Дурацкий расклад

Глава 10 Ёжики в тумане

— Всё, последний ящик…, — пропыхтел Егор, ставя названное к настоящей горе других, выгруженных нами буквально только что, — Заносите, а мы поехали. Все, теперь вы здесь одни. Будьте здоровы и не трогайте антенны.

Броневик, уже имеющий пару нехилых подпалин на боках, зарычал мотором и начал вновь портить газон, разворачиваясь на выезд. За ним запыхтели два закрытых усиленных грузовика, на которых и было доставлено пищевое великолепие, которые мы сейчас начали споро заволакивать в дом. Приехало много чего вкусного, полезного, свежего и долгохранящегося, но опять же — на неизвестно какой период. А вот забирать наших «постояльцев» военные отказались наотрез. Сейчас, мол, у приемных пунктов черти что творится, они срочно туда, в охрану, а ваши консервы что? Сидят? Вот и пусть сидят. И вы сидите. Мол, народ сам ломанулся сдаваться от этого дыма, так что сидите и не жужжите. Уж больно много тут у вас особо важных персон.

Мы и не жужжали.

Домой на лифте я волокся как настоящий мужик — весь в авоськах. Сервелат, конфеты «Мишка на севере», фрукты, овощи, кура охлажденная, свинячьи копытца… хлеб. Много хлеба. Очень много хлеба. Мы его будем резать, а потом в духовке сушить сухари. Такие дела.

В общем, потом и кровью заработав мамонта, я принес его в родные пенаты. Откровенно, скажем так, не пустующие. На этот раз у меня собралось полное каре нахлебниц: кошка, хакер, психиатр и привидение. Ну, свою безумную брюнетку я сюда зря вписал, просто звучит красиво.

— Так, это всё нам, — объявил я, сгружая возле кухонного отделения авоськи, пакеты и рюкзачище с хлебом, — Будьте добры, раскидайте. И к восьми часам подтягивайтесь наверх, сестры Умаровы нам всем плов обещали.

Хоровое «ууу!» поддержала даже кошка.

— А я спать, — продолжил развивать я мысль, — Нормально спать. Убедительная просьба не беспокоить без нужды.

— Вить? — тут же озаботилась Кладышева, — Ночью снова полетишь?

— Да.

Выходя из душа (целомудренно в трусах-семейках!) оказываюсь застан врасплох любопытствующей Палатенцом.

— Витя, — говорит она голосом человечьим, простирая руку с пальцем в сторону, — А зачем это здесь?

— Гнездо для кошки, — не моргнув глазом отвечаю я под сдавленный кашель поперхнувшихся брюнетки и китаянки, после чего с достоинством удаляюсь в спальню. И закрываю дверь.

Нет, ну не соврал же, кошка действительно сидит в стиральной машине с открытым лючком. Ну, она просто не знает, что с этой машинкой уже происходило. Кстати, там и втроем можно кое-что придумать вполне успешно. В общем, отличная штука, мне очень понравилась. А еще на неё можно складывать газеты!

На самом деле это всё прикрытие, мне нужно было оправдание, чтобы вынести сломанную стиральную машинку за пределы общежития, поковыряться в ней, выкинуть наковырянное (сдохший мотор и два кирпича, а вместе с ними и программатор — фиг кто в этом дыму на внешних камерах разберет), а затем… внести остатки назад внутрь, засунуть к себе в комнату и… употребить по назначению. А зачем множить сущности, дорогие товарищи? Зачем изобретать многоходовые планы, когда камеры-то вот они, камеры-то пишут! Так и пусть пишут чистую (но неполную!) правду. Хотя какую там чистую… Грязную, очень грязную и аморальную!

В ту же ночь я впервые вышел на своё «доброхотство», перепрятывая сочиненный Янлинь кусок технологий туда, где его никто и никогда не найдет.

А потом занялся делом.

Мои ночные вылазки действительно со стороны могли бы показаться всенародно презираемым доброхотством. Нарушая приказы и положения, оставляя «Жасминную тень» без защиты, я обыскивал дом за домом в поисках людей, угодивших в эту дымную западню. Беспомощных, больных, старых. Либо наоборот — здоровых, прекрасно себя чувствующих и озлобленных адаптантов, готовящихся… к чему-нибудь.

Не просто так, разумеется. Недавно общежитие уже было в осаде и я, зная, что лично за моей головой в район пришли какие-то наемники, не собирался предоставлять им возможность безнаказанно обложить мой дом и подвергнуть риску жильцов. Мысль о том, что Цао Сюин, выйдя с утра, может наткнуться на установленную перед главным входом «монку» или что еще похлеще, не давала мне спокойно спать по ночам. А я, в свою очередь, не давал этого делать другим.

А знаете, в чем секрет кота Бори… пардон, Вити Изотова?

Он есть туман. Много кубических метров. И, если внезапно Симулянту восхочется растянуться на максимум, то он превращается в то еще ползучее чудо, способное незаметно (на фоне фиолетового дыма) накрыть целое здание (и проверить его!). Но это еще цветочки, так как я сам себе цифровая карта. Практически. Пусть ни шиша не видно, но если растянусь прямо вообще как можно дальше, то банально угадываю, где я нахожусь — на ощупь! У меня этой ощупи вагон!

Таким образом за три прошедших ночи я уже мог похвастать четырьмя остывшими наемниками, пытавшимися устроить лежку неподалеку от общежития, узнал благодаря подслушиванию некоторые детали их тяжелого житья бытья, очень солидно прибарахлился на имущество этих дохлых трупов зверски убитых неизвестным Витей людей… мелочи. Зато по спасенным было все куда веселее.

Ну как спасенным? «Нащупать», собраться, дойти, убедить, направить… это довольно сложно и времязатратно. Но знаете, что ускоряет процедуру? Выбивание двери. Люди неохотно остаются в полном фиолетового дыма городе ночью там, где голые страшные парни выбивают двери и громко орут матом. Поэтому люди берут у этих парней листы с инструкцией, которую парни чертят прямо на месте, и бегут по этой инструкции к сборному пункту. Да еще и бабушек с дедушками с собой берут, которых этот парень умудряется находить в неприличных количествах.

Последнее меня прямо выбешивало. «Ой, да кому я нужен/нужна! Оставь ты меня в покое!». Тьфу! Зла не хватает! «Оденься, внучок! Кушать хочешь?»

Тьфу на вас еще раз! Дурни старые! Газ есть, свет есть, вода есть, а если окна совсем уж широко не раскрывать, то в доме видно всё, дым концентрацию теряет — так почему-бы и не пересидеть?! А что в подъезде тоже концентрация низкая, а значит каждый, кто нащупал подъездную дверь, запросто сможет по свету из глазка определить, есть кто дома, вломиться и…? Что, вас в живых оставят после того, как на крупы и масло обнесут?! Вы же их лица увидите!

Так что бабку на руки, пакет с её лекарствами в зубы и вперед, к ожидающей очередной кучке, у которой есть листик с моими инструкциями! И потом вперед, *лять, к светлому будущему шагом марш!

Даже Окалина ничего не сказала, узнав подробности от клянущих меня на чем свет стоит «спасенных», добравшихся до пунктов приема. Ну, в смысле, кроме нецензурных слов и жестов. Она вообще в последнее время ко мне добрее деда Мороза относится. Наверное потому, что пару часов из четырех, которые должна спать, тратит на трёп со своей дочерью, которая сейчас ну прямо как Владимир Ильич, живее всех живых!!

Юлька — это еще одна причина, почему я героически выхожу в ночь творить добро. Девчонка пугала. Не так, чтобы пугала-пугала, но при виде её у меня на жопе вся шерсть вставала дыбом и начинала колоситься. И ладно бы у меня, у Кладышевой шерсти вообще не было, поэтому колосилось нечто метафорическое, но еще как!

Вот просто подумайте, кем надо быть, чтобы самой, лично, находясь изначально в далеко не адекватном состоянии, полностью просимулировать свою личность и её взросление (пусть даже с поддержкой опытного мозгоклюя!!), а затем буквально виртуализировать полученное, препарировав саму себя для еще более оптимального результата? У нас тут тот еще дурдом, но это вообще выбивается за рамки, границы и возможности смертных.

Теперь это неопознанное Палатенцо, проявляющее ну очень большую инициативу, чувство черного юмора и проницательности, летало по всей общаге, смущая умы. Еще она смущала Салиновского и вызывала абсолютный восторг у феечек, но это тревожило еще сильнее. Настолько, что, выпив свой ночной кофе, я жертвую ни какими-то там нервами, а натуральным и свежим узбекским пловом, только чтобы не пересечься с вновь переобувшейся блондинкой.

Если кто-то и забыл, то напомню — она несколько раз меня чуть не убила!

Этой ночью было посветлее. Как мне успели сообщить, громкоговорители, пока я мирно спал, сделали объявление для всех жителей обоих закрытых Районов — что именно нужно сделать при обнаружении исходящей фиолетовым дымом дырки в стене или где еще. Вот, видимо, затаившиеся и начали нарушать эти фигулины, от чего дым нехило так подразвеился. Не до того, чтобы можно было видеть далее трех метров, но хоть что-то.

Следует поберечься. Наемники могут продемонстрировать активность.

Наемники. О них мы узнали немногое просто потому, что многого они сами не знали. Заказ на мою голову был оформлен через швейцарскую контору этих самых наемников, наиболее респектабельную на всей планете. Причем, заказ не простой. Деньги? Да, десять миллионов долларов в любой валюте. Но не только. В бонус подтвержденному убийству (а это должна быть моя голова, отпиленная от остального тела. Чертовы тени вокруг глаз — они примета!) шли дополнительные бонусы — гражданство нескольких стран на выбор с полностью новой личностью, документами и легендой. Пластические операции по желанию.

В общем, полный фарш за витину голову. Плюс сопровождение желающих в Стакомск. Провод до места, так сказать. Или переброска, вот тут показания пленных разнились. Кого-то привезли и провели, кого-то перебросили телепортом.

А я тут того, летаю. Бабушек из дому вывожу. А что, снова в осаде сидеть? И ждать пока сюда какую-нибудь химозную бомбу перебросят, чтобы нас в «Жасминке» запереть? Нет уж. Беру огонь на себя.

Кстати, что это за щелканье?

Привлекший меня звук оказался перестрелкой между двумя группами лиц, вооруженных огнестрельным оружием с глушителями. Обе банды, расположившись через проезжую часть за массивными цветочными клумбами, вовсю перестреливались из небольших пистолетов-пулеметов, кажется, немецких. Причем, что интересно, молча, без ругательств и криков. В одной группе я насчитал семь человек, во второй всего пять.

Еще наемники…

Настороженный, я буквально обвился вокруг перестрелки, пытаясь понять, чего эти люди хотят добиться, учитывая, что вся стрельба шла вхолостую, раненых не было. Откуда ж им взяться? Советская клумба дура многотонная, каменная, её не всякий противотанковый снаряд возьмет, так что наемники зря опустошают свои «хеклеры». Впрочем, они делают это довольно экономно, да и черные длинные сумки, имевшиеся у каждой из группировок, явно скрывали в себе дополнительные боеприпасы…

Происходящее пахло довольно хреново, поэтому я решил осмотреться получше и начал обшаривать округу, оставаясь в том же разреженном состоянии «свободного поиска», что и ранее. От картины двух групп, постреливающих чуть ли не вслепую из-за клумб, настойчиво пёрло постановкой и засадой.

Так и вышло. Еще одна группа, рассредоточившись по пустым квартирам соседних домов, имела в своем распоряжении реактивные огнеметы, наведенные как раз на творящуюся внизу «перестрелку». Все сидели по одиночке и молча, не отрывая взгляда от еле видневшихся с высоты второго и третьего этажей вспышек. Я уже, чуть было не решивший начать прекращать этот балаган, насторожился еще сильнее. Это «жжж» неспроста. У этих, с огнеметами, даже раций нет. Просто мужчины и женщины, молча и терпеливо сидящие у раскрытых окон с закрепленными на жесткий фиксаж огнеплюйными чудищами. Им, по сути, только спусковой крючок дёрнуть…

Надо искать дальше. Аккуратно, убрав основную свою массу подальше, и выпустив одно тонкое «щупальце».

От третьей находки у меня озноб прошёл по всему объёму туманного тела — это была бомба. Не одна, а шесть внушительных свертков, снабженных детонаторами. Всё это богатство аккуратно развесили прямо над главной «приманкой» на мощном кабеле, протянутом через улицу. Аккуратно заглянув снова к тем, кто с огнеметами, я понял, что такие же свертки и у них в комнатах. Этическая сила…

Кто ради одного человека пойдет на такое?!

Ответ я выяснить не успел, так как вся засада… рванула. Взорвались сумки у «приманки», взорвались пакеты у огнеметчиков, развешенные на кабелях бомбы рванули, даже не освободившись от своих крепежей. Всё буквально утонуло в грохоте, огне, дыме и осколках. Фиолетовый дым, клубившийся повсюду, порскнул в разные стороны.

…именно благодаря ушедшему дыму, а также возможности смотреть всей своей поверхностью, я и увидел возможного зачинщика происходящего — он, показавшийся мне буквально на секунду, скрылся на мотоцикле. На проклятом почти бесшумном японском мотоцикле!

Уъу, сука…

Я его сразу узнал. Человек, стреляющий в тебя из РПГ, он как-то запоминается навеки, даже если в шлеме и глухой одежде. Ну вы понимаете, да? Любовь с первого взгляда и всё такое.

Оказывается, он не просто отморозок, а… кто? Вот это надо выяснить.

На момент я пожалел, что мы в Стакомске, большом, красивом, новом, с офигенным асфальтом. Происходи дело в Саратове другого мира или еще почти где (кроме Спб и Москвы), был бы шанс догнать эту сволочь просто за счет того, что спланировать отступление в фиолетовом дыму можно только по очень ровному асфальту… но увы, тут у нас был именно такой. Поэтому я, плюнув на всё, остался дожидаться начальство. Шансов, что Окалина проигнорирует такой взрыв… не было.

Действительно, наша богатырская блондинка явилась лично, опередив своих собственных подчиненных. Скорее всего, за счет того, что явилась не на машине, а перепрыгивая с крыши на крышу, правда, не героически, а самым банальным образом удерживая карту района перед носом. Одета Нелла Аркадьевна оказалась во вполне прозаическую военную форму, вид имела озлобленный, а распознав в клубящемся вокруг тумане «собирающегося» меня, принялась еще и со вкусом материться, мрачно цедя хулительные слова между затяжками.

— Не виноватый я, — буркнул более чем виноватый я, — Угостите сигаретой, товарищ майор.

— Изотов…, — многозначительно прорычала Ржа, пиная массивный обломок клумбы, — Какого тут… случилось?!!

Пришлось докладывать. На фоне дыма, медленно поглощающего назад искалеченные дома, взорванные клумбы, перепаханную дорогу, моё повествование было довольно депрессивным. Блондинка, сдержанно распространяя холодную злобу, слушала и курила. Рассказ я попытался сделать коротким, но максимально информативным.

— Говоришь, они все молчали, да? — сунув мне вторую сигарету, осведомилась блондинка.

— Да, — пожал плечами я, слегка ежась от бодрого осеннего ветерка, — Ну те, кто наверху, там не странно, они по одному сидели, а вот те, кто внизу в войнушку играл…

— Что-то еще заметил? — нетерпеливо перебила меня блондинка, — Какую-нибудь еще странность? Она редко мигали, бледные были, потели?

— Нет, — покачал головой я, — Совершенно одинаково сидели, спокойные, сосредоточенные. У каждого рука на огнемете. Не чесались, не хрюкали, не пердели. Роботы, а не люди.

— Значит, это был неосапиант, — пробормотала майор, щурясь на яркие ксеноновые фары подъехавшего к нам броневика, — Очень странно. Ладно, Витя, вали отсюда. Я тебя позже наберу.

— А что странного-то, Нелла Аркадьевна? — шкурно заинтересованный я желал показаться выпрыгивающим из бронемашины людям, чтобы те не начали стрелять.

— Потом всё расскажу, уходи, — женщина отвернулась, раздавая указания выползающим бойцам. В том числе и не стрелять по голому худому заду, скрывающемуся в таинственном сиреневом дыму.

Дома меня ждал холодный, но всё равно безумно вкусный плов и горячий прием — Палатенцо затеяла делить на троих. Пожирая баранину, я с некоторым отстраненным любопытством наблюдал за ожесточенным девичьим спором, в котором, судя по всему, права голоса не имел. Особо-то и не хотелось, но зато шоу было куда интереснее газеты или телеящика!

Позиция Юлии свет Игоревны, несмотря на все академические обороты, аналитику, тщательно выверенные аргументы и железобетонные (с её точки зрения) доводы, была насквозь гопницкой и звучала, в принципе, так: «слышь, делись!». В пику ей Кладышева, сидящая на сломанной стиральной машинке, действовала куда мудрее — та привлекала в качестве союзницы растерянную, но постепенно вникающую в ход дискуссии китаянку, действовала намеками (стуча пяткой по машинке и интересуясь, как мне поздний ужин (как будто сама сделала!)). Янлинь же, несколько раз простодушно сломав Юльке всю игру вопросами «А тебе зачем?! С твоей-то армией поклонников?!», в конце концов всё обострила, опять же прямо заявив «Самим мало!».

Фыркнув пловом через нос, я утратил бдительность и был обворован кошкой на жирный кусок мяса. Ну этого уже душа поэта не стерпела.

— Девочки, — отфыркавшийся я решил применить логику, — А нафига вы вообще вот это вот всё? Вы ж в «Жасминной тени» не заключенные?

— В смысле «вот это вот всё»? — сидящая Вероника развернулась ко мне, упирая руки в боки, — Ты о чем это?!

— Ну, я себя в зеркале видел, — пожал я плечами, — Неоднократно. Раньше, конечно, страшнее был, но и сейчас ничего особенного. Могли бы кого получше найти. Легко.

— Она — может! — безжалостная китаянка, уже каким-то образом просочившаяся ко мне за стол, повторяла подвиг кошки, попутно тыкая пальцем в онемевшую Юльку, растерянно висящую посреди комнаты, — Её вся страна знает!

— Вам от него только одно и надо! — возопила проигрывающая Окалина, аж генерируя заряд от избытка чувств.

— Мы его убивать не пытались, — резонно, но невнятно возразила младшая Цао, жуя мой плов, — Даже наоборот!

Было дело. Как-то Янлинь выбежала, чтобы встать между мной и потерявшей берега Юлькой. Даже поймала разряд.

— А ты, Изотов, вообще молчи, — выдала Кладышева, — Умнее выглядеть будешь!

— А вдруг договоритесь? — не последовать совету было более чем логично, — Я ж сдохну! Или убегу…

— Я тебе убегу…

Спор, на три четверти не понятный мужскому разуму, продолжился. Я торопливо жевал, спасая остатки пиршества, кошачья и человечья лапа то и дело мелькали, лишая меня части снеди, а торги шли! Ставки повышались, голоса тоже, аргументы отвергались… пока Палатенцо самым банальным образом не разревелась, признавшись, что с утра её увозят из Стакомска.

Весь Союз Советских Социалистических Республик с огромной тревогой наблюдал за тем, что у нас здесь происходит. Как не выхолащивай информацию, остановить поток беженцев и распространяемых ими слухов невозможно. Каналы могут транслировать самых правильных, честных и воспитанных корреспондентов, но народ всё равно будет верить слухам. И тревожиться, что ему делать на фоне той лютой жопы, что развернулась в Европе с неосапиантами — раз плюнуть.

Обретение разума и контроля Юлией Окалиной было буквально маной небесной для этого времени. Выздоровевшая певица, актриса и звезда, прибывшая из самой глубокой и опасной части города, отделенной сейчас заблокированными проходами, рассказывающая, как обстоят дела на самом деле, в прямом эфире, в живом общении — это то, что прописал бы любой доктор. Окалина должна была совершить турне. Это было нужно, очень. Настолько, что её мать, даже прыгая по крышам в сторону взрыва, и то нашла время объяснить всё по спутниковому телефону.

Такие дела.

— Ты — зараза, — уверенно, четко и совершенно беспомощно скажу я, сидя на том же самом месте, где ел плов. Только это будет полдень следующего дня.

— Как будто ты не знал, — ехидно ухмыльнется мелкая вертлявая брюнетка, моющая посуду.

— Вы все это разыграли для Янлинь! — продолжу я обвинительный процесс.

— Умный мальчик…, — пробубнят мне, делая вид, что очень заняты протиркой тарелок.

— Ну и нафига? — расстроенно замечу я, познавший за остаток ночи крайне необычный опыт.

После этого вопроса Кладышева ополоснет руки, чихнет, почешет нос плечом, а затем, подойдя ко мне, залезет на колени и примется мокрыми руками ворошить волосы. А потом, серьезно глядя в глаза, спросит:

— Вить, а у нас вообще… был выбор? У тебя, у меня, у них?

На это я лишь тяжело вздохну. Нет, выбора не было, совершенно. Не то чтобы мне не понравилось то, что произошло, когда девушка-призрак вломилась ко мне в комнату сквозь дверь, не то, чтобы я уж прямо совсем такой моралист-волосики-назад, не то, чтобы произошедшее вызовет хоть какие-то перестановки в моей дурной личной жизни… нет. Даже больше можно сказать — совершенно ничего не изменилось и не могло измениться. Вот это как раз и угнетало. Слишком далеко мы отходим от привычного морального облика нормального человека. Буквально отваливаемся от него всей кучкой, повязанные цепями договоров, тайн, условностей, симпатий и страхов. Ни приличий, ни условий, ни… предварительных ласк.

— Вить, да хватит тебе, — слабо улыбнулась девушка, — Все знали, что к этому идёт. Ты, я… да даже кошка понимала! Ну случилось ЧП, прилично всё оформить не получилось, Юлька ж знает, чем ты занимаешься. Вот и…

— В этом-то всё и дело, — выдохнул я, гладя брюнетку по голове, — Все у нас через жопу, а не как положено.

— Еще бы!

Ну да, чего я хотел. Сам довольно жуткий, но ладно, чердак относительно стабилен. В мирное время. Но Вероника? Я видел её, когда у девушки срывают все тормоза. Там, почтенная публика, другому психиатру ловить нечего. Там всё, клиника. Янлинь? Ну это даже не смешно, чего вам рассказывать-то. Юлька? Это вопрос особый. Она сотворила с собой такое, что даже Кладышеву пробирает, но с нами откровенна. Вроде бы. Так что закрыли гештальт по быстренькому и живем дальше… наверное.

— Война план покажет, да?

Вместо ответа меня чмокнули в нос, а потом, хитро улыбнувшись, пихнули в плечо.

— Да хватит тебе! Я-то знаю, что ты ого-го как постарался! Она вылетала сияющая, светилась натурально!! — Вероника прижала ладошки к щекам, — Мне аж завидно стало!

— Было бы чем гордиться…, — кисло проговорил я, но в меня уже вцепились.

— Давай-давай! — азартно зашептала чертова психичка с опасно разгорающимся огоньком в глазах, — Давай рассказывай! Она же ничего не весит, да? А если обхватишь, то что? Проминается? Выскальзывает?! Руки насквозь проходят? А когда засадил, как было, какие отличия, ощущения!?! Ну же, Вить! Мне интересно!! Куда ей можно тыкать?! Прямо везде?!! Ты пробовал?!! Ну говори уже, я заводиться начинаю!!

Интерком ожил, разразившись хрипом и коротким паническим взвизгом, прерывая разошедшуюся брюнетку. А затем оттуда заиндивевшими могильными плитами, на каждой из которых было выбито моё имя, вылетели слова, напоминающие боевой скрежет тираннозавра:

— Из-зотов! Ко мне! Бегом!!

И щелчок отключения.

Ой, *ля… Я замер, чувствуя, как немеют ноги. Сидящая на мне Вероника тоже судорожно сжала бедрами мне бока, расширившимися от паники глазами что-то ища у меня на лице.

— Мне. Надо. Идти, — прошептал я спустя секунд тридцать. Ну да, надо было разобраться с голосовыми связками. Что-то с ними не то, к врачу, что ли, заглянуть.

— Виииить, — страшным шепотом обратилась ко мне психиатресса, — Слууушай… А давай, ну… сейчас? Вот прямо сейчас?! По быстренькому?!! На посошок?! А то вдруг не вернешься… Вииить!! Ты кудаааааа?!