Глава 26 ЕВРОПА, ДЖЕЙ-СТАНЦИЯ «МИНОС»

Из космоса Европа глядится шаром ровного розового цвета с бурыми пятнышками, исчерченным узором трещин. Ожидаешь увидеть это же вблизи, с поверхности, а там картинка совсем иная. На все четыре стороны стелется загоризонтный паззл из гигантских ледяных плит. По льдинам зигзагами проходят разломы, тянутся песчаные гребни и голубые впадины; сверкают невысокие холмы, намороженные выбросами конвективных потоков, блестят выемки и откосы, мутнеют пятна коричневого и серого льда, ноздреватые от сублимации.

А в черном небе сияет бурый Юпитер, размытый, огромный — наверное, раз в тридцать больше, чем Луна с Земли. «Джуп» опоясывают желтые и белые взлохмаченные полосы бурь, пересекают наискось черные и зеленые пояса аммиачных облаков. Под желтым светом ломаются на неровном льду густые серые тени. Над горизонтом поднимается красноватый диск Ио, повыше висит пятнистый серп Ганимеда. Красиво.

Флагман Славин, затянутый в черный комбез с серебряными нашивками, стоял у огромного круглого окна на верхнем ярусе базы «Минос», дожидался, когда ему принесут скафандр, и любовался пейзажами. Он любил четвертый спутник Юпитера Не за виды, а за стабильность и самодостаточность. Европа была единственной планетой в системе, которая не поддалась искусу изобилия. Европеанцы вежливо, но решительно отвергли репликаторы, обессмысливавшие труд простых работяг, — и сохранили целостность своего мирка. Здесь по-прежнему жили, и работали, и учились, и строили около четырехсот человек. И никто тут не маялся дурью от безделья, не делил людей на ваших и наших. И правильно. Пусть на Земле и посмеиваются над «преодолителями искусственных трудностей», зато тут не плачут!

Флагман давно уже решил поселиться здесь, когда его выгонят из командующих Первой космической эскадрой. В том, что его попрут, Славин не сомневался ни капельки — он уже всем надоел своей солдатской прямотой. Ну, какому сановному дураку понравятся имена прилагательные типа «безмозглый» или «тупой» перед фамилией? Пока флагмана еще придерживают, но случится когда-нибудь осечка, и вылетит он из обоймы «высокопоставленных». Со свистом.

— Ваш багажный контейнер, — подрулил сзади серворобот — плоская платформочка с блестящим ящиком наверху. — Здесь скафандр с водометом, ампуломет, по три обоймы разрывных игл и бронебойных стрелок…

— Где остальные? — перебил его Славин.

— На нижнем уровне. Ждут вас.

— Все, едем.

Флагман пропустил робота в кабину лифта, вошел сам и нажал сенсор «Ц» — цокольный ярус. Поохотиться на коверного ската — самую крупную тварь, обитающую в европеанском океане, — он мечтал уже давно. Его домашний музей украшали челюсть белой акулы, убитой им у Большого Барьерного рифа, и клюв гигантского кальмара, добытого к югу от Бонин. А вот спираложала, как у коверного ската, — увы. Он уже и место для него присмотрел — посреди стены, раскрутив в три оборота…

Лифт открылся на нижнем служебном уровне, и Славин вышел. Робот просеменил следом. Неистребимый запашок тухлых яиц отмечал коридоры и отсеки цоколя — вонял подледный океан. Местные, впрочем, не морщились, привыкли.

Охотники ждали флагмана у кессона — всегда очень спокойный Кузьмичев (он работал подводным монтажником и хорошо знал океан), дьявольски энергичный Олег Смирнов с рудничного комплекса (местные «шахтеры» не добывали руду, они отсасывали воду из гидротермальных источников, богатую минералами), по-крестьянски простодушный Женя Семенов, рабочий с коллективной водорослевой фермы.

— Здравия желаю, господин командующий! — рявкнул Олег.

— Вольно, — заулыбался Славин. — Здоров, мужики!

— Здрав будь, воевода! Привет! Здорово!

Пожав всем руки, Славин облачился в скафандр. В океане Европы свободный кислород отсутствовал, и земные аквастаты для него не годились. Приходилось «набивать» о-два в обычный сдвоенный баллон.

— Далеко поплывем? — поинтересовался флагман.

— Да нет, не очень, — заговорил Кузьмичев, — мимо пятой фермы, строго на север, не доплывая до станции «Рада-мант», — там у него логово… Давление все проверили? Оружие? Пошли!

По длинному наклонному коридору охотники дотопали до шлюза. Там уже надели ласты и пустили воду. Вода была очень холодная, минус три, и «заправленная» шугой. Славин погрузился с головой и выплыл в океан.

— Нашлемные включить, водометы — малый ход!

Они шли в глубину, огибая ребристые радиаторы на нижних границах базы. В этих местах многокилометровая ледяная оболочка была раковистой, расстрескавшейся, покрытой сульфидной коркой. Вода вокруг черна была и прозрачна. Кузьмичев вел их прямо под ледяным сводом. Под лучом нашлемного фонаря волнистый лед отсвечивал голубым и зеленым. Далеко впереди мерцали огни фермы — два рядка мутных светлячков.

— Водометы — самый полный!

Из сопел на спине забили тугие струи, низкий стон турбинки стал выше. Огонечки впереди стронулись и стали приближаться. Вода была очень чистой, иногда только в ней пробулькивали пузыри метана. Левее в свете фонаря всплывал бахромчатый бактериальный мат, оторвавшийся от донной колонии, вокруг него висела дымка молекулярной серы.

— Тут глубоко? — спросил Славин.

— Мелко, — послышался голос Кузьмичева, — с километр будет.

— Тут брекчия, — добавил Смирнов, — вся станция в ней, родимой.

— А дальше будут все пятьдесят, — сказал Семенов, — под фермой. Там такие здоровые гидротермы…

— Спускались?

— Да нет… На чем? Автобатискаф посылали…

Ледяной свод наверху плавно всхолмился, опускаясь гладкой перевернутой горкой. За откосом, скребясь о покров, плавал ледяной лом — скопище крупных голубых глыб и мелких обломков. Льдины были гладкие, обсосанные, как леденцы, — теплое течение постаралось.

Показалась ферма — многие десятки решетчатых блоков, покачивавшихся на анкерах-подвесках, вмороженных в лед. С них свисали гигантские светло-серые плети водорослей-хемолитотрофиков, до которых восходящие токи доносили сульфиды и аммоний. Меж стометровыми стволами вились сегментные рыбы, а перпендикулярно этим вредителям сельского хозяйства вверх и вниз по ажурным каркасам сновали рабочие-водолазы в ярких оранжевых гидрокостюмах. При свете мощных ламп, пошевеливая ластами, они подрезали зрелые листья, рассаживали крупные белые споры, обдирали со стволов морские репьи или чинили сборки — бордовые сварочные огни подсвечивали красным прозрачные бесцветные растения. Из-за крайней секции вынырнул скутер, влекущий целую копну спелых водорослей. Рабочий на скутере поднял руку, приветствуя охотников.

— А где, ты говорил, логово у ската? — спросил Смирнов.

— А там расселина такая, — принялся объяснять Кузьмичев, — типа ледяного грота или такой подводной камеры. Снизу подходит теплое вертикальное течение — апвеллинг сильный! Скат там ночевки устраивает — свернется, как свиток, и дрыхнет…

— Флагман Славин! — раздался резкий незнакомый голос. — Вызываем флагмана Славина!

— Флагман слушает, — отозвался командующий и тихонько вздохнул — понял, что охота отменяется. Не судьба…

— Сверхсрочный вызов с базы!

— Понял. Сейчас я поднимусь на ферму. Кузьмичев!

— Проводить?

— Если не трудно.

— Ну, ты что…

Всей компанией они поднялись к отверстию широкого колодца во льду, с рифлеными стенами и цепочками ламп, и всплыли под обширный купол кессона. Было довольно тепло, во всяком случае, вода не замерзала. Прыгая на одной ноге, Славин скинул ласты. Оставил на полу баллоны. Шлем снимать не стал.

— Как-нибудь в следующий раз, — неуклюже утешил его Семенов.

— Устроим сафари! — загорелся Кузьмичев. — Настоящее!

— Говорят, под Щитом Ариадны крупные экземпляры водятся, не то что этот!

— Мелочевка, смотреть не на что!

— Коврик для прихожей!

Отсмеявшись и попрощавшись со всеми, командующий эскадрой шагнул в лифт. Со скафандра капало. Славин нажал сенсор «В» и включил обдув. До верхнего яруса он доехал уже сухим. Но не успокоенным. Что-то же случилось в космосе, что-то явно нехорошее… На выходе его встречал верный Петренко, старший офицер-канонир крейсера «Хазри».

— Господин командующий… — начал он.

— Отставить! Что случилось, Костя?

— Пурпурные в пиратство ударились, — негромко сказал Петренко. — Ни более ни менее. Боевая Группа атаковала лайнер «Солярис» и скрылась.

— Локи?

— Он самый.

— Вот, зараза…

Флагман отошел к окну. Взошло Солнце и залило светом ледяную равнину. Базы отсюда не увидеть, но джей-станция «Радамант» лежала как макет — скопление брусочков-балков на сваях, насосная вышечка с красным маячком, матово-ртутные, словно елочные шары, резервуарчики-хранилища. Песчаный реголит весь был изъезжен колесами и истоптан рубчатыми башмаками, ледяное поле космодрома истыкано черными кавернами от выхлопов. Вдалеке блестела зеркальная сфера «Хазри», присевшая на десяток толстых косых колонн с кольцами усиленных опор. Планетарный крейсер, способный вскипятить средних размеров море, выглядел несерьезно — как заблудившийся газгольдер…

— «Солярис» лежал в дрейфе и пропал, — докладывал Петренко. — Связи нет, но и новой вспышки не зарегистрировано. Он или на Церере, или на Моане. Мы к ним ближе всего. Фобос, правда, еще ближе, но там только импульсные, им полмесяца добираться, а на единственном фотоннике меняют отражатель… Как назло, прямо…

— Понятно, — сурово сказал Славин. — Информацию проверили?

— Да, по всем каналам.

Флагман вынул коммуникатор и нажал клавишу вызова. Секундная пауза, и в воздухе сгустилась голограмма старшего пилота Царева — могучая шея, увенчанная головой, заросшей густыми волосами. Носатая веснушчатая физиономия источала полную боевую готовность.

— Всем на борт! — отдал приказ флагман. — Активировать двигательные системы!

— Есть, господин командующий!

— Офицеру-навигатору рассчитать прямую траекторию «Европа — Церера»!

— Есть!

— Запустить предстартовые программы!

— Есть!

Поохотился, подумал флагман. А, ладно… Спасем «Солярис» — буде найдется, кого спасать, — узнают на Земле, даром или не даром жует свой хлеб космопехота!

Загрузка...