной подходкой (от того и спотыкаясь на каждом шагу, говны же). Женщина, конечно, хорошо, но идет она тут у нас с пустым ведром. А навстречу я, с дедом на руках. И, для полноты картины, женщину зовут Цао Сюин, которая, напоминаю, насквозь китайского происхождения. А еще она одета в что-то китайское и довольно яркое.

— Шипоголовый! — первой подала голос предвестница бед и несчастий, — Где тебя носит?!

— Вас ищу! — отрапортовал я, вызывая изумленный дедов взгляд. Нет, ну ведь китаянка же? Высокая? Да. Пусть и выглядит всего на какие-то 65, а не на сто, ну и ладно?

— Я за вами пришла к поезду! — нахмурилась комендантша, — Янлинь сказала, что ты сбежал!

— Любой бы сбежал…, — пробурчал я, вспоминая потное утро. Наверное, всё-таки не стоило мне вламываться в этот сельсовет с нытьем и руганью, возбуждая в занятой Нелле Аркадьевне жажду крови. Ну, кто старое вспомнит…

В общем, дальше пошли вместе. Цао Сюин здраво решила, что задачу с ведром можно поручить позже мне, поэтому для начала нужно избавиться от деда. Старик тревожно молчал, лежа у меня на руках. В принципе правильно, так как добравшись до дедовой хаты и указывая пальцем на дедову кровать, баба Цао ультимативно потребовала у меня положить деда мордой вниз. Тот слабо скрипел возражения и даже пробовал звать на помощь, но недолго. Бабуля, содрав с пенсионера тулуп и рубаху, начала проделывать над ним какой-то особый китайский массаж, от которого ветеран сельского труда урчал, хрюкал и повизгивал, а затем расплылся на скрипучей кровати, умирающе простонав, что лучше бы я его «это самое», чем «вот это вот».

— Слышь, дед, — обидчиво сказал я, выталкиваемый освободившейся китаянкой из помещения, — Я тебя запомнил!

Оказавшись на улице и получив ведро, я резко посерьезнел, принявшись узнавать у явно сведущего человека, что тут у нас вообще творится. Цао Сюин, фыркнув и чуток поделав обиженный вид… призналась, что и сама не понимает. Единственное, что известно точно и железно — в Четвертом и Пятом районах Стакомска сейчас нет ни единого неосапианта. Зачистка шла до сих пор — машины с «ограничителями» ходили по регулярно изменяющимся маршрутам, шло очищение от дымовых дырок, плюс…

— Ничего там непонятно! — угрюмо говорила лишенная родного дома баба Цао, — Тебе скажут, наверное, скоро.

— А где все-то? — удивлялся тащащий полное ведро молока я (дед был удобнее), — Куда вы такую прорву людей подевали?

— А нечего самолично сбегать из поезда, засранец!

— Вы бы знали, что со мной там творили! Знали бы кто! И чем!

— Шипоголовый…, — я был удостоен снисходительного взгляда искоса, — Думаешь, я не знаю, чем вы занимаетесь?

— Ну…, — пришлось делать вид, что смутился. Знаю же, что периодически Цао Сюин внучку подменяет, а камеры у нас везде, но, как говорится: ты можешь любить колбасу, пока не попал в колбасный цех. Поэтому это мы игнорируем.

— Пф! — отреагировала старушка, — Да ваши выкрутасы еле-еле тянут в лучшую десятку того, что я видела!

Я, подавившись, чуть не расплескал молоко. Пока откашливался, эта мегера, иначе и не скажешь, победоносно добавила:

— Так твоим и передам!

— Пощадите! — тут же взвыл я, вспомнив поезд, — Ни нада!!

— А почему шубу грязную принесли? — наконец-то обозначила баба Цао претензию, — Где я тебе её чистить буду?!

— Вы что, то меховое чудище сюда приволокли?! — ужаснулся я.

— Нет, я её сырую гнить оставлю! Имей понимание! — рявкнула в ответ старушка.

Женщины.

Какое-то время шли молча, но это было грустно и тоскливо.

— А молоко кому столько за вредность? Мне?

— Только попробую отхлебнуть! Это детям!

— Каким детям?

— Обычным, шипоголовый! Нормальным.

— Где вы детей взяли?

— Всё! Надоел! Молчи твой рот! Скоро все увидишь!

Чем расстроена баба Цао я понял вскоре после того, как мы с ней доковыляли до овощебазы, притулившейся на краю деревни. Ну такое огороженное хреноблудище с разными зданиями, амбарами, зернохранилищами и прочим сельским инвентарем. Там даже надпись была. «Овощебаза 14/33-2». Пустующая такая территория, пронизанная тленом поздней зимы. Ну, в смысле, без людей. Настолько все было тут грустно, что я даже подумал, что с бабой Цао что-то случилось. Ну мало ли, от переживаний, от всего такого, да? Потерялась, пришла на овощебазу, слегка тут двинулась от всего этого давящего запустения, пошла в люди за молоком… детей каких-то придумала.

Но нет.

— Я как-то даже разочарован, — поделился я своими чувствами с женщиной, спускаясь вместе с ней в огромном лифте вниз из замаскированной под подсобку кабины сверху, — Постоянно нас прячут под землю. Это даже надоедать начинает.

— Во-первых, под землей куда лучше… во время ядерного удара, — сварливо проговорила женщина, — Во-вторых, нас не спрашивали. А в-третьих, шипоголовый, — это все не для нас. Мы тут гости. Понял?

— Где, тут?

Как оказалось, в запасном командном центре спецопераций. В бункере, то есть. А что тогда наш блондинистый майор делала там, в засранном мухами сельцентре? А искала…

— Нелла Аркадьевна, — сняв со стены коридора телефонную трубку и набрав номер, выдала моя комендантша, — Не ждите Некифорова, он не придет. Лежит дома, на Майской 34, да, придется вам к нему идти. Спину у него прихватило, внезапно. Да, сильно, до завтра не встанет. Нет-нет, все нормально. Он просто Симулянта встретил.

Из трубки послышалось нечто определенно злобное. Молоконесущий и общественно-полезный я с большим укором посмотрел на злорадно ухмыльнувшуюся бабку. Та, внезапно, состроила серьезный, спросив, не хочу ли я, чтобы сам дед, который, как оказалось, был ну очень специального назначения, капал Окалине насчет меня?

Я не хотел, поэтому мы продолжили путь, теперь уже по лестницам. А вот там уже, ниже, в пропахшей отсыревшей побелкой затхлости, и стоял пожар во время наводнения в борделе. Люди бегали, суетились, перекрикивались, сдержанно ругались и постоянно кого-то искали по фамилии, вопя их в длинные унылые коридоры. Вентиляция скрипела и кашляла, противно верещали допотопные телефоны, а в воздухе вскоре исчезла затхлость, сменившаяся крепчайшими ароматами убийственно поганого кофе и нормального табака.

Тут шел трудовой процесс, классифицируемый мной как «раздраженный управляемый хаос».

— Идем, идем! — поторопила меня старая китаянка, — Тут часто бегают, а у тебя молоко!

Которое, впрочем, у меня отняли через два пролета вниз. Стоя под мигающими лампочками, я поинтересовался у бабы Цао — а почему ведро, а не бидон? Старушка, оценив меня долгим взглядом, заявила, что бидонов тут не нашлось, а если брать бидон у товарищей сверху, то его потом надо будет занести назад. А ей гонять некого, и так забот полный рот, так как весь детский сад на попечении самой Цао, а Салиновский прячется, как и девки его микроскопические.

— Тебе туда, комната номер восемь, — потыкала пальцем отнявшая ведро китаянка, — Этот этаж для семейных.

— Ну какой я семе…

— Иди уже!

Гм, нам втроем что, целую комнату в этом бардаке выделили? Кстати, а как там Фридрих? Неужели его…

Фридрих грустно стоял в конце длиннющего коридора, явно занимая место горшка с геранью или чего-то наподобие. Ничего подобного близко не было, как мне и не виделось ни одной технической возможности доставить огромный резервуар с плавающим внутри телом немца по этим лестницам. Это ж не ведро молока, а хреновина весом под тонну! Ладно, проехали. Не забыть потыкать Кладышеву, всё-таки это её домашний проект, можно сказать халтура. Как она умудрилась заставить неизвестно кого перетащить немца?!

Но сначала сон, еда, душ.

— Я узнал, что у меня есть огромная семья…, — растерянно пробормотал я, вламываясь в комнату номер восемь.

— Ты приёмный! — тут же отреагировали трое… из всех расположившихся в просторной, но забитой комнате «когтей». А они тут были все. Девушки на кроватях, мужики на полу…

— Коза, Колдун, Дягиль, — откапитанствовал я, — Спасибо за теплые слова, знаю, что вы меня любите и цените.

— Дверь закрой, — потребовала Коза, — Дым выпускаешь. А внизу детсад.

Дыма было много. Курили тут беспощадно, зато почти не бухали. И места не было.

— Пожрать-то хоть есть? — уныло опросил я стремительно теряющее интерес к моей персоне общество.

Пожрать было, а вот душа и место — не было. К тому же Колдун, перед тем как заснуть, посоветовал вообще никуда не соваться. Мол, Янлинь и Вероника тут, обе работают по специальности, пытаясь вдохнуть побольше жизни в людей и технику, баба Цао занята, Пашка прячется, так что ложись-ка ты, Изотов, спать. А то ходят слухи от Дягиля, которая у нас сенсор, что товарищ майор у нас на тебя зла безбожно.

Наскоро порубав тушенку прямо из металлических банок вприкуску с щедро наструганным луком и пеклеванным хлебом, я задумчиво осмотрел диспозицию лежащих и отдыхающих тел. Места не было. Точнее, оно было, даже несколько, но явно обещая пинков и спотыкачей тому, через кого будут ходить на выход или в сортир. Нет, нам такого добра не надо…

— *лять…, — задумчиво вскоре произнес Егор, бессменный водитель Окалины, — А это вообще нормально, что над нами в виде тумана висит мать его Симулянт?

— А че тебе не так, Язь? — лениво спросила Коза.

— Ну так он же как бы по нам на поражение лупил недавно…, — вместо Егора пробормотал Дмитрий, носящий позывной «Разгон».

— Слышала, — Хмарь протяжно зевнула, переворачиваясь со спины на живот, — Что было, то прошло. Вы ж за ним сами бегали. А у нас с девками он постоянно в тумане болтался. Из-за Козы. Так что отбой, пехота, не мешайте отдыхать.

Точно приемный, не менее лениво подумал я, запихивая большую часть неприятно уплотненного тела в пустой душ. Впрочем, пофиг. Люди, привыкшие жить по приказу, становятся весьма сомнительными союзниками, так как их мощности обычно зарезервированы государством. Как я всегда себе говорил, что в первой, что во второй жизни — лучшим на свете другом является хозяин элитного борделя.

Ну так, если подумать? Девочки нужны всем, а значит, у такого человека просто прорва связей. Ему все хотят сделать приятное, потому что он и сам может сделать кому-то приятное, отправив модельного качества шлендр по нужному адресу. Тебе тоже. Может даже провинившихся, с большой скидкой, ага. Чем побить такой козырь? Ну, я знаю всего лишь одну альтернативу — директор мясокомбината. Или винно-водочного завода. Ночной клуб тоже хорошо… Колумбийский наркобарон похуже, конечно, но выходы у него тоже имеются. На мясо, бухло и шлендр.

В общем, вариантов дружбы очень много, но лояльные приказу вояки в списках перспективности занимают одну из самых низких позиций. Но не ниже писателей, у тех вообще ничего в жизни не происходит. Они просто пишут истории. Прямо с утра и до вечера. Вы когда-нибудь пробовали спрашивать у писателя, как у него дела? Я пробовал. Он пишет. В смысле постоянно.

Так, вяло размышляя над разной фигней, я и умудрюсь впервые задремать в туманном облике, вися над головами спящих стакомовских ликвидаторов. Нам даже дадут выспаться, перед тем как загрузить тысячей мелочей.

Командный центр окажется не запасным, а совсем уж запасным и законсервированным. Сюда нас притащили потому, что Четвертый и Пятый районы оказались буквально… заражены техникой «Стигмы». Дополнительные коммуникации, жучки, камеры, тайники, компьютерные вирусы, считывающие устройства, да дохрена всего! Весь этот бардак сейчас извлекали и исследовали. Там, где обосрались аналитики с заложниками, внезапно оказалась права Окалина, выведшая нас на операцию без средств связи. Даже стакомовские «часы» работали, передавая всю информацию заговорщикам.

Шухер в спецслужбах поднялся — мама не горюй.

Поэтому мы носили, таскали, вязали, убирали, ставили назад, рычали за то, что ходят по помытому, бегали в деревню за молоком для детей сотрудников, которых, как оказалось, чуть ли не под 30 штук карапузов в возрасте от года до пятнадцати, ругались на старый хлам и одолевали службу снабжения, пока Окалина Нелла Аркадьевна и ее помощник сидели на телефонах, пытаясь понять, что вообще происходит и к чему готовиться.

С этим у нас пока был полный швах.