Арония, лишь дотронувшись головой подушки, мгновенно уснула на раскладном кресле, которое внесли мужчины — Владислав и Богдан Тихомирович, его отец.
И ей было пофиг, какой оно мягкости — Проша и на камнях, бывало, спал. Но бабуля, которая вольготно раскинулась на мягком кожаном диване, сначал всё пыталась уложить на нём и внучку — чтобы спали вместе. Или — уж и вовсе, сама на кресле пыталась улечься — бабушкам всегда готовы на подвиг ради внуков. Но ей не удалось склонить на это девушку.
Раздеваясь, бабуля то и дело останавливалась и спрашивала:
— Это всё ещё сон, Аронеюшка? Может, и ночнушку Ираиды не надо надевать? Всё равно ж я скоро проснусь — дома. В своей ночнушке и в своей кровати.
— Нет, бабуля, одевай. Ведь ты уже проснулась, — заявила девушка, не зная, как и выкрутиться. — Владислав пригласил нас к себе в гости. Потому, бабуля, ты и одета в это платье — он хотел познакомить нас со своими родителями.
— Зачем? — удивилась та.
И Аронии пришлось… ну, загипнотизировать бабулю, что ли. Иначе никак — очень сложный случай.
— А, поняла! — тут же воскликнула та. — Как же я запамятовала? Он тебе предложение сделал? А я ж сама ему сказала — мол, сначала я хочу твою родню увидеть!
— Ну, где-то так! — вздохнула девушка.
Видно, усталость вносит свои коррективы даже в гипноз. О предложении она ничего не внушала.
— Ну и как они тебе? — с трудом удерживая глаза открытыми, спросила девушка.
— Очень приличные люди! — отозвалась бабуля. — Профессора! И как это Владислава угораздило в полицию податься?
— Ну, не всегда дети идут по стопам родителей, — вздохнула Арония. — Он ведь в армию пошёл в десантуру, а дальше закрутилось. За друзьями потянулся — братство у них, — вспомнила она рассказы майора. — Ему нравится людям помогать, всяких ворогов ловить, — зевнуоа Арония, ложась и засыпая.
— Ворогов? Что за слово? Но почему мы приехали сюда так поздно? И я совсем без верхней одежды, в туфлях!
— Так Чуров на задании был. И в машине тепло…
— А… бу-бу-бу…
Дальше девушка больше не слышала воркотни бабуля, уснула.
— Ты куды меня приволокла? — сквозь сон услышала она гневный вопрос.
Арония еле глаза разодрала, досадуя на бабулю — не угомонится никак…
И увидела рядом со своим жёстким ложем, смутный лохматый силуэт, явно не схожий с Полиной Степановной.
Ты, что ли, Михалап? — приподнялась Арония на локте. — Чего тебе? Который час?
— Уж три пробило на ихих курантах! — недовольно пробурчал домовой, садясь на край кресла и кивая на старинные настенные часы. — Я тебя спрошаю — куды ты меня приволокла? Пошто в Акимову хату не возвернулася?
— О-о! Это так срочно надо знать? — простонала девушка, садясь. — К майору Чурову. Доволен? Да ты и сам всё понял!
— А пошто?
— Некогда мне было с майором объясняться! — пояснила она, вздохнув. — А сам он считает, что жених московский — Ратобор, меня снова может выкрасть. А что ему завтра сказать, я пока и сама не знаю. Я так вымотана! Утром, всё утром…, - закрыла она глаза.
— Нет, погодь. Идея утром-то буду? В косма-тичке опять? Каки беседы нам предстоят? Што помменяется? Ишо энти тут… прохвесура будут! Не могу ж я твой авторитет ронять и при их вылазить с косма-тички? С глузду ишо съедут! — резонно предположил тот. — Щас давай беседовать! За Полинку не боись — я, если шо, морок на неё напущу.
Арония с усилием открыла глаза и встряхнулась — Проша помог. И сердито сказал… сказала:
— Что ж, давай беседовать!
Где твой морок был, когда мне помощь была нужна? На Мальдивах ты даже носу Ратобору не показал. А я на тебя рассчитывала! Для того и брала! Почему ты только на поляне из косметички вылез? Да и то, когда уж и Ратобор был на моей стороне. Почему на Смугляка свой морок не напустил, когда тот сокровища заграбастал? — Слов-то какое вспомнила! Ну, неважно — накипело! — Для чего я косметичкой народ смешила?
— Ф-ф! — возмущённо фыркнул домовой. — Так ить я высунул нос разок и чо с того вышло? На Мальн-дивах-то! При ентой ведьме фриканской — Чипе! Она меня опосля и заколдовала!
— Чипа? — удивилась Арония. — Зачем?
— А я знаю? Обиделась, наверное, за што-сь. Ентих ведьмов ить не поймёшь! — пожал плечами домовой.
— Как — заколдовала?
— Кокосьем!
— Чем? — не поверила девушка.
— Грю ж — кокосьем! Она меня им так придавила, што я до самого того мига, как в лесу из-под его вылез, и двинуться не мог! — возмутился тот. — Барахтался того, шоб живым остаться! И тебя звал! Не слахала?
— Нет! До того ли мне было? — виновато вздохнула та.
— Отожь! Таковы люди — мы им не больно-то и нужны! — угрюмо заметил домовой. — Вон он, ентот кокосий валяется! — указал он на большой шар, лежащий поодаль — рядом с косметичкой.
Косметичка, тут? Арония её сюда не приносила — в прихожке оставила, хотя выглядело это смешно. Видно, домовой её в зал притащил — тут и вылез. И выгрузил вещь док.
— Это кокос такой большой? Да таких не бывает! — воскликнула девушка, подходя и беря его в руки — с три футбольных мяча, не меньше. — Как он в косметичку-то вместился?
— Вмастился-то, ясно — как! Ведьмы оне всё и везде всунут! — возмущённо проговорил домовой. — Скажи, как он меня вовсе не задавил! — отмахнулся домовой. — Ужо я его толкал, толкал! А он — ни с места! Боле я на Мальн-дивы — ни ногой! — заявил он. — Хучь море токмо краем глаза и видал! А пальмов — ни единой! Ить Чипа — как увидит, што выжил, меня тама со свету сживёт! Аль на завтрак сожрёт! — изрёк он.
— Не ест Чипа домовых! Ни на завтрак, ни на обед! Пошутила она! — сказала Арония. — Думаю, если б ты не испугался, то легко бы с этим «кокосьем» справился!
— В гробе я видал таки шутки! — обиделся домовой. — Так ей и передай!
— Да зачем мне туда! — отмахнулась та.
— То-то я намучился! Я ж за тебя переживал! Помочь хотел, да немог! — признался домовой. — Смугляк-то шибко силён оказался! Знл я ить, што он тебя скрутил!
— А чем бы ты помог?
— Я б мог хучь чалму с его сшибить!
— Чалму? — удивилась девушка. — Зачем?
Домовой всплеснул руками:
— От така ты ведь… ведающая! Уся его сила крылася в чёрном смарагде, коим чалма его сколота!
— С чего ты взял?
— Это он с чего его взял — страшно подумать! — отмахнулся то — Ему ж и ворожить не надо было — смарагд усё за него робыл. В ём чья-то двревня силища сокрыта. Ить и не помер тот колдун, и не жив, — покачал он косматой головой. — Всё в смарагде! Думал — возвернётся, а не успел, — бормотал он.
— Что за сказки ты говоришь? Смарагд? На чалме? Я того не почуяла!
— Мала ты ишо, шоб такое чуять! Ратобор — и тот, не знат! Людям то не видно! Старинушка с Ихой знали, да не ихо дело — вмешиваться в людсики разборки — из-за меня пришли. Енто за тот чёрный смарагд фриканские колдуны Смугляка известить вовсе хотели, да не осилили. Он жи при ём был. Токмо зря полегли, — бормотал домовой, будто в трансе. — А ён в могилу от них спрятался — того колдуна могила-то. Они того и не помыслили, так ить и защита на ней. Ион опосля с неё еле выполз. Досталося ему. А всё из-за того, што воровать — не след! Ой, да ну их, ентих африканцев! — очумался он, оглядевшись. — То их дела!
— А Чипа могла б с ним справиться? — заинтересовалась Арония. — Со Смугляком и его смарагдом?
— Ты мне про енту ведьму не сказывай! — прикрикнул на неё домовой и почесал бока. — Нехай оне сами разбираются! Да и зачем ей-то Смугляк? У кажного своя телиторья. Ежели придёт оттяпывать, вот тогда…, задумался он. И повторил: Ну, их, фриканцев ентих! Больно шутливы!
— Как это — ну, их? Наверное, этот африканец Смугляк древний клад в Африку утащил? Или, всё же, Ратобор его забрал? На экспертизу? Куда-то же он делся?
— Какую ще спертизу? Каку Африку? Так ить ясно — куды делся! — удивился домовой. — Калина сызнова к себе под землю забрал. И место сменил — штоб уж никто сызнова не добрался. Чи ты не чуешь?
— Под землю? Калина? Я на него и не подумала! — удивилась девушка. И пожала плечами: — Забрал, да и забрал. Не жалко! Пусть этот клад хоть совсем сгинет под землёй! Сколько из-за него уже горя было, да разных беззаконий и неприятностей! Бабулю выкрали, меня за разбойника замуж чуть не выдали, наглых оборотней освободили, из Калины Хранителя сделали, лесовика Иху и Старинушку — и тех, побеспокоили. Ты вот — и то, на Мальдивы из-за него подался, с насиженного места сорвался, чуть заколдованным кокосом не придавило! — домовой старательно закивал. — Правда, Михалап — ну, его, этот клад! — вздохнула она. — Жаль только Калину! Если он с этим кладом опять застрянет тут! Ведь собирался уйти отсюда, да вот — не вышло. Опять клад виноват! Пусть этот клад вовсе сгинет — не пожалею!
Домовой аж подпрыгнул.
— Как ето — сгинет, Аронеюшка?
Видала скоко в ём смарагдов многоценных? Скоко золотых зделиев? Дних анпираторских коронов — штук пять! И усё то добро — смарагды и древнюще золото — в землю? — возмутился он. — Енту красоту ремесленники сотворили! Трудов скоко положили! Литьё, гранение, чекань, эмаль! Мать честна! И в земле-то таких каменьев — штук несколько усего лежит! Нехай ить люди смотрют на энти чудеса! Хучь в музее! Хучь на выставке! Да и Калину свободить надоть! — хитро прищурился он. — Шо он — проклятый? Чужи слёзы да кровя на себе нести?
— А что ты предлагаешь? — озадачилась Арония, совсем уж проснувшись.
Какой тут сон, если этот косматый запечный житель всё тут по полочкам расставил? Она ведь — и правда, хотела вычеркнуть эту кладовую историю из своей жизни. Думала — пусть Ратобор со Смугляком сами с этим сундуком дальше разбираются. К тому ж теперь — если Калина спрятал сундук в другом месте, она и вовсе не имеет к нему отношения. Без неё достанут, если что. А Владиславу она сказала бы зщавтра, что клад ей почудился. В мороке она была, который маг Ратобор на неё навёл — купить на драгоценности хотел. А чтоб Чуров и совсем успокоился, сказала б ему, что Ратобор получил отказ и больше домогаться её руки не будет.
И всё было б шито-крыто.
А теперь что?
И правда, ведь — жалко ей Калину. То из-за матери её самоубийцой стал, а теперь — из-за её клада, вечным скитальцем на земле останется… Да и не факт, что Калина вскоре не заявится к ней, предлагая решить судьбу древнего сокровища. Совестливый он, считает, небось, что она хозяка клада…
Михалап, молча, ожидал её решения. Древние часы на стене тикали — уже почти четыре утра. А в голову ничего не идёт…
— В общем, так! — заявила, наконец, Арония. — Будет день, будет и пища! Не дадим Калине пропасть! А значит — и кладу. Я что-то придумаю! Завтра, Михалап, всё решим! А пока — спать!
— Как ето — спать? — возмутился домовой. — А мне куда прикажешь? Я тута агрессор! Захватчик! Тута ить свой подъездный есть — Колясыч. В дитячей коляске на чердаке живёт! Ему ить не ндравится, што я сюда припёрси без зову! Што я ему сказывать должон? У нас ить так не деется — без приглашениев никто из домовиков к подъездным не прётся! — ныл он. — Древня традицья! Деды так завели! У кажного своя телиторья есть! Это — его! Я ить обещался Колясычу, што ты всё порешишь!
— О-о! — схватилась за голову девушка. — Достал ты меня уже! Сказала ж — завтра! Утром я отвезу косметичку с тобой к себе домой! Да и сама, наверное, туда вернусь. Там моя «телиторья»! Так Колясычу и сказывай: в гостях ты тут! На одну ночь! Со мной!
— Во, дело говоришь! — обрадовался Михалап. — На тебя всё и свалю! Обманом заманила — ведь… ведающая, мол, начудила!
— Да говори, что хочешь! — отмахнулась Арония. И, свернувшись калачиком на жёстком, но таком желанном ложе, задремала. — Достал уже…
Всё происшедшее накануне, а уж тем более — то, что может ещё случиться, очень встревожило майора Чурова. Он чувствовал — неприятности только начались. Угораздило ж его влюбиться в ведь… ведающую.
Поэтому на другой день майор Чуров — хоть и со скандалом, но взял отгулы на работе. Правда, Мерин пообещал понизить его до лейтенанта. Ведь дело по ювелирке до сих пор ещё не передано в суд, а майор Чуров берёт отгулы за прогулы — без зазрения совести. Мол, один лейтенант Тимошенко в отделе работает, вот его-то, мол, он и поставит старшим. Как только он научится работать, а не время на работе отбывать. Подпол Меренков так орал в своём кабинете, что сотрудники, проходящие мимо по коридору, в сторону шарахались — чуть в окна не выпрыгивали. В общем — если послушать его, то не отделение у Мерина, а сплошные бездельники. За что он им зарплату платит? Иди, мол, уже, Чуров, вон! Можешь назад не возвращаться!
На этой добром и позитивном пожелании майор и выскочил из кабинета начальника. Пока тот не передумал и не заставил его отсиживать на работе — как лейтенанта Тимошенко.
И чего так орал? А ничего, что их отделение считается лучшим в городе, имея грамоты и поощрения от начальства? А Чурову недавно чин повысили за удачно проведённую операцию?
Ну, пусть! Главное — отпустил.
А весь этот начальничий гнев майору Чурову пришлось преодолеть потому, что утром у него состоялся разговор с Аронией — на балконе и шёпотом. Он был теперь в курсе всех мистических событий, происшедших с ней вчера. Сразу бы так.
А потом Владислав отвёз Полину Степановну с внучкой к ним домой. Сказав родителям, что — по последним данным, этим беглянкам больше ничего не угрожает. Потому и на работу опоздал. Но это всё мелочи!
Если б так, что ничего Аронии не угрожает! Сам Владислав был иного мнения.
Мало ли, что древнее сокровище, — которое он пока не видел, только слышал о нём — опять в землю ушло? Ведь фигуранты дела о кладе — Ратобор и Смугляк, уверенны, что хоть Арония на свою долю в нём и не претендует, зато ей-то хранитель наворованного общака Калина запросто отдаст этот треклятый сундук. Вернее — только ей и отдаст. Поскольку имеет сердечную привязанность к Арине — её матери, а значит и к её дочери. И, надо ждать того, что кто-то из этих фигурантов снова за Аронией придёт. Чтобы попытаться этот общак из-под земли вынуть. Или же оба вместе заявятся. Шкурные интересы они многие враждующие кланы и группировки объединяют. Не говоря уж об уголовных авторитетах.
Какие меры предосторожности он, майор Чуров, может предпринять, чтобы защитить владелицу символического «ключика» от обща… сундука — от покушений?
Сложный вопрос…
Его противники сильны.
У мавра Смугляка в этой игре имеется козырь — чёрный смарагд, способный побить любую карту. А маг Ратобор — судя по тому, как легко он взял под контроль Смугляка вместе с его козырем, даже покруче него. Тот ещё шуллер-колдунище. И способен на всякие каверзы. А такая хитрая игра, как у Ратобора, ещё опаснее, чем действия наглого, но прямого и бескомпромиссного мавра Смугляка. Но если они вдруг объединятся, чтобы завладеть кладом, то — полный капец!
Что может сделать Арония — новичок в этих играх, против этих двух авторитетов? Они с ней церемонятся, пока она им нужна — как козырь. Против Калины. А используют — выкинут из игры. Может — окончательно.
Он им этого не позволит!
Кстати, есть ещё один вопрос, который Чурова интересовал: как удалось Ратобору подчинить себе мавра. Ведь, у того был чёрный смарагд — особый инструмент манипулирования окружающими. Выходит, Ратобор был сильнее в магии, чем африканский колдуна, создавший мощнейший инструмент колдовства — чёрный смарагд? Или же Ратобор — завзятый и опытный клептоман — незаметно слямзил этот смарагд? Чуров знавал таких ширмачей и щипачей, которые способны снять с любого баклана, лоха, фраера — что угодно, не то, что камушек, но и саму шапку с ним вместе. И не вызвать при этом никаких ощущений и подозрений.
Короче, майору требовалось допросить свидетеля Михалапа.
Что-то он не договаривал. Ведь после того, как домовой выскочил на поляне из косметички, выбравшись из-под заколдованного Чипой кокоса, он ведь не стал сбивать со Смугляка чалму — как намеревался ранее. Почему?
Вариантов было три:
— чёрного смарагда на чалме мавра уже не было, потому что его украл Ратобор;
— домовой был уверен, что маг Ратобор, взяв под контроль мавра, намерен и так отдать Аронии половину клада — хотя в это и трудно поверить;
— домовой просто побоялся вступать в единоборство с мавром — попробуй ещё такого мороком свалить, а насчёт смарагда Аронии случайно проговорился.
Но, ничего, майор с домовым разберётся — не таких раскалывал. Хотя он ещё тот персонаж — держи с таким ухо востро!
Короче, уж лучше он, майор Чуров — опытный боец и сыскарь с его хоть примитивными, но надёжными методами, будет и далее рядом с Аронией. Пропадать, так вместе. Иного он и не мыслил.
А его родители тут совсем не при чём — пусть себе дальше живут.
Чуров проявил себя наивным дураком, решив, что у него дома Арония и её бабуля — полный баклан, если честно, в этих играх — будут в полной безопасности. Ведь у него есть пистолет, да и ребята примчатся на выручку по первому зову. А это ерунда, выходит, против магов и их смарагдов.
Ведь там, на поляне, если б Калина не спрятал древнее сокровище, то неизвестно, что было б с их отрядом? Учитывая опыт фигурантов в баталиях за подобное имущество…
Но у майора есть один смягчающий мотив: он вчера ещё не знал всех обстоятельств дела о кладе.
И всё же — где была его интуиция, обретённая в боях и стычках, когда он вёз потерпевших к себе домой? Наверное, там же, где и разум, затуманенный неожиданной любовью к ведь… ведающей.
Что будет дальше? Чуров был сильно встревожен тем, что Аронии угрожает реальная опасность! Такие, как маг с мавром, отовсюду достанут ту, что имеет ключик к интересующему их объекту — кладу баснословной цены. И не остановятся ни перед чем.
Они могли явиться к ней с предъявой в любое время. А для его родителей, имевших академические взгляды на жизнь, было бы тяжёлым потрясением видеть, как кто-то пройдёт к ним в дом без приглашения — прямо сквозь стены. И с ходу приступит к их гостье с требованием дать доступ к «римскому» кладу. И уговорить некого самоубийцу отдать его. Это обрушит их устоявшееся мировоззрение, что в таком возрасте весьма опасно. Поэтому он их в эти дела вмешивать больше не будет.
Он, их сын — майор Чуров, сам справится. Он привык общаться со всякими отморозками. И невеста у него — ведь… ведающая. Он любые мистические явления как-нибудь переживёт — куда деваться? Видел же, как Арония Викторовна Санина, подследственная по делу о терроризме, вдруг невидимкой стала. И после этого даже ещё румянее и влюбчивее стал.
Спецназ и десантуру ничем не испугать!
Хотя — опять же, когда нечисть пойдёт приступом на его невесту, ему будет необходимо быть начеку — отключать сердце и включать мозги. Учитывая ошибки прошлого.
В общем, майор Чуров — хоть и сбоем, взял на работе отгулы, разъярив Мерина — ну, это не впервые. И пока отпросился на два дня, а там будет видно. Как карты судьбы лягут.
Может и не нужны они уже ему будут — бессрочно отбудет.
Всё, что связано с мистикой — непредсказуемо. Он это уже понимал…
Майор Чуров, высадив пассажирок у их дома, газанув, умчался вдаль на своей алой Ауди. Как потом оказалось — отпрашиваться с работы.
Арония с тревогой посмотрела ему вслед — она ведь только перед Владиславом геройствовала, а сама прекрасно понимала, что история с кладом ещё не закончилась. Не хотела его тревожить. Но, похоже, он и сам это знал — чуйка, да и опыт имеются. И теперь она тревожилась, чтобы он дров не наломал. Она сама с этим кладом разберётся — главное, что бабулю выручила.
К слову, Арония запретила своему соколу подсматривать за Чуровым, а себе — слушать его мысли. После того, как она узнала, что Ратобор следил за ней, девушка не хотела уподобляться ему. Да и подло подсматривать за любимым человеком, которому ты доверяешь. И неразумно — исчезнет загадка, что ли. Надолго ли хватит такой любви? Это как к картине, что у тебя всё время перед глазами маячит, в которой каждый штрих уже знаком. То ли нравится она, то ли в кладовку её засунуть — надоела.
А Полина Степановна тем временем войдя в дом, удивлённо остановилась, с недоумением осматриваясь. И спросила вошедшую вслед внучку:
— Аронеюшка! Мы действительно только вчера вечером уехали? Кругом такой беспорядок, будто мы сбежали отсюда. И словно здесь целую неделю не убирались! Разве эта поездка была такой срочной? Зачем всё так оставлять? — указала она на разбросанную в прихожке обувь. — А посуду я почему не вымыла? — сказала она, заглянув в кухню. — Или, хотя бы, в раковину не убрала? В жизни так не делала! — И всплеснула руками. — Даже кофейная гуща в чашках засохла! Всего лишь ночь прошла? И вообще — кто пьёт по вечерам кофе?
— Мы! — заверила её Арония. — Вы что, не помните, бабуля? Кофе пил Владислав, ну и мы с ним — за компанию, — сделала она в сторону бабули очередной гипнотический посыл. Вот ведь какая она умная! Ей бы следователем в полиции работать! — Владислав целые сутки был на опасном задании, всю ночь не спал. Вот и попросил кофе. А потом он пригласил нас к себе в гости. Вспомнила?
— Ой, и правда! Что это у меня с головой? — растерялась Полина Степановна. — Всё в ней перепуталось! То царский клад и чёрный арап видится, то поляна с одуванчиками! Какой мне реальный сон приснился! — воскликнула она. — Я прекрасно помню, как мы вчера кофе здесь пили! С Владиславом! И как в гости к нему поехали! У меня отличная память, Арония! — заверила она. — Я все свои роли помню, которые в молодости играла! Только вот почему осадок в кофе засох? — недоумевающе покрутила она чашку.
— Всё просто, бабуль! Вкусный он был, вот и выпили всё до капли! — отобрала девушка чашку. — А потом мы ещё у Владислава спиртное пили, — совсем уж пошла ва-банк Арония, делая новые магические посылы в сторону бабули — на что только не пойдёшь ради душевного спокойствия любимой бабушки! — И вы, бабуль, немного лишнего выпили. Коньяк сначала — это Богдан Тихомирович вас на рюмочку подговорил, а потом — на фужер шампанского, Ираида Вениаминовна. И вам стало нехорошо.
— Да-а? Рюмочку? И фужер? Так я ж совсем не пью! — растерялась Полина Степановна.
— Вот и не пейте больше, — кивнула Арония. — Наверное, просто вам родители Владислава понравились — не смогли им отказать.
— Ой, как нехорошо получилось! — растерялась та. — Родители у него, конечно, замечательные люди! Но я какова? Что они обо мне подумают? До чего докатилась! Коньяк с шампанским мешать!
— Ничего, бабуль. Это потом вам стало нехорошо, а за столом всё было по этикету, — успокоила её совсем завравшаяся Арония. — Рассказывали о своей театральной деятельности. Все восхищались.
Хотя, если честно, родители Владислава угостили их лишь чаем с конфетами — полночь уж была. Да и видок у них был — не до разговоров тут. Но зачем же бабуле стресс усугублять? Ей легче поверить, что она выпила лишнего, чем в свои похождения — с похищением, кладом и нечистью, которую она невероятно боится.
— Правда? — с облегчением вздохнула Полина Степановна. — Но больше такого не повторится, — заверила она. И спросила: — А почему я без шубы поехала? Холодно же. И почему ехала в милицейской куртке? — вновь нахлынули на неё воспоминания.
— Так в машине тепло! — выкручивалась, как могла, Арония.
— Да-а, — растерянно протянула Полина Степановна. — Вот, честно, ничего не помню. Но Ираида Вениаминовна и Богдан Тихомирович очень милые люди! — ухватилась она за реальные воспоминания. — Профессора! Я ничего не путаю? — с надеждой спросила она.
— Да, бабуля. Мать Владислава преподаёт в юридическом институте русский язык, а отец — уголовное право.
— Почему Владислав стал полицейским? Он не похож на них. Приёмный, что ли? Ой, извини, вырвалось, — спохватилась она. — Хороший он мальчик, но немного грубоватый. Нет того лоска, что у его родителей.
— Бабуль, вам, точно, надо было в следствии работать! — усмехнулась девушка. — Он просто вырос у деда, потомственного военного, и жил сним в военном городке, пока родители то учились, то диссертации защищали. А потом Воалислав в армию ушёл, служил в десанте. Я ж тебе уже это говорила — там у них боевое братство сложилось. Все стали в полиции работать, кроме тех, кто в МЧС пошёл. В общем, Родину они защищают, людей спасают, — почему-то с гордостью пояснила Арония. — Он, как дед — военная косточка!
Потом она рассказала бабуле пару интересных эпизодов из биографии Владислава — благо, знала её уже неплохо. Надо же бабулю отвлечь от ночных воспоминаний.
А Полина Степановна, слушая её, надела фартук, убрала со стола посуду и навела везде порядок — у неё это получалось быстро и легко. Арония, конечно, пыталась ей помогать, но больше путалась у неё под ногами и болтала.
Такое хорошее у них вышло утро!
— Да, отличный парень Владислав! — снимая фартук, впервые похвалила его Полина Степановна. — Такой молодой, а уже майор!
Может, гипноз Ратобора на неё уже не действует? Или у Арония более качественные пассы?
— Да, бабуль! Чуров — герой! — радостно подхватила девушка. — Он же руководил операцией по обезвреживанию бомбы в маршрутке! И с полковником Щегловым банду террористов взял!
— Видно, и привада, гены деда унаследовал, — кивнула Полина Степановна. — Ой! — вдруг воскликнула она. — Бальная студия сегодня в школе выступает! Я побежала! Может, успею!
И, накинув пальто и шапочку и прихватив в пакете платье и туфли, действительно убежала.
Арония осталась одна. Она осмотрелась: в доме порядок, посуда — по полкам, цветы на окнах политы и благоухают. Не бабуля, а домашняя фея!
И тут в калитку кто-то позвонил, явно — порядочный человек. Всякие маги и оборотни просто так входят — без звонков. И Арония поспешила к ней — открывать.
За ней стоял майор Чуров.
— А, это ты, Владислав! — удивилась она. — Почему не на работе? Опять дело по ювелирке на лейтенанта Тимошенко бросил?
— Бросил. Ему положено по должности, пусть учится работать. А у меня — отгулы.
— Смотри, обойдёт он тебя тихой сапой, — усмехнулась Арония. — Станет твоим начальником.
Не удержалась — линии вероятности иногда такие зигзаги делают. И, кажется, это именно тот случай.
— Да и пусть себе! — отмахнулся тот, упрямо глянув на неё бездонными синими глазами. — А я буду тебя от всякой нечисти охранять! Есть сомнения, что она от тебя с этим кладом так просто не отстанет.
— Ну, что же с тобой делать — охраняй! — поневоле с читала она его мысли о том, что майор и погибать с ней вместе собрался. Не рано ли? — Проходи, кофе будем пить. И разговоры разговаривать.
Кстати, к кофе нашлись и сливки, которые Арония вчера купила — в супермаркете, куда её нечаянно спровадила бабуля. Жаль, что все булочки перед Мальдивами домовой съел. Зато в холодильнике есть стратегический запас сырников. Можно их подогреть.
И вот уже Владислав за столом на кухне, сняв куртку, попивает кофе с сырниками и рассказывает Аронии скандальную историю вымогательства у Мерина двух дней отгулов. В то время как дело о ювелирке покрывается пылью в шкафу.
— У меня теперь другие заботы. Я мечтаю довести до логического конца дело о похищении древнего сокровища, — усмехнулся он. — Хотя даже не знаю — был ли сундук с ними? И куда он делся? Надеюсь, я не зря с работы сорвался? — пошутил он. — Мерин ведь меня и разжаловать может.
— А ить зря ты не веришь — сундук ить и взаправду был! — раздался в кухне чей-то голос. — Анпираторский!
Владислав озадаченно покрутил головой, ища его источник.
— Михалап! — сердито прикрикнула Арония. — Давай уже — показывайся! Что ты, как радио, вещаешь!
— Не радива я! Просто с голоса вещать начал — шоб не сразу спужать тваво кавалера! — отозвался тот и проявился у стола.
Только частями. Сначала в воздухе возникла его лохматая голова, потом он повис там до пояса там, а после уж и весь возник, встав ногами на пол. Был онвсё в том же сюртучке с расшитыми обшлагами и в юфтевых сапогах с отворотами. Ростом невелик, рыжая борода торчком, мурмолка набекрень, глаза жёлтым полыхают, будто у мартовского кота. А на плече висит заплатанный мешок.
— Чудеса-а, — протянул Владислав, озирая это явление. — Это, и правда, домовой? — спросил он у Аронии. — Какой-то он… несовременный.
— Ась? Несвоевремённый? — прищурился Михалап. — Так ить живу на свете уж тыщу лет, где ж за вами поспеть? Людёв уж нет, а вещи есть. Вот и донашиваю то, что от старых хозяевов осталося.
— Какие-то махонькие хозяева у вас, Михалап. Были, — усмехнулся майор.
— Какие есть! — обдёрнул на себе кафтанчик домовой.
— Эта одё… одежда — от сынишки генеральского. А домовой и большим может быть — хоть с полдома. Это он ради кафтана роста себе убавляет, — тихо пояснила Арония. И громко объявила: — Знакомься — это Михалап, уважаемый древний домовой. И главный свидетель всех событий. Я его в косметичке с собой брала на Мальдивы — напросился помогать.
Михалап, у тебя дело есть ко мне? — спросила она.
— Так ить я всё и так слухал, решил объявиться. А напросился, посколь дело было сурьёзное — клад искать да делить, — важно пояснил домовой. — Там бусурманы разные куролесили, ста… Полинку скрали, Аронеюшку обидеть могли. А я в таких опасных делах своей хозяйке завсегда помощник.
— Ну и как, помог ей чем? — скептически спросил майор, быстро придя в себя — служба научила ничему не удивляться.
— А то! Если б не кокосья с Чипой… — пробормотал он. И бодро продолжил: — Но у меня ить ишо помощники были: Старинушка — Глава нашего домовитого рода и Иха — местный лесовик. Не дали сироту Аронию обидеть! Свидетелями пошли!
Если честно — неизвестно кто был помощник. Скорее — Старинушка и Иха в этом деле главнее были. Всё по полочкам разложили.
— А, так вот о ком Полина Степановна вчера говорила, — понял Владислав. — Мол — где же Михалап, Старинушка, где Иха? И ещё этот, как его — Смугляк. Мутный он какой-то тип. Криминальный. То пенсионерку ворует, то клад ваш забрал.
— Ага. Гриминальный! — кивнул домовой. — Оченно!
— Как же? Забрал он! Кто жму отдаст клад, етому наглому арапу! — вдруг раздался ещё чей-то голос.
Так что не успел майор Чуров домовому Михалапу допрос о чёрном смарагде устроить — события сменялись слишком быстро. Поскольку тут же перед ними появился рослый мужчина, имеющий слегка нечёткие контуры. По виду — из старинных людей и весьма знатных. Одет соответствующе — в блестящую парчу.
— Калина? И ты тут? — удивилась Арония.
— Так, а где ж мне быть? Надо ж дале с кладом решить! — басом отозвался тот. — Мне он не нужон.
— Перед тобой собственной персоной Хранитель клада, Калина, — вздохнув, пояснила Арония опешившему майору. — Полторы сотни лет он сундук с царскими раритетами бережёт! Да что мне тут решать? — обратилась она к Калине. — Не нужен мне этот клад! Ты ведь сам не велел золото оттуда брать. Шёл бы ты, Калина, своей дорогой. Твоя ли то забота, что с кладом будет? Пусть его, например, Смугляк себе берёт! Он имеет доступ к подобным криминальным вещам — не помрёт, небось.
Калина нахмурился. И его изображение даже пошло рябью.
— Не отдам я клад этому оглоеду! Он тебя тиранил, старуху скрал! — заявил он. — И бросить клад не могу! Скоко лет над ним сидел! Арину всё ждал, — вздохнул он. — Теперь ты — её дочь, должна решить, што с им деять?
— От именно! — поддержал его Михалап. — Дело-то наследное!
— Вот пристали! — растерялась Арония. — Я надеялась, что теперь-то, когда его украли, свободна от этого клада! И не чаяла, что вновь тебя увижу, Калина.
— Так, а чего ж? Вот он я! — смутился Калина. — Не мог я клад бросить и уйти. Должон же я был глянуть, куды тебя эти служилые поволокли? Если чо, так я… Хоть пуганул бы их, што ль. Да понял вскорости, что вы — знакомцы. И возвернулся назад — клад беречь.
— Нас, служилых, не испугаешь! — расправил плечи Владислав. — Мы ребята бывалые.
— Так, я ж и не пугал ишо, — усмехнулся Калина.
Да так усмехнулся, что мороз пошёл по коже. Видно, и он мог морок напустить — научился у всякой нечисти за столько годков-то.
— Ну, зачем мне этот клад? Боюсь я его, Калина! — призналась Арония. — Крови на нём много! Может, пусть его тогда Ратобор забирает, коли Смугляк не устраивает? Он знает, что с таким добром делать. Экспертов созовёт, оценит, задорого продаст.
— Ещё чего? — отмахнулся Калина. — Обойдётся! Больно хитёр князь Иглович! На Арине наживался, теперь на тебе!
— Что-то у тебя все не такие — один жаден, другой хитёр. А кто ж хорош? — усмехнулся Владислав. — Арония, вот, отказывается. Себе, что ль его заберёшь, Калина? И дальше будешь чахнуть над ним?
— Пошто такое говоришь? На что он мне? На том свете клады не нужны! — сурово ответил Калина. — Там, бают, токмо добрые дела в цене, — вздохнул он. — А у меня их вовсе нет!
— Совсем? Так не бывает! — возразил майор.
— Он же призрак, — тихо пояснила ему Арония. — Призрак самоубийцы. И людей он убивал, когда царя защищал.
Майор, прищурившись, осмотрел Калину. Только что вслух не сказал — мол, за давностью лет ты ни в чём не виновен…
— Не себе я клад брался охранять! Для Арины его сберёг! А теперь тебе, Аронеюшка, решать — куды его? — упрямо заявил Калина. — Ты одна посередь энтих аспидов с чистой душой. И, могёт быть, ты кладу этому доброе употребление сыщешь. А нет — так я вдругорядь его закопаю, — заявил он. — И Хранителей сурьёзных на него сыщу — знаю таковых. Пущай он дальше в земле лежит — меньше лиха из-за него здеся будет.
— Так ить и старуха Полинка — простая душа, — вмешался Михалап. — Ей ещо можно клад отдать!
Уж какие расчёты домовой делал на Полину Степановну — неведомо. Может, приворовывал бы у неё золото потихоньку? Домовые этим частенько балуются.
— Вот то-то и есть, что простая душа, — отмахнулся Калина. — Што она с им делать-то будет? Танцовать в хороводах с изумрудьями да яхонтами? Так ей за них сразу душонку-то и вытрясут. Да и…Тут сурьёзные дела решаются, а она всё — сон да сон. Невместно как-то, — пожал он плечами. — Ей клады вовсе без надобностев! И так весела! Да и с кладом-то — какое веселье? И потом — она ж не наследница. Тут одна токо Аронеюшка в правах. А я закон знаю и сполняю его! — стоял он на своём.
— А Ратобора что ж ты отсеял? — невольно перенимая его манеру, спросила Аронея. — Он же этот клад вместе с Ариной добыл и закапал.
— За него ты и решай, — нахмурился Калина. — Не люб он мне! Разбойник, одним словом!
— Ага, ага! Ишо и женитьбу Аронеюшке предлагал! — наябедничал Михалап. — Штоб весь клад себе захапать!
— Сватался к тебе? — нахмурился Владислав. — Опять?
— Венчаться, что ль, хотел? — эхом спросил Калина. — Так его в церкву грехи не пустят!
Арония потупилась. Она и всерьёз-то это сватовство не принимала. До того ли ей было, когда у неё бабуля пропала? А потом с этим кладом морока.
— А то нет? Сватался! Кольцо ей предлагал — с брульянтами! Цветами её допрежь задаривал! — продолжал ябедничать домовой. — А он ить с Явдохой-Полуночницей дела завёл какие-то! А эта Явдоха Аронеюшку вовсе убить хотела! Явдоха и медведя на неё натравила! Ладно што она его, ето — невидимо с борола! Какой же ей ентот Ратобор жених? Вражина он! Гнать его поганой метлой, а не клад ему давать!
— А я б его ещё — оглоблей! — поддержал его Калина.
— Правильно! — поддержал их и Владислав, сурово поглядывая на девушку.
Чем-то ей эта сцена напомнила ту ссору на поляне. Только там все клад делили меж собой, а тут — ей навязывают.
— Евдокию и Силантия ко мне Смугляк прислал! — возразила Арония. — Ратобор тут не причём! И не жених он мне!
— А скрал-то оборотней у Фаины — Ратобор! — напирал Михалап. — Сидели б они у ней дале, то и горя б не бывало!
— Хитрован етот Ратобор! — вторил ему Калина. — Нашёлся жених!
— Так! Кончайте базар! — вдруг хлопнул ладошкой по столу майор Чуров. — Я считаю, что этот клад — достояние государства! Судя по всему, там очень старинные вещи, они исторически бесценны! И найден клад на территории, которая не находится в частном владении! Лес — это государственная собственность! Клад принадлежит государству!
— Они и на деньги — бесценные! — тихо возразил Михалап. — А ежели так, то дале будут ишо ценней. В сундучок бы их!
— А где было твоё государство, когда этот клад у наследницы отымали? — возразил Калина.
— Я — государство! — заявил Владислав. — Я — полиция! И мы с ребятами Аронию из беды выручили!
— Это так, — согласилась девушка. — Выручили. Они ж злодеи — и Смугляк, и Ратобор! А клад всегда жатву смертей и крови собирает.
— Право слово! — согласился Калина. — Уж лучше пущай государству достанется! Чем им.
— Батюшки мои! Так ето што? Ты, Ладислав, заберёшь ентот клад себе, что ль? Коль — в лесу? — ужаснулся домовой, светя на майора глазами-фонариками. — Кон-фик-скуешь? Как енти, большаки — царски ценности?
— И кто увидит те ценности у государства? — спохватился Калина. — Не согласен я! Не дам клад забрать! Фигу ему, государству! Клад-то — тю-тю! Поди, возьми его, коли сможешь! — заявил он, сурово глядя на Владислава. — Вот ищо один делильщик объявился! Скоко вас ишо будет? А я ить думал, что ты друг Аронеюшкин, Ладислав. А тебе тожеть клад нужон!
— Я — её друг, — согласился майор. — Конечно — друг! Но она же сама от клада отказалась! А оставлять его вашим злодеям резона нет. Разве не так? По-моему, пусть уж эти ценности в научных музеях лежат да в Гохране хранятся. Пусть золотой запас для государства создают! Чем в земле новых разбойников ждать.
Михалап, слушая его, только сердито брови хмурил, а Калина задумался. И, наконец, заявил:
— Вот пущай Арония и решит — куда мне ентот клад девать да чему он дале служить будет. Скажет — так закопаю! А нет — государевому храну отдам!
— Аронеюшка, не будь глуповатой! — прошептал домовой девушке на ухо. — Возьми себе оттуда хоть чуток! И бери лучше царскими золотыми — они кучней ложатся!
— Да — ну, вас всех! Насели! — отмахнулась та.
И тут вдруг в комнате появился ещё кто-то. Прямо из воздуха выткалось что-то белое…
— Привет честной компании! — заявил некий мужчина. — Делите мой клад?
И Арония рассмотрела в нём Ратобора.
Одет былв белый костюм — совсем не испачканный в лесу, в светлые туфли и с пышной шевелюрой до плеч. Весь из себя импозантный и немного неуместный в этой затрапезной кухне. В которой собралась странная компания: домовой с оклунком на плече, туманный призрак, застрявший в стене, майор милиции в расстёгнутом мундире, и с ними рядом растерянная от наплыва непрошенных гостей девушка. А посреди стола горой высились остывшие кулинаровские сырники. Слегка подгоревшие.
— О! — сказал Владислав. — Этот что, тоже в косметичке сидел?
Хотя он, конечно, уже догадывался, кто это. Не мавр же, судя по всему…
Ратобор осмотревшись, хмыкнул.
— Где я был, тебе, майор, знать не положено! — сказал он. И ехидно спросил у «честной компании»: — Вы меня не потеряли?
— Не больно-то и скучали, — буркнул Калина. — Чего ты прицепился? Нет уже твоего схрона, есть только мой! А его — кому хочу, тому и отдам! Договор наш кончился!
Михалап, наверное, от досады и для моральной поддержки, схватил со стола сырник и, яростно жуя его, гугниво наехал на мага:
— Тут моя телиторья — чего без спрося ходишь?
— Не к тебе я пришёл. К хозяйке! — отмахнулся тот, игнорируя реплику Калины.
— А я тебя не приглашала! — возмутилась Арония. — Если клад ищешь, Ратобор, так его тут нет!
— А чего его искать? Калина его к рукам прибрал, хотя не имеет на то права! — пожал плечами маг. — Это наш с Ариной схрон! С каких это пор мертвые кладами владеют? И распоряжаются чужим добром?
— С такой поры, как приставлен к ему! А чо? Надоть было клад служилым отдать? — повысил голос Калина. Да так, что стёкла в окнах задребезжали. — Они-то тута с какого боку?
— С того боку, который по закону! — подключился к спору ещё и Чуров. — Поскольку клад обнаружен в лесу, то есть — на территории, принадлежащей государству, значит, он государству и принадлежит! И я — как «служилый», — представляющий здесь интересы государства, обязан изъять этот клад и передать его державе!
Опять своё? Арония ведь считала, что майор пришёл сюда, чтобы ей помочь, а не представлять тут державу и закон!
Кстати, идея — об экспроприации клада в пользу государства, у Чурова возникла стихийно. А что? Отличный выход! Аронии этот клад не нужен. Не Смугляку же его отдавать! И, тем более — не Ратобору, который добыл его незаконным путём.
Все, обозлившись, сгрудились вокруг стола. За которым восседал представитель государства над чашкой кофе.
Калина считал, что клад может принадлежать только Аронии, дочери Арины, и хотел передать его ей.
Михалап хотел непонятно чего — золото ему всегда напрочь крышу сносило.
Ратобор — ясное дело, мечтал заграбастать всё царское добро немереной цены себе.
Не хватало здесь только мавра, с его непомерной наглостью и жадностью. Может и он скоро примчитсся сюда в своей нелепой чалме? Или Ратобор каким-то образом его устранил? Каким — не хочется и думать. Уж больно вальяжен и самоуверен.
И тут Арония заметила, что у мага на шее авязан белый в чёрную крапинку мужской платок, сколотый чем-то очень похожим на чёрный смарагд мавра…
— Вот как? Государству, значит, мой клад принадлежит? — хмыкнул Ратобор. — Насчёт этого у меня особое мнение!
— Это сколько угодно, господин Ратобор! — ехидно отозвался майор, хлебнув ещё кофеёчка. — Законы это позволяют — иметь особое мнение. А соблюдать законность и оберегать тех, кто подвергается отъёму государственного имущества — это мой прямой служебный долг. Имею честь представиться — майор полиции Чуров Владислав Богданович, — приложив руку к воображаемой фуражке, сказал он. — Участвовал в ночном рейде на вашу криминальную поляну. И в разгоне всякой шушеры, покушающейся на государственное имущество и похищающей людей.
— Впервые с таким ретивым служакой сталкиваюсь, — хмыкнул Ратобор. — Даже на дом приходит исполнять свой служебный долг — на чашку кофею.
— Меня сюда пригласили, — отозвался с превосходством майор. — В отличие от некоторых.
Некоторыми себя, наверное, посчитал и Калина. От чего малость пошёл рябью.
— А с чего вы взяли, што клад у меня? — вдруг заявил он.
— Так ты ж сам про то сказывал! — удивился домовой. — Давеча!
— А я пошутил! — не моргнув глазом, сказал тот. — Нет у меня никакого клада! Может, его Смугляк уволок к себе в Африку? Аль ты, Михалап, в своём мешке унёс! — усмехнулся он. — Он же безразмерный! Хучь пять сундуков вместит!
Видать, сильно майор его зацепил — на всех обозлился. Вспыльчивый этот Калина.
— А чего это сразу — Михалап унёс? — обиделся домовой. — В ём токмо мои струменты и есть, — заявил он и грохнул оклунком об пол.
Тот развязался и оттуда высунулась наружу потемневшая ручка пилы, старинный узорчатый молоток и ещё какие-то ржавые железяки. Как он ими работает?
— Вот, видали? Там боле нету ничего! — обиженно сказал домовой. — Токмо вот ето дедово наследие. И оно похлеще всякого клада будет! Древнючее — спасу нет! — гордо заявил он.
— Михалапушка, да не громыхай ты тут! — улыбнулась Арония. — Никто тебя и не подозревает.
— Ага! Это я так, к слову сказал, — угрюмо кивнул Калина. — У Смугляка этот клад ищите!
— Словеи-то себе выбирай! — буркнул домовой обиженно и, отпихнув ногой оклунок, схватил со стола ещё один подгоревший сбоку сырник — для успокоения нервов.
— А почему ты считаешь, что Калина взял клад, Ратобор? — обернулась к нему Арония.
Спросила в пику Чурову, вступив с магом в какие-то глупые обсуждения. Пусть майор не зазнаётся! Пришёл сюда законность соблюдать, видите ли! Как и тогда, посадив её в обезьянник!
— Что не Смугляк взял, я лично проверил! — охотно ответил маг. — Когда клад исчез с поляны, а вместе с ним и мавр, я именно его и заподозрил в краже. И увязался за ним в Африку. Там побывал и в его дворце, и с его немалой семейкой познакомился! — усмехнулся он. — Клад он не брал — убедился точно! И насчёт домового я не сомневаюсь — он хоть и хитрая бестия, но на такое не решится, — насмешливо покосился он на недовольного Михалапа. — Так что остаётся только Калина! Я и место знаю, где он теперь клад спрятал. Да взять его не могу. Опять всё та же песня — он закрыт на Арину. Она для него всё ещё жива, — вздохнул маг. — Вот я сюда вслед за Калиной и пришёл, — пояснил Ратобор. И вдруг слабым голосом проговорил: — Арония, ты позволишь мне присесть? Устал я — до самой Африки бегал, не ближний свет. Я не говорю тебе — позволь мне сесть, а пока лишь присесть, — усмехнулся он, подмигнув ей и ехидно взглянув на Чурова.
Майор насупился. А Арония про себя хмыкнула — как же, устал он. Выглядит так, будто только что из парикмахерской вышел. Да ещё этот кокетливый платок со смарагдом…
Однако, в в пику зазнавшемуся майору, пришедшему сюда защищать государственные интересы, хотел позволить рассесться тут Ратобору. Пусть позлиться! Но только открыла рот, как маг, не дожидаясь этого позволения, вальяжно уселся за стол напротив майора.
— И вы тоже садитесь, — предложила Арония Михалапу и Калине. — А я сейчас варенья принесу. Что предпочитаете — кофе, чай? — спросила она радушно непрошенных гостей.
— Мне кофе, пожалуйста, дорогая! — сказал Ратобор. — Со сливками, пожалуйста, — покосился он на чашку Владислава.
— Чаю давай, — заявил домовой, садясь прямо на пол рядом со столом. — Ну его, кофей — горечь в ём одна горелая! — И добавил, в ответ на удивлённые взгляды присутствующих: — Не люблю я енти стулья! Куды там ноги-то девать?
И так уютно поджал под себя ноги в юфтевых сапогах, что все только хмыкнули. Мол, может, в этом и есть резон?
Лишь Калина — молча поклонившись Аронии, так и остался стоять у стены — наполовину находясь в ней. И ничего себе не потребовал. Призракам, наверное, напитки противопоказанны. Да ещё и горячие. И так ведь душа неуспокоенная горит и слезами обливается.
Арония, кивнув, вышла из комнаты, видно — в кладовку подалась, за вареньем.
И тут-то с Ратобором произошла трансформация — с него напрочь слетела вся его вальяжность.
— Что-то ваш рейд немного затянулся, гражданин майор! — проговорил он, нехорошо сверкнув на него зелёными глазами. — Не пора ли сваливать отсюда? На работу, например.
— Охота на клад взглянуть сначала, — лениво хмыкнул тот.
— Не стоит беспокоиться. Государству, чьим представителем ты являешься, клад не принадлежит! Некоторые вещи, входящие в него, созданы ещё при фараонах! Где было тогда твоё государства с его претензиями? Ещё и в проектах не существовало! Да и Калина клад тебе не отдаст, учти! С какой стати?
— Притчём фараоны? А земля эта, где его зарыли, всегда была рус… — попытался вклиниться майор.
— Да что ты об этом знаешь? — полоснул его гневным взглядом маг. — Ту землю, что под кладом, я ещё при царе выкупил. Она моя! Поместье я хотел там строить, да тут власть сменилась! Вместо благородных царей и дворян сели на трон подлые стервятники и мечтательные дураки! Нынче правтот, у кого за спиной стервятник есть. А всех дураков они извели! Они и пишут законы!
Майор никак не предполагал, что тут начнут шатать устои общества — не его это конёк, политика. И не так долго он живёт — как этот, чтобы про царей и фараонов рассуждать. Но попытался спорить.
— Есть закон…
Сказал и замолчал. Какой закон? Ведь общественное устройство меняется, а законы — вслед за ними. К какой эре клад отнести…
— А ты за меня тут не подписывайся, Ратобор! — вмешался в разговор Калина. — Отдам я клад государству, аль нет — не тебе знать! Я ишо и сам ничего не решил! — угрюмо изрёк он от стены. — Пущай Аринина дочь сказывает, как с им быть! Не ты!
— И я також щитаю… — заявил Михалап с полу.
Но тут вернулась Арония и все притихли, так и не узнав мнение домового на этот счёт. А он тоже ведь долгожитель — при царях жил.
— Да ты за стол садись, всё ж, Михалап, — сказала она, ставя перед гостями банку с вареньем, как оказалось — малиновым.
И стопку стеклянных розеток. А как же, самого настоящего князя в доме принимает. Он ведь для неё Шабли 1899 года не пожалел.
— Та не, я на полу — так звычней, — отмахнулся домовой, тут же норовя черпнуть большой ложкой из банки малинового варенья и съесть на ходу.
Видно, эта ягода у всяких странных существ из потустороннего мира особо чтилась. Арина придвинула ему на край стола розетку и наложила в неё доверху варенья. Котьорая тут же исчезла и оказалась на полу, рядом с чашкой чая.
— Так что же там было — со Смугляком-то? — светски обратилась Арония к Ратобору. — Почему он у тебя вне подозрений? И что у него за дворец?
На Чурова она специально не смотрела. Маг — хоть и разбойник, а норовит ей сбыть полклада немереной цены, а тот решил его забрать и государству отдать, даже не спросив её. Для него закон всегда был превыше всего.
— Представляешь, дорогая, в Африке у Смугляка действительно имеется огромный дворец! — также светски улыбаясь, стал рассказывать Ратобор. Будто не он только что кричал на майора — такой душка сразу стал. — Смугляк хоть и врал, что Полина Степановна съела у него вагон еды, но эта еда у него действительно уходит чуть не вагонами. Народу в его дворце — прорва! Жён — не менее двух десятков. Детей и внуков — не пересчитать! — рассказывал он, попивая кофе светски оттопырив мизинец — хотя его чашка была приличных размеров. — И все бегают по этажам, готовят тонны еды, потом едят её, потом отдыхают — до вечера, пока жара спадёт. Сорят, убирают, ругаются, мирятся. Детей нянчат да целуют, а потом их бьют и журят. Кто там слуги, кто хозяева — не поймёшь. Жёны наряжаются, поют и постоянно бранятся — из-за Смугляка, — весело рассказывал он, прихлёбывая кофе. — Не думал я, что семья этотак забавно! Мне даже понравилось! — зачем-то подмигнул он Аронии.
Та дёрнула плечом — мол, что во всём этом хорошего?
— Откуда у Смугляка столько народу набралось? Он же в могиле сидел! — с недоумением спросил Калина. — Сказывал — прятался там от колдунов.
— Да, пока все, кто за ним охотился, не вымерли! — кивнул маг. — Он на них мор напустил и ждал, пока окочурятся. Только колдуны живучие оказались, долго сопротивлялись. Эти чернокнижникии злые чародеисвои заговоры имели, не сразу ушли, да пришлось. А потом Смугляк из могилы вылез и на радостях женился на местной красавице, — усмехнулся он. — Ну, по их понятиям, конечно — фигуристая такая, Монифой звать. А у неё двоюродных сестёр оказалось штук десять — тоже красивые и упитанные оказалась. А потом и их племянницы подросли — ещё краше были. Смугляк на всех женился — Монифа за них очень просила. Поскольку в бедности её родня жила. Он тебя девкой называл, потому что ты красивая и понравилась ему, — пояснил маг Ароние. — Он всех своих жён, кроме Монифы, так называет — на русский манер. А они считают, что девка значит — «жена». Гордятся.
— Видать, богат Смугляк? — предположил домовой. — Всё женится без меры!
— Ну, по местным меркам — да. За каждую жену он родителям выкуп давал — стадо коров. Теперь кормит и одевает — и их, и детей, и внуков. На что немалые капиталы нужны. Хотя в его семье никто работать не хочет. А семейка растёт — дети женятся, внуки тоже не отстают. Вот он и вспомнил про мои проценты, — хмыкнул маг. — Хотя знгает, что я ему уже ничего не должен. Вот и взял заложников — для убедительности. И всё это — ради семьи! — вздохнул он.
— Негоже так — заводить по десятку жён и по сто внуков, если капиталов на то нет, — покачал головой Калина, который с интересом выслушал эту историю. — Вот нехристи!
— Да и детям скопом сидеть на тятькиной шее негоже, — поддержал его Михалап. — Видать, и в Африке, народ распустился. Не зря Старинушка в лес из домов ушёл…
— Как ето — капиталов у арапа нет? Зачем он залежников взял? Цельный дворец ведь имеет, — засомневался Калина. — За что-то ж его строил? И с чего-то семья кормится?
— Дворец Смугляк для Монифы строил, — пояснил Ратобор. — На старую алмазную заначку, которую с меня двести лет назад в счёт процентов взял. А потом каждой новой жене — чтобы без обид было, новые покои пристраивал. Вот его капитал и закончился. Теперь семья растёт, а хоромы не прибавляются! Как и доходы! — усмехнулся он. — Да и шумно в его дворце, а Смугляк свар в доме не терпит. Ведь там скандалить дозволяется только ему. Вот и решил он за мой счёт детей и внуков расселить — чтобы научились на свой доход жить. Да не вышло у него, — пожал он плечами. — Клад пропал, проценты — фью-ю! — присвистнул он.
— Так он же сам знатно умеет клады искать — дажеть других этому учил! — не поверил ему Калина. — Вот и промышлял бы тамэтим ремеслом!
— В Африке основное богатство — это стада буйволов и вязанки бананов! Хотя и клады, конечно, кое-где есть. Но они зарыты в песках — на десятки метров занесены. И на них такие древние заклятья стоят — на неведомых уже языках, что их уж и не взять. Так что промышляет Смугляк порчами да колдовством. А на них дворцов не построишь. Народ там небогатый. Самое ценное — ракушки каури, но это редкость.
— С такой дородностью ему вглыбь под пески не добраться, — знающе кивнул Калина. — Хучь бы и заклятья он снял. Клад древний ить токмо руками надоть брать! Одичалый он!
— А ты откуда знаешь? — удивился Ратобор.
— Так ить досуга у меня много было. Встречался кой с кем, — уклончиво ответил тот.
— И как он дальше-то жить будет? — пригорюнился домовой, хлебнув ещё ложечку варенья. — Семейство-то его затерзает!
— Неплохо будет жить, как я полагаю! — заявил Ратобор. — Я ведь с Монифой говорил, которая сейчас ещё толще стала — старшая жена у него и хозяйка дома. И горсть камушков алмазных ей отсыпал. Из давнего запаса, что в моём кармане завалялись. Я ей пообещал, что буду дальше процент с кладов им платить.
Арония ахнула про себя — уж не за чёрный смарагд ли он Монифе алмазы отдал? Но потом поняла — просто украл. Выходит — жив Смугляк? Это радует. Хоть и злой он, но жалко старика. И его семью — пропадут без него, неумехи.
— Ишь, добрый какой сыскался, — недоверчиво протянул Калина.
А домовой фыркнул:
— Надеешься, Ратобор, что Монифа и тебе смуглявую жену-красавицу сыщет — среди своей родни?
— Жену я себе и сам как-нибудь сыщу, — покосился Ратобор на Аронию. — И не добрый я, — возразил он Калине. — А расчётливый!
— Эт как? В чём расчёт? — заинтересовался тот.
— А так! Местечко себе на том свете я выкупаю! Пускай теперь дети и внуки Смугляка Аронии спасибо говорят! — кивнул он в её сторону. — Она мне сказала, как плохо на том свете тем, кто здесь добра не делал. Я ведь раньше жил одним днём! — покачал он ухоженной головой. — В общем, решил я начать делать понемногу добрые дела. Стал этим… спонсором африканским. Буду своего непутёвого учителя с его армией смуглявых ребятишек на плаву поддерживать. А Монифа пообещала мне их на вские курсы отправить.
— Эк, ты! Ведь не токмо колдуну да его приплоду надобно добро деять, — вздохнул Калина. — А и всем людям тожеть.
— Лиха беда — начало! — отмахнулся тот.
— Больно гладко стелет… — пробормотал домовой с полу.
А Арония вдруг спросила:
— Чуров, а куда государство направит клад, если ты реквизируешь его? В музеи?
Майор, скептически слушавший мага, обернулся.
— В музеи? Это вряд ли! — отозвался он. — Уж очень ценные там изделия. Думаю, их передадут в Гохран. Если, конечно, всё рассказанное вами, правда — про короны и фараонов, — пожал он плечами. — Я же не видел, что там в сундуке было.
«Ещё и не верит!» — обиделась Арония.
— Я всё видел и даже щупал — ему цены нет! — ехидно глянул на него Ратобор. Который, как он заявлял раньше, был эксперт в этом деле. — В Гохран, говоришь? — прищурился он. — А что ты, майор, думаешь о деле компании Golden ADA 1993 года? И о российском бизнесмене по фамилии Козленок?
— Что за дело? — переспросил тот.
— Значит, не слышал, — хмыкнул маг. И продолжил:
— В 1993 году Гохран вывез из России некие цацки: золотых и серебряных изделий на сумму 94 и 6 десятых миллионов долларов. Типа, чтобы торговать ими на Западе российскими алмазами в обход монополии ювелирной компании Де Бирс. По данным следствия по этому делу, все царские цацки были бессовестно похищены, а уникальные драгоценности, принадлежащие государству, бесследно исчезли. Кстати, все причастные к этому грабежу получили чисто символические сроки. Или вовсе их не получили. Так ты, майор, в этот самый Гохраннамерен намерен сдать мой клад? — прищурился маг. — На сохранение? На долгое ли?
— Клад не твой! Он — народный! — упирал на своём Чуров.
Хотя теперь и сам понимал, насколько это глупо. Выходит — Гохран не народное хранилище, а чей-то общак…
— А народ оттуда что-нибудь поимеет? Или только чиновники-стервятники? — усмехнулся маг. — Лучше отдай этот клад мне! Я же теперь — спонсор африканский.
— Это всё слова! — отмахнулся майор.
— А не ты ли похитил эти царские драгоценности в девяносто третьем? — прищурилась Арония.
Она вдруг увидела такую картинку: Ратобор гуляет меж ящиков с драгоценностями, что-то отбирая себе в карман…
— Не я. Я огласки не люблю и следов не оставляю! — усмехнулся тот. — А в Гохране столько всего, что если что-то и исчезнет, то не сразу и хватятся. А заметят — так спишут. Или фальшивку туда вместо неё положат. — И вздохнул: — Там этих фальшивок…
«Не ты ли их подсунул?» — усмехнулась Арония.
— Майору клад я не отдам! И го-храмы не получат! — встрял тут Калина, сделав из рассказа мага свой вывод. — Пущай Арония им распоряжается!
— Правда твоя! Неча к нашим кладам вороватых го-хрянов мешать! — поддержал его Михалап.
— Верное решение, Калина! — одобрил маг. — Одобряю!
— Мне твоё одобрение без надобностев! — скривился Калина.
— Арония! Не отдавай Ратобору клад! Он вор! — потребовал майор.
И та была с ним согласна — конечно вор!
— От такого слышу! Зануда! — усмехнулся маг.
— А ты башибузук! Пошто оборотней спёр? — вдруг вскочил с полу домовой, напирая на мага.
Похоже, здесь затевалась очередная свара.
Арония стояла, задумавшись.
Ясное дело — у предметов, составляющих любой клад, свой кровавый путь. И у этого клада на Гохране он. Выходит, не закончится. Что же с ним делать…
Вот даже сейчас, находясь в земле, этот клад уже творит пакости — всех тут рассорил. Таково, видно, свойство кладов — везде раздор сеять. Хоть бы её гости не подрались. У Калины оглобля есть, у мага — смарагд, у домового — морок…
Единственное, что, наверное, снижало здесь пыл страстей, так это то, что клад спрятан Калиной так, что к нему никто не мог подобраться. А им одна идея управляет — всучить этот треклятый клад Аронии. И возложить на неё всю ответственность…
А Аронии хотелось поговорить с Чуровым, высказать ему обиду: едва перед ним замаячил этот клад, как он забыл о ней. Но это невозможно. Вон он Калина — половиной тела в стене засел, сложно ли ему их подслушать? Михалап, даже сидя на чердаке, всё в доме слышит и знает. Скроешься ли от него? А Ратобор — тот вообще любитель подсматривать. Можно ли верить ему, даже если пообещает не шпионить?
В общем, не стоит ещё и ей устраивать тут разборки. Мол — пошто ты меня, майор, предал? Пошто позабыл о нашей дружбе ради…
А ради чего? Может, он выслужиться хочет — перед Мерином? Зачем ему клад? Если и в Гохране воры?
Ладно, после будет с ним разбираться. А сейчас…
— Калина! Ты хочешь, чтобы я сама распорядилась этим кладом? — решительно спросила она, прервав перепалку.
— Так я ж об том талдычу тебе с самого утра, Аронеюшка! — радостно вскрикнул тот.
И аж выступил из стены вперёд — на средину комнаты. Едва не наступив при этом на домового, сидевшего на полу и — под шумок, поглощавшего уже третью розетку малинового варенья. Тот едва не поперхнулся. Хорошо, что в настоящий момент Калина был не материален, но — всё же.
— Где же твоё вежество-то, Калина? Я те не половик! — резонно заявил Михалап, откашлявшись и поспешно глотнув последние капли чая из своей чашки.
Майор Чуров, высадив пассажирок у их дома, газанув, умчался вдаль на своей алой Ауди. Как потом оказалось — отпрашиваться с работы.
Арония с тревогой посмотрела ему вслед — она ведь только перед Владиславом геройствовала, а сама прекрасно понимала, что история с кладом ещё не закончилась. Не хотела его тревожить. Но, похоже, он и сам это знал — чуйка, да и опыт имеются. И теперь она тревожилась, чтобы он дров не наломал. Она сама с этим кладом разберётся — главное, что бабулю выручила.
К слову, Арония запретила своему соколу подсматривать за Чуровым, а себе — слушать его мысли. После того, как она узнала, что Ратобор следил за ней, девушка не хотела уподобляться ему. Да и подло подсматривать за любимым человеком, которому ты доверяешь. И неразумно — исчезнет загадка, что ли. Надолго ли хватит такой любви? Это как к картине, что у тебя всё время перед глазами маячит, в которой каждый штрих уже знаком. То ли нравится она, то ли в кладовку её засунуть — надоела.
А Полина Степановна тем временем войдя в дом, удивлённо остановилась, с недоумением осматриваясь. И спросила вошедшую вслед внучку:
— Аронеюшка! Мы действительно только вчера вечером уехали? Кругом такой беспорядок, будто мы сбежали отсюда. И словно здесь целую неделю не убирались! Разве эта поездка была такой срочной? Зачем всё так оставлять? — указала она на разбросанную в прихожке обувь. — А посуду я почему не вымыла? — сказала она, заглянув в кухню. — Или, хотя бы, в раковину не убрала? В жизни так не делала! — И всплеснула руками. — Даже кофейная гуща в чашках засохла! Всего лишь ночь прошла? И вообще — кто пьёт по вечерам кофе?
— Мы! — заверила её Арония. — Вы что, не помните, бабуля? Кофе пил Владислав, ну и мы с ним — за компанию, — сделала она в сторону бабули очередной гипнотический посыл. Вот ведь какая она умная! Ей бы следователем в полиции работать! — Владислав целые сутки был на опасном задании, всю ночь не спал. Вот и попросил кофе. А потом он пригласил нас к себе в гости. Вспомнила?
— Ой, и правда! Что это у меня с головой? — растерялась Полина Степановна. — Всё в ней перепуталось! То царский клад и чёрный арап видится, то поляна с одуванчиками! Какой мне реальный сон приснился! — воскликнула она. — Я прекрасно помню, как мы вчера кофе здесь пили! С Владиславом! И как в гости к нему поехали! У меня отличная память, Арония! — заверила она. — Я все свои роли помню, которые в молодости играла! Только вот почему осадок в кофе засох? — недоумевающе покрутила она чашку.
— Всё просто, бабуль! Вкусный он был, вот и выпили всё до капли! — отобрала девушка чашку. — А потом мы ещё у Владислава спиртное пили, — совсем уж пошла ва-банк Арония, делая новые магические посылы в сторону бабули — на что только не пойдёшь ради душевного спокойствия любимой бабушки! — И вы, бабуль, немного лишнего выпили. Коньяк сначала — это Богдан Тихомирович вас на рюмочку подговорил, а потом — на фужер шампанского, Ираида Вениаминовна. И вам стало нехорошо.
— Да-а? Рюмочку? И фужер? Так я ж совсем не пью! — растерялась Полина Степановна.
— Вот и не пейте больше, — кивнула Арония. — Наверное, просто вам родители Владислава понравились — не смогли им отказать.
— Ой, как нехорошо получилось! — растерялась та. — Родители у него, конечно, замечательные люди! Но я какова? Что они обо мне подумают? До чего докатилась! Коньяк с шампанским мешать!
— Ничего, бабуль. Это потом вам стало нехорошо, а за столом всё было по этикету, — успокоила её совсем завравшаяся Арония. — Рассказывали о своей театральной деятельности. Все восхищались.
Хотя, если честно, родители Владислава угостили их лишь чаем с конфетами — полночь уж была. Да и видок у них был — не до разговоров тут. Но зачем же бабуле стресс усугублять? Ей легче поверить, что она выпила лишнего, чем в свои похождения — с похищением, кладом и нечистью, которую она невероятно боится.
— Правда? — с облегчением вздохнула Полина Степановна. — Но больше такого не повторится, — заверила она. И спросила: — А почему я без шубы поехала? Холодно же. И почему ехала в милицейской куртке? — вновь нахлынули на неё воспоминания.
— Так в машине тепло! — выкручивалась, как могла, Арония.
— Да-а, — растерянно протянула Полина Степановна. — Вот, честно, ничего не помню. Но Ираида Вениаминовна и Богдан Тихомирович очень милые люди! — ухватилась она за реальные воспоминания. — Профессора! Я ничего не путаю? — с надеждой спросила она.
— Да, бабуля. Мать Владислава преподаёт в юридическом институте русский язык, а отец — уголовное право.
— Почему Владислав стал полицейским? Он не похож на них. Приёмный, что ли? Ой, извини, вырвалось, — спохватилась она. — Хороший он мальчик, но немного грубоватый. Нет того лоска, что у его родителей.
— Бабуль, вам, точно, надо было в следствии работать! — усмехнулась девушка. — Он просто вырос у деда, потомственного военного, и жил сним в военном городке, пока родители то учились, то диссертации защищали. А потом Воалислав в армию ушёл, служил в десанте. Я ж тебе уже это говорила — там у них боевое братство сложилось. Все стали в полиции работать, кроме тех, кто в МЧС пошёл. В общем, Родину они защищают, людей спасают, — почему-то с гордостью пояснила Арония. — Он, как дед — военная косточка!
Потом она рассказала бабуле пару интересных эпизодов из биографии Владислава — благо, знала её уже неплохо. Надо же бабулю отвлечь от ночных воспоминаний.
А Полина Степановна, слушая её, надела фартук, убрала со стола посуду и навела везде порядок — у неё это получалось быстро и легко. Арония, конечно, пыталась ей помогать, но больше путалась у неё под ногами и болтала.
Такое хорошее у них вышло утро!
— Да, отличный парень Владислав! — снимая фартук, впервые похвалила его Полина Степановна. — Такой молодой, а уже майор!
Может, гипноз Ратобора на неё уже не действует? Или у Арония более качественные пассы?
— Да, бабуль! Чуров — герой! — радостно подхватила девушка. — Он же руководил операцией по обезвреживанию бомбы в маршрутке! И с полковником Щегловым банду террористов взял!
— Видно, и привада, гены деда унаследовал, — кивнула Полина Степановна. — Ой! — вдруг воскликнула она. — Бальная студия сегодня в школе выступает! Я побежала! Может, успею!
И, накинув пальто и шапочку и прихватив в пакете платье и туфли, действительно убежала.
Арония осталась одна. Она осмотрелась: в доме порядок, посуда — по полкам, цветы на окнах политы и благоухают. Не бабуля, а домашняя фея!
И тут в калитку кто-то позвонил, явно — порядочный человек. Всякие маги и оборотни просто так входят — без звонков. И Арония поспешила к ней — открывать.
За ней стоял майор Чуров.
— А, это ты, Владислав! — удивилась она. — Почему не на работе? Опять дело по ювелирке на лейтенанта Тимошенко бросил?
— Бросил. Ему положено по должности, пусть учится работать. А у меня — отгулы.
— Смотри, обойдёт он тебя тихой сапой, — усмехнулась Арония. — Станет твоим начальником.
Не удержалась — линии вероятности иногда такие зигзаги делают. И, кажется, это именно тот случай.
— Да и пусть себе! — отмахнулся тот, упрямо глянув на неё бездонными синими глазами. — А я буду тебя от всякой нечисти охранять! Есть сомнения, что она от тебя с этим кладом так просто не отстанет.
— Ну, что же с тобой делать — охраняй! — поневоле с читала она его мысли о том, что майор и погибать с ней вместе собрался. Не рано ли? — Проходи, кофе будем пить. И разговоры разговаривать.
Кстати, к кофе нашлись и сливки, которые Арония вчера купила — в супермаркете, куда её нечаянно спровадила бабуля. Жаль, что все булочки перед Мальдивами домовой съел. Зато в холодильнике есть стратегический запас сырников. Можно их подогреть.
И вот уже Владислав за столом на кухне, сняв куртку, попивает кофе с сырниками и рассказывает Аронии скандальную историю вымогательства у Мерина двух дней отгулов. В то время как дело о ювелирке покрывается пылью в шкафу.
— У меня теперь другие заботы. Я мечтаю довести до логического конца дело о похищении древнего сокровища, — усмехнулся он. — Хотя даже не знаю — был ли сундук с ними? И куда он делся? Надеюсь, я не зря с работы сорвался? — пошутил он. — Мерин ведь меня и разжаловать может.
— А ить зря ты не веришь — сундук ить и взаправду был! — раздался в кухне чей-то голос. — Анпираторский!
Владислав озадаченно покрутил головой, ища его источник.
— Михалап! — сердито прикрикнула Арония. — Давай уже — показывайся! Что ты, как радио, вещаешь!
— Не радива я! Просто с голоса вещать начал — шоб не сразу спужать тваво кавалера! — отозвался тот и проявился у стола.
Только частями. Сначала в воздухе возникла его лохматая голова, потом он повис там до пояса там, а после уж и весь возник, встав ногами на пол. Был он всё в том же сюртучке с расшитыми обшлагами и в юфтевых сапогах с отворотами. Ростом невелик, рыжая борода торчком, мурмолка набекрень, глаза жёлтым полыхают, будто у мартовского кота. А на плече висит заплатанный мешок.
— Чудеса-а, — протянул Владислав, озирая это явление. — Это, и правда, домовой? — спросил он у Аронии. — Какой-то он… несовременный.
— Ась? Несвоевремённый? — прищурился Михалап. — Так ить живу на свете уж тыщу лет, где ж за вами поспеть? Людёв уж нет, а вещи есть. Вот и донашиваю то, что от старых хозяевов осталося.
— Какие-то махонькие хозяева у вас, Михалап. Были, — усмехнулся майор.
— Какие есть! — обдёрнул на себе кафтанчик домовой.
— Эта одё… одежда — от сынишки генеральского. А домовой и большим может быть — хоть с полдома. Это он ради кафтана роста себе убавляет, — тихо пояснила Арония. И громко объявила: — Знакомься — это Михалап, уважаемый древний домовой. И главный свидетель всех событий. Я его в косметичке с собой брала на Мальдивы — напросился помогать.
Михалап, у тебя дело есть ко мне? — спросила она.
— Так ить я всё и так слухал, решил объявиться. А напросился, посколь дело было сурьёзное — клад искать да делить, — важно пояснил домовой. — Там бусурманы разные куролесили, ста… Полинку скрали, Аронеюшку обидеть могли. А я в таких опасных делах своей хозяйке завсегда помощник.
— Ну и как, помог ей чем? — скептически спросил майор, быстро придя в себя — служба научила ничему не удивляться.
— А то! Если б не кокосья с Чипой… — пробормотал он. И бодро продолжил: — Но у меня ить ишо помощники были: Старинушка — Глава нашего домовитого рода и Иха — местный лесовик. Не дали сироту Аронию обидеть! Свидетелями пошли!
Если честно — неизвестно кто был помощник. Скорее — Старинушка и Иха в этом деле главнее были. Всё по полочкам разложили.
— А, так вот о ком Полина Степановна вчера говорила, — понял Владислав. — Мол — где же Михалап, Старинушка, где Иха? И ещё этот, как его — Смугляк. Мутный он какой-то тип. Криминальный. То пенсионерку ворует, то клад ваш забрал.
— Ага. Гриминальный! — кивнул домовой. — Оченно!
— Как же? Забрал он! Кто ж ему клад отдаст, етому наглому арапу! — вдруг раздался ещё чей-то голос.
Так что не успел майор Чуров домовому Михалапу допрос о чёрном смарагде устроить — события сменялись слишком быстро. Поскольку тут жеперед ними появился рослый мужчина, имеющий слегка нечёткие контуры. По виду — из старинных людей и весьма знатных. Одет соответствующе — в блестящую парчу.
— Калина? И ты тут? — удивилась Арония.
— Так, а где ж мне быть? Надо ж дале с кладом решить! — басом отозвался тот. — Мне он не нужон.
— Перед тобой собственной персоной Хранитель клада, Калина, — вздохнув, пояснила Арония опешившему майору. — Полторы сотни лет он сундук с царскими раритетами бережёт! Да что мне тут решать? — обратилась она к Калине. — Не нужен мне этот клад! Ты ведь сам не велел золото оттуда брать. Шёл бы ты, Калина, своей дорогой. Твоя ли то забота, что с кладом будет? Пусть его, например, Смугляк себе берёт! Он имеет доступ к подобным криминальным вещам — не помрёт, небось.
Калина нахмурился. И его изображение даже пошло рябью.
— Не отдам я клад этому оглоеду! Он тебя тиранил, старуху скрал! — заявил он. — И бросить клад не могу! Скоко лет над ним сидел! Арину всё ждал, — вздохнул он. — Теперь ты — её дочь, должна решить, што с им деять?
— От именно! — поддержал его Михалап. — Дело-то наследное!
— Вот пристали! — растерялась Арония. — Я надеялась, что теперь-то, когда его украли, свободна от этого клада! И не чаяла, что вновь тебя увижу, Калина.
— Так, а чего ж? Вот он я! — смутился Калина. — Не мог я клад бросить и уйти. Должон же я был глянуть, куды тебя эти служилые поволокли? Если чо, так я… Хоть пуганул бы их, што ль. Да понял вскорости, что вы — знакомцы. И возвернулся назад — клад беречь.
— Нас, служилых, не испугаешь! — расправил плечи Владислав. — Мы ребята бывалые.
— Так, я ж и не пугал ишо, — усмехнулся Калина.
Да так усмехнулся, что мороз пошёл по коже. Видно, и он мог морок напустить — научился у всякой нечисти за столько годков-то.
— Ну, зачем мне этот клад? Боюсь я его, Калина! — призналась Арония. — Крови на нём много! Может, пусть его тогда Ратобор забирает, коли Смугляк не устраивает? Он знает, что с таким добром делать. Экспертов созовёт, оценит, задорого продаст.
— Ещё чего? — отмахнулся Калина. — Обойдётся! Больно хитёр князь Иглович! На Арине наживался, теперь на тебе!
— Что-то у тебя все не такие — один жаден, другой хитёр. А кто ж хорош? — усмехнулся Владислав. — Арония, вот, отказывается. Себе, что ль его заберёшь, Калина? И дальше будешь чахнуть над ним?
— Пошто такое говоришь? На что он мне? На том свете клады не нужны! — сурово ответил Калина. — Там, бают, токмо добрые дела в цене, — вздохнул он. — А у меня их вовсе нет!
— Совсем? Так не бывает! — возразил майор.
— Он же призрак, — тихо пояснила ему Арония. — Призрак самоубийцы. И людей он убивал, когда царя защищал.
Майор, прищурившись, осмотрел Калину. Только что вслух не сказал — мол, за давностью лет ты ни в чём не виновен…
— Не себе я клад брался охранять! Для Арины его сберёг! А теперь тебе, Аронеюшка, решать — куды его? — упрямо заявил Калина. — Ты одна посередь энтих аспидов с чистой душой. И, могёт быть, ты кладу этому доброе употребление сыщешь. А нет — так я вдругорядь его закопаю, — заявил он. — И Хранителей сурьёзных на него сыщу — знаю таковых. Пущай он дальше в земле лежит — меньше лиха из-за него здеся будет.
— Так ить и старуха Полинка — простая душа, — вмешался Михалап. — Ей ещо можно клад отдать!
Уж какие расчёты домовой делал на Полину Степановну — неведомо. Может, приворовывал бы у неё золото потихоньку? Домовые этим частенько балуются.
— Вот то-то и есть, что простая душа, — отмахнулся Калина. — Што она с им делать-то будет? Танцовать в хороводах с изумрудьями да яхонтами? Так ей за них сразу душонку-то и вытрясут. Да и…Тут сурьёзные дела решаются, а она всё — сон да сон. Невместно как-то, — пожал он плечами. — Ей клады вовсе без надобностев! И так весела! Да и с кладом-то — какое веселье? И потом — она ж не наследница. Тут одна токо Аронеюшка в правах. А я закон знаю и сполняю его! — стоял он на своём.
— А Ратобора что ж ты отсеял? — невольно перенимая его манеру, спросила Аронея. — Он же этот клад вместе с Ариной добыл и закапал.
— За него ты и решай, — нахмурился Калина. — Не люб он мне! Разбойник, одним словом!
— Ага, ага! Ишо и женитьбу Аронеюшке предлагал! — наябедничал Михалап. — Штоб весь клад себе захапать!
— Сватался к тебе? — нахмурился Владислав. — Опять?
— Венчаться, что ль, хотел? — эхом спросил Калина. — Так его в церкву грехи не пустят!
Арония потупилась. Она и всерьёз-то это сватовство не принимала. До того ли ей было, когда у неё бабуля пропала? А потом с этим кладом морока.
— А то нет? Сватался! Кольцо ей предлагал — с брульянтами! Цветами её допрежь задаривал! — продолжал ябедничать домовой. — А он ить с Явдохой-Полуночницей дела завёл какие-то! А эта Явдоха Аронеюшку вовсе убить хотела! Явдоха и медведя на неё натравила! Ладно што она его, ето — невидимо с борола! Какой же ей ентот Ратобор жених? Вражина он! Гнать его поганой метлой, а не клад ему давать!
— А я б его ещё — оглоблей! — поддержал его Калина.
— Правильно! — поддержал их и Владислав, сурово поглядывая на девушку.
Чем-то ей эта сцена напомнила ту ссору на поляне. Только там все клад делили меж собой, а тут — ей навязывают.
— Евдокию и Силантия ко мне Смугляк прислал! — возразила Арония. — Ратобор тут не причём! И не жених он мне!
— А скрал-то оборотней у Фаины — Ратобор! — напирал Михалап. — Сидели б они у ней дале, то и горя б не бывало!
— Хитрован етот Ратобор! — вторил ему Калина. — Нашёлся жених!
— Так! Кончайте базар! — вдруг хлопнул ладошкой по столу майор Чуров. — Я считаю, что этот клад — достояние государства! Судя по всему, там очень старинные вещи, они исторически бесценны! И найден клад на территории, которая не находится в частном владении! Лес — это государственная собственность! Клад принадлежит государству!
— Они и на деньги — бесценные! — тихо возразил Михалап. — А ежели так, то дале будут ишо ценней. В сундучок бы их!
— А где было твоё государство, когда этот клад у наследницы отымали? — возразил Калина.
— Я — государство! — заявил Владислав. — Я — полиция! И мы с ребятами Аронию из беды выручили!
— Это так, — согласилась девушка. — Выручили. Они ж злодеи — и Смугляк, и Ратобор! А клад всегда жатву смертей и крови собирает.
— Право слово! — согласился Калина. — Уж лучше пущай государству достанется! Чем им.
— Батюшки мои! Так ето што? Ты, Ладислав, заберёшь ентот клад себе, что ль? Коль — в лесу? — ужаснулся домовой, светя на майора глазами-фонариками. — Кон-фик-скуешь? Как енти, большаки — царски ценности?
— И кто увидит те ценности у государства? — спохватился Калина. — Не согласен я! Не дам клад забрать! Фигу ему, государству! Клад-то — тю-тю! Поди, возьми его, коли сможешь! — заявил он, сурово глядя на Владислава. — Вот ищо один делильщик объявился! Скоко вас ишо будет? А я ить думал, что ты друг Аронеюшкин, Ладислав. А тебе тожеть клад нужон!
— Я — её друг, — согласился майор. — Конечно — друг! Но она же сама от клада отказалась! А оставлять его вашим злодеям резона нет. Разве не так? По-моему, пусть уж эти ценности в научных музеях лежат да в Гохране хранятся. Пусть золотой запас для государства создают! Чем в земле новых разбойников ждать.
Михалап, слушая его, только сердито брови хмурил, а Калина задумался. И, наконец, заявил:
— Вот пущай Арония и решит — куда мне ентот клад девать да чему он дале служить будет. Скажет — так закопаю! А нет — государевому храну отдам!
— Аронеюшка, не будь глуповатой! — прошептал домовой девушке на ухо. — Возьми себе оттуда хоть чуток! И бери лучше царскими золотыми — они кучней ложатся!
— Да — ну, вас всех! Насели! — отмахнулась та.
И тут вдруг в комнате появился ещё кто-то. Прямо из воздуха выткалось что-то белое…
— Привет честной компании! — заявил некий мужчина. — Делите мой клад?
И Арония узнала в нём Ратобора. Явился, не запылился!
Одет маг был в белый костюм, светлые туфли и с пышной шевелюрой до плеч, уложенной локонами. Весь из себя импозантный и очень неуместный в этой затрапезной кухне. В которой собралась странная компания: домовой с оклунком на плече, туманный призрак, застрявший в стене, майор милиции в расстёгнутом мундире, и с ними рядом растерянная от наплыва непрошенных гостей девушка. А посреди стола горой высились остывшие кулинаровские сырники. Слегка подгоревшие.
— О! — сказал Владислав. — Этот что, тоже в косметичке сидел?
Хотя он, конечно, уже догадывался, кто это. Не мавр же, судя по всему…
Ратобор осмотревшись, хмыкнул.
— Где я был, тебе, майор, знать не положено! — сказал он. И ехидно спросил у «честной компании»: — Вы меня не потеряли?
— Не больно-то и скучали, — буркнул Калина. — Чего ты прицепился? Нет уже твоего схрона, есть только мой! А его — кому хочу, тому и отдам! Договор наш кончился!
Михалап, наверное, от досады и для моральной поддержки, схватил со стола сырник и, яростно жуя его, гугниво наехал на мага:
— Тут моя телиторья — чего без спрося ходишь?
— Не к тебе я пришёл. К хозяйке! — отмахнулся тот, игнорируя реплику Калины.
— А я тебя не приглашала! — возмутилась Арония. — Если клад ищешь, Ратобор, так его тут нет!
— А чего его искать? Калина его к рукам прибрал, хотя не имеет на то права! — пожал плечами маг. — Это наш с Ариной схрон! С каких это пор мертвые кладами владеют? И распоряжаются чужим добром?
— С такой поры, как приставлен к ему! А чо? Надоть было клад служилым отдать? — повысил голос Калина. Да так, что стёкла в окнах задребезжали. — Они-то тута с какого боку?
— С того боку, который по закону! — подключился к спору ещё и Чуров. — Поскольку клад обнаружен в лесу, то есть — на территории, принадлежащей государству, значит, он государству и принадлежит! И я — как «служилый», — представляющий здесь интересы государства, обязан изъять этот клад и передать его державе!
Опять своё? Арония ведь считала, что майор пришёл сюда, чтобы ей помочь, а не представлять тут державу и закон!
Кстати, идея — об экспроприации клада в пользу государства, у Чурова возникла стихийно. А что? Отличный выход! Аронии этот клад не нужен. Не Смугляку же его отдавать! И, тем более — не Ратобору, который добыл его незаконным путём.
Все, обозлившись, сгрудились вокруг стола. За которым восседал представитель государства над чашкой кофе.
Калина считал, что клад может принадлежать только Аронии, дочери Арины, и хотел передать его ей.
Михалап хотел непонятно чего — золото ему всегда напрочь крышу сносило.
Ратобор — ясное дело, мечтал заграбастать всё царское добро немереной цены себе.
Не хватало здесь только мавра, с его непомерной наглостью и жадностью. Может и он скоро примчится сюда в своей нелепой чалме? Или Ратобор каким-то образом его устранил? Каким — не хочется и думать. Уж больно вальяжен и самоуверен маг.
И тут Арония заметила, что у Ратобора на шее болтается белый в чёрную крапинку мужской платок, сколотый чем-то очень похожим на чёрный смарагд мавра…
— Вот как? Государству, значит, мой клад понадобился? — хмыкнул тот. — Насчёт этого у меня особое мнение!
— Это сколько угодно, господин Ратобор! — ехидно отозвался майор, хлебнув ещё кофеёчка. — Законы это позволяют. А соблюдать законность и оберегать тех, кто подвергается отъёму государственного имущества — это мой прямой служебный долг. Имею честь представиться — майор полиции Чуров Владислав Богданович, — приложив руку к воображаемой фуражке, сказал он. — Участвовал в ночном рейде на вашу криминальную поляну. И в разгоне всякой шушеры, покушающейся на государственное имущество и похищающей людей.
— Впервые с таким ретивым служакой сталкиваюсь, — хмыкнул Ратобор. — Даже на дом приходит исполнять свой служебный долг — на чашку кофею. В компании с домовыми и призраками.
— Меня сюда пригласили, — с превосходством отозвался майор. — В отличие от некоторых.
Некоторыми себя, наверное, посчитал и Калина. От чего малость пошёл рябью.
— А с чего вы все взяли, што клад у меня? — вдруг заявил он.
— Так ты ж сам про то сказывал! — удивился домовой. — Давеча!
— Мало ль што я сказывал! Может, я пошутил! — хмыкнул тот. — Нет у меня никакого клада! Его, небось, Смугляк уволок в Африку? Аль ты, Михалап, в своём мешке унёс! — усмехнулся он. — Он же у тебя безразмерный! Хучь пять сундуков вместит!
Видать, сильно майор его зацепил — на всех обозлился. Вспыльчивый этот Калина.
— А чего это сразу — Михалап? — обиделся домовой. — В ём токмо мои струменты и есть, — заявил он и грохнул оклунком об пол.
Тот развязался и оттуда высунулись наружу: потемневшая ручка пилы, старинный узорчатый молоток и ещё какие-то ржавые железяки. Как он ими работает?
— Вот, видали? Там боле нету ничего! — обиженно сказал домовой. — Токмо вот ето дедово наследие. И оно похлеще всякого клада будет! Древнючее — спасу нет! — гордо заявил он.
— Михалапушка, да не громыхай ты тут! — улыбнулась Арония. — Никто тебя и не подозревает.
— Ага! Это я так, к слову сказал, — кивнул Калина. — У Смугляка этот клад ищите!
— Словеи-то себе выбирай! — буркнул домовой и, отпихнув ногой оклунок, схватил со стола ещё один подгоревший сбоку сырник — для успокоения нервов.
— А почему ты считаешь, что Калина взял клад, Ратобор? — обернулась к нему Арония.
В пику Чурову, вступив с магом в какие-то глупые обсуждения. Чтобы майор не зазнавался! Пришёл сюда законность соблюдать, видите ли! Как и тогда, посадив её в обезьянник!
— Что не Смугляк клад взял, я лично проверил! — охотно ответил маг. — Когда сундук исчез с поляны, а вместе с ним и мавр, я его заподозрил в краже. И увязался за ним в Африку. Побывал и во дворце, и с его немалой семейкой познакомился! — усмехнулся он. — Клад не у него! И домовой — хоть и хитрая бестия, но на такое не решится, — насмешливо покосился он на недовольного Михалапа. — Так что Калина клад спрятал! Я и место знаю, да взять его не могу. Опять всё та же песня — он закрыт на Арину. Она для него всё ещё жива, — вздохнул маг. — Вот я сюда вслед за ним и пришёл, — пояснил Ратобор. И вдруг слабым голосом проговорил: — Арония, ты позволишь мне присесть? Я так устал — до самой Африки смотался, не ближний свет. Я не говорю тебе — позволь мне сесть, а только лишь присесть, — усмехнулся он, подмигнув ей и ехидно покосившись на Чурова.
Майор насупился. А Арония про себя хмыкнула — как же, устал он. Выглядит так, будто только что из парикмахерской вышел. Да ещё этот кокетливый платок на шее — со смарагдом…
Однако, в пику майору, пришедшему сюда защищать государственные интересы, решила позволить рассесться тут Ратобору. Но только она открыла рот, как маг, не дожидаясь этого позволения, вальяжно уселся за стол напротив майора.
— И вы тоже садитесь, — предложила Арония Михалапу и Калине. — А я сейчас вам варенья принесу. Что предпочитаете к нему — кофе, чай? — радушно спросила она у своих непрошенных гостей.
— Мне кофе, пожалуйста, дорогая! — сказал Ратобор. — Со сливками, пожалуйста, — покосился он на чашку Владислава.
— Чаю давай, — заявил домовой, садясь прямо на пол рядом со столом. — Ну его, кофей — горечь в ём одна горелая! — И добавил, в ответ на удивлённые взгляды: — Не люблю я енти стулья! Куды там ноги-то девать?
И так уютно поджал под себя ноги в юфтевых сапогах, что все только хмыкнули. Мол, может, в этом и есть резон?
Лишь Калина — молча поклонившись Аронии, так и остался стоять у стены — наполовину прячась в ней. И ничего себе не потребовал. Призракам, наверное, напитки противопоказанны. Да ещё и горячие. И так ведь душа неуспокоенная горит и слезами обливается.
Арония, кивнув, вышла из комнаты, видно — в кладовку подалась, за вареньем. И тут-то с Ратобором произошла трансформация — с него напрочь слетела вся его вальяжность.
— Что-то ваш рейд немного затянулся, гражданин майор! — проговорил он, нехорошо сверкнув на него зелёными глазами. — Не пора ли сваливать отсюда? На работу, например.
— Охота на клад взглянуть сначала, — лениво проговорил тот.
— Не стоит беспокоиться! Государству, чьим представителем ты являешься, клад не принадлежит! Ведь некоторые вещи, входящие в него, созданы ещё при фараонах! Где было тогда твоё государства с его претензиями? И в проектах не существовало! Да и Калина клад тебе не отдаст, учти! С какой стати?
— Причём тут фараоны? Ведь земля эта, где клад зарыли, всегда была рус… — попытался вклиниться майор.
— Да что ты об этом знаешь? — полоснул его гневным взглядом маг. — Ту землю, что под кладом, я ещё при царе выкупил. Она моя! Поместье я хотел там строить, да власть сменилась! И моя купчая превратилась в бумажку. Вместо благородных царей и дворян сели на трон подлые стервятники и мечтательные дураки! И стал прав тот, у кого за спиной стервятник есть. А всех дураков они вскоре извели!
Майор никак не предполагал, что тут начнут шатать устои общества — не его это конёк, политика. И не так долго он живёт — как этот, чтобы про царей и фараонов рассуждать. Но попытался спорить.
— Есть закон…
Сказал и замолчал. Какой закон? Ведь общественное устройство меняется, а законы — вслед за ними…
— А ты за меня тут не подписывайся, Ратобор! — вмешался в разговор Калина. — Отдам я клад государству, аль нет — не тебе знать! — угрюмо изрёк он от стены. — Пущай Аринина дочь сказывает, как с им быть! Не ты!
— И я також щитаю… — заявил Михалап с полу.
Но тут вернулась Арония и все притихли, так и не узнав мнение домового на этот счёт. А он тоже ведь долгожитель — при царях жил.
— Да ты за стол садись, всё ж, Михалап, — сказала она, ставя перед гостями банку с вареньем, как оказалось — малиновым.
И стопку стеклянных розеток. А как же, князя в доме принимает, хоть и вороватого. Он для неё Шабли 1899 года не пожалел.
— Та не, я на полу — так звычней, — отмахнулся домовой, тут же норовя зачерпнуть большой ложкой из банки малинового варенья и съесть его на ходу.
Видно, эта ягода у всяких странных существ из потустороннего мира особо чтилась. Арина придвинула ему на край стола розетку и положила в неё доверху варенья. Которая тут же исчезла и оказалась на полу, рядом с чашкой чая.
— Так что же там было — со Смугляком-то? — светски обратилась Арония к Ратобору. — Почему он у тебя вне подозрений? И что у него за дворец?
На Чурова она специально не смотрела. Маг — хоть и разбойник, а норовит ей сбыть полклада немереной цены, а тот решил его забрать и государству отдать, даже не спросив её. Для него закон всегда был превыше всего.
— Представляешь, дорогая, в Африке у Смугляка действительно имеется огромный дворец! — так же светски улыбаясь, рассказывал Ратобор. Будто не он только что кричал на майора — такой душка сразу стал. — Смугляк хоть и врал, что Полина Степановна съела у него вагон еды, но эта еда у него действительно уходит чуть не вагонами. Народу во дворце — прорва! Жён — не менее двух десятков. Детей и внуков — не пересчитать! — рассказывал он, попивая кофе и светски оттопырив мизинец — хотя его чашка была приличных размеров. — Все беспрерывно бегают по этажам, готовят тонны еды, едят её, потом отдыхают, пока жара спадёт. Сорят, убирают, ругаются, мирятся. Детей нянчат да целуют, а потом их бьют и журят. Кто там слуги, кто хозяева — не поймёшь. Жёны наряжаются, поют и постоянно бранятся — из-за Смугляка, — весело рассказывал он, прихлёбывая кофе. — Не думал я, что семья забавно! Мне даже там понравилось! — зачем-то подмигнул он Аронии.
Та дёрнула плечом — мол, что во всём этом хорошего?
— Откуда у Смугляка столько народу набралось? Он же в могиле сидел! — с недоумением спросил Калина. — Сказывал — прятался там от колдунов.
— Да — пока все, кто за ним охотился, не вымерли! — кивнул маг. — Он на них мор напустил и ждал, пока окочурятся. Только колдуны живучие оказались, долго сопротивлялись. Эти чернокнижники и злые чародеи свои заговоры имели, не сразу ушли, да пришлось. А потом Смугляк из могилы вылез и на радостях женился на местной красавице, — усмехнулся он. — Ну, по их понятиям, конечно — фигуристая такая, Монифой звать. А у неё двоюродных и троюродных сестёр оказалось штук десять — тоже красивые и упитанные. А потом и их племянницы подросли — ещё краше. Смугляк на всех женился — Монифа за них очень просила, поскольку в бедности её родня жила. Дорогая, он тебя девкой называл, потому что ты красивая. И очень понравилась ему, — пояснил маг Ароние. Та лишь с досадой хмыкнула. — Он всех своих жён, кроме Монифы, так называет — девками, на русский манер. А они считают, что это значит — «жена». Гордятся таким званием.
Все, слушая его, попивали из чашек, пробуя варенье — просто идилия.
— Видать, богат ентот Смугляк? — предположил домовой, сидя на полу. — Всё женится без меры!
— Ну, по местным меркам — да. За жён он родителям выкуп давал — по стаду коров. Теперь кормит и одевает — и их, и детей, и внуков. На что немалые капиталы тратятся, хотя в его семье никто работать не желает. А семейка всё растёт — дети женятся, внуки тоже не отстают. Капиталы закончились. Вот он и вспомнил про мои проценты, — хмыкнул маг. — Хотя знает, что я ему уже ничего не должен. Вот и взял заложников — для убедительности. И всё — ради семьи! — вздохнул он.
— Негоже так — заводить по десятку жён и по сто внуков, если капиталов на то нет, — покачал головой Калина, который с интересом слушал эту историю. — Вот нехристи!
— Да и детям скопом сидеть на тятькиной шее негоже, — поддержал его Михалап. — Видать, и в Африке, народ распустился. Не зря Старинушка в лес из домов ушёл…
— Как ето — капиталов у арапа нет? Зачем ему залежники? Цельный дворец ведь имеет, — засомневался Калина. — За что-то ж он его строил? И с чего-то его семья кормится?
— Дворец Смугляк для Монифы строил, — пояснил Ратобор. — На старую алмазную заначку, которую с меня двести лет назад в счёт процентов взял. И каждой новой жене — чтобы без обид было, новые покои пристраивал. Вот его капитал и закончился. Теперь семья растёт, а хоромы не прибавляются! Как и доходы! — усмехнулся он. — Да и шумно в его дворце, а Смугляк свар в доме не терпит. Ведь тамскандалить дозволяется только ему. Вот и решил он за мой счёт детей и внуков расселить — чтобы научились на свой доход жить. Да не вышло, — пожал он плечами. — Клад пропал, проценты — фью-ю! — присвистнул он.
— Так он же сам знатно умеет клады искать — дажеть других этому учил! — не поверил ему Калина. — Вот и промышлял бы там этим ремеслом!
— В Африке основное богатство — это стада буйволов и вязанки бананов! Хотя и клады, конечно, кое-где есть. Но они в песках на десятки метров занесены. И там такие древние заклятья стоят — на неведомых уже языках, что их уж и не взять. Так что промышляет Смугляк порчами да колдовством. А на них дворцов не построишь. Народ там небогатый. Самое ценное — ракушки каури, но это редкость.
— С такой дородностью ему вглыбь под пески не добраться, — знающе кивнул Калина. — Хучь бы и заклятья он снял. Клад древний ить токмо руками надоть брать! Одичалый он!
— А ты откуда знаешь? — удивился Ратобор.
— Так ить досуга у меня много было. Встречался кой с кем, — уклончиво ответил тот.
— И как он дальше-то жить будет? — пригорюнился домовой, хлебнув ещё ложечку варенья. — Семейство-то его затерзает!
— Неплохо будет жить, как я полагаю! — заявил Ратобор. — Я ведь с Монифой говорил, которая сейчас ещё толще стала — старшая жена у него и хозяйка дома. И горсть камушков алмазных ей отсыпал. Из давнего запаса, что в моём кармане завалялись. Я ей пообещал, что буду дальше процент с кладов им платить.
Арония ахнула про себя — уж не за чёрный смарагд ли он Монифе алмазы отдал? Но потом поняла — просто украл. Выходит — жив Смугляк? Это радует. Хоть и злой он, но жалко старика. И его семью — пропадут без него, неумехи.
— Ишь, добрый какой сыскался, — недоверчиво протянул Калина.
А домовой фыркнул:
— Надеешься, Ратобор, что Монифа и тебе смуглявую жену-красавицу сыщет — среди своей родни?
— Жену я себе и сам как-нибудь сыщу, — покосился Ратобор на Аронию. — И не добрый я, — возразил он Калине. — А расчётливый!
— Эт как? В чём расчёт? — заинтересовался тот.
— А так! Местечко себе на том свете я выкупаю! Пускай теперь дети и внуки Смугляка Аронии спасибо говорят! — кивнул он в её сторону. — Она мне сказала, как плохо на том свете тем, кто здесь добра не делал. Я ведь раньше жил одним днём! — покачал он ухоженной головой. — В общем, решил я начать делать понемногу добрые дела. Стал этим… спонсором африканским. Буду своего непутёвого учителя с его армией смуглявых ребятишек на плаву поддерживать. А Монифа пообещала мне их на всякие курсы отправить.
— Эк, ты! Ведь не токмо колдуну да его приплоду надобно добро деять, — вздохнул Калина. — А и всем людям тожеть.
— Лиха беда — начало! — отмахнулся тот.
— Больно гладко стелет… — пробормотал домовой с полу.
А Арония вдруг спросила:
— Чуров, а куда государство направит клад, если ты реквизируешь его? В музеи?
Майор, скептически слушавший мага, обернулся.
— В музеи? Это вряд ли! — отозвался он. — Уж очень ценные там изделия. Думаю, их передадут в Гохран. Если, конечно, всё рассказанное вами, правда — про короны и фараонов, — пожал он плечами. — Я же не видел, что там в сундуке было.
«Ещё и не верит!» — обиделась Арония.
— Я всё видел и даже щупал — ему цены нет! — ехидно глянул на него Ратобор. Который, как он заявлял раньше, был эксперт в этом деле. — В Гохран, говоришь? — прищурился он. — А что ты, майор, думаешь о деле компании Golden ADA 1993 года? И о российском бизнесмене по фамилии Козленок?
— Что за дело? — переспросил тот.
— Значит, не слышал, — хмыкнул маг. И продолжил:
— В 1993 году Гохран вывез из России некие цацки: золотых и серебряных изделий на сумму 94 и 6 десятых миллионов долларов. Типа, чтобы торговать ими на Западе российскими алмазами в обход монополии ювелирной компании Де Бирс. По данным следствия по этому делу, все царские цацки были бессовестно похищены, а уникальные драгоценности, принадлежащие государству, бесследно исчезли. Кстати, все причастные к этому грабежу получили чисто символические сроки. Или вовсе их не получили. Так ты, майор, в этот самый Гохран намерен сдать мой клад? — прищурился маг. — На сохранение? На долгое ли?
— Клад не твой! Он — народный! — упирал на своём Чуров.
Хотя теперь и сам понимал, насколько это глупо. Выходит — Гохран не народное хранилище, а чей-то общак…
— А народ оттуда что-нибудь поимеет? Или только чиновники-стервятники? — усмехнулся маг. — Лучше отдай этот клад мне! Я же теперь — спонсор африканский.
— Это всё слова! — отмахнулся майор.
— А не ты ли похитил эти царские драгоценности в девяносто третьем? — прищурилась Арония.
Она вдруг увидела такую картинку: Ратобор гуляет меж ящиков с драгоценностями, что-то отбирая себе в карман…
— Не я. Я огласки не люблю и следов не оставляю! — усмехнулся тот. — А в Гохране столько всего, что если что-то и исчезнет, то не сразу и хватятся. А заметят — так спишут. Или фальшивку туда вместо неё положат. — И вздохнул: — Там этих фальшивок…
«Не ты ли их подсунул?» — усмехнулась Арония.
— Майору клад я не отдам! И го-храмы не получат! — встрял тут Калина, сделав из рассказа мага свой вывод. — Пущай Арония им распоряжается!
— Правда твоя! Неча к нашим кладам вороватых го-хрянов мешать! — поддержал его Михалап.
— Верное решение, Калина! — одобрил маг. — Одобряю!
— Мне твоё одобрение без надобностев! — скривился Калина.
— Арония! Не отдавай Ратобору клад! Он вор! — потребовал майор.
И та была с ним согласна — конечно вор!
— От такого слышу! Зануда! — усмехнулся маг.
— А ты башибузук! Пошто оборотней спёр? — вдруг вскочил с полу домовой, напирая на мага.
Похоже, здесь затевалась очередная свара.
Арония стояла, задумавшись.
Ясное дело — у предметов, составляющих любой клад, свой кровавый путь. И у этого клада на Гохране он. Выходит, не закончится. Что же с ним делать…
Вот даже сейчас, находясь в земле, этот клад уже творит пакости — всех тут рассорил. Таково, видно, свойство кладов — везде раздор сеять. Хоть бы её гости не подрались. У Калины оглобля есть, у мага — смарагд, у домового — морок…
Единственное, что, наверное, снижало здесь пыл страстей, так это то, что клад спрятан Калиной так, что к нему никто не мог подобраться. А им одна идея управляет — всучить этот треклятый клад Аронии. И возложить на неё всю ответственность…
А Аронии хотелось поговорить с Чуровым, высказать ему обиду: едва перед ним замаячил этот клад, как он забыл о ней. Но это невозможно. Вон он Калина — половиной тела в стене засел, сложно ли ему их подслушать? Михалап, даже сидя на чердаке, всё в доме слышит и знает. Скроешься ли от него? А Ратобор — тот вообще любитель подсматривать. Можно ли верить ему, даже если пообещает не шпионить?
В общем, не стоит ещё и ей устраивать тут разборки. Мол — пошто ты меня, майор, предал? Пошто позабыл о нашей дружбе ради…
А ради чего? Может, он выслужиться хочет — перед Мерином? Зачем ему этот клад? Если и в Гохране воры?
Ладно, после будет с ним разбираться. А сейчас…
— Калина! Ты хочешь, чтобы я сама распорядилась этим кладом? — решительно спросила она, прервав перепалку.
— Так я ж об том талдычу тебе с самого утра, Аронеюшка! — радостно вскрикнул тот.
И аж выступил из стены вперёд — на средину комнаты. Едва не наступив при этом на домового, сидевшего на полу и — под шумок, поглощавшего уже третью розетку малинового варенья. Тот едва не поперхнулся. Хорошо, что в настоящий момент Калина был не материален, но — всё же.
— Где же твоё вежество-то, Калина? Я те не половик! — резонно заявил Михалап, откашлявшись и поспешно глотнув последние капли чая из своей чашки, стоявшей рядом.